Вечный третий, или "дискурс москаля".

Современная украинская литература унаследовала от Тараса Шевченко то, что сумела: неуемное обличение и уничижение клятой Московии. Иные творческие поиски погребены под тенью «дискурса москаля».

«Отец украинского бестселлера» Василий Шкляр отказывается от литературной премии. Его буквально всей страной уговаривают взять премию. А он демонстративно встает в позу, и отказывается и от премии и от "никому не нужных" 280 тыс. к ней... "Один из самых известных украинских культурных деятелей" Юрий Андрухович обвиняет нынешнюю власть в антиукраинской политике и предрекает народные выступления по этому поводу... Оксана Забужко, которая печатается в основном за рубежом, и конечно же в Америке прежде всего, заявляет о каких-то репрессиях к своей персоне со стороны нынешней власти, якобы за принципиальную "проукраинскую" позицию... Даже Андрей Курков, который в основном тусит в России, призывает власть не ущемлять украинцев и их национальные права...

Кто они, загадочные украинские писатели? И почему они вдруг стали вести себя все как один одинаково - стали обличать власть в каких-то грехах... в каких-то грехах по сути еще не совершенных?..

Речь идет о сложном национальном комплексе, которым отмечены почти все, что создано украинскими писателями. В отношениях двоих — творца и его Музы — всегда присутствует незримый третий. Он же Империя, старший брат, «москаль» или просто Россия.

Пасека и гусли, «облико морале»

Основоположником антироссийского монолога, который видится его автору диалогом, стал штатный пророк отечественной культуры Тарас Шевченко. И речь идет не только о цитированных до дыр строчках «Кохайтеся, чорноброві, та не з москалями».
Большинство современных шевченковедов отмечают в творчестве поэта навязчивый лейтмотив — противопоставление Украины России-империи. Наиболее показательной в этом смысле является русскоязычная повесть Шевченко «Близне
цы». Именно в ней заложена аргументация, которую украинские писатели до сих пор используют для доказательства "сенсационного" тезиса "Украина не Россия".

Эта повесть представляет собой классическую «историю воспитания». Украинский сотник с супругой усыновляют подброшенных им близнецов. Одного из братьев отправляют учиться в кадетский корпус, где он, разумеется, становится жертвой пагубного москальського влия-
нии и превращается в форменное исчадье ада. Второй брат учится на врача, и —
что более важно! — душой не отрывается от родной хуторской среды. Он играет на
гуслях, читает «Энеиду» Котляревского и очень любит проводить время на пасеке, что и является залогом его высоких нравственных качеств во всех сферах жизни. А то, что брат-кадет будет стопроцентно негативным персонажем, становится ясно сразу после того, как он подписывает письмо родителям не украинской фамилией Сокира, а переиначенной на русский лад — Сокирин. Ничего хорошего от него уже ждать не следует.
Именно из «Близнецов» родом классическая история о двух селах — украинском и русском. Она воспевает чистоплотность, трудолюбие и тягу к прекрасному украинцев, призывая сравнить их с омерзительной неряшливостью, агрессивностью и бесхозяйственностью врагов-москалей.

Вот описание русского села и его обитателей: "Дома, ворота... а зелени только и есть, что крапивы кусточки по забором... вонь такая, что он не мог и чаю напиться... довольно недурная собой молодка... удивительно заспанная и грязная, несмотря на день воскресный... Из избы пахло такой тухлятиной, что он только нос заткнул". Украинскую альтернативу цитировать нет смысла. На этих штампах о зеленых вербах, беленьких хатках и «ми гостям завжди раді» выросло не одно поколение украинских школьников. Стере-
отип оказался так живуч, что даже в книге президента Кучмы «Украина не Россия», которая должна была бы рассказать о современной, независимой Украине, хатам и «вишневым садочкам» было отведено достойное место.
В творчестве Шевченко можно найти еще очень много подобных цитат и примеров — взять хотя бы пассаж про «черствое кацапское слово», противопоставленное языку «человеческому» (украинскому). Но Шевченко хотя бы имел актуальные поводы вести свой творческий диалог с Россией-Московией именно в этом ключе. И не только Шевченко:
в творчестве поляка Адама Мицкевича можно обнаружить немало сходных антироссийских пассажей. Это всего лишь защита самооценки и национальной идентичности своего народа в условиях империи. У современных писателей подобная потребность не должна возникать
уже 20 лет — со дня обретения Украиной независимости. Но свобода от советской
цензуры и весь арсенал выразительных средств постмодернизма по-прежнему служит им для одной цели — как бы разнообразнее уязвить «москаля».

Признаки дегенерации 

Антироссийские изыски последователей Тараса Григорьевича уже не так наивны и прямолинейны. Они уже не только апеллируют к вопросам нравственности и морали, как это делает Шевченко в «Близнецах», но и стремятся вызвать у читателей отвращение к врагу почти на физиологическом уровне. Пример тому — ставший культовым для 90-х годов роман Юрия Андруховича «Московіада».

 
Это постмодернистское описание событий, которые происходят с героем в столице империи — Москве. По Андруховичу — это город-кошмар. Его центр — зловещее здание Лубянки. Его улицы кишат алкоголиками, проститутками, сифилитиками и сумасшедшими,
а подземелья — гэбистами и крысами-мутантами. Вот пространное описание русских из «Московіади»: «…за останні триста років ми досить уподібнилися до цих суворих північан. Чомусь почали народжуватись інші українці — свиноокі, з невиразно-заокругленими пицями, з безбарвним волоссям, яке існує тільки для того, щоб вилазити. Вочевидь, природне бажання наших предків якомога швидше випнутися у великороси призвело до певних пристосуванчих мутацій».
Но лирический герой произведения, наделенный австро-венгерским именем Отто фон Ф., своим поведением и моральным обликом мало чем отличается от обитателей московской кунсткамеры.

Над ними его возвышает только язык и национальность. Как и у Шевченко, принадлежность к украинским традициям — лакмусовая бумажка для определения качеств героя. Так, украиноязычный гэбист становится своеобразным ангелом-хранителем Отто фон Ф., помогающим ему выбраться из московских подземелий и воскреснуть в вожделенном поезде «Москва-Киев». Много внимания в романе уделяется стебу над утрирован-
ной русской идеей — «православие, самодержавие, народность» в сопровожде-
нии молодок в кокошниках, казаков в папахах и цыган с медведями. Кстати, именно против описаний такой Украины «… с жидами, шинками, свиньями, пьяными бабами» выступал
Шевченко в своем предисловии к «Кобзарю». И за поруганную Малороссию Андрухович в «Московіаді» расквитался по полной программе. Парадоксально, что образ главного героя, с его комнатой, увешанной «козаками й діячами ЗУНР», дедушкой — солдатом УПА
и беседами в алкоголическом трансе с мессианским королем Украины Олельком Вторым, сегодня стал таким же масскультным, как описанный Андруховичем русский патриот.
Сам писатель о «Московіаді» говорит следующее: «Я прожил в Москве почти два года и это были чуть ли не самые счастливые мои времена. Наверное, именно поэтому в моем романе столько злости и черной неблагодарности». А в другом интервью добавляет: «У меня нет другого произведения, которое было бы написано с такой страстью». Конечно же, писатель пишет «так, как он видит», но украинец начала 90-х увидеть Москву по-другому был просто не способен. А желание в экспресс-темпе отхватить моральную компенсацию за «роки російського панування» делает произведения подобной тематики предельно эмоциональными.

Империя трех морей

Компенсировать былые унижения можно, не только выставив в неприглядном виде врага, но и возвеличив самого себя. Именно это и происходит в произведении Василия Кожелянко «Дефіляда в Москві». Тут весь набор националистических украинских фантазий. Украинская империя Трех морей, в состав которой просятся все страны СССР, президент независимой Украины Степан Бандера, украинские войска, врывающиеся в Москву, Гитлер, трепещущий перед мощью и величием Украины — страны истинных арийцев.

Неуемная фантазия некоторых украинских "историков"

И это еще не все. Вот мечты героев «Дефіляди» о будущем нации: «Українське військо здійснить останній кидок на південь. І український вояк обмиє свої запорошені черевики в теплих водах Індійського океану …. Відбудеться Переяславська рада. На якій росіяни
попросять прийняти їх до складу Українського царства… Етнічним
росіянам в РОА (руской освободітєльной армії) буде дозволено робити військову кар’єру аж до посади «замкомвзвод» включно… У гуманітарних вузах Імперії вивчатиметься ще одна мертва мова — рускій язик». Описания «москалей» в романе вполне предсказуемы и красноречивы. Они грязные и нечесаные, матом не ругаются, а разговаривают. Храбрый офицер украинской армии выманивает их из засады зазывным бульканьем спиртного. Не обходятся они, конечно, и без игры на балалайке и распивания чистого спирта. Все
вполне традиционно. Но роман Василия Кожелянко на самом деле стопроцентно постмодернистичен, и в нем ничего не воспринимается всерьез. Автор иронизирует как над советской, так и над современной украинской интерпретацией истории. Но, не смотря на это, «Дефіляду…» чаще всего цитируют и рекомендуют к прочтению на ультранационалистических интернет-форумах как патриотическое произведение. Все тот же закон компенсации. После изучения истории Украины, за которую еще Владимир Винниченко рекомендовал не браться без брома, хочется прочитать о том, как мы всех победили, а главный враг — «москаль» — был повержен потому, что даже на войну отправился пьяным.

В постели с Россией

По канве украино-российских отношений можно вышить даже самый неподходящий для этого узор. Это подтверждает роман Оксаны Забужко «Польові Дослідження з Українського Сексу», который называют первым национальным бестселлером.

Открываем его наугад: «… все, що українці здатні про себе повідати, — то як, і скільки, і на який спосіб їх били: інформація, що й казати, малоцікава для сторонніх, одначе, коли
більше нічого ні в родинній, ні в національній історії не нашкребти, то помалу-малу звикаєш пишатися саме цим — адіть, як нас били, а ми ще не вмерли…». Очень тонкое наблюдение, применимое не только к психологии украинцев, но и к самому роману. В нем
рассказывается история любви, взаимной, но трагической. О такой Овидий писал: «Ни без тебя, ни с тобой жить не могу».
Но несмотря на то, что текст написан на грани надрыва, пропитан почти физически ощутимыми страданием и отчаянием, героиня (alter ego автора?) не забывает, что она прежде всего УКРАИНКА. С юмором висельника она называет себя «сексуальна жертва національної ідеї» и «націонал-мазохістка». Ведь все ее рефлексии продиктованы и выверенытолько одним — ее национальной принадлежностью. И депрессия ее после
разрыва с любимым человеком коренится в украинской литературе с ее культом несчастной любви и страдания. И предполагаемая соперница за внимание понравившегося мужчины неприятна героине в первую очередь своим «киевским украинским». И каждого нового любовника она стремится в первую очередь «украинизировать», нагружая его пачкой диссидентской литературы. Ее поездки на различные симпозиумы и конференции ставят целью доказать Европе и Западу, «що й українці, бач, годні висловлюватися складнопідрядними реченнями». В своих доказательствах она порой теряет чувство меры. На конференции в Иерусалиме (!!!) она ведет спор о родоначальнике украинского на-
ционализма и переводчике «Майн Камф» на украинский Дмитрии Донцове. И изрекает следующее: «…та зрозумійте ж ви, панство, це не антисемітизм — це рев пораненого звіра:
пустіть, дайте нам жити».
Ясное дело, что причину трагической неудачи собственной любви героиня видит в том, что это любовь УКРАИНСКИХ мужчины и женщины, по которым тяжелым катком прошлось имперско-советское прошлое. То есть вину за все, что с ним происходит даже в глубоко интимной жизненной сфере, украинец способен переложить на Россию, полностью освободив себя от ответственности.

Аполитичные литераторы

Казалось бы, молодые украинские писатели должны быть свободны от «дискурса москаля». Их сознательная жизнь прошла в независимом государстве,
имперское прошлое не висит на их плечах мертвым грузом. Сюжетов, завязанных исключительно на украино-российской вражде, действительно стало меньше. Но случилось другое. Априорная неприязнь к России прочно вросла в тело украиноязычных текстов. Она
прорывается в лирических отступлениях и оговорках автора. Так, контркультурная писательница Ирэна Карпа, пишущая, по ее собственным словам, «текст без берегов», в котором препарирует собственное бессознательное, нет-нет да и обмолвится: «Я відчуваю себе російською матрьошкою… Я? Російською?!!!... Так мріяла хоч з місяць не чути цього дикого юкрейніан рашена», — и так далее.
Уже непреложным законом стала передача речи русскоязычных персонажей — а в произведении о современных реалиях без них никак не обойтись — в украинской транслитерации (дєвачька, што, іменно, Рассія). Характерно, что другие иностранные слова — английские, французские, немецкие — даются в оригинальном написании и даже
без кавычек. Это создает впечатление инородности и нелепости именно русского языка для «свідомого» украинского уха и не лучшим образом характеризует его носителей. Так в русском переводе «Заводного апельсина» Энтони Берджеса английские слова, написанные транслитом, были вкраплены в речь главного героя — подонка и убийцы Алекса.
Вторая лингвистическая особенность современной украинской прозы — ее перенасыщенность западноукраинскими диалектизмами, которые уже почти завоевали статус литературной нормы. Все эти шинкваси, станики, колінкування, маринарки, бамбетлі неизбежно ставят в тупик читателя, знакомого с более традиционной украинской ре-
чью. И лишний раз напоминают ему, что он имеет дело не с русской или советской, а с независимой украинской литературой. 

Но то, что знаменитый призыв Миколи Хвильового «Геть від Москви!» до сих пор остался гласом вопиющего в пустыне, наглядно показало знаменитое «Открытое письмо 12-ти аполитичных литераторов». В этой петиции в поддержку кандидата в президенты Виктора
Ющенко важна не политическая позиция, а манера изложения. «Атипове злягання криміналізованої української влади з новочекістським режимом Росії… мирних українських людей тероризуватимуть відморожені московські генерали… Янукович обіцяє надати мові попси та блатняку абсурдний статус «другої державної».
Наша «творческая интеллигенция» показала себя адептами яростного, пещерного национализма, подтвердив, что «дискурс москаля» по-прежнему имеет власть над нашей литературой.
Выходит, что борьба за независимость в области культуры потерпела фиаско. И не потому, что книги на русском языке лучше продаются, чем книги на украинском. Просто без такого мощного стимула как нелюбовь к России большинство украинских книг никогда не были бы написаны.