Й. Линк "Франкфуртский крест", роман. Глава 6
- 08.12.10, 00:49
.6.
--И что же, зарабатываешь рассказами?
-- Прошу, не расспрашивай.
-- Ты всё лето по провинции разъезжал?
-- Я попался полицейским. Это случилось со мною во Франкфурте, не смог увернуться. Имя, спросили они меня. Августин, ответил им. На стене висел плакат с разыскиваемыми. Пятнадцать лиц. Мужчины и женщины. В каждое лицо воткнуто по цветной стрелке "дартс". Фамилия? Я молчал и смотрел мимо сотрудника в отражающее моё лицо стекло старого шкафа. Проехался патруль. Двое боязливых толстяков на своих гордых конях.
-- Род деятельности?
-- Расказчик.
Сотрудник кивнул. Этого я ожидал.
-- Что ещё?-- спросил я.
-- Пожалуйста, разденьтесь по пояс. Вы не желаете назвать мне свою фамилию?
-- Брюки тоже?
-- Пожалуйста, опорожните ваши карманы.
-- Я не вор.
-- Можете одеться. Куда вы теперь поскачете?
-- Без понятия. Если Эльвира фыркает ,прядёт ушами и запрокидывает голову назад, я отпускаю поводья. Надеюсь, лошади это по нраву. Я неохотно оставляю её без присмотра.
-- Мы ей дали немного овса и хлеба. Не беспокойтесь. Кошка сожрала порцию моего собачьего корма. У меня другого не было.
-- Я невольно вздрогнул. Было ведь прежде. Мне пришёл на ум пёс, о котором я было мечтал, о нём я уже часто рассказывал тебе. Он было вырвался-- и запетлял впереди, чтоб я не шёл дальше. У него на седалище было приметное пятно. Оно бостро увеличивалось и темнело, наконец, пока не распространилось по всей шерсти до шеи. Когда я его кликал, тот срывался с места-- и больная шерсть валилась с него клочьями. Голова оставалась невредимой. А тело-- плоть в струпьях.
Такое только во сне привидится. Голый пёс бежит с умыслом, ты хочешь собрать за ним шерсть, а он бешено петляет. Наконец, ты догоняешь его. Дрожащее живитное пялится на тебя, но ты по пути растерял его шерсть. Ты мямлишь извинения, а зверь смотрит на тебя добрыми глазами и трогает твои колени рыжей лапой.
Августин был смятён.
-- Быть тому,-- вздохнул он.
-- Чего от тебя хотели полицейские?
-- Не знаю... я царапал себе подбородок. Там был твёрдый прыщик. "Мне вот пришло на ум, то ли о зверях надо говорить "едят",-- без тени усмешки спросил меня служащий. "Звери, они жрут,-- медленно вымолвил я.-- Хорошо бы присматривать за ними". А он мило так прислушивался.
Служащий кивнул.
"Мне можно идти?"
Сотрудник красноречиво прижмурился.
-- На дворе стояла Эльвира, жевала овёс, который ей терпеливо, за горстью горсть, из голубой спортивной холщовой сумки подавала секретарша. Розвита тёрлась о ноги своей подруги по играм. Годы кряду собака пребывала в шоке. Он бегала лишь кругами, случись непредвиденное обстоятельство-- она бешено прыгала, огромным скачком в сторону покидала круг-- и, вереща, царапала случайно подвернувшиеся объекты: деревья, стены домов, прохожих. Лишь вблизи лошади обретала она полный покой.
Венгерская учёная кобыла Кинсем никогда не выходила на бега без своей кошки, вычитал я где-то.
Кошка неделю было просидела зажатой в простенке. Чтоб её вызволить, пожарникам пришлось снести полкрыши гаража. Я волновался за животное. Меня спрашивали, моя ли кошка. Естественно, теперь она была моей. Тогда, мне говорили, вы должны компенсировать нам ущерб: наш выезд и крыша. Хорошо, согласился я-- и убрался в другой город.
Мой упакованный багаж лежал у дерева. В окнах посюду-- любопытные лица.
-- Что за мокрая морда, --сказала мне секретарша.
Я дружески трепал Эливиру по гриве. Я проверил багаж, и с двумя корзинами приторочил его к тылу седла.
-- Идём, Розвита,-- сказал я. И она пошла дальше.
Я усадил кошку на багах, где она решилась остаться. Я заботливо собрал остатки овса и хлеба, сунул всё в суму.
-- Где это я,-- спросил было у служащего, который с коллегой провожал меня со двора.
Они испуганно взглянули на меня: "Во Франкфурте? Вы не знали этого?"
Один из них порылся в кармане пиджака,-- и дал мне пятимарковую банкноту. Я поблагодарствовал. Затем ослабил повод, глянул на Розвиту-- и повёл лошадь по улице. Я был во Франкфурте.
-- А прежде?
-- Я обеспечивал рассказами часть провинции.
-- Ради карманных денег.
-- Разумеется. Лошади нужен овёс, говорил я. Когда это не действовало, я говорил, что лошади нужно к ветеринару. Люди поражались, однако, не платили. Посматривали вдаль, словно ждали моей ярмарки или зверинца, от которых будто я отбился. Хлебом они меня наделяли охотно. Один учител дал мне совет: "Рассказывайте им местные истории, их они слушают охотно".
Этого я не желал.
Августин отпустил газ. Автомобилям сзади, это было на B3, пришлось тормозить. Он испуганно снова вдавил педаль.
-- Как ты познакомился с Альбертиной?
-- Ты эту историю давно знаешь.
-- Всё равно, расскажи её ещё раз. Здесь, на колёсах, всё слушается иначе.
-- Позднее лето!... или что-то похожее я тебе расказывал. Во Франкфутре было довольно неуютно. Холодновато для такой поры. Проливной дождь, это я точно знаю.
На чём я остановился? Итак, Катарина, среднего роста, жирная, молодая. Короткая стрижка, осветлённые волосы. В неброском светлом дождевике.
-- Почему-то Катарина? Я думал, ты кое-что об Альбертине...
-- Прощу, слушай. Катарина свирепо крутанула стеклянную дверь "Дрезденского банка"-- и резко шагнула наружу.
Подмышкой она зажимала большого плюшевого пса. Она всегда так перелетала банковский барьер, который выглядел крайне тощим. Два года назад она была изнасилована.
-- Как это могло произойти? Катарина ногами б убила любого мужчину. ("k.o." в тексте оригинала, "kick off" (англ.)?-- прим.перев.)
-- Ей угрожали ручной гранатой. Ей требовались деньги. Всегда ей нужны были деньги, деньги, деньги. Она искала работу по объявлениям. Один тип позвонил ей, назначил встречу в некоей борнхаймской квартире (Борнхайм, город между Кёльном и Бонном, см. напр. по ссылке http://www.bornheim.de/ ,-- прим.перев.)
Хочу основать фирму, сказал ей. Нужны офисные работники.
Затем он угрожал ей гранатой-- и заставил снять юбку и трусы. Ей пришлось согнуться. Этот хряк поимел её сзади, со "штукой" в руке.
-- Она тебе это рассказала?
--И что же, зарабатываешь рассказами?
-- Прошу, не расспрашивай.
-- Ты всё лето по провинции разъезжал?
-- Я попался полицейским. Это случилось со мною во Франкфурте, не смог увернуться. Имя, спросили они меня. Августин, ответил им. На стене висел плакат с разыскиваемыми. Пятнадцать лиц. Мужчины и женщины. В каждое лицо воткнуто по цветной стрелке "дартс". Фамилия? Я молчал и смотрел мимо сотрудника в отражающее моё лицо стекло старого шкафа. Проехался патруль. Двое боязливых толстяков на своих гордых конях.
-- Род деятельности?
-- Расказчик.
Сотрудник кивнул. Этого я ожидал.
-- Что ещё?-- спросил я.
-- Пожалуйста, разденьтесь по пояс. Вы не желаете назвать мне свою фамилию?
-- Брюки тоже?
-- Пожалуйста, опорожните ваши карманы.
-- Я не вор.
-- Можете одеться. Куда вы теперь поскачете?
-- Без понятия. Если Эльвира фыркает ,прядёт ушами и запрокидывает голову назад, я отпускаю поводья. Надеюсь, лошади это по нраву. Я неохотно оставляю её без присмотра.
-- Мы ей дали немного овса и хлеба. Не беспокойтесь. Кошка сожрала порцию моего собачьего корма. У меня другого не было.
-- Я невольно вздрогнул. Было ведь прежде. Мне пришёл на ум пёс, о котором я было мечтал, о нём я уже часто рассказывал тебе. Он было вырвался-- и запетлял впереди, чтоб я не шёл дальше. У него на седалище было приметное пятно. Оно бостро увеличивалось и темнело, наконец, пока не распространилось по всей шерсти до шеи. Когда я его кликал, тот срывался с места-- и больная шерсть валилась с него клочьями. Голова оставалась невредимой. А тело-- плоть в струпьях.
Такое только во сне привидится. Голый пёс бежит с умыслом, ты хочешь собрать за ним шерсть, а он бешено петляет. Наконец, ты догоняешь его. Дрожащее живитное пялится на тебя, но ты по пути растерял его шерсть. Ты мямлишь извинения, а зверь смотрит на тебя добрыми глазами и трогает твои колени рыжей лапой.
Августин был смятён.
-- Быть тому,-- вздохнул он.
-- Чего от тебя хотели полицейские?
-- Не знаю... я царапал себе подбородок. Там был твёрдый прыщик. "Мне вот пришло на ум, то ли о зверях надо говорить "едят",-- без тени усмешки спросил меня служащий. "Звери, они жрут,-- медленно вымолвил я.-- Хорошо бы присматривать за ними". А он мило так прислушивался.
Служащий кивнул.
"Мне можно идти?"
Сотрудник красноречиво прижмурился.
-- На дворе стояла Эльвира, жевала овёс, который ей терпеливо, за горстью горсть, из голубой спортивной холщовой сумки подавала секретарша. Розвита тёрлась о ноги своей подруги по играм. Годы кряду собака пребывала в шоке. Он бегала лишь кругами, случись непредвиденное обстоятельство-- она бешено прыгала, огромным скачком в сторону покидала круг-- и, вереща, царапала случайно подвернувшиеся объекты: деревья, стены домов, прохожих. Лишь вблизи лошади обретала она полный покой.
Венгерская учёная кобыла Кинсем никогда не выходила на бега без своей кошки, вычитал я где-то.
Кошка неделю было просидела зажатой в простенке. Чтоб её вызволить, пожарникам пришлось снести полкрыши гаража. Я волновался за животное. Меня спрашивали, моя ли кошка. Естественно, теперь она была моей. Тогда, мне говорили, вы должны компенсировать нам ущерб: наш выезд и крыша. Хорошо, согласился я-- и убрался в другой город.
Мой упакованный багаж лежал у дерева. В окнах посюду-- любопытные лица.
-- Что за мокрая морда, --сказала мне секретарша.
Я дружески трепал Эливиру по гриве. Я проверил багаж, и с двумя корзинами приторочил его к тылу седла.
-- Идём, Розвита,-- сказал я. И она пошла дальше.
Я усадил кошку на багах, где она решилась остаться. Я заботливо собрал остатки овса и хлеба, сунул всё в суму.
-- Где это я,-- спросил было у служащего, который с коллегой провожал меня со двора.
Они испуганно взглянули на меня: "Во Франкфурте? Вы не знали этого?"
Один из них порылся в кармане пиджака,-- и дал мне пятимарковую банкноту. Я поблагодарствовал. Затем ослабил повод, глянул на Розвиту-- и повёл лошадь по улице. Я был во Франкфурте.
-- А прежде?
-- Я обеспечивал рассказами часть провинции.
-- Ради карманных денег.
-- Разумеется. Лошади нужен овёс, говорил я. Когда это не действовало, я говорил, что лошади нужно к ветеринару. Люди поражались, однако, не платили. Посматривали вдаль, словно ждали моей ярмарки или зверинца, от которых будто я отбился. Хлебом они меня наделяли охотно. Один учител дал мне совет: "Рассказывайте им местные истории, их они слушают охотно".
Этого я не желал.
Августин отпустил газ. Автомобилям сзади, это было на B3, пришлось тормозить. Он испуганно снова вдавил педаль.
-- Как ты познакомился с Альбертиной?
-- Ты эту историю давно знаешь.
-- Всё равно, расскажи её ещё раз. Здесь, на колёсах, всё слушается иначе.
-- Позднее лето!... или что-то похожее я тебе расказывал. Во Франкфутре было довольно неуютно. Холодновато для такой поры. Проливной дождь, это я точно знаю.
На чём я остановился? Итак, Катарина, среднего роста, жирная, молодая. Короткая стрижка, осветлённые волосы. В неброском светлом дождевике.
-- Почему-то Катарина? Я думал, ты кое-что об Альбертине...
-- Прощу, слушай. Катарина свирепо крутанула стеклянную дверь "Дрезденского банка"-- и резко шагнула наружу.
Подмышкой она зажимала большого плюшевого пса. Она всегда так перелетала банковский барьер, который выглядел крайне тощим. Два года назад она была изнасилована.
-- Как это могло произойти? Катарина ногами б убила любого мужчину. ("k.o." в тексте оригинала, "kick off" (англ.)?-- прим.перев.)
-- Ей угрожали ручной гранатой. Ей требовались деньги. Всегда ей нужны были деньги, деньги, деньги. Она искала работу по объявлениям. Один тип позвонил ей, назначил встречу в некоей борнхаймской квартире (Борнхайм, город между Кёльном и Бонном, см. напр. по ссылке http://www.bornheim.de/ ,-- прим.перев.)
Хочу основать фирму, сказал ей. Нужны офисные работники.
Затем он угрожал ей гранатой-- и заставил снять юбку и трусы. Ей пришлось согнуться. Этот хряк поимел её сзади, со "штукой" в руке.
-- Она тебе это рассказала?
-- Да. Я как только что рассказал о Катарине за несколько минут до моего с Альбертиной знакомства. Итак. Катарина вышла из банка. Она пересекала улицу. На светофоре горел красный. Она выругалась на затормозившее было авто-- и уж оказалась близ укромного своего квартала. Спасаясь от ливня, она юркнула в базарный ряд. Вкрадчивые ритмы индийской музыки мешались с благовонным дымом горевших палочек. На прилавках и на застеклённых полках в деревянных тарелках или прихотливыми гроздьями лежали украшения, и амулеты, и косметика, всяческий блёсткий товарец. Во шкафах-витринах --пуловеры, рубашки, футболки ("T-shirts", англоамериканизм,-- прим.перев.) Анди, вкрадчивый продавец, приятельски кивал ей.
-- А когда же явится Альбертина?
-- Момент. Я застрял между стойками с одеждой. Но Катарина сразу заметила меня. Смеясь, она вытащила меня.
-- Чем теперь займёмся?-- спросила она меня.
-- Оставь меня. Мне больно,-- сказал я.
-- Я сейчас распла`чусь. Я бы желала поговорить с тобой.
-- Без удовольствия. Откуда узнала ты, что я здесь?
Я вырвался--и исчез за одеждой.
Катарина бросила пса на прилавок--и покралась тротуаром ко мне.
-- Идём, сладенький, не бойся. Я уж не разобью твоё нежное личико.
Она была помешанной на мне. На счастье, в этот миг со звоном колокольчика отворилась дверь лавки. Вышла хорошо одетая дама в кожаном охровом плаще и в белой шёлковой шали.
с рыжей, искусной и высокой причёской.
-- Альбертина.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
1
