Возвращение Старой Пелотки (Хелоуин без цензуры)

Хеллоуин

аффтар: Старая Пелотка


    


Праздники выдумывают буржуи. От нехуй делать, скорее всего.

Раньше, вот, заебись было:  два больших празника в году. Новый Год
и Восьмое Марта имени Розы Люксембург. И с развлечениями всё понятно:
на Новый Год поблевать салатом оливье с балкона, и покидать соседям в
почтовые ящики китайские петарды, а на Восьмое Марта получить пиздюлей
от любящего супруга. А потом кто-то, блять, начал хуйнёй страдать:
Валентинов день какой-то придумали, сердечки-валентинки, романтические
ебли под индусские благовония, и Хеллоуин до кучи.

Какой Хеллоуин в России, а? Вы пробовали в конце октября выползти
ночью на улицу с тыквой на ебле, постучать в первую попавшуюся дверь, и
запеть: «К вам детишечки пришли, тыкву нахуй принесли, дайте быра нам
канфет, а не то нассым в еблет»?

И не пробуйте. Россия – не Америка. Канфетами у нас по ночам
просто так никто не разбрасываецца. А вот пизды дадут определённо. В
общем, буржуйские развлекухи нашему российскому менталитету чужды. И
лично мне – в особенности. Я вообще празники не люблю, ибо всегда потом
почему-то отмываю посуду и хату до августа.

А Хеллоуин просто ненавижу.


***


Телефон исполнил песню «Подруга подкинула проблему, шлюха», и я подняла трубку:

- Чо нада?

- Бабла, мужиков с большими хуями, пару ящиков пива, и голую
китайскую хохлатую сабачьку. – Серьёзно ответила в трубке Ершова, а
потом заорала: - Чо за вопросы?! «Чо нада»… Шоколада! Ты меня ждёшь? Я
уже стою у твоего подъезда, и не знаю кода! Говори немедленно, на улице
ледниковый пириод.

Старость не радость. Сначала начинаешь забывать, што ждёш гостей,
потом впадаешь в маразм, и начинаешь ссать в штаны, а потом смерть, и
браццкая могила на ассенизаторских полях в Люблино.

- Нажимай четырнаццать, потом ключ…

- Где тут ключ?!

- В пизде, Юля! Он там нарисован на кнопочке!

- Я нажала. Там гудки вначале пошли, а потом какой-то дед сказал, что щас меня помоями обольёт с балкона… Говори нормальный код!

- Не хватало бабке горя – так купила порося… Стой на месте, щас спущусь.

Спускаюсь вниз, забираю околевшую Ершову с улицы, и тащу её домой.

- Ты нашла пу-пу-пушыстую мишуру?  - Стучит зубами Юлька. – А шшшшшшортики блестящие?

- Где я, блять, найду тебе мишуру с шортами?! Я похожа на Верку Сердючку?

- На дуру ты похожа. – Лифт приехал на четвёртый этаж. Выходим. – Я
знала, что ты нихуя не запасливая баба, поэтому привезла тебе мишуру,
шортики, и красный лифчик третьего размера. Вата у тебя есть?

- Нету. У меня есть Тампаксы и прокладки Олвейз «от уха до уха». Дать?

- Взять, блин! В лифчик чего тебе пихать будем?

- А… - Вспоминаю, зачем приехала Ершова, и вздыхаю: - Носки махровые пихну. Вспомню деццтво золотое.

- Да-да. Напихай носочков своих полосатеньких, Буратина бля.
Лифчик, напомню, кружевной! Прозрачный! Надо чонить такое, сисечного
цвета. Что у тебя есть сисечного цвета?

- Ну… - Задумалась. -  Ну, хуй ево знаит… Колготки есть. Бронзовые.

- Однако, ты высокого мнения о цвете своих сисек. – Ершова заржала. – А синие колготки у тебя есть?

- А то. – Я обиделась. – Цвета тухлова ливера. Но это спешал фо ю,
Ершова. Охуенно подходят к твоему лицу. Кстате, будеш тут выёбываться –
ваще никуда не пойду.

- Пойдёш. – Махнула рукой Юлька. – Там же будет Дима Пепс.

- Это шантаж, Юля.

- Нет, это заебись, Лида. Это очень за-е-бись!


***


*За месяц до описываемых событий.*


- Празника хочецца чота… - Ершова потянулась всем телом, и
хрустнула шеей. – Празника. Феерии. Пьянства с алкоголизмом. Куража.
Ебли, в конце концов, празничной. Какой там у нас следующий празник?

- Празник сенокоса.

- Говно празник. Как-то с куражом не ассоциируецца. Што ещё?

- Новый Год в декабре.

- Долго. Это очень долго ещё. Вспоминай, чо там ещё есть.

- Пошла ты в жопу. Сама вспоминай.

- Сентябрь, актябрь.. – Ершова напряглась.

- Ноябрь потом.. – Посказала я.

- Иннахуй. Сама помню. Слушай, а чо в октябре у нас? Вот в башке крутицца празник какой-та – а вспомнить нимагу.

- День рождения у Димы Борода-в-говне.

- Блин, Бородулькин меньше всего похож на празник. Есть ещё чота…
Слышь, как эта моча называецца, когда надо наряжацца в блядей, и ходить
по улице с тыквой?

- Хеллоуин. А почему именно в блядей?

- А в кого ты ещё хотела бы нарядицца? В Красную Шапочьку? В
Белоснешку? В Василису Прекрасную? Посмотри на себя. Или на меня. Наше
с тобой вечное амплуа – это портовые шлюхи. Это карма, Лида. Смирись.
Забудь, что четверть века назад ты очень удачно сыграла роль Снежинки в
яслях. Это было давно. Времена меняюцца. Теперь ты – старая блядь в
красном лифчике. Всё.

Да похуй в общем-то. Блядь так блядь. Чо такова? Хули там
Белоснешка или Василиса? Это каждая дура может напялить пласмассовую
корону и своё свадебное платье, которое лет пять как валяецца в мешке
на балконе. И всё. И вот вам Василиса белоснежная, дрочите на здоровье.
А вот нарядицца блядью, да ещё пройтись так по ночной улице – это нужно
быть сильной, отважной, незакомплексованной, и полной дурой. В общем,
права Юлька – эта роль чотко для нас.

Осталось дождацца октября и Хеллоуина.

И тогда мы с Ершовой блеснём своими актёрскими способностями так, што все эти Василисы охуеют.

Воистину.


***


- Ну, во! – Ершова сделала шаг назад, и восхищённо поцокала языком:
- Красавица! Настоящая проблядь! Щас только на левый глазик ещё
блёсточек добавим… И вот сюда, на волосы… Всё, можешь смотреть!

Поворачиваюсь к зеркалу.

- Мама!!!!!!

- Впечатлило? – Ершова гордо откинула со лба завитую прядь волос, и подтянула сползшие чулки с люрексом. – Я старалась.

- Я заметила. – Первая волна ужаса уже стекла холодным потом мне в
трусы, и я посмотрела в зеркало ещё раз. – Юля, я так на улицу не
пойду.

- Зассала, да? – Глумливо крикнула Ершова, и начала на меня
наскакивать: - Ах ты ссыкло старое! Мы ж с тобой, сволочь, договорились
уже! Чо ты ссышь, жаба?! Кто тебя ночью увидит-то?! Шубу напялишь, в
такси сядешь – и впирёд, к алкоголизму!

- В шубе жарко… - Я ещё как-то силилась оправдать свой неконтролируемый порыв паники. – Вспотею…

- А и похуй! – Отмахнулась Юлька. – Шлюхи – они завсегда потные, у
них работа такая. Ну, чо ты такое ебало пластилиновое сделала? Всё
пучком! Щас тока блёсточек на правый глазик добавим…

- Пошла в пизду! – Я отпихнула Юлькину клешню, с зажатой в ней
кистью, и вылетела из комнаты. – Хватит блёсточек! Я и так, блять, как
в алмазной пещере! Нихуя не вижу, одно северное сияние перед глазами!
Едем уже, пока не передумала!

Перед выходом я ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и
перекрестилась. Хорошо, если меня на улице просто выебет в жопу
случайный прохожый. А если менты? А если загребут? Из одежды на мне был
только красный лифчик, набитый колготками, лаковые шорты-трусы, и чулки
в сеточку. А, и на голове ещё ободок с розовыми заячьими ушами и такая
же розовая бабочька на шее. И туфли, похожые на ходули. Их, вместе с
лифчиком и прочей бляццкой атрибутикой, принесла запасливая баба
Ершова. Сама Ершова, покачиваясь на таких же туфлях, гордо выпячивала
свою грудь, тоже вылепленную из колгот, и задрапированную сверху
мишурой. Чулки и джинсовая юпка длиной в дваццать сантиметров делали её
похожей на подругу дальнобойщика. Видимо, так оно и было задумано.

- Один у нас с тобой недостаток – уж больно красивые! – Довольно
резюмировала Юлька, и, отвесив мне несильного подсрачника, выпихнула
меня из квартиры. – А теперь – вперёд! За Родину, за Сталина! Команда
«Газы» дана для всех!

Я закрыла входную дверь, и повернулась к лифту.

- Здрасьте…

Я вздрогнула, и подняла глаза. На лестнице стояли и пытались
открыть дверь, мои соседи. Рома и Вика Ковалёвы. То ли сектанты, то ли
религиозные фанатики - хуй их разберёт. Вечно ходят в каких-то робах,
читают мне лекции о конце света и спасении души, и периодически рожают
детей дома, в ванной. Пятерых уже нарожали. И все до сих пор живы, что
странно. Врачей к беременной Вике Рома не подпускал принцыпиально. И
роды сам принимал. Она там орала на всю квартиру, а Рома орал ещё
громче: «Это бесы тебя терзают, супруга моя возлюбленная! Не теряй
веры, Виктория! Иисус любит тебя! Не подавайся соблазнам, прихожанка!
Излей младенца на свет Божий!»

Как там она изливала младенцев – я, слава труду, не видела. Но Ковалёвых побаиваюсь.

- Здрасьте. – Ответила я на приветствие, и тут же отвернулась.

- Иисус любит тебя.. – Несмело сказала Вика, и с завистью посмотрела на мои празничные ходули.

- Спаси свою душу, отринь бесовские происки, воспротивься им! – Вдруг повысил голос Роман. – Бог есть в каждом!

- Спасибо. – Я с силой дрочила кнопку лифта, и косилась на Ершову.

- Я никуда не пущу тебя! – Вдруг закричал Рома, и распластался на
дверях лифта. – Спаси себя! Не торгуй плотью своей, сестра! Читай
шестнадцатый псалом немедленно!

- Святой отец! – Ершова плечом отпихнула Рому от лифта. – Идите
нахуй! Идите туда, и не возвращайтесь. А мы тогда спасём вашу жену. И
детей. Мы сводим Вику на мушской стриптиз, купим вашим детям комиксы с
Человеком-Пауком, и научим их ругацца матом.

- Бесы! – Заверещал Рома. – Всюду бесы! Виктория, неси святую воду!

- Лида, пиздуем пешком. Я жопой чую – нам хотят испортить
празничный макияж… - Шепнула Юлька, и резво поскакала на своих
туфлях-костылях вниз по лестнице. Я бросилась за ней.

- Соседи у тебя жуткие. – Пыхтела подруга. – Бесами ещё пугают, уроды. Я чота их забоялась даже.

- И правильно делаешь. – Я толкнула подъездную дверь, и мы с Юлькой
выпали в холодную ночь. – У меня самой, когда я их вижу, очко играть
начинает. Ты, кстати, ещё не видала, как Рома по ночам по подъезду с
кадилом ходит. Не знаю, чо за сушоный кал он в него кладёт, но утром в
подъезд выйти нельзя. Говнищем пасёт на весь квартал.

- В дурку их сдать нужно. – Юлька подняла руку, пытаясь изловить такси.

- Не выйдет. – Я плотнее запахнула шубу, и поправила заячьи уши. –
Рома нашему участковому машину бесплатно освятил, и табельный пистолет.

- Сплошная коррупцыя. – Блеснула эрудицией Ершова, и сунула голову в окно остановившейся девятки:

- На Декабристов. Едем? Лид, залезай.

Водитель девятки с интересом разглядывал Юлькины ноги в сеточку, и празничный мэйк ап.

- Вас у метро высадить?

- Да. – Отрезала Юлька, и сердито натянула на колени куртку.

- А дальше вы куда?

Сука любопытная, блин.

- Коту под муда. – Ответила Ершова, и заметно занервничала.

- В гости к мальчикам, наверное?

Шофёр мне нравился всё меньше и меньше. Юльке, кстати, тоже.

- И к девочкам. На детский утренник. – Ершова пошла пятнами. А это хуёвый знак. Значит, жопой чует какую-то шляпу.

- А документы у вас есть? – Вдруг спросил шофёр, и съёхал на обочину.

Всё. Вот она – шляпа. Приплыли, девки – сливайте воду.

- А какого хуя… - Начала Ершова, но тут шофёр вытащил красную
книжечку, махнул ей перед нашими ебалами, и быстро спрятал её запазуху.

- Документы!

Я быстро полезла в сумку, и уже открыла рот, чтобы объяснить дяде,
что мы вовсе не продавцы собственных пёзд, но Ершова, извернувшись,
просунула руку назад, между сиденьями, и больно ущипнула меня за ногу.
Я истолковала её жест правильно, и захлопнула сумочку. И рот заодно.

- Парниша, может, договоримся, а? – Ершова расплылась в улыбке, и
погладила дядьку по коленке. – В честь праздничка бесплатно. Да,
Клеопатра?

Я не сразу поняла, к кому это Юлька обращаецца, и молчала.

- Да, Клеопатрочка, блять?! – Уже с нажимом в голосе снова повторила свой вопрос Юлька, и я сориентировалась:

- О, да, Жоржетта.

Юлька хрюкнула, продолжая улыбаться, а дядька обернулся:

- Клеопатра? Ну вы, девки, чувство меры поимели бы хоть. Клеопатра, блин… Псевдоним надо брать объективно. Машка Шняга например.

- Чо?! – Я не выдержала, и заорала: - Ты себя-то в зеркало видел,
узбек чукотский?! В штанах у тебя шняга, пидор ты дермантиновый! Юлька,
ёбни ему!

На слове «Юлька» Ершова вцепилась дядьке когтями в яйца, и укусила
его за ухо. Я, не растерявшись, вытащила у себя из-под жопы
трехкилограммовый справочник «Жёлтые страницы. Все адреса Москвы», и
несильно шлёпнула обидчика по еблу. Сильно уебать не получилось: крыша
низкая, размах не тот.

- Беги! – Завизжала Ершова, ещё раз укусила дядьку за щеку, и
вывалилась из машины. Я вывалилась следом, и осталась лежать в луже.

- Я сказала беги! – Наступила мне на руку каблуком Юлька, я
взвигзнула, и поскакала вдоль дороги на карачках, путаясь в шубе, и
сбивая заячьими ушами гандоны с придорожных кустов.

- Во дворы, во дворы уходи, каркалыга!

Я сменила галоп на рысь, и свернула в какой-то двор.

Через десять минут, когда я упёрлась лбом в чугунную урну, и остановилась, сзади послышалось:

- Ушли.

- Точно?

- Стопудово.

- А это кто был?

- А я ебу? То ли мусор, то ли не мусор. Один хуй – паспорт в такой
ситуации показывать нельзя, запомни. Я как-то уже показала сдуру.
Забрали в отделение вместе с паспортом, и там ещё ебало мыть пришлось,
чтоб на свою собственную фотку быть похожей. А то мне уже дело шить
начали.

Вопросы у меня закончились. Я повернулась к урне жопой, и села на землю, переводя дыхание.

- Ну что? – Юлька сбоку тоже отдышалась. – К тебе?

- Нет, блять. В клуб. К Диме Пепсу.

- Ладно, не ори… Чо я, виновата штоле? – Ершова нахохлилась, и полезла в сумку за сигаретами.

- А знаешь, Ершова, – Я тяжело поднялась, и и облокотилась на урну, – какая у меня на тебя песня стоит на мобиле?

- Шалава лава-лава-лава? – Предположила Юлька.

- Почти. – Я отряхнула руки, и отвесила подруге пинчища. – «Подруга подкинула проблему…»

- Шлюха! – Хором закончили мы с Ершовой, и заржали.

- Не, Лидка. Хеллоуин мы вот так просрать не можем. Потом ещё долго следующего празника ждать.

- Я никуда больше не пойду. И не уговоривай.

- Не.. – Поморщилась Ершова. – Я сама никуда не пойду. Я о другом. У тебя есть чёрный спортивный костюм?

- Дедушкин.

- О! То, что доктор прописал! Уши свои ослиные не проебала? Мы щас
их каким-нить говном намажем, чтоб чёрные были, а ещё нам нужен пояс от
халата. Это будет хвост.

- Ершова, ты чо задумала?

- Хеллоуин, Лида. Самый лучший день для всякой нечисти. Ну, сечёшь?

- Нет.

- Кодовое слово «бесы». Ну?

- Юля, только не говори…

- Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! – В кровожадной улыбке расплылась Юлька. –
Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! Щас мы, блять, им покажем, как с проститутками нас
перепутывать, и концом света пугать. Короче, сценарий такой…


…Две женские фигуры в грязных шубах, громко и зловеще хихикая, растворились в ночи.