Супергиперопекун

 Наверное, оно так не случайно задумано уважаемым мирозданием, чтобы все идеальные вещи и качества в этом мире встречались исключительно отлитыми в бронзе, высеченными в граните и мраморе. Иридий с платиной тоже сойдут. С гармоничным сочетанием человеческих качеств и добродетелей дела обстоят не менее кудряво: то интеллекта недовес, то доброту зажали, то с хитрым устройством афедрона переборщили, то мудрости...впрочем когда и кому её вдоволь отвешивали? И ещё чувство меры. Оно вообще у человечества в хроническом дефиците. Именно поэтому принцип «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям» воплотим на практике только в пределах кладбища, а такая простая и понятная вещь, как десять заповедей требует кучу комментариев, вроде уголовно-процессуального и административного кодексов.

Ольга (назовём её так) болеет уже лет пятнадцать. Обострения у неё случаются нечасто, от силы раз в два-три года. Обычно это голос в голове, который с недельку-другую жужжит под руку, нудно комментируя каждый поступок и жест, а потом смелеет, наглеет и начинает пытаться командовать. Правда, тоже нудно и монотонно, не столько командовать, сколько зудеть: маму убей, убей маму, прикончи эту стерву, сколько крови выпила, ну, давай уже её заколбасим, убейубейубейУБЕЙ!!! Как пошли восклицательные знаки — всё, пора вызывать скорую, поскольку этот сволочной голос уже ничего толком не даст сделать, даже ночью будет доставать.

Доктора, зная маму Ольги, испытывают к голосу в её голове двойственное отношение. С одной стороны, императивная галлюцинация есть зло, показание к неотложной госпитализации и мастдай. С другой стороны...

Ольге за тридцать. Миловидна, всегда аккуратно одета, скромна и вежлива. Не замужем. Просто не было ни единого шанса. С самого начала болезни мама, и так грешившая излишней опекой, решила, что это ей за то, что НЕ УСЛЕДИЛА и ПРОМОРГАЛА, и удвоила усилия. По её железобетонному убеждению, идеальный муж — мужик без девайса, но работящий. А дети... Какие дети? Ей одной Оленьки за глаза хватает, а все эти бессмысленные телодвижения с осложнениями в виде беременности, все эти памперсы-пелёнки и бессонные ночи — как можно! Ребёнок и так тяжелобольной на оба полушария!

Как назло, мужики все попадались с девайсом и — о ужас! - собственным мнением насчёт анатомо-географических областей, куда должны срочно отправляться и где впоследствии безвылазно пребывать такие тёщи. А Оля была девочкой послушной. В общем, не сложилось.

Решив, что контроля много не бывает, мама на мужиках не остановилась и стала требовать от дочери отчёта о каждом проведённом дне (в письменной форме, в виде дневника) и о потраченной пенсии (в отдельной тетрадке, чеки прилагаются). Финансовая отчётность маму интересовала особо, поскольку дочерняя забота, по одному из многих её железобетонных убеждений, должна была иметь материальное подкрепление, причём постоянно растущее.

Так вот, любая попытка Ольги взбрыкнуть и сказать слово поперёк заканчивалась тем, что маман хватала непокорное дитё в охапку и мелкой рысью скакала в дурдом — дескать, у малютки обострение, срочно спасайте ребёнка. Получив обоснованный отказ, она громко рыдала, оглашала список смертных прегрешений, в кои впал их участковый психиатр, и предпринимала слёзный ход по инстанциям. В основном, что радовало, без репрессивных оргвыводов.

Вот и этот визит исключением не стал: дитё попыталось возмутиться, за что было схвачено и притыгдымкано к психиатру. С наказом госпитализировать, лишить дееспособности и отдать матери под опеку, уже официальную. А она тем временем съездит на юга, отдохнёт от забот праведных. Пришлось провести долгую разъяснительную беседу о том, что недееспособность — это не медаль за материнские заслуги перед отечественной психиатрией, и что такими методами и эмоциями можно выплакать её разве что себе самой, и то не сразу. Ну, и о вреде гиперопеки тоже, но, по опыту всех прошлых лет общения с ней, она благополучно не расслышала первую половину и тут же вытеснила из сознания вторую. А вот госпитализировать Ольгу я согласился и, пока мама пошла в буфет покупать дочери на дорожку целебный сок и жутко вредный беляш, подмигнул пациентке и пояснил, что отправляю её не в закрытое отделение, а практически на курорт, в отделение неврозов: голосов у неё нет, в общее отделение класть не с чем, а вот лёгкая депрессия, как реакция на маму, наверняка имеется. А отделение неврозов — этож красота: свободный выход, тишина в палатах, а главное — среди пациентов есть парни. Мужики они, правда, не особо работящие, зато обходительные и с девайсом. И никакой мамы рядом целый месяц!(Максим Иванович Малявин. Россия)