Пророк нашего времени
- 13.12.12, 11:34
Есть ли у прока земная родословная? Бог весть... Велик соблазн за человеческим обликом не увидеть пренебесную сферу, из которой говорят уста, разменять богооткровенный Логос на прозу жизни. Что в сегодняшнем старце Иоанне от его прошлого, если весь он как бы слеплен заново почти тридцатилетним сокровенно-близким общением с Пречистой?
Как и подобает священнику мелхиседекову, отец Иоанн пришел с неба.
Жизнеописания святых показывают, как по-разному открывает себя Господь Своим будущим избранникам. Отцу Иоанну было суждено пройти опыт долгих поисков – от его мучительного пути и огненных кризисов, до преодоления бездны мира и прорыва к божественному свету.
НАЧАЛО ПУТИ
...Отец его, добрейший Яков, о, как он любил своего сына! С какой небесной добротой взирал проникновенным взором.
«Ни от кого больше не видел я такой беззаветной, такой солнечной любви», - вспоминает отец Иоанн. В недавнем откровении Господь сказал ему: «Это Я пребывал в образе твоего земного отца. Его любовь, которой было так уязвлено твое сердце, - Моя».
Первая из тайн, неосознанно понятая: любовь Божия пребывает на земле воочию. Человек – образ небесного Ближнего, вечное напоминание о Том, Кто взирает на тебя земными очами. Без этого любая земная близость – тщета и фальшь...
«Вспоминаю себя двадцатилетнего. Если бы при том настроении и состоянии сердца прочел что-то типа проповеди о кресте, пришел бы в негодование. Ничего не воспринял бы, остался равнодушным. Если в 19 лет душа не простреливается будущим путем, то никакого для нее прямого продвижения нет. Ее тащат, ведут, посвящают...» (из духовного дневника, 2002 г.)
Невидимо, нечувствительно для самой души сеялись семена будущих прозрений, ставились печати. Метания между землей и потолком, скрывшим небо, становились все мучительнее и безысходнее – и постепенно рождался тот великий стон о вечном, из которого в пламени кризиса однажды восстает истинная вера. «За 20 лет проживаются тысячелетние эпохи. Падают цивилизации, свершаются революции. Человек проживает за четверть века напряженных дней и ночей тысячелетнюю мировую историю, и нет нужды читать ее в исторических хрониках. Тот двадцатилетний период кажется сущим убожеством, чужим, вытесненным, лишним...» (из духовного дневника, 2002 г.)
И все же он не был бесплодным. «Ночь Бога» сгущалась в преддверии рассвета. Окружающая жизнь, в которую современники погрузились с головой, казалась все более бессмысленной. Полуосознанный поиск Неведомого (как в русских сказках: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что») – был поиском Бога. Такой поиск всегда начинается с великого отвержения – отречения от всего, что составляет ценность в глазах мира.
В этот период он пишет свои ранние романы. В них – экзистенциальная тоска Божьей души, залетевшей на земной огонек и угодившей под захлопнутую крышку: «Что я тут делаю? Зачем я здесь? Какое отношение я имею ко всем этим суетящимся, заведенным, словно механизмы, живущим между конторой и магазином? И есть ли выход из этого кошмарного сна – или, чтобы обрести свободу, необходимо умереть, без малейшей возможности воскресения?»
«Хроники тюрьмы Санта-Йохо» – так назывался один из первых романов будущего о.Иоанна. Тюрьма – это весь не знающий Бога мир, а главный герой в нем словно инопланетянин, по ошибке залетевший не на ту планету и обреченный претерпеть на ней мучительные кресты – невесть за кого, невесть для какой цели...
От тюрьмы да от сумы не зарекайся, - гласит русская пословица. И хоть внешняя жизнь молодого аутсайдера складывалась гладко – семья, карьера – не оставляло его мучительное ощущение плена, заключения в духовной тюрьме. Богема литературная оказалась не лучше богемы музыкальной. Общение с Андреем Вознесенским и Белой Ахмадулиной не удовлетворяло – тщета, обывательская изнанка поэтической гениальности, Бога нет. Душа – в тюрьме и с дырявой нищенской сумой, где нет ни одного дара из сокровищницы небесной.
И тогда он, подобно многим русским в то время, избрал путь «внутренней эмиграции» – ухода от гнета обывательских идеалов в трудный духовный поиск.
« Начал глубоко интересоваться мировыми религиями: мистический иудаизм, Каббала. Изучил древнееврейский. Читал на иврите Брешит (Книга Бытия) и Экклезиаста. Восхищался тайнописью Каббалы и видел ее зашифрованный язык в музыке. И так до глубокого кризиса» (из автобиографии).
Разрыв между внешним и внутренним все усугублялся: внешне – научная работа, преподавание иностранных языков и западной социологии на философском факультете МГУ, внутренне – глубокий кризис поиска истины, беспощадный, как некогда у Паскаля.
В литературном творчестве душа находила подобие молитвы. Мощные и искренние строки книг, написанных под псевдонимом Вениамин Яковлев, – нескончаемый призыв к неведомому еще Богу: о, откройся! О яви Себя! О разреши безумие нашей жизни безумием Твоей небесной любви и Твоего Креста!
http://ioan.theosis.ru/duh%20put.html
