Уистан Хью Оден "Колыбельная"

Положи головку, милый,
на мою обман-ладонь.
Век и хвори выжигают
стать и детскую красу,
а могила режет сроки:
скоротечен вид ребячий;
но в моих обьятьях смертный
пусть до у`тра полежит,
бедный, грешный, а по мне так
изумительно красив.

Дух, краса границ не знают
для влюблённых, возлежащих
на приветливом откосе-
им Венера посылает
горделивые виденья:
приязнь, счастье выше кра`ев.
Ледники и скалы, впрочем,
возбуждают одиночку-
отрешается отшельник
также в чувственном экстазе.

Долг, расчёты, точность сходят
в полночь как пробьют куранты-
только эхо поутихнет;
игроки хватают карты,
вымогают, ноя, фартинг,
всё по счёту, педантично,
только ночь ни шепотка им,
ни мыслишки не оставит,
не посмотрит, не целует.

В полночь грёзы угасают.
Пусть ветры зари овеют
твою сонную головку,
новый сладок день покажет
сердцу, взгляду разговенье,
гиблый мир тебя утешит;
сушь полудня тебя встретит
в цвете сил нерасторопных;
 погуляешь чёрной ночью,
всеми смертными любимый.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Lullaby

Lay your sleeping head, my love,
Human on my faithless arm;
Time and fevers burn away
Individual beauty from
Thoughtful children, and the grave
Proves the child ephemeral:
But in my arms till break of day
Let the living creatures lie,
Mortal, guilty, but to me
The entirely beautiful.

Soul and beauty have no bounds:
To lovers as they lie upon
Her tolerant enchanted slope
In their ordinary swoon,
Grave the vision Venus sends
Of supernatural sympathy,
Universal love and hope;
While an abstract insight wakes
Among the glaciers arid the rocks
The hermit's sensual ecstasy.

Certainty, fidelity
On the stroke of midnight pass
Like vibrations of a bell,
And fashionable madmen rise
Their pedantic boring cry:
Every farthing of the cost,
All the dreaded cards foretell,
Shall be paid, but from the night
Not a whisper, not a thought,
Nor a kiss nor look be lost.

Beauty, midnight, vision dies:
Let the winds of dawn that blow
Softly round your dreaming head
Such a day of sweetness show
Eye and knocking heart may bless,
Find the mortal world enough;
Noons of dryness see you fed
By the involuntary powers,
Nights of insult let you pass
Watched by every human love.

Wystan  Hugh Auden

Колыбельная

Любовь моя, челом уснувшим тронь
Мою предать способную ладонь.
Стирает время, сушит лихорадка
Всю красоту детей, их внешний вид,
И стылая могила говорит,
Насколько детское мгновенье кратко.
Но пусть дрожит иное существо
В моих объятьях до лучей рассветных,—
Из всех виновных, смертных, безответных
Лишь ты отрада сердца моего.

Плоть и душа не ведают преград:
Любовникам, когда они лежат
На склоне зачарованном Венеры
В очередном беспамятстве, она
Ниспосылает свет иного сна-
Зарницу истинной любви и веры.
В то время, как пустынник среди скал
С его весьма абстрактным умозреньем,
Настигнутый любовным озареньем,
Испытывает плотских чувств накал.

Уверенность и вера канут в сон,
Как ночью зыбкий колокольный звон,
Который иссякает в дальней дали.
А новомодные педанты в крик:
На все есть цены, оплати, должник,
Все, что им карты мрачно нагадали,—
Все ценности по ценнику тщеты!..
Но эта ночь пусть сохранит до крохи
Все мысли, поцелуи, взгляды, вздохи
Того, что в этом мире — я и ты.

Все бренно — красота, виденья, мгла.
Так пусть дремоту твоего чела
Рассвет ласкает ветерком спокойным,
Пусть наградит тебя он днем таким,
Чтоб взгляд и сердце восхищались им,
Найдя наш смертный мир вполне достойным.
Пусть видит полдень, полный духоты,
Что ты — источник силы животворной,
А полночь, полная обиды черной,—
Как взорами людей любима ты.

Перевод П. Грушко