.9. Вблизи Касселя, у ответвления Фрицлар-Запад Петер попросил друга ненадолго возвратиться во Франкенберг. Он желал ещё раз свидеться с аптекаршей. -- Туда и сюда,-- вздохнул Августин,-- одна нога здесь, другая там, иначе... впредь будет все по-моему. Они медленно покатили назад. "Мерседес" хрипел, но не чадил. -- Как там было с Альбертиной? рассказывай дальше. Итак, ты очутился в лавке Анди. -- Я тайком выгдялывал из-под стойки с платьем. Анди кивал ей. Альбертина просто взирала на него. Я любовался ею. Он пальцем перебирала платья-- и столкнулась с Катариной. Катарина прижала меня к полке с сорочками. -- Что за переполох?-- спросила Катарина. Она разыгрывала возмущение.-- Оставь в покое молодого человека! -- Эта вовсе здесь ни к месту,-- сказала Катарина пугливому Анди, который нервно рылся в выдвижном ящике. -- Не заморачивайся чужими проблемами, моя милая детка,--сказала Альбертина, примеряя к груди платья, испытывала ткани.-- Меня несколько заботит твоя фигура. На самом деле ты не стройна. Катарина бросилась на неё. -- Повтори, что сказала, гордячка... Неряха! -- Ах, боженька, повторения твоей проблеме ни к чему. Она повесила платья на стойку. -- Впрчем, я зовусь Альбертиной. Она улыбнулась мне. Я ковырял пальцем в собачьем ухе. Катарина ни с того ни с сего расхохоталась-- и закашлялась. -- Ну и штучка,-- пропыхтела она. Она внезапно протянула руку Альбертине. -- Я Катарина. Однажды пасхальным утром в одном пансионе в Андалузии услышала я, как постоялицы чудесными их голосами кликали горничную. Это имя парило во всём доме, столь красиво, столь светлым утром. Оно прикипело к сердцу моему. Я отставила своё старое имя. Впредь не Ильзе. Нет. Катарина. -- А я,-- ликовала Альбертина,-- ... угадай, как я раньше звалась?! -- Выглядишь как Дагмар. -- Нет. -- Ангелика? -- Нет. -- Мехтхильд? -- Нет. Уте! И ничего впридачу. Обе дамы крепко обнялись. Сомкнувшись, они кружили, натыкаясь на стойки. Я смеялся. Анди за компанию озабоченно улыбался, ради поощрения привлекательной клиентки. Дамы, прыская, оправили свои платья. -- Выпьем по такому случаю,-- предложила Альбертина. Анди состроил мину. Снова ничего, подумал он. -- Приглашаю вас. Она посмитрела на меня. Катарина потянула меня за рукав от прилавка. -- Твой пёс! Анди высоко поднял его. Катарина зажала жёсткую игрушку подмышкой. -- Вот как я познакомился с Катариной. -- А теперь ты взираешь на юг, на Франкенберг? -- Я взираю на опыт к теории. Злобными кажутся мне мыслители, которые важничают. -- Тогда, прошу, прочти мне что-нибудь красивое. -- И впрямь, Августин? Итак, ладно. Августин поскорее припарковался. Петер достал из чемодана Ханса Хенни Йаанна (http://de.wikipedia.org/wiki/Hans_Henny_Jahnn ,немецкий писатель, реставратор, музыкант,-- прим.перев.)   "Чей конь первым заржет новому солнцу, тому стать выборным царём. Был у Дария конюх. Обарис. Когда семеро разошлись, ему молвил Дарий, о том, что меж ними решено было, измысливая свою речь изо лжи и правды:"Коль ты умный человек, коим всегда притворялся, что тебе ещё надо доказать, то устрой так, чтоб Мы, а не кто иной, обрели чин. Обарис ответствовал: "Коль это, о Господин, разумению моему под силу, то ты останешься доволен мною, будь спокоен. Разумение надёт путь ко средству. Время года не против затеи". Нетерпеливо обрушился на него Дарий со следующими словами: "Коль ведомо тебе средство, то примени его, да не медли, иначе с утром придёт разочарование". Как только минула ночь, потянулись ожидавшие вон, сопровождаемые своими ближайшими друзьями, которые считали своим правом выйти и устроиться пораньше, до восхода. Конь Дария был влеком под уздцы Обарисом. Одну руку прятал конюх во складках своих штанов. Когда на него падал чужой взгляд, Обарис вынимал руку и трогал ладонью ноздри жеребца. Тот пару раз старательно втянул воздух, воздел затем голову-- и начал радостно, томительно ржать, как полагали, восходящему солнцу. Вот так было решено, что сыну Гистаспа стать царём. Обарис ржанье вызвал тем, что в конюшне сунул руку во влагалище кобыле, а на месте сбора натёр слизью ноздри жеребца, который, отчётливо распознав милый запах, голосом своим пожелал приветить невидимую возлюбленную". -- Ты думаешь об Альбертине? -- Она, собственно, слишком стара. Зачем закрывать глаза на это? -- Только вперёд. -- Возбуждённое животное в рассветных сумерках... -- Дальше, прошу. Что ты намыслил сделать? -- Мы могди бы прихватить инструмент--и вечером завалить в кабак. И мы без тебя обойдёмся. -- Чтоб я не смеялся. -- Представляю себе, подвальное окно на заднем дворе перегорожено поперечной штангой. Я кладу на землю домкрат, давлю на него-- и штанга разлетается вдребезги. Шум по всему двору. Я потею--и сразу же иду за стойку чтоб испиить минералки. Съедаю бутерброд с ветчиной, вдобавок-- крутое яйцо, и осматриваю тихое помещение, в котором я часто напрасно одидал дам. Под прилавком стоят пивные бокалы и рюмки с монетной мелочью. Я вытаскиваю выдвижные ящики. Ложкой могу взломать музыкальный автомат. Там многим не поживишься. Эта публика скупится на музыку. "Флиппер" ("дельфин", кассу?-- прим.перев.) могу взломать двумя отвёртками. Всё нет оказии. -- Что было с Альбертиной, дитя человеческое? -- Мы минули арку ворот-- и ступили на скупо освещённый, вымощенный досками путь, который вёл к лестнице. Здесь цветной расстрелял гражданского проверяющего. Гамбиец, которого разыскивали за торговлю наркотиками, он нелегально жил в ФРГ. С ножом он преследовал другого -- и был задержан полицией. "Полиция, не двигаться, стоять!"-- крикнули они, и несколько раз повторили то же требование по английски. Однако, он молниегосно вывернулся-- и ткнул одного из сотрудников ножом. Тот стрелял холостыми. -- Хватит об этом. Итак, что случилось? -- Стены дома были исчёрканы рисунками. В самом низу дети писали поверх них свои каракули и карикатуры. В углу-- потрёпанный автомобиль, обрызган множеством красок. Посреди, из множеством трав и овощей засаженной грядки, высился могучий каменный клык. Пара влюблённых в интимных обьятьях. Я было сроднился с этим двором. -- У лестницы,-- молвил Августин,-- которая ведёт к кабаку, я однажды оставил Эльвиру. Долгой верёвкой она была привязана к перилам так, чтом могла немного ходить взад и вперёд. От дождя её хранил навес, который был загромождён ящиками из-под минеральной воды и кальвадоса. Седло было снято, на спину её наброшена шертсяная попона. -- Итак. Фридрих приветстовал нас и признательно взглянул на Альбертину. Я был польщён. Августин стонал. Картины мелькали, проносились в его воображении. Тихие аудитории, бесконечные книжные полки, поля. Его глаза крепко присосались к густым, чёрным следам, которые уводили в сторону. Некоторые столы были заняты. Здесь и там-- приборы да салфетки. Одна парочка сидела наизготове у только что доставленного им спагетти. Они судорожно пытались не втыкать свои вилки одновременно в общую салатницу. -- Что случилось? Договаривай наконец. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 

                                                                 .8. -- Я жажду бесконечности. Или неделимого. -- Я же тоскую по ближнему. -- По низкому? -- По возвышенному. -- По Ничто? -- Я жажду мужчин и женщин. Петер приотворил окно. Хмарь поползла салоном. -- Что остаётся думать, чувствовать, делать? Знакомо тебе это? -- Всё истощено. -- Уже было так однажды. Внезапно перед ними возник во всей красе складный "пульк" (тобогган или индейскиесани, влекомые лыжником, здесь-- неповоротливый прицеп--прим.перев.) Хорошо бы, коль двинулся, да --палочками, палочками (лыжными-- прим.перев.)Потянулся дальше. Собирал себе различнейшие моментики-- ходил по-шахматному. Выпустил когти наконец-- и остался на месте. -- Есть буйство в детскости. -- Вот что ты знаешь на самом деле: под больным стонут нити простыни. -- Довольно лишь поверить в это. -- Жажда, которая приводит к тому, что интимное обращается в неизвестное. Осторожно! Там стоят идиоты! Августин хладнокровно жахнул по тормозам. -- Они легли рядом, представь себе. Штучная работа. А мы едем в Касель. -- Будь спокоен, мой любезный. Где-нибудь там, под Франкфуртским крестом, мы затеряемся. -- Этой ночью? -- С глазу на глаз с ночью, будь совершенно спокоен. -- Но и в ночи-- светлейший день, ты не находишь? Они накрепко засели. Пробка замерла. Вертолёт пролетел над ними вперёд. Впереди появился просвет, затор тронулся-- и наконец рассосался. Поехали дальше. "Форд" взобрался козлом на "мазду". На боковых линиях разметки ,вытянувшись, лежали рядом двое господ. Один в синем, другой в коричневом костюме. Связанные изящной серой нитью. -- Дай газу!-- пыхтел Петер. Августин ударил по педали-- и сани покорно стали на дыбы. -- Они посмотрели на меня-- и от их взгляда я на миг ощутил себя в глубоком ладу с собою. Петер и Августин прижимались друг к другу, пока мчались по автобану. -- Иногда в моих снах раздаётся топот,-- продолжал Петер.-- Ходет один, в сапогах, по моих мнам, думаю я-- и просыпаюсь. Авкустин указал на пашню. -- Мы уже на взморье. -- И вкруг нас глубокая тишь. -- Мы на берегу ожидаем свои желанья. -- Моря наступают. -- Реки? -- Долины. -- Горы? -- Леса. -- Равнины?   -- Они населены людьми, зверьми, духами и чудовищами. -- Но я не вижу мимоходом милого лица Альбертины. Езжай потише, пожалуйста. Я высматриваю её, знаешь? -- Уже. Она спит? -- Она на двадцать лет старше меня. -- Что поделать. -- Её лицо молчит. -- Обьятия. Ласки. Шёпот. Смех. Тишина. Что это? -- Её малелькие ступни обнюхивают изнутри складки простыни. -- Да, это знакомо. -- Я осмеливаюсь направить свои холодные ступни к её, чтоб они повеличались пара с парой. -- Женщина действительно иногда остаются верными одному. -- Кто они, женщины? -- Божественны, когда они шепчут нерифмованное. -- Шорох в постели столь интимен, не правда? -- Я ощущаю себя под контролем. -- Время сторожит нас. Августин резко затормозил. -- Смотри в оба, через считанные километры закончится лето. -- Пожалуйста, не волнуйся, езжай скорее. Ну, жми на газ! -- Как прикажешь. -- Она была в моей комнате. Лампа свисала с полки. Мы сливались воедино. -- Её прежде трахали? -- Никогда. Мы лежали в моей постели. Наши слова нищенствовали среди наших членов. По радио-- старые шлягеры. -- Куда, бывает, бегут волны музыки, там чистое безумие. -- Наш шёпот дополнял полумрак. Мы ворочались зажмурившись. Петер медленно ворочался на сиденьи туда-сюда. -- Наши шёпот становился всё пуще. Внезапно с её уст сорвался вздох. Август застонал. -- Я за модные оттенки. -- Жизнь. Нравится мне. -- Это хорошо, что мы были рождены. -- Думаю о твоей кошке, которая с голоду безумно скачет по стенам и дверям. -- Мы ещё сегодня заедем к ней. -- Мне бы хотелось не забыть об этом. -- Сон нежелателен. Мне включить свет? -- Зачем? Он просветит нам ладони-- и больше ничего. -- Нас сопровождает резкая усталость, ты её замечаешь? -- Мы едем по молу к морю. -- Это хорошо. Он очень далёко выдаётся в море, и он повторяет рельеф дна. -- Над нами кричат птицы. -- Ночные мосты. -- Впрочем, море очень старо. -- Берег усеян лежащими экспертами-- они впрыскивают смертельные инъекции воде. -- Так покойно моё тело. -- Я внемлю красноречивым вздохам Альбертины рядом со мной. -- Я за то, чтоб отворит дверцы свои. -- Одну за другим? -- Страшусь, что мне навстречу выйдет то, что я забыл. -- Я чувствую, что стал мужчиной. Августин взглянул на свои брюки. -- Я бы желал с тяжёлыми, упитанными яйцами покрывать дам. -- В чёрные облака на срамный холм Альбертины. Так, что, кажется, улыбками щель её расплывается. -- Мужчина и женщина. -- Ночь полна мошек. -- Самолёты порхают над волнами. -- Мы всё удаляемся по молу в открытое море. -- Бесчисленные поцелуи вершатся под покровом. -- Ты идёшь со мной. -- Я совершенно спокоен. -- Прошу тебя, не вынимай рук из карманов. -- Я за то, чтоб околдовать тебя. -- Петля на моём горле. -- Я в курсе. -- Будучи неудовлетворёнными, таковы мы есть, давим на каждую кнопку. -- Прозрачные любовники тянутся мимо с тихим ветром. -- Ты ревнив? -- Не беспокой меня. -- Мы выкрали у мира самих себя. -- Наши пальцы обучаются новому пению и ощупывают законы темноты. -- Спокойной ночи, история. -- Что значится в плане игры? -- ... Отставить! -- Посекундно меняется то, что мы привыкли называть и считать программой. -- Приди, сокрытая подруга! -- Мы не только разбиваться умеем. -- Гляди, море всё выше. -- Почему медлишь? -- Мы можем направиться точно к месту и ко времени кораблекрушения. -- Но я постоянно промахиваюсь, в пользу картиночек. -- Ночь тихо станет тихо полистывать мои любовные книги. Я не решаюсь в одиночку читать их. Или должен был решиться? -- Но так не пойдёт, милейший? -- Почему? -- Ты оставил свои руки на железнодорожном вокзале. -- Действительно. Никто ими не озабочен. -- Они посереют от тамошнего чада. -- Ты совсем близко. Свободна от меня. -- Жизнь станет расчётливее, верится иногда мне. -- К тому же заузится она. -- Как бы тоньше от всяческих томлений. -- Я нахожу хорошими те твои брюки, которые обтягивают зад. -- А я-- твои слова, хотя в них ничего атмосферического нет. -- Просты и прозрачны как вода. -- Выбракованы. -- Где-то по мне висит телефон, в некоей глубокой шахте. Из складок темноты раздаётся трель--и минает моим телом. -- У нас нет времени на чуждые сигналы. -- Сколь глупо, бывает, женщины воспринимают наши тяготы. -- Да и мы тоже не сверхотзывчивы. -- К тому же, по-прежнему нам не хочется видеться слишком часто. -- Я столь полон этими часами. -- Я бы не желал покончить с собой. Прости меня. Кому мне ещё поведать об этом? То-то понимаю: я-- некая неизвестная болезнь.   -- Против всего найдётся средство. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы