Ингеборг Бахманн "Тридцатый год", рассказ (отрывок 12)

О, все эти ночи, что ниспадали в Вену, столько горьких ночей! А дни, которые выпадали тебе: с жужжанием, доносившимся из школ, психбольниц, приютов для престарелых и больничных палат , плохо проветриваемых и редко выбеленных, все дни ,усыпанные до немоты оробевшими ворохами листвы каштанов. О все эти окна, которые не распахивались; все ворота, безвозвратные словно, непроходные, будто на небо они.
Город-тупик! будто ни рельсы отсель!
Судейское и отставное в канцеляриях. Ни грубого слова в прихожих: всегда- обидные (Таить, не оглашать.)
Вот в чём вопрос: до`лжно ль любить то, что невозможно любить, но город- красив, а выдающийся поэт восходит на башню Св.Стефана -и присягает городу.
Всё есть вопрос обстоятельств и соглашений. Но немногие опрокидывают кубок цикуты, безоговорочно.
Злая сплетня в сговоре с сырым сердцем.
Но сердца некоторых неукротимо-мускулисты, а звучные речи- и Риму под стать. Эти немногие про`кляты, презираемы, одиноки. Они мыслили ясно, они блюли себя и не замечали копошащихся понизу медуз.
Немногие находили слова и ,как светлячков, отсылали их в грядущую ночь да через кордоны. А один из немногих отличался челом, ясно горящим на изломе безъязыких эпох.
Город инквизиторских костров, где благороднейшие музыканты были брошены в огонь, где осквернены были огоньки стройных свечек, город непоседливых самоубийц, основательных первооткрывателей и всех откровений чистейшего духа.
Город-молчание! Немой инквизитор с неуместной улыбкой.
.....................................но рыдания- из рыхлых, рыхлой кладки стен, которых касался некто, молодой, обульваренный молчанием, убитый улыбками.
Город комедиантов! Город фривольного ангела и пригоршни всемогущих демонов.
Нерешительный город в диалоге, робкий росток завтрашнего разговора.
Город острословов, город брызжущей слюной копейной братии. (Изюминке пожертвовать истину, а что лихо сказано -полусоврано).
Чумной, воняющий смертью город!
У чёрного омута Дуная и радужно-масляных разводов вширь:
Позвольте мне помнить сияние одного, виденного и мною дня, зелёного, белого, постного,
после выпавшего дождя,
когда город был вымыт и вычищен,
когда ,подобно лучам звезды ,улицы его ядра,
его крепкого сердца, разбегались, вычищенные,
когда дети со всех этажей заиграли новый, ими разучиваемый этюд,
когда трамваи возвращались с центрального кладбища, со всеми годовалыми венками да букетами астр,
ибо воскресение было:
из смерти,
из забытья!

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы