Н. Вашкевич Системные языки мозга Красная Русь

3.12. Красная Русь

Коль скоро мы стали читать топонимику Ближнего Востока в обратную сторону, нам ничего не остается, как прочитать слово Сурия справа налево с сохранением грамматической модели слова, получим Русия. Так по-арабски называется Россия до сих пор. Выходит, Палестина и Сирия - прямые наследники славян и русских. И еще: слово русские и красные - одного корня, восходящего к арабскому корню ХРС "охранять", откуда наименование арабской гвардии харас, хира:са. Не думаю, что найдется человек, который возьмется оспаривать меня, если я скажу, что для русских красный цвет был и остается предпочтительным и в фольклоре, и национальном костюме. Да и военные вопросы в списке приоритетов современной Руси до последнего времени занимали далеко не последнее место.

Нелишне вспомнить, что и поклонение солнцу русские сохранили в обряде празднования масленицы. Разумеется, это не праздник масла, как думают многие, в том числе и гениальный Пушкин, а праздник Солнца, о чем однозначно свидетельствует корневая часть названия ма-СЛНЦа, где приставка ма -показатель имени времени в арабском и иногда в русском. Любопытно, что русские не доверяют собственному языку и предпочитают выходить на солнце окольными путями, через блин, который, якобы, олицетворяет светило. Один писатель рассказал мне, что в древности русские воины на масленицу обливались маслом и входили в костер, чтобы сгореть и тем самым соединиться с солнцем. Я думаю, вряд ли они стали бы это делать, зная, в чем дело. Куда как безобидней ритуал с блинами.

Остается вспомнить, что древнее славянское божество звали Яшмун, или Шмун, точно так же, как называется сейчас обследуемый регион: Шаму(н). Его старшее значение - "солнце", "плазма".

Говоров (Романовъ) В. К. Начала православной арифметики Творенiя Божiя

И сказалъ Бог: сoтворімъ человека по образу Нашему по подобiю Нашему, и да вла-дычествуютъ они надъ рыбами морскими, и надъ птицами небесными, и надъ скотом, и надъ всею землею, и надъ всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сoтворілъ Бог человека по образу Своему, по образу Божiю сoтворілъ его; мужчину и женщину сoтворілъ ихъ. И благословилъ ихъ Бог, и сказалъ имъ Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, i обладайте ею, и владычествуйте надъ рыбами морскими и надъ птицами небесными, и надъ всякимъ животнымъ, пресмыкающимся по земле. (Быти, 1:26-28)

Передъ нами строки изъ Библiи, говорящiе о Сотворенiи Богомъ Человека – Мужчины и Женщины. Я спецiально выделилъ имеющiе ключевые значенiе слова, чтобы вы видели наглядно написанiе Буковъ нашего Праязыка. Похоже, что «oбjзъ – Образъ» можно трактовать какъ «Коло Бога Ра Трхъмерно».(а можно и по-другому. Индрик)

Поскольку мы стремимся говорить въ этой книге на точномъ языке математического анализа, сразу отметимъ какъ неоспоримый фактъ, что Адама i Евы здесь, какъ говорится, рядомъ не стояло. И следующiе строки изъ той же Библiи можно привести какъ класическiй примеръ искаженiя Истины:

«Вотъ родословiе Адама: когда Бог сотворилъ человека, по подобiю Божiю создалъ его, мужчину и женщину сотворилъ ихъ, и благословилъ ихъ, и нарекъ имъ имя: человекъ, въ день сотворенiя ихъ». (Быти, 5:1-2)

А при чмъ здесь Адамъ? Адамъ i Ева совсемъ изъ другой оперы, и къ настоящему Человеку (Мужчине и Женщине) никакого отношенiя не имеютъ:

«И создалъ Господь Богъ человека изъ праха земного, и вдунулъ въ лице его дыхание жизни, и сталъ человекъ душею живою». (Быти, 2:7)

И где здесь Образъ и Подобiе? Где здесь Творенiе и Благословленiе? Здесь «созданiе», и не Богoмъ, а Господомъ – а это разные персонажи. Въ Библiи понятiя «Творенiе» и «Созиданiе» разделяются чтко и понятно:

«И благословилъ Бог седьмой день, и освятилъ его, ибо въ оный почилъ отъ всехъ делъ Своихъ, которые Бог творилъ и созидалъ». (Быти, 2:3)

Тамъ же, въ Библiи, ясно и точно сказано, кемъ на самомъ деле были Адамъ i Ева:

«И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились». (Быти, 2:25)

Если кто-то будетъ утверждать, что «наги» - это «голые», то у него въ школе была тврдая двойка по рускому языку. «Голый» – это прилагательное, «голые» – его множественое число. Если говоритъ «нагой», то и множественое число будетъ «нагiе». А «на-ги» - это множественое число Имени Существительного, где «нагъ» означаетъ «змея». Следовательно, Адамъ i Ева въ библейскомъ варiанте были разумными рептилiями, которымъ впоследствiи всеми силами придавался человеческiй обликъ. Похоже, Чарльзъ Дарвинъ плохо читалъ Библiю, если у него въ голове возникла неразумная идея о происхожденiи Человека отъ обезьяны – скорее наооборотъ. А вотъ если кто-то ведтъ свою родословную отъ Адама i Евы – это его (ихъ) личное дело, только пусть зарубятъ себе на носу, что Права Человека на нихъ не распространяются!

Мы, Славяне – внуки ДажъБога и Сотворены по Образу и Подобiю Творца, и съ Гордостью носимъ имя Настоящего Человека!

H.Б.Мечковская ЯЗЫК И РЕЛИГИЯ Две картины мира 5.1 – 5.3

Две картины мира: языковая семантика и мифолого-религиозное сознание

5. Психологическая структура языкового и религиозного сознания

Язык и религия, с точки зрения философии (точнее, онтологии, чей предмет составляют "наиболее общие сущности и категории сущего"), относятся к категориям духовной культуры человечества. Это две формы общественного сознания (наряду с обыденным, или массовым, сознанием, моралью и правом, искусством, наукой, философией, идеологией), т.е. два о т о б р а ж е н и я мира в сознании человечества. Язык и религия, представляя собой два разных образа мира, заключают в себе разное содержание, или разное з н а н и е   о мире – разное как по объему и характеру информации (составляющей это знание), так и по роли и месту этого знания в структуре общественного сознания (см. §8). 

5.1. Методологический экскурс о пользе семиотики. Самые существенные и при этом сопоставимые черты в содержании языка и религии могут быть охарактеризованы в терминах семиотики* и общей семантики**, т.е. при трактовке языка и религии в качестве знаковых систем и при обсуждении того, какого рода содержание (какие типы или классы значений) заключено в каждой из рассматриваемых семиотик. Семиотика позволяет увидеть в языке и религии два разных способа о б щ е н и я, т.е. две коммуникативные системы, два языка, обладающие своим содержанием и своими возможностями передавать, сообщать это содержание. 

* Термин семиотика (от греч. semion – знак, признак) употребляется в двух основных значениях: 1) знаковая (семиотическая) система; 2) наука о знаках и знаковых системах, включая как системы связи в мире животных, так и разнообразные естественные и искусственные семиотики, используемые в человеческом обществе, например, этнические (естественные) языки, мимика, жесты; ритуал и этикет; музыка, танец, кино и другие виды искусства; специальная символика в математике, физике, химии, шахматах, на географических картах; язык ("правила" построения и чтения) чертежей и схем; алгоритмические языки программирования; гербы, флаги, опознавательные знаки судов, знаки различия военных и других людей в униформе; знаки дорожного движения, морская сигнализация и др. 

** Семантика (от греч. semantiks – обозначающий) – 1) значение, т.е. все содержание, любая информация, передаваемые языком или другой знаковой системой или какой-либо единицей, отдельным знаком той или иной семиотики (словом, жестом, цифрой, эмблемой и т.д.); 2) наука о значениях (междисциплинарная лингво-семиотическая и логико-психологическая область исследования). 

Зачем нужен такой взгляд – как бы "с птичьего полета", связанный с обобщением и абстрагированием и, следовательно, чреватый опасностями отрыва от живой конкретности наблюдаемых объектов? По-видимому, именно высота "птичьего полета" дает ту широту обзора, которая позволяет понять принципы, самую суть. В разнообразных, внутренне сложных и пестрых объектах, с множеством разноплановых черт, свойств, характеристик, семиотика позволяет выделить главное и существенное. 

Познавательная ценность семиотического подхода состоит в следующем: 1) принимается во внимание существенный функциональный аспект соответствующих объектов – их коммуникативное назначение; 2) в каждом семиотическом объекте различаются план содержания и план выражения; 3) в каждой семиотической системе различаются два онтологических уровня: а) набор семантических возможностей; б) реализации возможностей в конкретных коммуникативных актах. В процессах общения те достаточно общие семантические возможности, которые составляют содержание соответствующей семиотики, конкретизируются, т.е. обогащаются индивидуальными смыслами, связанными с конкретным коммуникативным актом (с психологией и взаимоотношениями участников, их актуальными целями и другими условиями коммуникации). 

Применительно к языку последнее противопоставление ("набор возможностей – их реализация в актах общения") достаточно очевидно: во многих этнических языках имеется два разных слова для обозначения этих разных аспектов в предмете лингвистики: есть язык (т.е. общий для всего языкового коллектива набор значений и средств их выражения) и есть речь (использование этих общих возможностей в индивидуальной речевой деятельности, т.е. в конкретных коммуникативных актах). Ср. лат. lingua и oratio, франц. langue и parole, англ, language и speech, нем. Sprache и Rede, белорусск. мова и мауленне, польск. jezyk и mowa и т.д. Со всей отчетливостью и методологическими следствиями противопоставление языка и речи было раскрыто Фердинандом де Соссюром в его "Курсе общей лингвистики" (1916), самом знаменитом (цитируемом) лингвистическом сочинении XX в. (см. русский перевод в издании: Соссюр, 1977). 

Применительно к религии оппозиция "набора семиотических возможностей" и "их реализаций в актах общения" предстает как противопоставление с и с т е м ы (той или иной религии в качестве комплекса идей, установлений и организаций) и отдельных фактов религиозного поведения индивидов, отдельных явлений, событий, процессов в конкретной истории соответствующей религии. Эвристическую, познавательную ценность этой оппозиции – т.е. различения сущности и ее проявлений, инвариантной основы и ее индивидуальных вариаций – трудно переоценить. 

Семиотический подход к феномену религии находит все большее признание не только при исторических объяснениях отдельных ритуалов, словесных формул или изображений, но в самой т е о р и и религии. Так, американский социолог Роберт Белла определяет религию в качестве особой системы коммуникации – "символической модели, формирующей человеческий опыт – как познавательный, так и эмоциональный" в решении самых главных проблем бытия (Белла, [1968] 1972, 267). 

5.2. Языковое значение: между представлением и понятием. План содержания языка (языковую семантику) включает два класса значений: 1) значения слов (лексическая семантика); 2) значения грамматических форм и конструкций (грамматическая семантика). В сфере языковой семантики есть значения более и менее абстрактные (например, грамматическая семантика в целом более абстрактна, чем лексическая), значения более и менее рационально-логические (ср., с одной стороны, термины, а с другой, междометия), есть значения четко очерченные (три, глаз, бежать, деревянный) и субъективно растяжимые (несколько, почтение, предпосылка, перемещаться, заманчивый), эмоционально-экспрессивные, субъективно-оценочные (дрыхнет, голодуха, жмот, душенька) и безоценочные, эмоционально нейтральные (спит, голод, скупой, девочка). Однако в целом по своей психологической природе языковые значения достаточно однородны. В процессах отображения мира лексические значения занимают срединное положение между представлениями как формой наглядно-образного знания и понятиями как формой абстрактно-логического мышления. Большая часть лексических значений – это общие для носителей языка (надындивидуальные) и достаточно устойчивые п р е д с т а в л е н и я   о предметах, свойствах, процессах и других "клеточках" или фрагментах внешнего мира. В отличие от понятий, лексические значения содержат менее точное, менее глубокое или концентрированное знание о явлениях мира, отображенных в значениях слов (впрочем, за исключением значений терминов: план содержания термина – это именно понятие). 

По своему содержанию семантическая система языка ближе всего к обыденному (массовому) сознанию (подробнее см. §6). 

5.3. Многообразие форм религиозного знания (образы, логика и иррационализм, мистика). План содержания религии (т.е. мифолого-религиозное сознание) включает ряд компонентов, имеющих различную психолого-познавательную природу. Это такие компоненты: 1) вера как психологическая установка принимать определенную информацию и следовать ей ("исповедовать"), независимо от степени ее правдоподобности или доказанности, часто вопреки возможным сомнениям; 2) мифопоэтическое (наглядно-образное) содержание; 3) теоретический (абстрактно-логический) компонент; 4) интуитивно-мистическое содержание. При этом в любые эпохи религиозное содержание в той или иной мере проникает во все другие формы общественного сознания – в обыденное сознание, искусство, этику, право, философию, поэтому в реальности психологические формы существования религиозных представлений более разнообразны и многочисленны, чем названные основные виды. Порядок, в котором они перечислены, не отражает ни хронологии их формирования в конкретных религиозных традициях (этот порядок может быть разным), ни значимости отдельных компонентов в структуре целого. 

Разнообразие психологической природы религиозного содержания обусловливает его особую "проникающую" в сознание силу. Как заметил Роберт Белла, "передаваемые религиозные символы <...> сообщают нам значения, когда мы не спрашиваем, помогают слышать, когда мы не слушаем, помогают видеть, когда мы не смотрим. Именно эта способность религиозных символов формировать значение и чувство на относительно высоком уровне обобщения, выходящего за пределы конкретных контекстов опыта, придает им такое могущество в человеческой жизни, как личной, так и общественной" (Белла, [1968] 1972, 268). 

В разных религиях один и тот же содержательный компонент может иметь различную психологическую форму. Например, представления о Боге в одних религиях выражены в мифопоэтическом о б р а з е Бога, т.е. принадлежат уровню наглядного знания, сюжетно и пластически организованного, а потому правдоподобного, согретого эмоциями. В другой религии (или религиях) – совсем иная картина: Бог – это прежде всего и д е я (концепция, догмат Бога), т.е. знание, принадлежащее уровню абстрактно-логического мышления. 

В порядке иллюстрации можно указать на различия в представлении Бога (Абсолюта) в раннем христианстве и раннем буддизме. Так, в основе христианского религиозного сознания до патристики* лежали именно образы, мифопоэтические предания о Иисусе Христе – картины и сюжеты Священной истории. Позже патристика дополнила христианское сознание новыми компонентами абстрактно-теоретического и доктринального характера: теологией**, философией, социально-политическим учением, а западноевропейская схоластика средних веков внесла в христианство правила формально-логического "вывода" теологических утверждений из Св. Писания. 

Если у истоков христианства были мифопоэтические предания, наглядные, эмоционально насыщенные, художественно-выразительные и поэтому легко проникавшие в душу простых людей, то ядро религиозного сознания буддизма или даосизма, напротив, составляет мистико-теоретическая доктрина, концепция, идея: "четыре благородные истины" и следствия из них в буддизме; мистический символ "дао" (всеобщий природно-этический закон) в даосизме. Мифопоэтические, образные представления в этих религиях появляются позже и принадлежат периферии религиозного сознания (Померанц, 1965, 143). 

* Патристика (от греч. pater, лат. pater – отец) – сочинения христианских мыслителей II-VIII вв. н.э. ("отцов церкви"), написанные на греческом и латинском языках и составившие догматику христианства. В отличие от Ветхого и Нового Заветов, представляющих собой христианское Священное Писание, патристика – это Священное Предание христианства. 

** Теология – (греч. thes – Бог, logos – слово, учение) – богословие, система религиозного теоретического (умозрительного) знания о Боге, его сущности и бытии, действиях, качествах, признаках; богословские системы строятся на основе Св. Писания. По мнению С.С. Аверинцева, о теологии в строгом смысле слова можно говорить только применительно к вероучениям чисто теистических религий, т.е. иудаизма, христианства, ислама (Аверинцев, 1970). 

Абстрактно-теоретический компонент религиозного сознания в разных традициях может быть существенно различным по соотношению в нем умозрительного (рассудочно-логического) и иррационалистического начал. В наибольшей степени логизирована христианская, особенно католическая, догматика и теология. В иудаизме и исламе учение о боге в меньшей мере отделено от религиозных этико-правовых принципов и концепций. В буддизме, конфуцианстве, даосизме, дзэн-буддизме всегда были сильны традиции иррационализма, стремление к сверхчувственному и надлогическому постижению Абсолюта. 

"Бог или истина намного глубже мысли или эмоциональной потребности", – писал индийский религиозный мыслитель и поэт Джидду Кришнамурти (1895 или 1897-1985), оказавший серьезное влияние на религиозно-философские поиски Запада, прежде всего на экзистенциализм. Отвергая "организованные религии" с их церковной иерархией, регламентированными культами и стройной теологией, Кришнамурти сознательно избегает определенности в употреблении даже самых ключевых терминов. Г.С. Померанц писал о "логическом хаосе" и "принципиальной импровизации" в его сочинениях: "То, что утверждает Кришнамурти, не имеет точного имени и называется им по-разному (истина, реальность, целое, Бог); иногда два слова сознательно ставятся рядом ("реальность или Бог")"...Отдельное слово и отдельное высказывание в глазах Кришнамурти вообще не имеют цены: "Понимание приходит в пространство между словами, в интервале, прежде, чем слово схватывает и оформляет мысль... этот интервал – безмолвие, не нарушенное знанием; оно открыто, неуловимо и внутренне полно" (цит. по работе: Померанц, 1965, 139-140). 

В структуре религиозного сознания каждой религии в той или иной мере присутствует мистический* компонент, однако эта мера может быть существенно различной. С одной стороны, во всякой религии имеется, по представлениям верующих, та или иная с в я з ь, контракт, соглашение, договор между людьми и высшими силами (этот момент связи отражен в самом общем и древнейшем смысле слова религия**). Именно в этой связи заключается психологическая основа или стержень религии. Как писал У. Джеймс, "уверенность в том, что между Богом и душой действительно установились какие-то сношения, представляет собой центральный пункт всякой живой религии", а самое обычное и массовое проявление такой связи – молитва – это, по словам Джеймса, "душа и сущность религии" (Джеймс, [1902] 1993, 363, 362). Однако, с другой стороны, в большинстве случаев людям совсем не очевиден двусторонний характер этой связи: человек молится, но не слышит, что отвечает ему Небо. 

* Мистика (греч. mystiks – таинственный) – 1) происходящее в экстазе (трансе) прямое, т.е. без посредников (жрецов, шаманов, священнослужителей, медиумов) общение или даже единение человека с Богом (Абсолютом); 2) учения о мистическом общении с высшими силами и мистическом познании. 

** Восходит к лат. religo – воссоединять, связывать вместе, привязывать, заплетать (этот же корень в словах лига, лигатура, т.е. дословно – 'соединение, связка'); слово religio в значениях 'религия, богослужение, святость' известно уже латыни. 

Мистическое общение означает, что человек с л ы ш и т ответ Бога, знает, понимает то, что ему было сказано с Неба. По-видимому, самые разные религиозные учения и культы в своих истоках связаны именно с мистическим переживанием, точнее, потрясением религиозно одаренной личности. Это тот "горний глас", то видение или богоявление, благая весть или иной знак свыше, обращенный к пророку, шаману, провидцу, апостолу, – тот голос, который в зарождающейся традиции станет главным Заветом Бога. 

Помимо основателей религий, мистическая одаренность наблюдалась у многих мыслителей, проповедников, религиозных писателей. Собственно, стремление мистиков передать людям то, что им открылось в ниспосланных озарениях, и делало их религиозными писателями, часто знаменитыми, как, например, Майстер Экхарт (ок. 1260-1327), Якоб Бёме (1575-1624) или основатель антропософии* Рудольф Штейнер (1861-1925). Homo mysticus называл себя Н.А. Бердяев**. 

* Антропософия – (nthropos – человек, sophia – мудрость) – оккультно-мистическое учение о тайных духовных силах и способностях человека, а также о путях их развития на основе особой педагогической системы. 

** При этом Бердяев противопоставлял свои религиозные искания каноническому христианству "... я в большей степени homo mysticus, чем homo religiosus... Я верю в существование универсальной мистики и универсальной духовности... Мистика гностического и профетического типа мне всегда была ближе, чем мистика, получившая официальную санкцию церквей и признанная ортодоксальной, которая, в сущности, более аскетика, чем мистика" (Бердяев, [1949] 1991, 88). 

Природа мистических озарений и мистического знания остается загадкой. У. Джеймс, стремясь понять психологическую основу мистики, приводит в книге "Многообразие религиозного опыта" (1902) многочисленные документальные свидетельства – самонаблюдения людей, которые испытали такого рода переживания. Вот одно из них (по оценке Джеймса, впрочем, не самое яркое): "То, что я испытывал в эту минуту, было временным исчезновением моей личности наряду со светозарным откровением смысла жизни, более глубокого, чем тот, который был мне привычен. Это дает мне право думать, что я был в личных сношениях с Богом" (Джеймс, [1902] 1993, 62). 

Мистические переживания и "светозарные откровения смысла жизни", по-видимому, связаны с резкой активизацией подсознательных психических сил, всех возможностей чувственной и интеллектуальной интуиции. Общей чертой мистических переживаний является их "неизреченность" – невероятная затрудненность изложения, фактически невозможность передать "обретенные впечатления на обычном посюстороннем языке" (Гуревич, 1993, 414-415). 

Таким образом, в отличие от психологической одноплановости языковой семантики (см. §5.2), содержание религии по своей психологической природе крайне разнородно. С этим связана общая высокая степень логической и вербальной (словесно-понятийной) размытости религиозных смыслов и, как практическое следствие, – необходимость постоянных филологических усилий при обращении к текстам Писания. 

Егор Классен Новые материалы для древнейшей истории славян ГОРОДА

Что Славяне, населявшие Россию в 862 году, имели множество городов, явствует из летописей русских, греческих, латинских, немецких и скандинавских; приведём здесь некоторые места из таковых. 

1) Варяги - Руссы нашли в России множество городов, из которых нам известны по летописям: Новгород, Киев, Белозерск, Ростов, Изборск, Смоленск, Полоцк, Муром, Любечь, Чернигов, Псков, Овручь, Старая Руса, Коростень, Вышгород, Переяславль и многие другие, имена которых хотя и не упомянуты в летописях, но сделаны на них намёки. Имя Переяславля свидетельствует, что Славяне Русские заботились ещё до пришествия Варягов о славе своей. 

Когда Ольга осадила Коростень, то велела объявить жителям его, что уже все города древлянские сдались. Следовательно, и Древляне это «грубейшее славянское племя», имели много городов, ими самими построенных. 

2) Баварский географ в 866 году насчитывает у Славян до 4000 городов, исключая Житичей (Sittici), о которых он говорит: regio immensa, populis et urbibus munitissimus. При этом случае он упоминает в числе Славян многих Руссов, как Atto-rozi (Uti-Rozi, Udi-Rozi, Udini-Rozi, Uni-Rozi, Унны-Россы) с 148-ю городами (по мнению его, populus ferocissimus), Viillerozi (Великорусов) с 180-ю городами, Zab-rozi (Sabbi-Rozi, Sabbei-Rozi, Савейские Руссы) с 212-ю городами, Chosirozi (Chosir-Rozi, Хазары-Руссы) с 250-ю городами и Ruzzi (Руссы), число городов которых не обозначает. 

3) По другим источникам, Бужане имели 231 город, Воляне 70 городов, Нареване 78 городов и Оуличи 318 городов. - Киев в 839 году, при осаждении его Козарами, был уже укрепленный город. Некоторые Византийские историки говорят, что Киев построен в 430 году, другие же утверждают, что он построен до Р. X. 

4) Иорнанд еще в 6-м веке пишет о Новгороде. Он же говорит, что в 350 году Новгород был покорен Готами. Вот уже 500 лет существования этого города до призвания Варягов. Прокопий и Иорнанд говорят, что Славяне строили прочные деревянные дома и укрепленные города; первые привязывали их к земле, а последние служили обороною от неприятелей. 

5) Тот же Прокопий и Маврикий в начале 6-го столетия говорят, что Славяне живут так же, как Римляне, Греки, Германцы и Кельты, в городах и деревнях и занимаются хлебопашеством, ремеслами и торговлею. 

6) По всем почти историкам видно, что значительнейшие города России, Польши и Померании были уже в полном блеске ещё задолго до христианства, не говоря еще о Винете, этом знаменитейшем городе. 

7) Географ Баварский и Константин Багрянородный пишут, что когда Славяне вступили в Германию, а это было за несколько веков до призвания варягов, то они построили там множество городов, укрепленных и многолюдных, и каждый город обнесён был рвом, валом и палисадами. Эти Славяне, насильницы Германцев, шли из России и несли с собой её искусство, а по Шлецеру они были номады. 

8) Тацит в 60 году по Р. X. говорит, что Германцы не знают ещё городов; Славяне же строят прочные деревянные дома и укреплённые города для обороны от неприятелей. 

9) По сказаниям многих писателей, уже в 6-м веке христианского летосчисления Славяне сидели от Дуная и Днепра на север до взморья; владели многочисленными укрепленными городами, составляли огромное народонаселение и считались самими Греками, ещё задолго до введения христианства, в числе народов образованных, имевших даже свои собственные письмена, называвшиеся буквицею. 

10) Еще Геродот описывает значительный город Славян - Будинов - Гелонь, а это было почти за 500 лет до Р.Х. Если в то время город Гелонь был уже славный, то построение его должно отнести, по всему вероятно, по крайней мере, к одному времени с Римом, если не ранее. 

11) Какой народ жил в то время в нынешней северной России, когда Скандинавы называли ее Gaardarikr, т.е. государство, из городов состоящее? Мы знаем, что Gaard - значит город, Gaarda - города, rikr - царство. Скандинавы сами же отвечают, что это Ryszaland, т.е. земля Руссов. Что же удивляло Скандинавов, когда они бывали в Ризаландии? Множество городов и укреплений, т.е. то, чего не было у них самих, или недоставало им; ибо если бы у них было столько же городов, как и в Ризаландии, то незачем и давать ей эпитетное название Gaarderikr. Следовательно, когда Скандинавия не имела еще городов или и имела, но весьма мало, то Россия обиловала ими уже чрез меру, так что заслужила в глазах их название царства, состоящего из городов. 

А что Россия была не только не скандинавского племени, но и не подвластна Скандинавам, это видно из того, что они называют ее не волостью своей, а царством, следовательно, отдельным владением, состоящим из множества городов, а по имени землею Руссов. 

Не излишним будет присовокупить здесь, что на пространстве нынешней России, в стране Будинов и в разных других местах, были значительные торжища в городах, на которые съезжались купцы всех стран, следовательно, и Греки как народ, сильно занимавшийся торговлей. Скандинавские купцы ездили тогда в город Girkhia, Girkha, который новейшие историки принимали сперва за Грецию, а после уже стали говорить, что Скандинавы называли Россию Грецией. Судя по тому, как Скандинавы вообще ломали славянские слова, должно думать, что это город Карга, который, вероятно, получил вторую половину своего названия - поль - от тех же греческих купцов, ездивших туда торговать. 

Но принятие слова Girkhia за Грецию дало некоторым повод толковать, что будто Скандинавы ездили из своего отечества прямехонько в Византию, причём они, вероятно, забывали, что Скандинавия отстояла от Греции и тогда на столько же, как и теперь. Эта же мысль, без сомнения, весьма ошибочная, вызвала за собой другую себе подобную, что будто Русь была подвластна Скандинавам; ибо, думали себе следователи, нельзя же Шведам так свободно разгуливать по чужой земле. 

Так лепили скандинавоманы к первой ошибке вторую, третью и наконец дошли до того, что провозгласили Россию скандинавским наследием, скандинавскими колониями (Rukert) и довели наконец до того, что хотят нас уверить, будто все Руссы в 11-м столетии говорили еще скандинавским языком (Munch). Остается ожидать от них ещё, что станут уверять нас, будто настоящий язык наш есть наречие скандинавского, или что мы, Руссы, переняли славянский язык у перелетных птиц. Но об этом поговорим ещё в своём месте побольше, а теперь перейдем опять к городам. По-нашему - где есть город, там живут уже не дикари, где же множество городов, там народ должен быть образованный, занимающийся промыслами и торговлей; ибо без этих двух деятелей городская жизнь была бы очень не сладкая и горожанам приходилось бы погибнуть от голода и холода. 

И так одно только безумие может произнести, что Славяно-Руссы были во время призвания варягов номады! Славяне - это некогда наставники Римлян и даже более древних их Греков.

Сергей Лесной Существовало ли германское племя Русь?

Сергей Лесной Откуда ты, Русь? Глава 3 Существовало ли германское племя Русь?

Если на западе когда-либо существовало германское племя Русь, то мы, естественно, должны найти данные о нем в западноевропейских источниках. Ни Плиний, ни Тацит, ни Птолемей не упоминают никакого племени Русь на материке Европы. Историк середины VI века Йордан, перечислял племена, живущие в его время в Скандинавии (их насчитывалось там 27), племени Русь среди них не называет. Древненемецкие хроники, захватывающие по крайней мере 100 лет до времени «призвания варягов», т.е. до второй половины IX века, и несколько дальнейших веков, также ничего не говорят о германском племени Русь. А между тем оно должно было где-то жить, занимать определенную область, с кем-то воевать, входить в самые разнообразные политические, торговые, религиозные и иные отношения, оставить след в истории. Если о Руси на востоке во второй половине IX века мы знаем очень мало, то о Руси этого времени на западе не могли не сохраниться сведения, ибо речь не о чем-то малом, незначительном, а о целом племени, которое создается веками и состоит из многих тысяч людей. Племя, сыгравшее такую огромную роль в судьбах всей Европы, не могло оказаться без истории. Забыться могло лишь племя, стертое в исторической борьбе, но не возглавившее в IX веке одно из самых крупных государств Европы. Ведь речь идет не о коротком эпизоде в несколько лет, а об эпохе в сотни лет, если верить норманистам.

Странное дело: о германской Руси ни до Рюрика, ни в его эпоху, ни, наконец, вплоть до смерти (1054 г.) Ярослава Мудрого во всей западноевропейской литературе нет ни одного упоминания . Ни единого. Все, что известно там, основано на данных, взятых из русских источников. После же Ярослава Мудрого варяги совершенно сходят с поля зрения истории. Это – факт крупнейшего значения, на который до сих пор не обратили должного внимания. Не могло же быть, что в вековых сношениях Востока с Западом Восток, менее культурно развитый, кое-что сохранил в памяти, а Запад, с его многовековой культурой, – решительно ничего.

Не следует упускать из виду, что потеря хроник, исторических актов и т.д. еще не означает потери прошлого: существуют еще родовая память, народная память, наконец, исторические легенды. Если на востоке Европы вокняжилась династия Рюрика, то этот факт касается не только его, но и всего его рода. Род это помнит, им гордится и, при случае, этим пользуется, т.е. предъявляет свои права на престолонаследие и т.д. В смутные времена (а их на Руси было немало) всегда имеется борьба партий, выдвигающих разных кандидатов. В этих случаях всякие младшие и боковые линии династии выдвигают своих представителей. Всякие восстания, смуты и прочее обычно связаны с такими претендентами. Но вот замечательный факт: за всю историю Руси ни разу ни один кандидат боковой линии германской Руси не предъявлял своих прав на власть в Руси.

Обычно такие претенденты появляются на сцену при поддержке государств, подданными которых они являются. Ни прогнанные варяги, ни родственники Рюрика на западе ни разу не выступали со своими правами во время войн Новгорода со шведами и вообще «варягами». И в дальнейшем Русь при заключении различных договоров, когда всплывают вековые претензии и контрпретензии, с подобными заявлениями прав не встречалась. Это показывает, что на Западе не было никого, кто мог бы подобные права предъявить, у династии Рюрика связи с Западом не было.

Единственным источником Запада, сохранившим память о древних сношениях с Русью, являются скандинавские саги, но в них нет ни малейшего упоминания о германской Руси. Более того: в них нет ни слова о руководящей роли варягов на Руси. Всюду они выставлены как простые наемники, живущие на жалованье по контракту и совершенно изолированные от населения. В этих сагах, заключающих в себе много элементов настоящей сказочности, можно было ожидать возвеличения варягов, этого же нет. Об Эймунде, добившемся, согласно саге, княжения в Полоцке, сказано, что он получил это место с «соизволения Ярослава и Ингигерды». Иначе говоря, он был простым ставленником Ярослава, который сегодня княжит, а завтра его нет.

В общем сказать, западный мир о германской Руси не имеет никаких данных. То же самое относится и к восточному миру, т.е. к арабским и персидским писателям. Если мы проанализируем их данные, то увидим, что арабский мир никаких норманов или германцев на востоке Европы не знал. И это понятно: Скандинавия была для арабов «терра инкогнита», отделенная тысячами километров малоизвестных и труднопроходимых дорог. Арабский мир не мог не знать о существовании на востоке Европы норманов – действительном, а не мнимом, сейчас предполагаемом. Ведь хазары были соседями руссов и вообще славян восточной Европы. Причем в самой Хазарии жило очень много руссов. Не могли восточные писатели не знать и торговцев-норманов, существуй они в действительности. Но о них нет решительно никаких упоминаний. Наоборот, Хордадбег (заметьте, в 40-х годах ГХ века, т.е. до Рюрика) говорит: «Что же касается пути купцов Руси, а они принадлежат к славянам » и т.д. Иначе выражаясь, имя «Русь» для купцов Восточной Европы было известно еще до Рюрика, и эти русские купцы были славянами.

Надо иметь в виду, что представления историков о торговле в Древней Руси совершенно не соответствуют действительности. Вся внутренняя торговля в Восточной Европе осуществлялась самими восточнославянскими племенами. И лишь на рубежах купцы славян сталкивались с иностранными. Те иностранные купцы транзитной торговлей не занимались и не могли заниматься в силу состояния тогдашних путей (подробнее об этом – ниже). Древняя Русь была непроницаема для торговли иностранных купцов.

Арабы знали и различали только «руссов» и «славян», представителей двух крупных восточнославянских государств. Вместе с тем им было ведомо, что эти народы – одного корня. Хордадбег прямо и недвусмысленно говорит, что «царь славян называется княдз или канназ» и что «купцы руссов принадлежат к славянам». Аль-Джай-гани подмечает, что «руссы состоят из трех родов: 1) из руссов (…), 2) из славян (…) и 3) артанцев». То же повторяют Ибн-Хаукаль и Идриси.

Под «руссами» они разумели граждан Киевской Руси, где имя Русь употреблялось задолго до появления Рюрика, а под «славянами» – граждан Новгородской Руси, которые называли себя «словенами». Государство «словен», или Новгород, арабы именовали «Славония». Если взять это за основание, все высказывания восточных писателей оказываются ясными и точными, не вызывающими никаких недоумении. Никаких германцев-норманов арабы не знали. Они знали только представителей двух славянских государств. Если путаница и была, то она и понятна, и легко объяснима: у одних писателей руссы включают себя в славян, у других славяне себя – в руссов. Это объясняется тем, что политически то «славяне» (Новгород) верховодили над «Русью», то «руссы» – над «Славонией». Этнически это был один народ, а политически – два.

Ознакомимся с описанием одежды, обычаев, образа жизни у руссов и славян – и мы увидим, что они были почти одинаковы. А главное – совершенно отличны от обычаев германских племен.

Вся ошибка прежних комментаторов заключалась в Том, что они приняли как символ веры, что руссы – это германцы. Между тем религия, обычаи, весь уклад жизни восточных славян были совершенно иными, чем у германцев. Наконец, не поняли, что физически германцы не могли торговать, идучи из Скандинавии в Каспийское море: не существовало такого товара, который мог окупиться на тысячеверстном пути.

Что касается Византии, то и она познакомилась с настоящими варягами-германцами значительно позже, через посредство Руси, пропускавшей в Византию отряды варягов, которые ехали наниматься на службу в Царьград.

Из всего вышесказанного вытекает, что ни один западный источник не знает германской Руси. Не имея исторических данных, норманисты старались найти подтверждение своим идеям в… филологии. Указывали, например, на существование области Рослаген в Швеции и видели в этом имени намек на существование там германской Руси. Как оказалось же, имя это вошло в употребление в Швеции лишь с… XIV века, не говоря уже о том, что корень искомого слова не «рос», а «рус», ибо «Россия» – это грецизированная форма исходного корня «рус». Далее. В том, что финны называли шведов «руотси», узрели доказательство того, что германское племя Русь передало свое название северным славянам, – предположение, поражающее своей нелогичностью. Во-первых, «Русь» и «руотси» не одно и то же. Тождественность их надо еще доказать. Во-вторых, похожие названия – еще не доказательство их тождественности. Существовало, например, государство франков, но это не значит, что это были французы. В-третьих, шведы сами себя «руотси» не называли и не могли передать своего прозвища, ибо его не употребляли. В-четвертых, финны отлично знали разницу между шведами и славянами. И называли последних и называют доныне «венаа».

Как могут существовать подобные «аргументы» в XX веке в научном обиходе, понять невозможно. Все эти и подобные им филологические «доказательства» – плод нелепейших фантазий, позорящих и филологическую, и историческую науку. Поэтому от рассмотрения их мы отказываемся. Подобные попытки не могут скрыть главного: источники Запада не знают германской Руси совершенно, и это понятно, ибо германская Русь никогда не существовала .

Зато западноевропейские источники сохранили множество сведений о существовании на Западе славянского племени Русь . Это племя располагалось там до 1168 года, когда оно окончательно было покорено германцами, исчезло с поля истории и было забыто.

Вместе с тем русская летопись в 1113 году знала о существовании в юго-западном углу Прибалтики среди других варягов и племени Русь. И, чтобы не дать подумать, что речь идет о варягах-германцах, добавила: «к Руси». Что именно эта Русь была славянами, мы узнаем из «Жития» епископа Отгона Бамбергского, первокрестителя поморских славян.

Два обстоятельства позволили имени западной Руси скоро там утратиться: 1) уничтожение самостоятельности племени, подчинение его германцам и 2) существование других названий, употребляемых в отношении их. Особенно важную роль играло имя «руги». Это очень древнее имя: уже Тацит в 98 году нашей эры упоминает его, и именно в этом углу Прибалтики. Современный остров Рюген на самом деле называется «Рутин», ибо был населен ругами. Жили руги также на материке поблизости. Что руги и русины одно и то же, показано не только в «Житии» Отгона Бамбергского, но и косвенно очень древними немецкими хрониками. Они, например, называют княгиню Ольгу не «регина руссорум», а «регина ругорум». В славянстве же княгини Ольги сомневаться не приходится, принимая во внимание в особенности недавно найденный отчет легата, присутствовавшего в 957 году в Царьграде на приеме княгини византийским императором. Там прямо сказано, что она «из славянского племени кривичей».

Другим синонимом древних руссов был «русины». Русские летописи, говоря о людях, называли их «русин», «русины», а землю их – «земля Руська». В латинской транскрипции писалось это – «рутены», что удержалось в немецком языке до настоящего времени. На этом языке жители Карпат – славяне – называются «рутены». А язык их – «рутениш».

Славянство ругов не подвергается никакому сомнению, если принять во внимание Адама Бременского, Титмара, Гельмольда, Саксона Грамматика и др. В древних немецких хрониках, актах, письмах мы нередко встречаемся с именами «руззи», «руцци», «рустици» и т.д. Все они касаются славянского племени руссов, ибо свидетельство этого (прямое или косвенное) всегда имеется рядом – в текстах. Мы не останавливаемся на этом подробно, ибо тема эта будет нами разработана особо в другом месте.

Таким образом, вековая загадка разъясняется просто и исчерпывающе: посланцы новгородских и других северных племен были направлены к варяжскому племени Русь, жившему в западном углу Прибалтики. Эти варяги были славянами. За князем этих славян была замужем дочь новгородского князя Гостомысла – Умила. За ее сыновьями, чтобы возобновить угасшую по мужской линии династию Гостомысла, и явились посланцы. Это племя Русь иначе называлось еще ругами. В конце XII века руги были покорены германцами, и имя «руги» (а равно и «рутены» или «русины») совершенно исчезло с поля истории и было забыто. Столетиями позже придумали германское племя Русь, чтобы как-то понять слова летописца и удовлетворить шовинистические чувства немецких ученых, призванных создавать русскую науку.

Однако ж истину не спрячешь: на Западе остались следы «призвания варягов», но они были потеряны. В 1956 году пишущий эти строки обратил внимание в газетной статье, а затем, в 1957 году, в 6-м выпуске «Истории руссов» на неопубликованную находку Ю. П. Миролюбова. Оказывается, имеется книга француза Мармье (X. Мапшег) «Письма о севере», изданная им в 1840 году в Париже, а затем в 1841-м в Брюсселе. Этот французский исследователь, не имеющий, к слову сказать, никакого отношения к спору антинорманистов с норманистами, во время посещения им Мекленбурга, т.е. как раз той области, откуда был призван Рюрик, записал среди песен, легенд, обычаев местного населения также и легенду о призвании на Русь трех сыновей князя славян – ободричей Годлава. Таким образом, еще в 1840 году среди онемеченного населения Мекленбурга легенда о призвании бытовала. Призвание варягов запомнили не только на востоке. Помнили и на западе, откуда вышли.

Конечно, призванные варяги ничего общего со скандинавами не имели. Не были они и германцами. Иначе память о происшествии давно уже была бы официально закреплена. Сохранилась она в завуалированной форме, потому что касалась не победителей, а побежденных.

Существует еще один глухой источник об этом же событии. К сожалению, этой редкой книги автору еще не удалось найти. Но нет сомнения, что она не в единственном экземпляре. Книг должно быть больше. Не находили, потому что не искали.

Из всего вышесказанного вытекает, что роль варягов в истории Руси была совсем другая, чем до сих пор думают. Прежде всего призванные варяги были славянами, явились только три брата со своей дружиной и не могли оказать никакого особого влияния в силу своей малочисленности и национальности: они немедленно растворились в местном восточнославянском море. Варяги же неславяне принимались время от времени на военную службу и также не оказали никакого влияния из-за своей малочисленности, подчиненности и изолированности от населения (им не доверяли и их сторонились).

Чтобы разъяснить все возможные недоумения, остановимся еще на отрывке в «Повести временных лет»: «В лето 6367 Имаху дань варязи из заморья на чюди, и на словенех, на мери и на всех (следует читать “и на веси”. – С.Л. ), кривичех. А козари имаху на поленех, и на северах, и на вятичех, имаху по беле и веверице от дыма». Так как писали сплошняком, а буквы «и» не употребляли, то сплошняк был разбит неверно – следовало бы: по белей веверице». «Белая веверица», как мы выяснили (см. стр. 1141 нашей «Истории руссов»), – это не белка, как думали раньше, а горностай. Цена белки в качестве дани смехотворно низка, соболя же или горностая – нечто весьма существенное. Из отрывка видно, что составитель «Повести» слил в одно совершенно разные действия: выплату дани чужеземцам как на севере, в Новгороде, так и на юге, в Киеве. Нет ни малейшего сомнения, что уплата дани началась не с 6367 года (в переводе на наше исчисление с болгарского – 867 года), а раньше. И не одновременно и на севере, и на юге. Тем более что платили дань совершенно разным народам. Наверное, можно сказать, что и величина дани была неодинакова. Составитель вынужден был начать историю с изгнания варягов, чтобы начать хоть как-то. Поэтому он начал с уплаты дани, чтобы оправдать изгнание варягов. Нет ни малейшего сомнения, что в источнике, которым он пользовался, было сказано о начале Руси гораздо больше. Но это начало не касалось Киевской Руси. А поэтому он его отбросил, скомкавши изложение. Так как несколько ниже в летописи находили: «В лето 6370. Изгнаша варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети», – то делали вполне логический вывод, что варяги жили, господствовали на Руси и брали дань, а в 870 году их прогнали и дани больше не дали. Однако это противоречит данным Новгородских летописей, согласно которым дань варяги брали еще до Гостомысла и были они в Новгороде короткое время, пока Гостомысл их не выдворил. Историки решили вопрос просто: отбросили данные Новгородских летописей, а между тем и в южных летописях существуют списки, в которых говорится иное. Карамзин (I, прим. 114) приводит такой вариант летописи: «В лето 6368, 6369, 6370, быша Варязи из заморья, и не даша им дани, и почаша сами собе володети». Следовательно, варяги из заморья только приезжали за данью , но дани им не дали и прогнали. Заморские варяги, узнав, что Гостомысл умер, что власти нет, что происходят неурядицы, решили воспользоваться удобным случаем и возобновить получку дани. Но посланцев прогнали. Теперь понятно, почему нет ни слова об изгнании варягов из Руси. Если они были здесь, надо было изгнать их силой из их опорных пунктов. Необходимо было вооруженное восстание, кровопролитие (и. т.д.), о котором летопись не могла умолчать. Кто-то руководил восстанием. Варяги как-то сопротивлялись и проч. На деле же в летописи – ни слова об этом. Почему? Да потому, что ничего этого не было. Не было кого прогонять из Руси. Варягов прогнал еще Гостомысл. А теперь, после его смерти, выдворили сборщиков дани , явившихся из-за моря погреть руки.

Таким образом, данные и северных, и южных летописей совершенно сходятся и истина восстанавливается.

Слова «и почаша сами в собе володети» вовсе не относятся к варягам (мол, сбросивши их иго, северные руссы стали сами управляться), а к тому, что Гостомысл умер и северные руссы, оставшись без князя, вынуждены были управляться сами. Но так как составитель «Повести» по высказанным выше соображениям Гостомысла выбросил, то слова эти отнесли к варягам, которых уже на Руси давно не было.

На этом мы изложение прямых данных истории закончим. Все они приведены в строгую логическую связь и доказывают, что германская Русь никогда не существовала. А те руссы, которые пришли, были славяне. Так как сторонники норманской теории видят отражение влияния норманов-варягов на Руси буквально во всех областях ее жизни, то мы займемся далее и рассмотрением всех косвенных доказательств норманистов и покажем, что все они – сплошное недоразумение.

Гасан Гусейнов 7 Артистический мат 

Гасан Гусейнов Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х § 7. Артистический мат 

Феномен артистического мата нельзя обойти потому, что именно артист, художник, постоянно работающий со словом звучащим, интуитивно извлекает ключевое речение из повседневности и возвращает его современникам уже в качестве поведенческой инструкции, пусть полуосознанной или экстравагантной. Перекройка любого, в том числе — идеологического, материала лежит в природе творчества, да и само формирование идеологии как социокультурного явления это тоже в определенном смысле — продукт артистической творческой деятельности. Громадная литературная продуктивность Маркса, Ленина или Троцкого в не меньшей степени обусловила «оргию слова» (Вальтер Шубарт), царящую в тоталитарном государстве, чем массовая жажда политическо  

го действия у низших, угнетенных слоев общества. 

На стадии вступления в новую эпоху мат и мог восприниматься как символическое выражение полного освобождения от «старого режима» с его традицией разделения речи на разрешенную цензурой и нецензурную. Заметным делало этот процесс живейшее участие в нем интеллигенции, особенно — писателей и артистов. Из множества документов эпохи приведу свидетельство 

Ивана Бунина: 

2 марта 1919. 

Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то «Музыкальная табакерка» — сидят спекулянты, шулерa, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал «Гавриилиаду», произнося все, что заменено многоточиями, полностью. Алешка осмелился предложить читать и мне, — большой гонорар, говорит, дадим. 

«Вон из Москвы!» А жалко. [...] 

22. 4. 1919. 

Город [Одесса] чувствует себя завоеванным каким5то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, «кроет матом»... [...] Одна из самых отличительных черт революций — бешенная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна.497 

Когда период революции закончился, язык не только вернулся в традиционные рамки, но и подвергся цензурной «чистке». Официальной политикой в отношении речевой практики населения стал пуризм. Никаких публичных читок (как, впрочем, и никаких «Музыкальных табакерок»), подобных тем, что описаны у Бунина, с конца 1920 х гг. уже быть не могло. Артистический мат ушел во второй план речи, но сохранил свою силу в подтексте. Будучи абсолютно закрытым для публичного (устного или письменного) высказывания, матерный подтекст оставался и своеобразным немым художественным средством, и двуострым (амбивалентным) знaком: для одних носителей языка это был знак определенной гражданской позиции, более или менее чуждой режиму; для других — словесное выражение цинизма, правдивый повседневный самоотчет в неискренности. Условную границу перехода от революционной раскованности к раннесоветскому ханжеству можно провести по 1925 году, к которому относится известный эпизод первой всесоюзной конференции пролетарских писателей (январь 1925): 

На четвертый или пятый день съезда разыгрался скандал. Выступавший как представитель ЦК Партии Лев Сосновский, говоря о всевозможных литературных уклонах, хотя и не назвал имени, но бросил фразу, явно направленную против Маяковского: 

— Есть у нас и такие поэты, которые вместо «рыдания матери» пишут «рыд матерный». 

[...] Маяковский вышел на сцену, где сидел президиум съезда: 

— Прошу слова! 

Но предедательствующий в тот день Демьян Бедный отказал: 

— Вы не делегат съезда! 

— Тогда я спрошу съезд, желает ли он меня выслушать. 

По залу прокатилось — «желаем». Своим правом Маяковский воспользовался в полной мере. 

Попало от него и Сосновскому и руководителям печати. Закончил свое выступление он так: 

— Я не знаю, насколько понятен или непонятен «рыд матерный», но приведу вам строки 

поэта, который имеет патент пролетарского. 

И он процитировал сплошь «мифологическую» строфу Демьяна Бедного. Генерал от литературы и — в ту пору — единственный кремлевский поэт рассвирепел: 

— Эту шантрапу надо гнать отсюда, — заорал он, уже не выбирая выражений... 

Маяковскому пришлось оставить зал заседаний... 

 Как видно, политическое содержание эпизода невозможно отделить от конфликта языкового: за спором о языковой форме — отчетливое противостояние вельможного партийного лицемера и несколько наивного борца за пролетарскую правду. Маяковский пытался нарушить правила игры, сломать границу между матерной привилегией начальства, играющего в народность, и артистическим вольным матом простонародья. Сделать это ему не позволили, а впоследствии и вовсе ограничили хождение мало мальски пряных слов в литературе и публицистике. 

В приводимых ниже примерах, взятых из воспоминаний популярного советского артиста Михаила Козакова, эпизод с актером Грибуниным падает на вторую половину 1930 х гг. и передается автором как известное театральное предание. 

Иногда и на сцене, и в жизни актерские хулиганства есть некий протест против многозначительного серьёза пуристов и ханжей от искусства. [...] Когда один из основателей старого МХАТа Грибунин играл разного рода купцов в пьесах Островского, он любил прямо на сцене легонечко, еле внятно, пустить матюшком, столь непременным для его персонажей. Кажется, в роли Курослепова к реплике выходившего из жуткого похмелья купца: «Небо валится!» — добавлял: «Еб твою мать, 

небо валится!» Зал грохотал от смеха, но мат слышали только партнеры. А три тогда молоденькие актрисы-интеллигентки, будущие народные артистки всего СССР решили настучать про хулиганство Грибунина Станиславскому. Константин Сергеевич вызвал Грибунина для разговора. 

Но последний, со свойственной ему верой в предлагаемые обстоятельства и убежденностью, объяснил Станиславскому, что этот мат — лишь второй план, что ничего подобного вслух он себе на 

святых подмостках позволить не мог, — но в подтексте, вторым планом было. Станиславскому 

эти доводы показались убедительными, и он отпустил Грибунина с миром. 

Тот, выйдя из кабинета Станиславского, обнаружил в предбаннике молоденьких доносчиц, которые с нетерпением ожидали Грибунина. Они были уверены, что их коллективный донос даст нужные результаты. Каково же было их удивление, когда из кабинета Станиславского вышел бодрый старик Грибунин и, проходя мимо своих доброжелательниц, бросил им тут же мимоходом: «Ну что, пиздюшки, нажаловались?»499 

Истолковывая артистический мат как актерское хулиганство, Козаков указывает на два важных обстоятельства: публичное сквернословие в 1930 е годы уже является правонарушением; как подтекст, или «второй план», диктуемый «предлагаемыми обстоятельствами» (терминология «системы Станиславского»), мат приемлем в артистическом мире. В отличие от революционной матерщины, в пределе воспринимаемой как разнузданность дорвавшейся до власти обезьяны 

(бунинский 1919 год), артистический «матюшок» советского времени — часть эстетики подтекста, продолжающей в новую эпоху старую русскую традицию так называемого «кукиша (фиги) в кармане»: незаметной для режима критики режима. Этот же тип речевого поведения, возбуждающий эсхрофемизм, наблюдаем в поэме Георгия Оболдуева «Устойчивое неравновесье» (1934): 

Вы думаете, чудеса, милсдарь? 

Молодцы, что такое ду ма е те. 

Идите в звязду. Звизда? 

Много туды сунуто. Остатки? — Суньте и те.500 

Как часть эстетики подтекста мат становится атрибутом мужества, постепенно складывается мода на него, он делается непременной составляющей мужского микрогруппового общения. В эссе подростка послевоенного времени пунктирной линией показано нарастание матерной эстетики повседневности: 

[С 1945] Трофейный Харлей с коляской движется пируэтами. Свернул в переулок и подпрыгивает на булыжниках. Принято матюгаться. Пацаны от скуки пускают «блинки». [...] Золотые коронки штабиста. Наследие тёмного прошлого. Отборный мат. Картофель в «мундире». Большой начальник! [...] Хризантемы — цветы на японском халате! У крестьян паспортов нет! Махровая матерщина. Паханы «держат мазу». Хозяйки к празднику моют окна.501 

Динамика советской послевоенной матерщины представлена здесь на фоне других знаковых бытовых мелочей по схеме: 

— отдельные матерные высказывания как дань моде («принято матюгаться»); 

— мат, применяемый как элемент красноречия («отборный мат»); 

— мат, превратившийся в бессодержательную речевую смазку («махровая матерщина»). 

В контексте нашей темы важно осознание современником функции матерной речи в культуре как элемента эстетики повседневности. Новым в это сердцевинное советское время — война и первые послевоенные годы — становится именно распространение артистического, или интеллигентского, мата как культурного жеста. На это указано и в другом достоверном историческом источнике — опубликованном лишь в 1990 х гг. дневнике С. М. Эйзенштейна. 

Увлечение фольклором [в словаре Эйзенштейна — эвфемизм матерщины — Г. Г.] давно уже 

укрепилось как признак хорошего тона среди широких слоев советской интеллигенции, литераторов и литературоведов.502 

И следующее поколение деятелей культуры восприняла эту традицию внутрицеховой раскрепощенности, или — глядя на нее под иным углом зрения — разнузданности.503 Рассмотрим подробнее лежащий в той же традиции девиз молодых актеров шестидесятников: 

Был тогда [в конце 19505х — начале 19605х гг.] у молодых современниковцев [артистов театра 

«Современник»] хулиганский девиз, благодаря которому удавалось иногда вдруг многое совершить, девиз, призывавший к конкретным действиям в любой обстановке, спасавший от рефлексии, не позволявший долго размышлять и сомневаться: «А хули?»504 

Итак, в подтексте артистического матерного слова носитель языка видит следующие подразумеваемые концепты: 

— ‘раскрепощенность’ («хулиганство»); 

— ‘свободу от рефлексии и сомнений’; 

— ‘действенность’. 

Наличие языкового горизонта, куда можно было обратиться за искомыми свойствами (пусть и в гомеопатических дозах), — предопределяло грядущий взрыв матерной речевой активности в обстановке слома существовавшего режима. В начале 1990 х гг. появляется эпиграмма на новую русскую демократию: 

Нам демократия дала 

Свободу матерного слова. 

Да и не надо нам другого, 

Чтобы воспеть ее дела. 

Общество двоемыслия, общество официального пуризма, которое готово было терпеть простонародный мат как выражение культурного уровня социальных низов, переживало восхождение артистического мата в годы перестройки и после нее как вызов самой поведенческой парадигме двоемыслия. Но официально либеральный и официально почвеннический варианты пуризма по разному понимали этот вызов. 

Я бы сказал так: берегите мат! Охраняйте его от поглощения литературой! Этот выдающийся 

национальный феномен заслуживает того, чтобы жить самостоятельной жизнью. Культурная 

интеграция убийственна для него.505 

Что это за самостоятельная жизнь, однако, не уточняется. 

Почвенник видит в расширении применения мата угрозу устоям народной жизни с ее привычной и удобной сегрегацией «высокого» и «низкого», «официального», «белого», праздничного существования и «подпольного», «черного», будничного прозябания: 

Всюду этот, сердитый. Всюду мат демократ. 

Пять свечей поминальных у стенки стоят. 

Если снайперы в танке, 

Спи спокойно, Останкино [...].506 

Либерал западник, наоборот, видит в мате не завоевание демократии, но лишь обнажившееся подпольное сознание официоза: 

Прекратились лауреаты, секретари, герои, 

массовые протесты и всенародные подъёмы. 

Остался мат, лай собак, визг женщин, 

прибой грязных волн о грязный берег.507 

Снятие границы между полями разрешенного и вольного слова вталкивает в общее пространство свободы все социальные слои, смешивая простонародный («плебейский») мат с артистическим («культурно обусловленным», «матом  цитатой»). Из этой смеси возникает новая речевая реальность, в которой матерный язык и может символизировать самое демократию. Сохраняя демократическую установку, некоторые писатели предлагают защитить матерный слой языка от чрезмерного употребления — как некое меньшинство, которое будет лучше чувствовать себя в резервации. Так, писатель Юлиу Эдлис, объясняя, почему «в твердыне» его «убежденной антиматерщинности была пробита брешь»508, признается, что с расширением публичности матерного словоупотребления непредсказуемо меняется вся система языка. Бывший «идеологический антиматерщинник» в момент гибели официальной идеологии становится идеологом спасения изоляции матерщины. Такую эволюцию пережили в годы перестройки и после нее многие носители языка. 

Если бы языковые процессы проходили изолированно друг от друга, можно было бы целенаправленно воздействовать на них. Но трудность в том и состоит, что, согласно распространенному мнению, матерный язык вторгся в открытый речевой поток посоветского культурного общества в порядке компенсации идеологического вакуума. То обстоятельство, что общество поджидало нового на  полнения для этого вакуума с другой стороны509, свидетельствует лишь о неузнанности в нецензурном, обсценном слое языка усвоенной им за советское время идеологической семантики.510 

Те носители языка, что противостояли советскому режиму и считали свой мат частью «государственной крамолы», видят в массовом матерном языке новой, небывалой бесцензурной эпохи «опошление и обесценивание» того, что, как им теперь кажется, было «эксквизитной национальной валютой»: 

Русский мат проделал на глазах нашего поколения отрицательную эволюцию; мы были современниками его расцвета и стали свидетелями его деградации. Матерная брань как эффектное 

выразительное средство, унаследованный от предков изысканный архитектурный мат поблек 

и распался, уступил место ленивому словоблудию, утратил эмфазу и эмоциональность, выродился в систему вялых междометий и хуже того — в набор ничего не значащих слов5паразитов, в слабоумное «бля, бля». Где они, виртуозы матерщины, вдохновенные импровизаторы, которых я знавал в лагере, у которых учился? Где эти самородки, мастера ажурных многоэтажных конструкций, 

хранители и эстеты мата? Беззубая ругань сделалась достоянием пьяниц, стала худшим образцом 

получленораздельной речи, идиотическим сотрясанием воздуха, ибо она утратила всякий смысл 

и резон: то, что теперь называется матом, — это какой5то песок между зубами, какое5то безостановочное слюнотечение. Рафинированный тюремно5лагерный мат (некоторое представление 

о нем может дать известный словарь5справочник Жака Росси) разлился по стране, словно лопнула фановая труба, но с тех пор, разведенный и разжиженный, ставший общенациональной речью, 

опошлился и обесценился. Интеллигенты, выдающие себя за блатарей, и чиновники, подражающие интеллигентам, сопляки5дошкольники, окололитературные дамы, древние старухи матерятся 

по привычке, без зазрения совести, точно сплевывают на пол.511 

Итак, общим знаменателем матерного дискурса оказывается его вторичная тривиализация в обстановке полной языковой свободы и, таким образом, сохранение за матом высокого идеологического статуса. Те, кто признавали этот статус втайне, но ханжески отвергали публично, объявляют неподцензурный мат воплощением демократии. Те, кто употребляли его втайне как эстетическое достояние свободы, отрицают право на мат за «толпой» и «сопляками». Те, кто отрицали мат во всех видах, готовы перед лицом суровой реальности поступиться своими принципами, но хотели бы получить от носителей языка гарантии «умеренности» в дальнейшем употреблении ими мата. 

Идеологическая сила мата по прежнему состоит в том, что он кажется носителям языка возможным предметом воздействия, общественным орудием, пользователями которого должны и могут быть особым образом подготовленные и допущенные к мату лица.

Любовь Рыжкова Волшебный Букварь Буква К

Буква - К- 

Как конфетка, буква - К-,

 и вкусна-то, и сладка! 

Карамельная страна. 

И в клубнике есть она.

Из истории буквы - К- 

Как правильно назвать эту букву сегодня? Вот так: -КА-. 

Но мы знаем, что буква эта раньше называлась - КАКО с ударением на -0-. Слово это, как указывают словари,- древ¬неславянское и означает БУДТО, ПОДОБНО. С этой бук¬вой всё как будто ясно. 

А знаешь ли ты, что у наших далеких предков было мно¬жество богов, имена которых начинались на эту чудесную букву. Это Карна, Крышень, Купала, Кресень. Некоторых из них ты знаешь и сам, но не догадываешься об этом. 

Есть на Волге красивый город - Кострома, так вот ког¬да-то это было имя божества. А речку Кама знаешь? И это было имя древнего бога. Видишь, сколько загадок вокруг нас, надо только внимательнее присмотреться к окружаю¬щему миру, и жить станет интересно. 

А сколько слов в русском языке на эту букву, обознача¬ющих качества человека: красивый, кроткий, культурный! Какие прекрасные качества, верно? 

Знаешь, в древности люди очень много воевали, да и сей¬час воюют, потому что не со всеми своими пороками спра¬вился человек. По-прежнему существуют зависть, жадность, злоба, корысть. Они так мешают жить! Если ты встретишь такого человека,- знай, что он просто несовершенный, и ему надо помочь избавиться от этих недостатков. Мне ка¬жется, люди будущего будут чисты, непорочны и красивы душою. 

Но тогда, в ту далекую пору, людей часто сотрясали низ¬кие страсти. И если они видели, что какой-то народ живет лучше, они старались поработить его, унизить или даже уничтожить. Одни завидовали другим, и потому унижали и извращали чужую культуру. 

Так произошло и с древней славянской культурой, ко¬торая была искажена почти до неузнаваемости. И мы толь¬ко теперь начинаем возвращаться к своим родным истокам. 

А знаешь, что я скажу тебе, друг мой,- жестокие циви¬лизации гибнут. Они гибнут именно потому, что живут и развиваются неправильно, не по Божескому замыслу. Ты с детства должен знать: добро всегда побеждает зло. Всегда! И хоть некоторые люди говорят, что так бывает только в сказках,- ЭТО неправда. Так бывает в жизни! Может, это не всегда сразу заметно, но знай, что сама Природа стоит на страже своих справедливых законов. 

Друг мой, ты заметил, как мы с тобой здорово учим рус¬скую азбуку. Мы не просто скучно и нудно заучиваем бук¬вы, а беседуем с тобой как настоящие друзья. И даже позво¬ляем себе поговорить на другие, не менее интересные темы. 

Запомни пословицу: Бог простит, а вперёд не каверзи. 

СЛОВА-РОДСТВЕННИКИ

Есть в русском языке интересное и такое привычное сло¬во - КОПЕЙКА. А появилось оно не так давно, в XVI веке. Конечно, нам четыреста - пятьсот лет кажутся большим сроком, а для истории это пустяк. 

Так вот, КОПЕЙКОЙ называлась мелкая серебряная монета с изображением всадника на коне с КОПЬЁМ в руке. Её так и называли - КОПЕЙНАЯ деньга. Потом это изоб¬ражение на монете убрали, а совсем недавно оно появилось вновь. И теперь ты сам можешь хорошенько его разглядеть. 

И  ещё об одном слове мне хочется тебе рассказать. О нём много спорили учёные, и много КОПИЙ сломали в этих спорах. А речь идёт о слове КНИГА. 

Это очень старое славянское слово, от него произошло огромное множество слов других языков. Вот тебе приме¬ры: древнескандинавское и немецкое «кеннинг» означает ЗНАНИЕ, ассирийское «kunnuky» - печать, китайское «кинг» - КНИГА. 

Раньше многие пытались доказать, что слово это никак не могло быть исконно русским, так же, как и слово чи¬ТАТЬ, поскольку У нас, дескать, даже письменности своей долгое время не было. На самом деле это совсем не так. 

Совсем недавно умер русский учёный языковед О. Н. Трубачёв. Так вот он всю свою жизнь посвятил составле¬нию словаря славянского праязыка. Такая попытка была предпринята впервые в мировой науке. 

Олег Николаевич доказал, что такие слова, как БОГ, СВЯТОЙ, РАЙ, ГРЕХ, ДУША, ДУХ, ЧИТАТЬ, ПИСАТЬ, ВЕРА, ЗАКОН,- исконно русские. И возникли они задол¬го до 1 века нашей эры. Так что наши далёкие предки испо¬кон веков и читали, и писали, и знали, что такое КНИГА. 

Литературные имена 

Иван Козлов (1779 - 1840) - чудесный русский поэт. которого знает в нашей стране каждый. Дело в том, что пер) этого поэта принадлежит знаменитое стихотворение, став¬шее романсом. Это - «Вечерний звон». 

Вечерний звон, вечерний звон! 

Как много дум наводит он 

О юных днях в краю родном,

 Где я любил, где отчий дом, 

И как я, с ним навек простясь, 

Там слушал звон в последний раз! 

Николай Карамзин (1766 - 1826) - знамени¬тый русский писатель, историк. Самый значительный его труд - «История государства Российского». 

В истории, литературе, искусстве у нас есть свои авто¬ритеты. Кого-то мы любим, кого-то - нет. Можно с кем-то соглашаться, а с кем-то спорить. Но есть имена, знать кото¬рые необходимо. 

И к тому же, если ты хочешь стать высококультурным человеком, ты должен знать различное освещёние истории нашего Отечества. 

Владимир Короленко (1853-1921)-удивитель¬ный прозаик и мудрый человек. С его творчеством ты по¬знакомишься уже в школе, а потом, если заинтересуешься, прочитаешь и другие его художественные произведения, . также и его необыкновенно мудрые письма. 

Писатель глубоко всматривался в душу человека, под¬мечал то, чего не видели другие, и всегда был защитником «маленького человека». Есть такая вечная тема в русской литературе. Об этом мы ещё с тобой поговорим.

Михаил Кузмин (l875-1936)-талантливый, ори¬гинальный поэт «серебряного века». Серебряным веком ус¬ловно называют период начала двадцатого века, подразу¬мевая, что «золотым веком» в литературе был век девятнадцатый. 

Серебряному веку характерно множество самых разно¬образных литературных течений. Послушай, как красиво писал Кузмин: 

В такую ночь, как паутина, 

Всю синь небесного павлина 

3аткали звёздные пути. 

На башне полночь без пяти, 

И спит росистая долина. 

Александр Куприн (1870 - 1938) - классик рус¬ской литературы, писатель редкостного дарования, необык¬новенно тонкого лиризма и чувственности. Он много писал о любви, верил в её волшебную силу и считал, что любовь человека окрыляет. А ещё он говорил, что «золотые токи» любви пронизывают Вселенную, и потому она ещё жива. 

Читайте, милые дети, Александра Ивановича Купри¬на, и вам откроется еще одна сторона нашего прекрасно¬го мира! 

Дмитрий Кедрин (1907 -1945)-русский поэт, чье творчество - настоящая вершина лирики. Поэт бесконеч¬но любил Россию, восхищался её красотой и называл свою Родину «царевной Несмеяной». Его нежнейшие стихи - ис¬тинное сокровище. 

На сто верст кругом одно и то же: 

Глушь да топь, чижи да дикий хмель ... 

Отчего ж нам этот край дороже 

Всех заморских сказочных земель? 

Игра 

Ну, пора и отдохнуть. 

Поиграем, хоть чуть-чуть.

 Вот тебе моя рука, 

в ней цветы - на букву -К-. 

- Колокольчик 

-Кашка 

- Клевер 

- Крокус 

- Канна 

-Кувшинка 

Запомни! 

Цивилизация - ступень в развитии общества. 

Порок - какой-то ужасный недостаток. 

Уголок для родителей 

Цветочная строфа 

... Итак, приезжайте к нам завтра, не позже!

у нас васильки собирай хоть охапкой.

Сегодня прошел замечательный дождик ¬

Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.

Дмитрий Кедрин

ЗАГАДКА 

Угадай, какая буква, 

есть в словах: кокос и клюква,

 кактус, кипарис, клюка. 

Ну, конечно, это ...

   Миролюбив Ю.П. «Сакральное Руси» т. 1 КРЕЩЕНСКОЕ КУПАНЬЕ

В Юрьевке не было реки. Была лишь небольшая складка местности, высохшее русло, по которому текли мутные потоки воды в ледоход и зимой там был как бы ручей, но весной уже после таянья снегов он исчезал. Для водопоя крестьяне употребляли «ставки», то есть вырытые четырехугольные ямы, в которых держалась вода некоторое время. Однако, большинство поило скотину из колодцев. Они были чрезвычайно глубокими, поэтому и Крещение устраивали на одном из «ставков», но в Антоновке или Анновке Водосвятие происходило на реке, где делалась прорубь и ставился Алтарь. Для него, как и в Юрьевке, употребляли сенной отвар, бураковый квас (сок), раствор синьки в воде, отвар луковой шелухи и поливали этими разноцветными растворами куски льда, из которых состоял Алтарь, Крест и Подсвечники. Лютый февральский мороз сковывал все вместе. Иной раз это были прямо произведения искусства. Некоторые строители Алтаря прилагали много усилий и добивались большой красоты. В середине, за Алтарем, находилась прорубь, или Крещенская Купель. К этому дню также заготовляли белых голубей. Когда Крестный Ход приходил на реку, на Алтаре клал Крест и Евангелие священник, кругом становились мужики с Хоругвями и начиналось Водосвятие. После него всегда были желающие «сойти в Купель», то есть окунуться в прорубь. Это обычно были глубокие старики, лет по семидесяти и больше. Тут же наготове были сани с шубами и бутылкой водки. Как только старик опускался в воду и трижды погружался в нее, его подхватывали мужики под руки, заворачивали в шубы, давали стакан водки и мчали домой, как был!

    Характерно, что никто от такого Крещенья не умирал и не заболевал. Старики были крепкие и не такую встряску выдерживали! Их вносили в хату, клали прямо в кожухе на печь и там еще раз давали водки, после чего они засыпали. Некоторые, переменившись, ибо в воду они спускались в белье, еще предварительно садились за обед и лишь после этого шли спать. В момент же, когда старики принимали Святое Крещение, кто-нибудь выпускал белых голубей. В это время певчие пели: «И Дух в виде голубике извествоваше словесам утверждение!» В этот день палили из ружей, били киями по дверям амбаров, прогоняя Зиму и призывая Перуна. Несомненно, этот праздник был тоже языческого происхождения и под него лишь подвели христианское содержание. В древности это должен был быть Ладин и Перуний День, что видно из расцвечивания Алтаря и ружейной пальбы.

Стук в доски, заборы или двери амбаров должен был напомнить удары грома. Омовение же в Купели было обрядом, посвященным Купале, Богу летнему. «Омовление» было Актом, равносильным Жертве. Шло оно, конечно, еще из времен ведических. На это указывает расцвечивание Алтаря - символ Весны.

ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ

Что калач в меду (всё пристаёт)

• Сильны временщики, да недолговечны

• Что мне золото, светило бы Солнце

• Он и с грязи пенки снимает

• Не суйся середа наперёд четверга

• Пришлось и царской барыне тошнёхонько

• Промеж худых и хорошему плохо

• Доброго держись, а от худого – удались

• С доброхотом всякому в охотку

• На ласковое слово не кидайся, на грубое не гневайся

• Гнева не пугайся, на ласку не кидайся

• Горького расплюют, а сладкого проглотят

• Хорошо того бить, кто плачет, а учить, кто слушает

• Гневайся, да не согрешай

В  Государственной Третьяковской Галерее 16 декабря открылась  выставка, посвященная 160-летию (запоздало,  получается 161-летию)  со дня рождения Елены Поленовой. Елена Дмитриевна Поленова (1850–1898) — яркая талантливая художница, которая стояла у истоков формирования национально-романтического направления русского модерна и зарождавшегося символизма. Настоящая выставка — первая персональная выставка художницы после посмертной, устроенной объединением «Московское Товарищество художников» в 1902 году.Елена Поленова, сестра известного живописца В. Д. Поленова, — одна из первых женщин-художниц, получивших профессиональное художественное образование. Первые навыки она приобрела от матери, Марии Васильевны Поленовой, внучки архитектора екатерининской эпохи Н. А. Львова. Именно она пригласила к своим детям для уроков рисунком будущего известного педагога П. П. Чистякова. Елене Дмитриевне тогда исполнилось девять лет. С этого возраста вплоть до 1880 года с небольшими перерывами она обучалась в его мастерской технике рисунка и акварели. В 1879 году Е. Д. Поленова поступила в керамический класс Рисовальной школы Общества Поощрения Художеств, закончила его с большой серебряной медалью. Она первая за всю историю Рисовальной школы была командирована во Францию для усовершенствования в керамическом деле, а затем получила место преподавателя живописи по фарфору и фаянсу. В 1880–1882 годах Елена Дмитриевна училась в акварельном классе ОПХ. Блестяще овладев этой техникой, она поставила себе задачу «в целом ряде акварельных картин выразить поэтический взгляд русского народа на русскую природу, т. е. выяснить себе и другим, каким образом влиял и выражался русский пейзаж на русской народной поэзии эпической и лирической».

Переехав из Санкт-Петербурга в 1882 году в Москву, Елена Дмитриевна вместе с братом В. Д. Поленовым оказалась в центре кружка талантливой молодежи, который составляли: К. А. Коровин, И. И. Левитан, М. В. Нестеров, А. Я. Головин, С. В. Иванов, М. В. Якунчикова, И. С. Остроухов. По ее инициативе в московской квартире В. Д. Поленова были организованы «керамические» четверги.

Многие годы творческой деятельности Елены Поленовой были связаны с «мамонтовским кружком» — художниками, артистами, архитекторами, которые группировались вокруг промышленника и мецената С. И. Мамонтова (1841–1918), и среди них В. А. Серов, В. Д. Поленов, К. А. Коровин, В. М. Васнецов. С конца 1870-х годов художники этого круга часто и подолгу работали в Абрамцеве, подмосковной усадьбе Мамонтовых. Стихийно сложившийся «абрамцевский художественный кружок» сыграл большую роль в развитии национальной художественной культуры, во многом определив особенности стиля модерн в России. В 1880-е годы в Абрамцеве по инициативе Е. Д. Поленовой была собрана большая коллекция произведений народного искусства; экспонаты коллекции служили образцами для столярно-резчицкой мастерской, управляемой Е. Д. Поленовой и Е. Г. Мамонтовой. С 1885 по 1894 год Елена Дмитриевна выполнила свыше 100 проектов мебели и предметов декоративно-прикладного искусства. На представленных в экспозиции навесных шкафчиках и полочках, стульях, лавках, изготовленных по проекту Е. Д. Поленовой, можно видеть, как она преображала мотивы пейзажа в орнамент и узор для резьбы. 

В Абрамцеве Е. Д. Поленова работала на пленере вместе с В. А. Серовым, И. И. Левитаном, К. А. Коровиным. На выставке представлены акварели «Зимний лес. (Вороны)» (1880-е, ГТГ), «На дворе зимой» (ГТГ), а также изображения цветов. Интерес Е. Д. Поленовой к фольклору, развитый с детства и подкрепленный В. М. Васнецовым, выражался в ее желании «подметить и выразить те художественно-вымышленные образы, которыми живет и питается воображение русского народного человека». Народные сказки в этом смысле стали для художницы богатейшим материалом для творческой фантазии и поиска нового пластического языка. Е. Д. Поленова практически первой обратилась к книжной графике, она проиллюстрировала и литературно обработала за непродолжительное время (конец 1880-х — 1890-е) более 20 народных сказок и поговорок. В абрамцевский период (1886–1889) она оформила в реалистической манере сказки «Белая уточка», «Война грибов», «Дед Мороз» и др., события которых разворачиваются на фоне пейзажей Абрамцева и его окрестностей. Из них лишь «Война грибов» была издана в 1889 году способом фототипии. Второй, созданный в стилистике модерна, костромской цикл (1889–1898) иллюстраций к сказкам «Сынко-Филипко», «Сорока-воровка», «Плутоватый мужик» и др. был опубликован в 1906 году. Е. Д. Поленова дала мощный импульс дальнейшему развитию книжной иллюстрации как самостоятельному виду искусства. 

С середины 1890-х годов Елена Дмитриевна создала большое количество рисунков орнаментов. Значительная часть из них выполнялась в качестве эскизов вышивок и панно для мастерской в Абрамцеве и кустарной мастерской М. Ф. Якунчиковой в с. Соломенка Тамбовской губернии. Интерес к орнаменту отчетливо проявился и в процессе работы над символистской картиной «Зверь» (Змий. Сказка. 1895–1898, Музей-заповедник «Абрамцево»).Осенью 1897 года она разработала оригинальный проект столовой в русском стиле для дома М. Ф. Якунчиковой в Наре. Изысканное произведение «Жар-птица», представленное на выставке, является эскизом живописного панно для интерьера столовой.В Париже Е. Д. Поленова познакомилась с С. П. Дягилевым и по его заказу сделала рисунок обложки для журнала «Мир искусства». В том же журнале (1899, № 18–19), уже после смерти Е. Д. Поленовой, была опубликована первая статья, посвященная ее творчеству.

Поленова собиралась и дальше продолжать работу над сказками… Увы, её мечтам не суждено было осуществиться. В апреле 1896 года, когда она ехала на извозчике по крутому спуску к Трубной площади, пролётка налетела на рельсы конки и перевернулась. Поленова ударилась головой о мостовую, и её болезнь и смерть спустя два года были следствием этого удара. Потрясённый Василий Поленов писал: «Она неутомимо работала, можно сказать, всю свою жизнь и всё время шла вперёд, и вот, когда талант её развился и окреп, когда полная творческих замыслов она могла бы дать ещё много высокодаровитого и интересного, жестокая судьба её убивает…» .

Творчество Елены Дмитриевны, её вклад в иллюстрирование русских народных сказок были высоко оценены не только современниками художницы, но и последующими поколениями художников и зрителей. Так, народный художник РСФСР К.Ф.Юон писал: «Рисунки Елены Дмитриевны Поленовой к русским сказкам — чарующие документы о русских детях и о русской народной душе. Примитивный уклад деревенской жизни недавнего прошлого в них отражён лаконично, правдиво и трогательно. Пушкинская простота и живая образность — их неоценимое достоинство. В них слышится голос русской матери, доброй бабушки и любимой няни. <…> Лишённый стилизации их правдивый язык делает их близкими каждому русскому человеку в той же мере, как поэзию Пушкина или музыку Чайковского» .

Саму же Елену Дмитриевну признание её творческих заслуг всегда мало интересовало. Гораздо более важным для художника, для творческого человека она считала совсем другое. «Мне бы хотелось, — писала она, — не потерять двух способностей — способности помогать, воодушевлять, служить опорой и толчком к работе другим художникам. Это свойство во мне есть положительно. <…> Другая способность — это любить и верить, и увлекаться своей работой. Больше мне ничего не нужно. Конечно, оценка, поддержка, интерес других людей, особенно тех, мнением которых дорожишь, очень драгоценны, но неизмеримо важнее те силы, которые внутри живут и которые дают питание огню, горящему в душе. Лишь бы он не потухал…».

В экспозиции собраны лучшие произведения Е. Д. Поленовой: живопись и акварель, иллюстрации к русским народным сказкам, рисунки орнаментов, предметы декоративно-прикладного искусства (мебель, расписные фарфоровые блюда).

Многие из них экспонируются впервые. В состав выставки включены архивные документы, мемориальные фотографии, книги и журналы, раскрывающие особенности общественно-художественной деятельности художницы. Помимо графики и предметов декоративно-прикладного искусства из собрания Третьяковской галереи, произведения предоставлены Мемориальным историко-художественным и природным музеем-заповедником В. Д. Поленова и Художественно-литературным музеем-заповедником «Абрамцево», в которых сосредоточена основная часть творческого наследия художницы, а также Русским музеем, ГИМ, Музеем-заповедником «Царицыно», ВМДПНИ, Государственным литературным музеем. К выставке подготовлен каталог, который сегодня является единственным подробным источником информации о жизни и творчестве Е. Д. Поленовой. 

http://www.tretyakovgallery.ru/ru/c...xhibitions2621/&nbsp;

http://artinvestment.ru/news/exhibi...a_polenova.html