святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Возлюбленные о Господе братия и сестры, с завтрашнего дня мы вступаем в великий подвиг святого поста. Чем и как лучше всего начать этот великий подвиг? Святая Церковь напутствует нас на святое поприще поста и покаяния евангельскою заповедью о примирении со всеми братиями нашими во Христе Иисусе, об отпущении и прощении им всех согрешений их пред нами. Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный, – говорит Сам Господь в чтенном ныне Евангелии, – аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф.6:14-15). Это – первое и необходимое условие примирения нашего с Богом, очищения и оправдания от грехов.
Без этого всесердечного примирения со всеми, без этого погашения взаимных огорчений и вражды нельзя приступить к Господу, нельзя и начинать самого поприща поста и покаяния. Почему? Потому, во-первых, что Сам Господь Бог наш есть Бог мира, а не нестроения (см.: 1 Кор.14:33). Как же можно явиться пред лице Его тому, кто в сердце питает вражду и злобу, кто не имеет мира, любви и святыни со всеми? Мир имейте и святыню со всеми, без чего никто не увидит Господа (ср.: Евр.12:14).
Во-вторых, потому, что Царство Божие – светлое общество сынов Божиих. Святое семейство Отца Небесного есть царство мира, любви и единодушия, царство благости, милосердия, кротости, смирения и долготерпения; может ли принадлежать к нему тот, кто таит в сердце своем огорчение, досаду и злопамятство на брата своего, кто не имеет единодушия и мира со своими ближними – сонаследниками этого Царства? Мир есть высшее благо, которое Господь Иисус Христос завещал как драгоценное наследие Своим ученикам, когда отходил от них на страдание: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин.14:27). Мир есть высшее счастье, которое Он прежде всего преподал друзьям Своим, приветствуя их по Своем Воскресении из мертвых, став посреди их и глаголя им: Мир вам! (Ин.20:19).
Кто лишает себя этого духовного сокровища враждою и злопамятством, тот лишает себя и вечного наследия – Царства Божия, которое Господь завещал любящим Его.
Мир есть благодатный дар Духа Святаго, и потому присутствие или отсутствие его в сердце человека свидетельствует о том, кто обитает в нем: Дух ли Божий, или дух лукавый. И как сей последний есть по преимуществу дух злобы и вражды, то и место человеку, питающему злобу и недоброжелательство к брату своему, не в Царстве мира, а со всеми духами отверженными.
Очевидно, что без искреннего всесердечного примирения со всеми братиями нашими во Христе благодатное поприще святого поста пройдет для нас бесплодно, хотя бы и старались мы провести пост по правилам церковного Устава. Что пользы будет от поста, когда мы, строго воздерживаясь от пищи телесной, своим гневом и строптивостью съедаем души и сердца своих ближних; когда, боясь осквернить уста какою-нибудь запрещенной снедью, не боимся, однако, того, что из этих же уст продолжают исходить, как смрадный дым из печи, слова осуждения, клеветы и злословия, насмешки язвительные, полные заразы и соблазна душевного.
Не таковаго поста Аз избрах, – говорит Господь через пророка Исаию, – но разрешите всякий союз неправды, отымите лукавства от душ ваших, престаните от лукавств ваших, научитеся добро творити (ср.: Ис.58:6; 1, 16-17). Не только никакой пост, но и самый мученический подвиг не заменит истинной любви к ближнему, той любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла, но всех любит и всё терпит (ср.: 1 Кор.13:4-7).
Если мы будем приходить в храм на молитву не с примиренным сердцем, то что тогда мы услышим от Господа? Когда стоите на молитве, прощайте, если чт`о имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши (Мк.11:25).
Иначе, что пользы от молитвы, когда теми же устами, которыми прославляем Господа, проклинаем своего брата, когда называем Бога своим Отцом, а ближних наших, которых Отец Небесный назвал Своими чадами, злословим, ненавидим и смущаем злопамятством? Что пользы в молитве, когда по внешности себя смиряем, называя последними, а внутренне говорим, подобно фарисею: Не таков, как прочие люди, хищницы, прелюбодеи или же как сей мытарь (ср.: Лк.18:11); когда устами произносим молитву преподобного Ефрема Сирина: Даруй ми <Господи> зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, а на деле ставим себя неумолимыми судьями всех и всего, замечаем сучок в глазу брата своего, не замечая бревна в своем глазу?
О таких молитвенниках Господь давно уже сказал чрез Пророка: Приближаются ко Мне люди сии устами своими и устами своими почитают Меня, сердце же их далеко отстоит от Меня, напрасно почитают Меня (ср.: Ис.29:13) И Сам в Святом Евангелии Своем изрек: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф.7:21).
Что пользы, наконец, если мы будем и каяться пред Престолом Божиим, испрашивая прощение своих грехов, но – с ожесточенным сердцем, сами не простив ближнему и не примирившись с ним? Если вы будете прощать людям согрешения их, – говорит Господь, – то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших (ср.: Мф.6:14-15). Что пользы от покаяния, когда некоторые падают ниц в храме, прося прощения грехов, а выйдя из храма, готовы преследовать ближних своих, устами приносят покаяние, а в сердце таят злобу и мщение? Просят прощения у Господа, не смирив своей гордости, не поправ своего самолюбия и тщеславия и не испросив прощения у оскорбленного брата своего!
Кто хочет, чтобы раскаяние его было принято как благоприятная Богу жертва, тот должен не только простить согрешения ближнему своему от всего сердца, так, чтобы и не вспоминать их, но должен еще постараться расположить и ближнего сего к такому же прощению, сделать его из врага своим братом, единодушным и единомысленным с собою. Без этого сколько бы на исповеди ни разрешал нас духовник, связанный враждою дух наш не разрешится и Отец Небесный не отпустит нам нашего согрешения.
Господь говорит: Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф.5:23-24).
Если мы дерзнем приступить к Таинству Святого Причащения, к Жертве, которая принесена преимущественно по любви Единородного Сына Божия к человеческому роду, без истинной любви друг ко другу, то не будет ли это оскорблением высочайшей любви Божией? Имея дух злобы, мщения, вражды к ближним, мы попираем Святыню и Кровь Господа вменяем ни во что.
Дорогие братия и сестры, древние христиане имели добрый и благочестивый обычай в настоящее, Прощеное, воскресенье испрашивать друг у друга прощения. Последуем сему доброму обычаю по зову нашей матери Церкви и мы и попросим прощения друг у друга, особенно же у тех, кого чем-либо оскорбили. По немощи нашей природы, по обстоятельствам жизни в наших условиях, неизбежны столкновения, огорчения, а потому и постараемся чрез взаимное прощение смягчить наши души и взаимные отношения.
Некогда в Киево-Печерской обители жили два инока, связанные тесными узами взаимной любви и дружбы. По зависти диавола эта дружба между ними пропала, а воцарилась взамен ее такая вражда и ненависть, что они и смотреть не хотели друг на друга: в церкви один другого не кадили, а проходили мимо.
Но вот один из них, пресвитер Тит, тяжко заболел и, чувствуя приближение смерти, через посланных стал просить прощения у своего брата – диакона Евагрия, однако тот ничего не хотел слышать. Тогда его насильно привели к постели умирающего. Тит приподнялся с постели и сказал: «Прости меня, брат мой, может быть, чем-нибудь я как человек оскорбил тебя». Но Евагрий отвечал: «Не прощу тебя ни в сей, ни в Будущей Жизни». И с этими словами он упал замертво, причем братия не смогли даже ни согнуть рук его, ни выпрямить рта, так скоро тело его одеревенело. Тит же тотчас встал здоровым. И на вопрос братии, как это событие произошло, ответил, что когда Евагрий сказал такие слова, то Ангел Господень поразил несчастного, а его, Тита, поднял с одра болезни.
Итак, дорогие братия и сестры, простим всем от всего сердца нашего и с примиренным сердцем вступим в поприще святого поста, прося оставления согрешений наших у Господа. Будем при этом всегда помнить слова святого апостола Павла: Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми… и Бог любви и мира будет с вами (Рим.12:18; 2 Кор.13:11). Аминь.

Проповедь схиархимандрита Кирилла (Павлова), 1963 г.

С этого дня, среды сырной седмицы, начинается чтение великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина.

Эта молитва читается в храме на часах в среду и пятницу Сырной седмицы и во всю Святую Четыредесятницу, кроме суббот и воскресений; также в первые три дня Страстной седмицы. В эти же дни она включается в домашнее молитвенное правило.

3-я приуготовительная седмица к Великому Посту. Седмица Сырная – сплошная

О Страшном суде.

При сло­вах «страш­ный суд» по­ло­же­но ис­пы­ты­вать страх и тре­пет. «Страш­ный Суд» – по­след­нее, что пред­сто­ит лю­дям. Ко­гда ис­те­чет по­след­няя се­кун­да су­ще­ство­ва­ния Все­лен­ной, лю­ди бу­дут вос­со­зда­ны, те­ла их вновь со­еди­нят­ся с ду­ша­ми – чтобы все-все смог­ли пред­стать для от­че­та пе­ред Твор­цом...

Впро­чем, я уже ошиб­ся. Я ошиб­ся, ко­гда ска­зал, что лю­ди вос­крес­нут для то­го, чтобы быть при­ве­ден­ны­ми на Страш­ный Суд. Ес­ли при­нять та­кую ло­ги­ку, то о хри­сти­ан­ском бо­го­сло­вии при­дет­ся ска­зать нели­це­при­ят­ную вещь. Ведь «мы и про­сто греш­но­го че­ло­ве­ка ни­ко­гда бы не по­хва­ли­ли за та­кое де­ло, ес­ли бы он вы­нул из мо­ги­лы труп сво­е­го вра­га, чтобы по всей спра­вед­ли­во­сти воз­дать ему то, че­го он за­слу­жил и не по­лу­чил во вре­мя зем­ной жиз­ни сво­ей». Греш­ни­ки вос­крес­нут не для то­го, чтобы по­лу­чить воз­да­я­ние за греш­ную жизнь, а на­обо­рот – по­то­му имен­но они и по­лу­чат воз­да­я­ние, что они непре­мен­но вос­крес­нут из мерт­вых. К со­жа­ле­нию, мы – бес­смерт­ны. К со­жа­ле­нию – по­то­му что по­рой очень хо­те­лось бы про­сто уснуть – да так, чтобы ни­кто боль­ше про мои га­до­сти мне не на­по­ми­нал... Но Хри­стос вос­крес. А все, что про­изо­шло со Хри­стом, про­ис­хо­дит и со все­ми людь­ми – ибо Хри­стос нес в Се­бе всю пол­но­ту че­ло­ве­че­ской при­ро­ды. Это зна­чит, что все мы те­перь но­си­те­ли та­кой суб­стан­ции, ко­то­рая пред­на­зна­че­на к вос­кре­се­нию.

От­то­го и оши­боч­но счи­тать, что при­чи­на вос­кре­се­ния – суд («Вос­кре­се­ние бу­дет не ра­ди су­да», – ска­зал хри­сти­ан­ский пи­са­тель еще вто­ро­го сто­ле­тия Афи­на­гор (О вос­кре­се­нии мерт­вых, 14)).

Но уж ес­ли бу­дет вос­кре­се­ние – то бу­дет и встре­ча с Бо­гом. Но встре­ча с Бо­гом – встре­ча со Све­том. Тем Све­том, ко­то­рый осве­ща­ет все и де­ла­ет яв­ным и оче­вид­ным все, да­же то, что мы хо­те­ли скрыть по­рой да­же от са­мих се­бя... И ес­ли то, по­стыд­ное еще оста­лось в нас, еще про­дол­жа­ет быть на­шим, еще не от­бро­ше­но от нас на­шим же по­ка­я­ни­ем – то встре­ча со Све­том при­чи­ня­ет му­ку сты­да. Она ста­но­вит­ся су­дом. «Суд же со­сто­ит в том, что свет при­шел в мир» (Ин.3:19).

Но все же – толь­ко ли стыд, толь­ко ли суд бу­дут на той Встре­че? В XII ве­ке ар­мян­ский по­эт (у ар­мян он счи­та­ет­ся еще и свя­тым) Гри­гор На­ре­ка­ци в сво­ей «Кни­ге скорб­ных пес­но­пе­ний» на­пи­сал:

Мне ве­до­мо, что бли­зок день су­да,
И на су­де нас ули­чат во мно­гом…
Но Бо­жий суд не есть ли встре­ча с Бо­гом?
Где бу­дет суд? – Я по­спе­шу ту­да!
Я пред То­бой, о, Гос­по­ди, скло­нюсь,
И, от­ре­шась от жиз­ни быст­ро­теч­ной,
Не к Веч­но­сти ль Тво­ей я при­об­щусь,
Хоть эта Веч­ность бу­дет му­кой веч­ной?

И в са­мом де­ле, вре­мя Су­да – это вре­мя Встре­чи. Это ран­не­хри­сти­ан­ское ощу­ще­ние смер­ти как Встре­чи вы­рва­лось од­на­жды у мос­ков­ско­го стар­ца о. Алек­сия Ме­че­ва. На­пут­ствуя толь­ко что скон­чав­ше­го­ся сво­е­го при­хо­жа­ни­на, он ска­зал: “День раз­лу­ки тво­ей с на­ми есть день рож­де­ния тво­е­го в жизнь но­вую, бес­ко­неч­ную. По­се­му со сле­за­ми на гла­зах, но при­вет­ству­ем те­бя со вступ­ле­ни­ем ту­да, где нет не толь­ко на­ших скор­бей, но и на­ших су­ет­ных ра­до­стей. Ты те­перь уже не в из­гна­нии, а в оте­че­стве: ви­дишь то, во что мы долж­ны ве­ро­вать; окру­жен тем, что мы долж­ны ожи­дать”.

С Кем же эта дол­го­ждан­ная Встре­ча? С Су­дьей, ко­то­рый под­жи­дал на­шей до­став­ки в его рас­по­ря­же­ние? С Су­дьей, ко­то­рый не по­ки­дал сво­их сте­риль­но-пра­виль­ных по­ко­ев и те­перь тща­тель­но блю­дет, чтобы но­во­при­быв­шие не за­пят­на­ли мир иде­аль­ных за­ко­нов и правд сво­и­ми со­всем не иде­аль­ны­ми де­я­ни­я­ми?

Нет – через на­шу смерть мы вы­хо­дим на Сре­те­ние с Тем, кто Сам ко­гда-то вы­шел нам на­встре­чу. С Тем, Кто сде­лал Се­бя до­ступ­ным на­шим, че­ло­ве­че­ским скор­бям и стра­да­ни­ям. Не без­лич­ност­но-ав­то­ма­ти­че­ская «Спра­вед­ли­вость», не «Кос­ми­че­ский За­кон» и не кар­ма ждут нас. Мы встре­ча­ем­ся с Тем, чье имя – Лю­бовь. В цер­ков­ной мо­лит­ве о Нем го­во­рит­ся: «Твое бо есть еже ми­ло­ва­ти и спа­са­ти ны, Бо­же наш». Имен­но – Твое, а не без­гла­зой Фе­ми­ды и не бес­сер­деч­ной кар­мы.

У Ма­ри­ны Цве­та­е­вой есть строч­ка, ко­то­рая со­вер­шен­но невер­на по бук­ве, но ко­то­рая спра­вед­ли­ва по сво­е­му внут­рен­не­му смыс­лу. Строч­ка эта та­кая: «Бог, не су­ди: Ты не был жен­щи­ной на зем­ле...». В чем прав­да это­го кри­ка? Ока­зы­ва­ет­ся, на­ши че­ло­ве­че­ские де­ла, че­ло­ве­че­ские сла­бо­сти и пре­гре­ше­ния бу­дет рас­смат­ри­вать не ан­гел, ко­то­рый не зна­ет, что та­кое грех, борь­ба и сла­бость, но Хри­стос. Хри­стос – это Сын Бо­жий, по­же­лав­ший стать еще и Сы­ном Че­ло­ве­че­ским. Не Сверх­че­ло­век бу­дет су­дить лю­дей, но Сын Че­ло­ве­че­ский. Имен­но по­то­му, что Сын стал че­ло­ве­ком, “Отец и не су­дит ни­ко­го, но весь суд от­дал Сы­ну” (Ин.5:22).

Сын – это Тот, Кто ра­ди то­го, чтобы не осуж­дать лю­дей, Сам по­шел пу­тем стра­да­ний. Он ищет по­те­ряв­ших­ся лю­дей. Но не для рас­пра­вы с ни­ми, а для ис­це­ле­ния. Вспом­ни­те прит­чу о по­те­рян­ной ов­це, прит­чу о блуд­ном сыне...

Впро­чем, по­след­нюю прит­чу на язык се­го­дняш­них ре­а­лий я бы пе­ре­ло­жил так: Пред­ставь­те – жи­вет стан­дарт­ная се­мья из че­ты­рех че­ло­век в стан­дарт­ной трех­ком­нат­ной квар­ти­ре. И вдруг млад­ший сын на­чи­на­ет ере­пе­нить­ся, всех по­сы­лать ку­да по­даль­ше, на всё огры­зать­ся. В кон­це кон­цов он тре­бу­ет разъ­ез­да. Квар­ти­ра при­ва­ти­зи­ро­ва­на. Сын, на­ста­и­вая на сво­ем пра­ве со­вла­дель­ца, тре­бу­ет, чтобы ему уже сей­час да­ли его до­лю. Квар­ти­ра сто­ит, ска­жем 40 ты­сяч «у.е.». Он тре­бу­ет, чтобы ему, как со­вла­дель­цу, со­при­ва­ти­за­то­ру, бы­ла вы­да­на чет­верть... Ро­ди­те­ли со стар­шим сы­ном в кон­це кон­цов не вы­дер­жи­ва­ют еже­днев­но­го про­ти­во­сто­я­ния со скан­да­ли­стом, про­да­ют свою трех­ком­нат­ную квар­ти­ру, по­ку­па­ют для се­бя двух­ком­нат­ную, а раз­ни­цу (10 000$) от­да­ют млад­ше­му сы­ну, ко­то­рый, удо­вле­тво­рен­ный, «от­ва­ли­ва­ет» в са­мо­сто­я­тель­ную жизнь... Про­хо­дит вре­мя, и он, все рас­тра­тив­ший, по­те­ряв­ший, не при­об­рет­ший ни­ка­ко­го соб­ствен­но­го жи­лья, воз­вра­ща­ет­ся к ро­ди­те­лям в их квар­ти­ру, столь умень­шен­ную по его ка­при­зу. Чем же встре­ча­ет его отец? Оскорб­лен­но вы­став­ля­ет его вон? Про­сит стар­ше­го сы­на по­при­дер­жать млад­шень­ко­го, по­ка оте­че­ская длань бу­дет вра­зум­лять юно­го на­ха­ла?

В Еван­ге­лии прит­ча кон­ча­ет­ся ина­че: ед­ва раз­гля­дев вда­ли воз­вра­ща­ю­ще­го­ся сы­на, еще не зная, за­чем он идет, еще не услы­шав ни сло­ва рас­ка­я­ния, отец вы­бе­га­ет на­встре­чу и ве­лит при­го­то­вить празд­нич­ный пир...

От­сю­да и сло­ва свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на За­твор­ни­ка: “Гос­подь хо­чет всем спа­стись, сле­до­ва­тель­но, и вам... У Бо­га есть од­на мысль и од­но же­ла­ние – ми­ло­вать и ми­ло­вать. При­хо­ди вся­кий… Гос­подь и на страш­ном су­де бу­дет не то изыс­ки­вать, как бы осу­дить, а как бы оправ­дать всех. И оправ­да­ет вся­ко­го, лишь бы хоть ма­лая воз­мож­ность бы­ла”. Ведь – “Ты Бог, не хо­тяй смер­ти греш­ни­ков”…

Бог ищет в че­ло­ве­че­ской ду­ше та­кое, не окон­ча­тель­но, не без­на­деж­но изуро­до­ванн­ное ме­сто, к ко­то­ро­му мож­но бы­ло бы при­со­еди­нить Веч­ность. Так вра­чи на те­ле обо­жен­но­го че­ло­ве­ка ищут хоть немно­го непо­стра­дав­шей ко­жи...

Об этом по­ис­ке рас­ска­зы­ва­ет эпи­зод свя­то­го Пет­ра Мы­та­ря (па­мять 22 сен­тяб­ря): «В Аф­ри­ке жил же­сто­ко­сер­дый и неми­ло­сти­вый мы­тарь (сбор­щик на­ло­гов) по име­ни Петр… Од­на­жды Петр вел ос­ла, на­вью­чен­но­го хле­ба­ми для кня­же­ско­го обе­да. Ни­щий стал гром­ко про­сить у него ми­ло­сты­ни. Петр схва­тил хлеб, и бро­сил его в ли­цо ни­ще­му и ушел… Спу­стя два дня мы­тарь рас­хво­рал­ся так силь­но, что да­же был бли­зок к смер­ти, и вот ему пред­ста­ви­лось в ви­де­нии, буд­то он сто­ит на су­де и на ве­сы кла­дут его де­ла. Злые ду­хи при­нес­ли все злые де­ла; свет­лые же му­жи не на­хо­ди­ли ни од­но­го доб­ро­го де­ла Пет­ра, и по­се­му они бы­ли пе­чаль­ны... То­гда один из них ска­зал: “Дей­стви­тель­но, нам нече­го по­ло­жить, раз­ве тот хлеб, ко­то­рый он по­дал ра­ди Хри­ста два дня на­зад, да и то по­не­во­ле”. Они по­ло­жи­ли хлеб на дру­гую сто­ро­ну ве­сов, и он пе­ре­тя­нул свою сто­ро­ну”. Имен­но этот рас­сказ по­слу­жил ос­но­вой для зна­ме­ни­той «лу­ков­ки» До­сто­ев­ско­го…

Опять же в древ­но­сти пре­по­доб­ный Иса­ак Си­рин го­во­рил, что Бо­га не сто­ит име­но­вать «Спра­вед­ли­вым», ибо су­дит Он нас не по за­ко­нам спра­вед­ли­во­сти, а по за­ко­нам ми­ло­сер­дия, а уже в на­ше вре­мя ан­глий­ский пи­са­тель К. С. Лью­ис в сво­ей фило­соф­ской сказ­ке «По­ка мы лиц не об­ре­ли» го­во­рит: «На­дей­ся на по­ща­ду – и не на­дей­ся. Ка­ков ни бу­дет при­го­вор, спра­вед­ли­вым ты его не на­зо­вешь. – Раз­ве бо­ги не спра­вед­ли­вы? – Ко­неч­но, нет, до­чень­ка! Что бы ста­лось с на­ми, ес­ли бы они все­гда бы­ли спра­вед­ли­вы?».

Ко­неч­но, спра­вед­ли­вость есть в Том Су­де. Но спра­вед­ли­вость эта ка­кая-то стран­ная. Пред­ставь­те, что я – лич­ный друг Пре­зи­ден­та Б.Н. Мы вме­сте про­во­ди­ли «ре­фор­мы», вме­сте – по­ка ему поз­во­ля­ло здо­ро­вье – иг­ра­ли в тен­нис и хо­ди­ли в ба­ню... Но тут жур­на­ли­сты на­ко­па­ли на ме­ня «ком­про­мат», вы­яс­ни­ли, что я при­ни­мал «по­дар­ки» в осо­бо круп­ных раз­ме­рах... Б. Н. вы­зы­ва­ет ме­ня к се­бе и го­во­рит: «По­ни­ма­ешь, я те­бя ува­жаю, но сей­час вы­бо­ры идут, и я не мо­гу рис­ко­вать. По­это­му мы с то­бой да­вай та­кую ро­ки­ро­воч­ку сде­ла­ем... Я те­бя на вре­мя в от­став­ку от­прав­лю». И вот си­жу я уже в от­став­ке, ре­гу­ляр­но бе­се­дую со сле­до­ва­те­лем, жду су­да... Но тут Б. Н. зво­нит мне и го­во­рит: «Слу­шай, тут Ев­ро­па тре­бу­ет, чтобы мы при­ня­ли но­вый Уго­лов­ный Ко­декс по­гу­ман­нее, по­де­мо­кра­тич­нее. Те­бе все рав­но сей­час де­лать нече­го, так, мо­жет, на­пи­шешь на до­су­ге?». И вот я, бу­дучи под­след­ствен­ным, на­чи­наю пи­сать Уго­лов­ный Ко­декс. Как вы ду­ма­е­те, что я на­пи­шу, ко­гда дой­ду до «мо­ей» ста­тьи?..

Не знаю, на­сколь­ко ре­а­ли­сти­чен та­кой по­во­рот со­бы­тий в на­шей та­ин­ствен­ной по­ли­ти­ке. Но в на­шей ре­ли­гии От­кро­ве­ния все об­сто­ит имен­но так. Мы – под­су­ди­мые. Но под­су­ди­мые стран­ные – каж­до­му из нас да­но пра­во са­мо­му со­ста­вить спи­сок тех за­ко­нов, по ко­то­рым нас бу­дут су­дить. Ибо – «ка­ким су­дом су­ди­те, та­ким и бу­де­те су­ди­мы». Ес­ли я при ви­де чье­го-то гре­ха ска­жу: «Вот это он на­прас­но... Но ведь и он – че­ло­век...» – то и тот при­го­вор, ко­то­рый я од­на­жды услы­шу над сво­ей го­ло­вой, мо­жет ока­зать­ся не уни­что­жа­ю­щим.

Ведь ес­ли я ко­го-то осуж­дал за его по­сту­пок, по­ка­зав­ший­ся мне недо­стой­ным, зна­чит, я знал, что это грех. «Смот­ри – ска­жет мне мой Су­дия – раз ты осуж­дал, зна­чит, ты был осве­дом­лен, что так по­сту­пать нель­зя. Бо­лее то­го – ты не про­сто был осве­дом­лен об этом, но ты ис­кренне при­нял эту за­по­ведь как кри­те­рий для оцен­ки че­ло­ве­че­ских по­ступ­ков. Но от­че­го же сам ты за­тем так небреж­но рас­топ­тал эту за­по­ведь?

Соб­ствен­но пра­во­слав­ное по­ни­ма­ние за­по­ве­ди «не су­ди» близ­ко к кан­тов­ско­му «ка­те­го­ри­че­ско­му им­пе­ра­ти­ву»: преж­де, чем что-то сде­лать или ре­шить, пред­ставь, что мо­тив тво­е­го по­ступ­ка вдруг станет все­об­щим за­ко­ном для всей все­лен­ной и все и все­гда бу­дут ру­ко­вод­ство­вать­ся им. В том чис­ле и в от­но­ше­ни­ях с то­бой...

Не осуж­дай дру­гих – не бу­дешь сам осуж­ден. От ме­ня за­ви­сит, как Бог от­не­сет­ся к мо­им гре­хам. Есть у ме­ня гре­хи? – Да. Но есть и на­деж­да. На что? На то, что Бог смо­жет ото­рвать от ме­ня мои гре­хи, вы­бро­сить их на по­мой­ку, но для ме­ня са­мо­го от­крыть иной путь, чем для мо­их гре­хов­ных дел. Я на­де­юсь, что Бог смо­жет рас­тож­де­ствить ме­ня и мои по­ступ­ки. Пе­ред Бо­гом я ска­жу: «Да, Гос­по­ди, бы­ли у ме­ня гре­хи, но мои гре­хи – это не весь я!»; «Гре­хи – гре­ха­ми, но не ими и не для них я жил, а бы­ла у ме­ня идея жиз­ни – слу­же­ние Ве­ре и Гос­по­ду!».

Но ес­ли я хо­чу, чтобы Бог так по­сту­пил со мной, то и я дол­жен так же по­сту­пать с дру­ги­ми. Хри­сти­ан­ский при­зыв к неосуж­де­нию есть в кон­це кон­цов спо­соб са­мо­со­хра­не­ния, за­бо­ты о соб­ствен­ном вы­жи­ва­нии и оправ­да­нии. Ведь что та­кое неосуж­де­ние? «По­ри­цать – зна­чит ска­зать о та­ком-то: та­кой-то со­лгал... А осуж­дать – зна­чит ска­зать, та­кой-то лгун...Ибо это осуж­де­ние са­мо­го рас­по­ло­же­ния ду­ши его, про­из­не­се­ние при­го­во­ра о всей его жиз­ни. А грех осуж­де­ния столь­ко тя­же­лее вся­ко­го дру­го­го гре­ха, что сам Хри­стос грех ближ­не­го упо­до­бил суч­ку, а осуж­де­ние – брев­ну». Вот так и на су­де мы хо­тим от Бо­га той же тон­ко­сти в раз­ли­че­ни­ях: «Да, я лгал – но я не лжец; да, я соблу­дил, но я не блуд­ник; да, я лу­ка­вил, но я – Твой сын, Гос­по­ди, Твое со­зда­ние, Твой об­раз... Сни­ми с это­го об­ра­за ко­поть, но не сжи­гай его весь!».

И Бог го­тов это сде­лать. Он го­тов пе­ре­сту­пать тре­бо­ва­ния «спра­вед­ли­во­сти» и не взи­рать на на­ши гре­хи. Спра­вед­ли­во­сти тре­бу­ет диа­вол: мол, раз этот че­ло­век гре­шил и слу­жил мне, то Ты на­все­гда дол­жен оста­вить его мне. Но Бог Еван­ге­лия вы­ше спра­вед­ли­во­сти. И по­то­му, что по сло­ву пре­по­доб­но­го Мак­си­ма Ис­по­вед­ни­ка, “Смерть Хри­ста – суд над су­дом” (Мак­сим Ис­по­вед­ник. Во­про­со­от­вет к Фа­лас­сию, 43).

В од­ном из слов св. Ам­фи­ло­хия Ико­ний­ско­го есть по­вест­во­ва­ние о том, как диа­вол удив­ля­ет­ся ми­ло­сер­дию Бо­жию: за­чем Ты при­ни­ма­ешь по­ка­я­ние че­ло­ве­ка, ко­то­рый уже мно­го раз ка­ял­ся в сво­ем гре­хе, а по­том все рав­но воз­вра­щал­ся к нему? И Гос­подь от­ве­ча­ет: но ты же ведь при­ни­ма­ешь каж­дый раз к се­бе на слу­же­ние это­го че­ло­ве­ка по­сле каж­до­го его но­во­го гре­ха. Так по­че­му же Я не мо­гу счи­тать его Сво­им ра­бом по­сле его оче­ред­но­го по­ка­я­ния?

Итак, на Су­де мы пред­ста­нем пред Тем, чье имя – Лю­бовь. Суд – встре­ча со Хри­стом.

Соб­ствен­но, Страш­ный, все­об­щий, по­след­ний, окон­ча­тель­ный Суд ме­нее стра­шен, чем тот, ко­то­рый про­ис­хо­дит с каж­дым сра­зу по­сле его кон­чи­ны... Мо­жет ли че­ло­век, осуж­ден­ный на част­ном су­де, быть оправ­дан на Страш­ном? – Да, ибо на этой на­деж­де и ос­но­вы­ва­ют­ся цер­ков­ные мо­лит­вы за усоп­ших греш­ни­ков. А мо­жет ли че­ло­век, оправ­дан­ный на част­ном су­де, быть осуж­ден­ным на Страш­ном? – Нет. А это озна­ча­ет, что Страш­ный Суд – это сво­е­го ро­да «апел­ля­ци­он­ная» ин­стан­ция. У нас есть шанс быть спа­сен­ны­ми там, где мы не мо­жем быть оправ­дан­ны­ми. Ибо на част­ном су­де мы вы­сту­па­ем как част­ные ли­ца, а на все­лен­ском су­де – как ча­стич­ки Все­лен­ской Церк­ви, ча­стич­ки Те­ла Хри­сто­ва. Те­ло Хри­ста пред­станет пред Сво­им Гла­вой.

Хри­стос не же­ла­ет от­се­кать от Се­бя Свои же ча­стич­ки. Бог всем же­ла­ет спа­сти­ся... Во­прос в од­ном: сов­па­да­ет ли Его же­ла­ние с на­шим? Же­ла­ем ли спа­стись мы? Для те­мы же о Су­де важ­но пом­нить: су­ди­мы мы Тем, Кто вы­ис­ки­ва­ет в нас не гре­хи, а воз­мож­ность при­ми­ре­ния, со­че­та­ния с Со­бой...

Ко­гда мы осо­зна­ли это – нам станет по­нят­нее от­ли­чие хри­сти­ан­ско­го по­ка­я­ния от свет­ской «пе­ре­строй­ки». Хри­сти­ан­ское по­ка­я­ние не есть са­мо­би­че­ва­ние. Хри­сти­ан­ское по­ка­я­ние – это не ме­ди­та­ция на те­му: «Я – сво­лочь, я – ужас­ная сво­лочь, ну ка­кая же я сво­лочь!». По­ка­я­ние без Бо­га мо­жет уби­вать че­ло­ве­ка. Оно ста­но­вит­ся сер­ной кис­ло­той, по кап­лям па­да­ю­щей на со­весть и по­сте­пен­но разъ­еда­ю­щей ду­шу. Это слу­чай убий­ствен­но­го по­ка­я­ния, ко­то­рое уни­что­жа­ет че­ло­ве­ка, по­ка­я­ния, ко­то­рое несет не жизнь, но смерть. Лю­ди мо­гут узнать о се­бе та­кую прав­ду, ко­то­рая мо­жет их до­бить (вспом­ним ря­за­нов­ский фильм «Га­раж»).

Недав­но я сде­лал по­ра­зи­тель­ное для се­бя от­кры­тие (недав­но – по при­чине сво­е­го, увы, неве­же­ства): я на­шел кни­гу, ко­то­рую я дол­жен был про­чи­тать еще в шко­ле, а вчи­тал­ся в нее толь­ко сей­час. Эта кни­га по­ра­зи­ла ме­ня от­то­го, что преж­де мне ка­за­лось, что ни­че­го глуб­же, пси­хо­ло­гич­нее, ни­че­го бо­лее хри­сти­ан­ско­го и пра­во­слав­но­го, чем ро­ма­ны До­сто­ев­ско­го, быть в ли­те­ра­ту­ре не мо­жет. Но эта кни­га ока­за­лась бо­лее глу­бо­кой, чем кни­ги До­сто­ев­ско­го. Это «Гос­по­да Го­ловле­вы» Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на – кни­га, ко­то­рую чи­та­ют в на­ча­ле и ко­то­рую не до­чи­ты­ва­ют до кон­ца, по­то­му что со­вет­ские школь­ные про­грам­мы пре­вра­ти­ли ис­то­рию рус­ской ли­те­ра­ту­ры в ис­то­рию ан­ти­рус­ско­го фе­лье­то­на. По­это­му хри­сти­ан­ский смысл, ду­хов­ное со­дер­жа­ние про­из­ве­де­ний на­ших ве­ли­чай­ших рус­ских пи­са­те­лей бы­ли за­бы­ты. И вот в «Гос­по­дах Го­ловле­вых» изу­ча­ют в шко­ле пер­вые гла­вы, гла­вы страш­ные, бес­про­свет­ные. Но не чи­та­ют ко­нец. А в кон­це тьмы еще боль­ше. И эта тьма тем страш­нее, что она со­пря­же­на с ... по­ка­я­ни­ем.

У До­сто­ев­ско­го по­ка­я­ние все­гда на поль­зу, оно все­гда к доб­ру и ис­це­ле­нию. Сал­ты­ков-Щед­рин опи­сы­ва­ет по­ка­я­ние, ко­то­рое до­би­ва­ет... Сест­ра Пор­фи­рия Го­ловле­ва со­участ­во­ва­ла во мно­гих его мер­зо­стях. И вдруг она про­зре­ва­ет и по­ни­ма­ет, что имен­но она (вме­сте с бра­том) ви­но­ва­та в ги­бе­ли всех лю­дей, ко­то­рые встре­ча­лись им на жиз­нен­ном пу­ти. Ка­за­лось бы, так есте­ствен­но бы­ло пред­ло­жить здесь ли­нию, ска­жем, «Пре­ступ­ле­ния и на­ка­за­ния»: по­ка­я­ние – об­нов­ле­ние – вос­кре­се­ние. Но – нет. Сал­ты­ков-Щед­рин по­ка­зы­ва­ет страш­ное по­ка­я­ние – по­ка­я­ние без Хри­ста, по­ка­я­ние со­вер­ша­е­мое пе­ред зер­ка­лом, a не пе­ред ли­цом Спа­си­те­ля. В хри­сти­ан­ском по­ка­я­нии че­ло­век ка­ет­ся пе­ред Хри­стом. Он го­во­рит: “Гос­по­ди, вот во мне это бы­ло, убе­ри это от ме­ня. Гос­по­ди, не за­пом­ни ме­ня та­ким, ка­ким я был в ту ми­ну­ту. Сде­лай ме­ня дру­гим. Со­тво­ри ме­ня дру­гим”. А ес­ли Хри­ста нет, то че­ло­век, как в зер­ка­ло, на­смот­рев­шись в глу­би­ны сво­их дел, ока­ме­не­ва­ет от ужа­са, точ­но за­гля­нув в гла­за Ме­ду­зе-Гор­гоне. И вот точ­но так же сест­ра Пор­фи­рия Го­ловле­ва, осо­знав глу­би­ну сво­е­го без­за­ко­ния, ли­ша­ет­ся по­след­ней на­деж­ды. Она все де­ла­ла ра­ди се­бя, а по­знав се­бя, ви­дит бес­смыс­ли­цу сво­их дел... И кон­ча­ет жизнь са­мо­убий­ством. Непра­вед­ность ее по­ка­я­ния вид­на из вто­ро­го по­ка­я­ния, опи­сан­но­го в «Гос­по­дах Го­ловле­вых». На страст­ной сед­ми­це в Ве­ли­кий Чет­верг, по­сле то­го, как в до­ме у Го­ловле­ва свя­щен­ник чи­та­ет служ­бу «Две­на­дца­ти Еван­ге­лий», «Иу­душ­ка» всю ночь хо­дит по до­му, он не мо­жет уснуть: он слы­шал о стра­да­ни­ях Хри­ста, о том, что Хри­стос про­ща­ет лю­дей, и в нем на­чи­на­ет ше­ве­лить­ся на­деж­да – неуже­ли же и ме­ня он мо­жет про­стить, неуже­ли же и для ме­ня от­кры­та воз­мож­ность Спа­се­ния? И на сле­ду­ю­щий день по­ут­ру он бе­жит на клад­би­ще и уми­ра­ет там на мо­ги­ле сво­ей ма­те­ри, про­ся у нее про­ще­ния...

Толь­ко Бог мо­жет сде­лать быв­шее небыв­шим. И по­то­му толь­ко через об­ра­ще­ние к То­му, Кто вы­ше вре­ме­ни, мож­но из­ба­вить­ся от кош­ма­ров, на­пол­за­ю­щих из ми­ра уже свер­шив­ше­го­ся. Но, чтобы Веч­ность мог­ла при­нять в се­бя ме­ня, не при­ни­мая мои дур­ные де­ла, я сам дол­жен раз­де­лить в се­бе веч­ное от пре­хо­дя­ще­го, то есть – об­раз Бо­жий, мою лич­ность, да­ро­ван­ные мне от Веч­но­сти, от­де­лить от то­го, что я сам на­тво­рил во вре­ме­ни. Ес­ли я не смо­гу со­вер­шить это раз­де­ле­ние в ту по­ру, по­ка еще есть вре­мя (Еф.5:16), то мое про­шлое ги­рей по­тянет ме­ня ко дну, ибо не даст мне со­еди­нить­ся с Бо­гом.

Вот ра­ди то­го, чтобы не быть за­лож­ни­ком у вре­ме­ни, у сво­их гре­хов, со­вер­шен­ных во вре­ме­ни, че­ло­век и при­зы­ва­ет­ся к по­ка­я­нию.

В по­ка­я­нии че­ло­век от­ди­ра­ет от се­бя свое дур­ное про­шлое. Ес­ли ему это уда­лось – зна­чит, его бу­ду­щее бу­дет рас­ти не из ми­ну­ты гре­ха, а из ми­ну­ты по­ка­ян­но­го об­нов­ле­ния. От­ди­рать от се­бя ку­со­чек са­мо­го се­бя же – боль­но. Ино­гда это­го смер­тель­но не хо­чет­ся. Но тут од­но из двух: или то мое про­шлое по­жрет ме­ня, рас­тво­рит в се­бе и ме­ня, и мое бу­ду­щее, и мою веч­ность, или же я смо­гу прой­ти через боль по­ка­я­ния. «Умри преж­де смер­ти, по­том бу­дет позд­но», – го­во­рит об этом один из пер­со­на­жей Лью­и­са.

Хо­чешь, чтобы Встре­ча не ста­ла Су­дом? Что ж, сов­ме­сти в сво­ем со­вест­ном взгля­де две ре­а­лии. Пер­вое: по­ка­ян­ное ви­де­ние и от­ре­че­ние от сво­их гре­хов; вто­рое: Хри­ста, пе­ред Ли­ком Ко­то­ро­го и ра­ди Ко­то­ро­го долж­но про­из­не­сти сло­ва по­ка­я­ния. В еди­ном вос­при­я­тии долж­ны быть да­ны – и лю­бовь Хри­ста и мой соб­ствен­ный ужас от мо­е­го недо­сто­ин­ства. Но все же Хри­сто­ва лю­бовь – боль­ше... Ведь Лю­бовь – Бо­жия, а гре­хи – толь­ко че­ло­ве­че­ские... Ес­ли мы не по­ме­ша­ем Ему спа­сти и по­ми­ло­вать нас, по­сту­пить с на­ми не по спра­вед­ли­во­сти, а по снис­хож­де­нию – Он это сде­ла­ет. Но не со­чтем ли мы се­бя слиш­ком гор­ды­ми для снис­хож­де­ния? Не счи­та­ем ли мы се­бя слиш­ком са­мо­до­ста­точ­ны­ми для при­ня­тия неза­слу­жен­ных да­ров?

Тут впо­ру от­крыть еван­гель­ские за­по­ве­ди бла­женств и пе­ре­чи­тать их вни­ма­тель­но. Это – пе­ре­чень тех ка­те­го­рий граж­дан, ко­то­рые вхо­дят в Цар­ство Небес­ное, ми­нуя Страш­ный Суд. Что об­ще­го у всех, пе­ре­чис­лен­ных в этом спис­ке? То, что они не счи­та­ли се­бя бо­га­ты­ми и за­слу­жен­ны­ми. Бла­жен­ны ни­щие ду­хом, ибо они на Суд не при­хо­дят, но про­хо­дят в Жизнь Веч­ную.

Диа­кон Ан­дрей.

  Перед Великим постом Устав назначает три подготовительные недели, или седмицы, Неделя о мытаре и фарисее – первая из них. Богослужение воскресного дня пока еще не очень сильно отличается от обычного.
Для пробуждения чувств покаяния и сокрушения о грехах Церковь в подговительные седмицы поет на воскресных утренях, начиная с Недели (воскресения) о мытаре и фарисее и кончая пятым воскресеньем Поста, пред каноном умилительные стихиры (тропари) «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», «На спасения стези настави мя, Богородице», «Множество содеянных мною лютых». В подговительные седмицы, на воскресной всенощной после полиелея, Церковь оплакивает духовный плен христиан пением 136-го псалма: «На реках Вавилонских».

   В основу первой стихиры – «Покаяния отверзи ми двери» - положена притча о мытаре: из нее взяты сравнения для изображения покаянного чувства. В основе второй песни – «На спасения стези» - лежит притча о блудном сыне. В основе третьей - «Множество содеянных мною лютых» - предсказание Спасителя о Страшном Суде.

   Это единственное песнопение, которое объединяет период подготовки к Великому посту и сам Пост. Оно появляется с началом пения Постной Триоди в Неделю о мытаре и фарисее. Мы слышим его на каждой воскресной всенощной (вечернее богослужение в субботу вечером) вплоть до пятого Воскресения Великого поста, или Недели о преподобной Марии Египетской. Евангельское чтение этого дня предлагает для поучения притчу Христа о мытаре и фарисее (Лк. 18:10-14), от названия этой притчи получила название и первая подготовительная неделя. Эта притча задает тон на весь Пост.

   Церковь примером мытаря и фарисея напоминает о смирении как истинном начале и основании покаяния и всякой добродетели и о гордыне как главном источнике грехов, который оскверняет человека, отдаляет его от людей, делает богоотступником, заточающим себя в греховную самостную оболочку. Смирение как путь к духовному возвышению показал Сам Бог, смирившийся до немощнейшего состояния человеческой природы, «приняв образ раба» (Флп. 2:7).

   Чтобы посрамить гордыню фарисея, который придавал значение своему посту, Церковь отменяет пост в среду и пятницу (поэтому она называется «сплошной седмицей»), показывая, что не пост или какое-либо другое дело спасает человека, а Бог, ищущий смиренное сердце. Так постепенно ужесточается воздержание: после сплошной седмицы восстанавливаются посты среды и пятницы; затем следует высшая степень приготовления – запрещение вкушать мясную пищу.

При им­пе­ра­то­ре Алек­сан­дре Се­ве­ре (222–235 гг.) свя­тая Та­ти­а­на за ис­по­ве­да­ние Иису­са Хри­ста при­ня­ла му­че­ни­че­ское стра­да­ние от рим­ско­го гра­до­пра­ви­те­ля Уль­пи­а­на (око­ло 225 г.) Со­глас­но древ­не­му рас­ска­зу, свя­тую Та­ти­а­ну по­сле раз­ных ис­тя­за­ний бро­си­ли на аре­ну цир­ка (Ко­ли­зея), чтобы сви­ре­пый лев рас­тер­зал ее для за­ба­вы зри­те­лей. Но вме­сто это­го лев стал крот­ко лас­кать­ся к ней. То­гда свя­тую Та­ти­а­ну усек­ли ме­чом. Во­семь слуг гра­до­пра­ви­те­ля, му­чив­ших свя­тую, уве­ро­ва­ли в Иису­са Хри­ста, ви­дя над ней си­лу Бо­жию, – и они то­же бы­ли по­сле мук усе­че­ны ме­чом.