В какой момент ты понимаешь, что такое счастье?

Острая боль внутри при виде маленького суворовца. Его встретила мама, на вокзале. Мама смеется таким счастливым смехом, но... Почему-то сжимается в комочек душа.

У суворовца большие погоны, слишком большие, совсем не по размеру. Они торчат, как маленькие крылышки, далеко выходя за границу рубашки.  Твердые крылышки трогательного маленького воина с торчащими мальчишечьими ушами...

А у меня перед глазами кадры фильма о Мессинге.

Комната в разведшколе, за столами сидят молодые курсанты. Смеются, шутят. У них впереди - вся жизнь. Встречи, девушки и робкие поцелуи. У них впереди ночные прогулки во спящему городу. У них впереди - внезапно начавшийся ливень. Девушки будут смеяться, снимать туфли и босиком бежать по лужам...

У них впереди - разочарования, в людях, чувствах, отношениях. Скупые мужские слезы от бессилия. Сжатый упрямо рот и стиснутые кулаки.

Бессонные ночи и дым сигареты.

Становление, взросление...

Но есть это - впереди?

Мессинг вглядывается в их лица и видит, что...

Нет у них впереди этих рассветов. И поцелуев. Нет предрассветного окна, к которому в романах прижимаются горячем лбом. Лоб всегда горит, а окно почему-то всегда холодное. Прижимаешься к оконному стеклу и кажется, что боль внутри начинает понемногу стихать.

Нет у них дыма сигареты. Который растворяется в утреннем тумане, смешиваясь с мутными каплями мельчайших частиц влаги.

У них нет томика стихов под подушкой. Когда читаешь чьи-то строки о чьих-то страданиях, ты примыкаешь к большой армии мучеников любви. Ты начинаешь видеть в своем страдании ступеньку к новому внутреннему перерождению.

Так вот, впереди ничего нет.

Они уйдут в иные, неведомые миры, из которых сюда, в мир наш, еще никто никогда не возвращался...

Мессинг смотрит напряженно. Да, действительно. Они уйдут...

Маленький мальчик с твердыми крылышками-погонами, идущий по мирным улицам мирного города... Пожалуйста, не уходи...

Счастье - это когда ты - рядом с мамой...