Слепой. Могу на него уставиться,
стыдливая, бесстыдно. Иль он это знает?
Нет, он в великом уединении.
Странное развлечение--
таращиться сколь угодно в чужие лицо.
Не досыта, всё жажду пуще.
Вот он говорит с своём мире
почти вслух. Его губы шевелятся.
На них играет беспокойство. А теперь некая
радость дрожит в улыбке.
Бриз, мною неощутимый,
рябит его лицо, что воду.
Поезд идёт в горку, останавливаясь
на промежуточных. Внутри его громкого
дребезжащего движения-- покой,
покой не говорящих людей--
некоторые поглядывают на слепого,
мельком, не жадно, как я--
а внутри того покоя-- его
особый, не покой, но суматоха
образов, но каких?
он слеп! Нипочём ему то,
что выглядит он странно, выказывая
лицом свои мысли, так свет
мерцает на воде,--ибо не знает он,
что значит "напоказ".
Вижу, не знал никогда.
А вот он встаёт, стоит у дверей наготове,
зная, что следующая --его. Считал?
Нет, он обошёлся.
Когда он выходит, я за ним.
"Сопроводить вас?"
"О, хорошо". Равнодушие.
Но немедленно, пока он отвечает,
пока я различаю равнодушие, рука его--
в сторону, ждёт, пока я возьму её,
и мы идём, взявшись за руки как дети.
Его ладонь тёплая и не потная,
тверда наощупь, приятна.
А когда мы минаем турникет,
он первым, его рука тотчас затем
ждёт мою, снова.
и мы идем, взявшись за руки, словно дети.
Его рука теплая и не влажная,
крепкая — такую приятно пожать.
И когда он первым проходит
турникет, рука его сразу же
ждет мою.
"Здесь лестница. А тут свернём
направо. Теперь снова ступени". Мы вышли
на пригрев. Он это ощущает,
свежий воздух. "Погожий день,
не так ли?",-- говорит слепой. Одиночество
прогуливается со мной, прогуливается
рядом: он не со мной, он тянет
свои мысли в одиночку. Но наши ладони
знакомы,
словно моя рука вышла было на прогулку
отдельно. Я перевожу его
через улицу, слепого,
и теперь он говорит, что сам найдёт дорогу. Он знает,
куда идёт: в никуда, что наполнено
наличиями. Он говорит. Я существую.
перевод с английского Терджимана Кырымлы 
A SOLITUDE
A blind man. I can stare at him
ashamed, shameless. Or does he know it?
No, he is in a great solitude.
O, strange joy,
to gaze my fill at a stranger s face.
No, my thirst is greater than before.
In his world he is speaking
almost aloud. His lips move.
Anxiety plays about them. And now joy
of some sort trembles into a smile.
A breeze I can't feel
crosses that face as if it crossed water.
The train moves uptown, pulls in and
pulls out of the local stops. Within its loud
jarring movement a quiet,
the quiet of people not speaking,
some of them eyeing the blind man
only a moment though, not thirsty like me,
and within that quiet his
different quiet, not quiet at all, a tumult
of images, but what are his images,
he is blind? He doesn't care
that he looks strange, showing
his thoughts on his face like designs of light
flickering on water, for he doesn't know
what look is.
I see he has never seen.
And now he rises, he stands at the door ready,
knowing his station is next. Was he counting?
No, that was not his need.
When he gets out I get out.
"Can I help you towards the exit?"
"Oh, alright." An indifference.
But instantly, even as he speaks,
even as I hear indifference, his hand
goes out, waiting for me to take it,
and now we hold hands like children.
His hand is warm and not sweaty,
the grip firm, it feels good.
And when we have passed through the turnstile,
he going first, his hand at once
waits for mine again.
"Here are the steps. And here we turn
to the right. More stairs now." We go
up into sunlight. He feels that,
the soft air. "A nice day,
isn't it?" says the blind man. Solitude
walks with me, walks
beside me, he is not with me, he continues
his thoughts alone. But his hand and mine
know one another,
it's as if my hand were gone forth
on its own journey. I see him
across the street, the blind man,
and now he says he can find his way. He knows
where he is going, it is nowhere, it is filled
with presences. He says. I am.
Denise Levertov
