Безусловно, работа с психически больным пациентом — это и подбор лекарств, и доброе к нему отношение, и психотерапия, и родственникам вовремя по ушам нахлопать за какое-нибудь надо — то есть, выражаясь любимым языком ещё более любимого облздрава — целый комплекс лечебно-профилактических мероприятий. Но законов диалектического материализма никто не отменял, вне зависимости от того, какая политическая партия ими пользуется, и в том, что бытие таки определяет сознание, приходится убеждаться сплошь и рядом. Дайте шизофренику спокойную обстановку, несколько килотугриков стабильного дохода, и чтоб никто не ждал от него каждодневного гражданского подвига и активной жизненной позиции, не капал на мозги (собственные галлюцинации и идеи не в счёт) — и вы увидите, как ему легчает на глазах, порой вплоть до полной отмены лекарств! Конечно, это происходит далеко не всегда и не со всеми пациентами, иначе мы, психиатры, дружно и с удовольствием переместились бы из психбольниц на курорты и в санатории, но тенденция такая всё же есть.

Вероника (назовём её так) наблюдается у нас уже лет десять или около того. Заболела она впервые ещё в десятом классе: были и бессонные ночи, и страшные голоса в голове, и уверенность в том, что город сейчас захватит дивизия бешеных байкеров на марше. Этот первый приступ был очень острым, но его довольно быстро удалось вылечить, и Вероника успела даже подать документы и поступить в один из институтов города на факультет с малоприметным названием, который занимался селекцией червей бумажных отборных из студентов безбашенных ершистых обыкновенных.

Сам процесс учёбы был настолько медитативным и размеренным, что Вероника без труда отучилась положенные четыре курса, не завалив ни единой сессии и не выдав за время учёбы ни одного обострения своей болезни. Правда, азалептин принимала исправно и суточную дозу снижала неохотно, памятуя об ужасе пережитого дебюта болезни, но он учёбе не мешал.

Трудности начались после окончания института. Оказалось, что городская популяция бумажных червей уже достигла своего пика, и новых особей в свои ряды брать не спешит — тут бы старых кому скормить! Поиски работы привели Веронику в регистратуру одной из поликлиник — работа-то бумажная. Но, как внезапно оказалось, не исключающая контакта с людьми. Причём в гораздо большем количестве, чем хотелось бы.

У Вероники очень красивые большие глаза. Так вот, на приём стал приходить вероникообразный лемур с признаками тиреотоксикоза и искренним недоумением — мол, как нормальный человек может работать в медицине? К вам же ВСЕ ЭТИ...БОЛЬНЫЕ...ОНИ ЖЕ ТОЛПАМИ ЛОМЯТСЯ!!! У меня же к концу недели писчий спазм, стойкий челюстной тризм и полный эмоциональный маразм! И все из-под меня чего-то хотят: начальство, доктора, ЭТИ...БОЛЬНЫЕ!!! Я на мужчин теперь не могу смотреть!

Продержалась она три месяца, после чего выдала ярчайшее обострение, с бессонницей, с попытками среди ночи отправиться на работу и забаррикадировать пациентам подступы к окошку регистратуры. Пулемёта ей никто так и не одолжил, уговорили отлежаться в психбольничном окопе.

По выписке она сразу же уволилась с работы и занялась поисками другого, более спокойного места. Таковое, наконец, нашлось — на складе каких-то скучных и маловостребованных товаров. За весь день — от силы один-два визита: что-то подвезти и что-то забрать, и с тем вполне справляются какие-то специальные люди. Вся работа — бумаги, ведомости и накладные. И НИКАКИХ БОЛЬНЫХ!

Вероника работает в этом благословенном, забытом богом месте уже пятый год. Недавно перестала принимать лекарства: нет необходимости. Познакомилась с мужчиной — кто-то из заказчиков, приехал искать какой-то эксклюзивный хлам, а нашёл себе невесту. И только визит в психоневрологический диспансер для неё до сих пор проблема — там ведь РЕГИСТРАТУРА! Хорошо, что у них с доктором договорённость: она сразу приходит на приём, минуя то страшное место. (Максим Иванович Малявин. Россия)

Встречаются в мире судьбоносные сочетания: роза и крест, водка и томатный сок, девушки и бриллианты. Одною из несомненных вершин, покорённых немецким гением ещё до основания «БМВ», была кулинарная. Ибо сочетание свинины с квашеной капустой — гениально, самодостаточно и самодовольно, как и положено настоящей Ding an sich. Так воздадим же должное и немецкой кулинарии, и Эммануилу Канту!

 В гости к обитающим в семейных закромах квашеной капусте и луку, включив личное обаяние и рублёвую дразнилку, мы заманили свиную шейку на косточках (в принципе, можно было и рёбрышки — не столь принципиально), шмат копчёного сала и молотую паприку. Последняя не вполне аутентична, но добавляет блюду балканский колорит. Томатный сок в кадр не попал, но передавал приветы.

 Анатомируем мясо, шмат сала нарезаем по Пирогову (без шкурки, она лишняя на этом празднике вкуса!),

лук — полукольцами,

после чего разогреваем казан на сильном огне и отправляем в него сало — пошипеть, зарумяниться и сбросить лишний жир.

Как только сало постройнело и загорело, вынимаем его из казана — второй заход ему предстоит буквально через несколько минут.

А в казан с раскалённым жиром отправляется лук — помягчеть характером и приобрести золотистый оттенок. Как только воспитательная и эстетическая цели достигнуты,

компанию луку составляет мясо, буквально минут на пять,

после чего туда же отправляются шкварки,

а затем — и капуста, плюс литр кипятка — чисто полирнуть и заполнить пустоты. Кстати, если капуста кажется излишне кислой, можно промыть её водой, но у нас до этого дело не дошло.

С этого момента вещь в себе томится под крышкой, но в обязанности философствующего повара входит периодически под оную заглядывать, чтобы перемешать ингредиенты: подгорание может нарушить вселенскую гармонию в отдельно взятом казане.

Когда капуста становится мягкой, а мясо начинает свободно отделяться от костей, вливаем поллитра томатного сока (собственного приготовления или магазинного — кто чем богат), всыпаем две-три ложки молотой паприки

и готовим ещё минут десять.

Всё, можно приступать к процессу познания.

У нас очень гостеприимный народ. Если только ты не заявился с мечом (тут гость, как правило, получает разок по тыкве и парочку — по оралу), то тебя встретят хлебом-солью (водкой-пивом, хреном-поросёнком, балычком-коньячком — кто чем богат), в баньку сводят, лучшую перину постелят. Ради высокого гостя так и вовсе готовы расстараться — то декораций вдоль дорог придумают, с ряжеными статистами на подтанцовке, то травку с листочками покрасят, чтобы веселее зеленела, то асфальт укатают поверх рельсов, чтобы не трясло на переезде, а то и вовсе вертолётную площадку наскоро соорудят, да прямо посреди колхозного поля, с асфальтовой же тропинкой к ближайшей трассе — это вам не круги на полях, наши люди серьёзные, основательные!

Историю эту рассказал наш друг и коллега, Владислав Юрьевич. Ждали однажды наши заводчане как раз такого большого человека. То ли САМОГО, то ли...тоже САМОГО. А ожидания — это всегда надежды. Дескать, вот как прилетит в голубом вертолёте, как бесплатно покажет кино! У администрации, правда, были некоторые основания полагать, что кино может оказаться ужастиком или порнухой, поэтому нового асфальта и свежей разметки не жалели. Особенно на путях возможных экскурсий.

Служба безопасности завода и вовсе напоминала цирковых лошадей, с цветами и мылом в нужных местах: надо было разогнать по щелям всех бомжисто выглядящих, погрозить пальцем всем подозрительным, проверить места вероятных гнездований снайперов и пулемётчиков — словом, после мероприятия, если все останутся живы и на местах, можно смело уходить в недельный лечебный запой.

Всё проверили, выдохнули, сосредоточили внимание на главных воротах, куда, по оперативным сводкам, через пару часов должен был въехать кортеж — и тут недремлющее око упёрлось в одинокую фигуру, слоняющуюся аккурат перед воротами и злобненько на них косящуюся. Око не поверило себе, проморгалось, убедилось, что фигура никуда не исчезла, и отправило носителя выяснить — кто таков и какого, собственно?

Мужичок назвался Гришей и охотно пояснил цель своего томительно-злобного ожидания:


Тут моей Наташки хахаль должен подъехать, надо ему мурло начистить.

Охрана ахнула, охнихренажсебекнула и, взяв мужичка в кольцо, строго спросила — зачем же сразу мурло-то?


Дык как же не начистить? Он к Наташке ходит? Ходит. При живом муже? Вот он я, живее только Ленин. Значит, однозначно чистить! И ведь какой изобретатель и рационализатор попался: он, пока я был пьян, подсадил мне чип. Ну, жучок такой электронный, сейчас такой за границей всем бродячим собакам и законопослушным гражданам, говорят, подсаживают. И как только я за порог — у него уже на карте города сигнал показывает: гараж свободен, можно заезжать. Вот только в одном он промашку дал — надо было в жучке одностороннюю связь оставлять. А так — и я теперь знаю, где он находится. Иначе бы так и ходил пень пнём, только с рогами. Вот, скоро должен подъехать. Мне с жучка сигнал прямо в мозжечок идёт, и я его местоположение могу указать точнее, чем жэпээс.

Охрана переглянулась, пожала плечами, отправила гонца за спецбригадой — в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть — и продолжила самую непринуждённую беседу, какую только может вести группа товарищей в полной боевой амуниции с рассказчиком в синей промасленной спецовке. На всякий случай поинтересовались — мурло чистить в одиночку собирается, или в компании с кем?


Тут такое дело... Я на днях с тёщей установил мысленную связь. Она на мои обычные звонки не отвечает, а тут сразу отозвалась. Изложил ей ситуацию, она обещала огневую поддержку. Какую? Да от тестя, царствие небесное, ей достались пара карабинов с оптикой, «Тигр» и «Сайга», она на меня их не оформляет — мол, выпиваешь часто — а ради такого дела согласилась устроить огневую поддержку. Говорит, если у тебя не получится — за мной контролечка. Так что сейчас уже где-нибудь на позиции.

Снайперскую точку Гриша сдавать наотрез отказался — она, хоть и тёща, а человек не чужой. В разгаре дискуссии не заметили, как подъехала спецбригада. Расспросив, что и как, решили, что клиент всё же их, поэтому поедет не в кутузку, а в приёмный покой. Гриша, поразмыслив и взвесив варианты, сделал выбор в пользу больницы. Уже провожая барбухайку, начальник охраны слёзно просил уточнить, и как можно скорее: про тёщу с карабином — это в самом деле бред, или стоит поискать? А то кто эту Наталью знает... (Малявин Максим Иванович. Россия)

выезжает спецбригада — это русская рулетка. Даже если он обещает быть скучным и рутинным. Неисповедимы ассоциативные цепочки и аффективные реакции наших пациентов, посему никогда не знаешь, что НА САМОМ ДЕЛЕ тебя ждёт. А, главное — кто. Вот и на этот раз, отправляясь по указанному диспетчером адресу, Денис Анатольевич ожидал увидеть всё, что угодно. Однако, вид доктора из того же психдиспансера, в домашнем платье и тапочках с кавайными розовыми зайками на носках поверг его в состояние ступора.

• Жанна Сергеевна (имя другое, но Денис Анатольевич не выдаст), что стряслось? - поинтересовался он осторожно.

• Помощь нужна не мне, - улыбнулась она, отчего Денис Анатольевич опешил ещё больше. Дело в том, что муж Жанны Сергеевны тоже работал в психдиспансере. Тоже врачом-психиатром.

• Нет-нет, у мужа тоже всё в порядке, - поспешила добавить она.

Денис Анатольевич выдохнул и позволил себе слегка расслабиться. В ходе дальнейшей, уже гораздо более непринуждённой беседы, выяснилось, что на самом деле барбухайку вызвали к одной из соседок Жанны Сергеевны по подъезду, которая много лет страдала психическим расстройством и всю последнюю неделю пребывала в состоянии обострения, растрёпанных чувств и крайней неприязни к окружающим. Ибо те обложили её со всех сторон: бандюки этажом выше (специально мочатся прямо на пол, чтобы выказать своё пренебрежительное к ней отношение и отравить мочевиной), колдуны этажом ниже (варят что-то вонючее, предположительно из кошек и ворон, а весь запах направляют к ней через вентиляцию), да ещё и психиатры в подъезде нагло и беспардонно проживают — тоже ведь не просто так! Бандюки и колдуны терпели упрёки, подозрения и угрозы массовых расстрелов и аутодафе дней шесть, после чего двинули делегацией к соседям-психиатрам — выручайте, мол. Диспетчер скорой помощи, принявший вызов, записал и квартиру, откуда звонили, и квартиру, куда надо наведаться. Только потом одну лишнюю вычеркнул, угадайте какую.

К соседке спецбригада выдвинулась в сопровождении Жанны Сергеевны — та решила оказать бойцам моральную поддержку и попытаться уговорить соседку сдаться добром. Лида (предположим, что её звали так) дверь открыла сразу, окинула медиков тяжёлым взглядом и хмуро спросила:

• Биться будем?

• Это как получится, - отозвался денис Анатольевич.

• А может, дашь согласие на лечение? - попыталась решить дело миром Жанна Сергеевна.

• Только если ты, Жанка, тоже согласишься. Будем лежать вместе.

Денис Анатольевич подмигнул — мол, глядишь, и без боя обойдёмся — и достал два бланка с письменным согласием на госпитализацию. Лида кивнула на Жанну Сергеевну — дескать, она первая. Доктор расписалась.

• Ышшо! - затребовала больная. - А то не поверят.

Доктор расписалась ещё раз.

• Ышшо! Ышшо! Ышшо! Ышшо! - на этом слове Лиду переклинило, и она выкрикивала его, словно болельщик футбольной команды, скандируя по слогам.

Доктор, словно заворожённая, ставила и ставила подписи, пока Денис Анатольевич не вмешался и не выдернул бланк из-под её руки:

• Нам этого вполне достаточно, Жанна Сергеевна, мы верим, что вы согласны.

Больную повязали быстро и профессионально, без лишнего шума и резких телодвижений. Поблагодарив Жанну Сергеевну за оказанную моральную поддержку, Денис Анатольевич двинулся следом за санитарами, аккуратно складывая подписанный доктором бланк согласия на госпитализацию и пряча его во внутренний карман. Это ж раритет — психиатр добровольно согласился сдаться! И так пятнадцать раз. (Максим Иванович Малявин. Россия)

Умеренная здравая самокритика, в отличие от самоедства без соли и лука и самокопания с рвением диггера-мазохиста, не вредила ещё никому. Другое дело, что она не столь часто встречается даже у здоровых людей, а уж у наших пациентов, да ещё и пребывающих в обострении, её днём с огнём не сыщешь. Ну как, скажите, быть, если по логике вещей в этом шкафу не может сидеть существо с хвостом, крыльями, бюстом пятого размера, смазливой мордашкой и бутылкой коньяка — а оно там есть? И зовёт пить и всё такое? Как спокойно смотреть на творимые в стране безобразия, если на самом деле президент — это ты, а не какой-то там хрен с бугра? Тут никакая конспирация не спасёт — ну, разве что на время, до первого прокола.

Тут на днях пришёл к Оксане Владимировне её давнишний пациент, Николай Павлович (назовём его так). Стаж болезни с четверть века, инвалидность — всё как у многих людей, болеющих давно и всерьёз. Если раньше Николай Павлович ложился на лечение в стационар чуть ли не ежегодно, причём зачастую с боем и катанием на барбухайке под мигалки, то последнее время он в отделении редкий гость — по крайней мере, года четыре уже не был. Зато в поликлинику психдиспансера он ходит как по расписанию — чётко раз в месяц. В этот раз график был нарушен: визит состоялся аж на полторы недели раньше.

• Николай Павлович, что-то случилось? - поинтересовалась доктор.

• Да что-то, чувствую, обострение у меня, Оксана Владимировна.

• А что с вами не так?

• У меня снова появилась уверенность, будто я — агент ФСБ.

• Она чем-то обоснована, эта уверенность?

• В том-то и дело, что ничем, Оксана Владимировна! Просто в один прекрасный день просыпаешься (а сон, кстати, последнюю неделю паршивый, как на грех) — и вот оно, знание. Не подозрение, не сомнения — их просто нет. Знание. Агент — и хоть ты тресни!

• Николай Павлович, сами-то как полагаете — что будете теперь делать с этим знанием?

• Я, доктор, воробей стреляный. Я знаю, что это такое. Поэтому в ФСБ меня пусть не ждут — фигушки, не дождутся! Причём я даже знаю, откуда эти мысли: я ведь, ещё когда служил в Советской Армии, подавал заявление, хотел поступить к ним на службу. Они тогда меня не взяли, и правильно сделали — накой им сумасшедший агент? А мне с тех пор эти воспоминания аукаются. Ну, посудите сами — какой из меня агент ФСБ? А я вам скажу сам — ни-ка-кой! Кто мне тайну доверит? Да, в конце-то концов, если хотят, пусть доверяют — только при первой же госпитализации я её разболтаю всему дурдому!

• Почему?

• А потому, что от доктора симптоматику скрывать — себе дороже, а от других больных — западло! Так что выписывайте мне лекарство от государственной службы.

• Трифтазин?

• Да, как обычно. И для сна что-нибудь, а то я уже устал родину сторожить. Я бы и в прошлый раз мог приглушить обострение и не обивать пороги ФСБ и прокуратуры — но не рассчитал, надо было запас лекарств делать, а тут сначала поездка к родственникам, потом новогодние праздники, когда вы не работали — и всё, и я пропал, завербовали. Нет уж, в этот раз я буду умнее.

• Готово, Николай Павлович, держите рецепты, идите получать лекарства.

• Спасибо, Оксана Владимировна! На этот раз Родина может спать спокойно — мне её тайны нафиг не нужны! (Максим Иванович Малявин. Россия)