"Правила жизни" Клинт Иствуд


уж лучше зовите меня «иконой», чем «эй, ты».

меня редко задирали в детстве. Во-первых, я был выше всех в классе, а во-вторых, мы постоянно переезжали. Реддинг, Сакраменто, Пасифик Палисейдс, снова Реддинг, снова Сакраменто, Хэйуорд, Найлз, Окленд (города в Калифорнии. — Esquire). Мы вечно были в движении, а я всегда был новеньким в школе. Всякая шпана, конечно, хотела со мной разобраться, проверить, кто я такой. Я был довольно застенчивым парнем, но большая часть времени уходила у меня на то, чтобы давать всяким уродам по шее.

в детстве я играл на флюгельгорне, а соседские ребята смотрели на меня и, кажется, думали: «Что за херня?»

сегодняшнее поколение — это поколение рыхлых котиков. Столкнувшись с проблемой, они говорят: давайте разберем поведение хулигана с точки зрения психологии. А мы просто давали хулиганам по жопе.

не знаю, что не так с этим поколением. Может, люди стали массово задумываться о смысле жизни?

я застал великую депрессию. Не было работы, не было пособий. Однажды, когда мне было шесть лет, в дом к нам постучался худой человек. Он сказал, что переколет нам все дрова, если мать сделает ему сэндвич. Люди едва держались, но они были гораздо сильнее, чем те, кто вокруг меня сейчас.

в исландии я был на одном водопаде. Вместе с другими людьми я стоял на небольшой каменной платформе, откуда открывался вид на водопад. У многих были дети. От пропасти нас отделяла только натянутая веревка. И я подумал: в Америке они бы обнесли все сеткой и высоченным забором. У них на уме была бы одна мысль: если кто-нибудь упадет, то тут же появится его адвокат. Но там, в Исландии, люди думают так же, как раньше думали в Америке в старое время: если ты упал, ты идиот.

нельзя предусмотреть все, но мы упрямо пытаемся. Если в машине, которую мы покупаем, нет четырех сотен подушек безопасности, то машина, конечно, дерьмо.

очень трудно запугать человека, когда ему восемьдесят.

хочешь ты или нет, надо признать, что смерть существует. Но я не боюсь ее. Я верю: когда приходит твое время, тебе пора уходить. Таков был уговор при рождении.

мой отец умер внезапно. Просто взял и умер, когда ему было 63. После этого я очень долго спрашивал себя, почему не вывозил его поиграть в гольф, почему не проводил с ним больше времени. Но когда ты гонишься за большим призом, ты перестаешь обращать внимание на все остальное.

мать умерла, когда ей было 97 лет. Незадолго до смерти она сказала мне: «Я хочу уйти, я устала». Я сказал: «Нет, еще три года, всего три года, и ты отметишь столетие». Но она не хотела меня слышать. «Просто посмотри мне в глаза», — сказала она. Я посмотрел ей в глаза и все понял.

принимать свой возраст с благодарностью — это великий дар. Но мне уже поздно ему учиться.

старость может быть не такой плохой, если просто лежишь и наслаждаешься ею.

возможно, я начинаю мыслить как старик, но мне кажется, люди стали злее и нетерпимее, чем были раньше. Раньше мы могли быть несогласными по какому-то важному вопросу, но все равно оставались друзьями. А сегодня тот, кто с тобой не согласен, — придурок и идиот. Посмотрите любое ток-шоу.

меня можно назвать либертарианцем. Я бы хотел, чтобы все оставили всех в покое. Еще когда я был ребенком, вокруг было слишком много людей, которые указывали всем, как жить.

я всегда с большим уважением относился к верующим людям, жизнь которых строится в соответствии с верой. Но если ты можешь прожить жизнь без этого — живи. Сам я не слишком увлечен религией, но стараюсь не транслировать свои сомнения всем вокруг.

говорят, браки заключаются на небесах. Ага, там же, откуда берутся гром и молния.

чем старше ты становишься, тем больше ты начинаешь любить детей.

мои дети — от разных женщин. Но именно Дина собрала нас всех вместе. У нее напрочь отсутствует психология второй жены — ну, знаете, эта ментальность пещерной женщины. Она прекрасно ладит с моей первой женой, с моими бывшими подругами. Семья держится на ней, и никто не оказал на меня в жизни такого же влияния, как она.

мне насрать, кто хочет пожениться — геи или кто-то еще. Не надо делать из этого столько шума. Пусть у всех будет возможность жить такой жизнью, какую они себе выбрали.

«мачо» было модным словечком в 1980-е. Мачо то, мачо это, этот — мачо, тот — не мачо. Но я вот так и не понял до конца, что такое мачо. Это кто-то, кто расхаживает вокруг, источая тестостерон? Кто дверь ногой открывает и может пройтись колесом? Я помню, как повстречал Рокки Марчиано (знаменитый американский боксер, 1923-1969. — Esquire). Это был мягкий, спокойный человек, который не пытался раздробить тебе пальцы, когда пожимал руку. И у него был высокий голос. Но он мог вырубить человека за секунду. Как мне кажется, это и есть мачо. Мухаммед Али, кстати, такой же.

так получилось, что я убил кучу людей на экране. Возможно, это такой катарсис, а возможно, просто садизм. Или это вообще ничего не значит.

был момент в моей жизни, когда ко мне подходили люди и просили оставить автограф на их пистолетах.

предлагать людям сдавать оружие, мотивируя этот тем, что его вокруг и так слишком много, это все равно как предлагать людям отрезать себе яйца, потому что у соседей слишком много детей.

быть политкорректным — это очень скучно.

политкорректность заставляет людей постепенно утрачивать чувство юмора. Раньше мы свободно шутили про людей разных рас и национальностей, а сегодня, если ты захочешь так пошутить, ты будешь рот рукой прикрывать, чтобы тебя никто не слышал. Наши друзья для нас были «Сэм-еврей», «Хосе-мексикашка», но мы не вкладывали ничего обидного в эти прозвища. А сегодня мы тратим слишком много энергии и времени, пытаясь быть политкорректными.

вместо «снято» я всегда кричу «хватит уже этого дерьма».

когда режиссеры кричат «мотор», даже лошади пугаются.

по мне, так лучше быть позади камеры, чем перед ней. Там ты можешь надевать такую одежду, какую захочешь.

в актерской школе мне как-то сказали: «Бога ради, ничего не делай, просто постой». Ну что ж, Гэри Купер, например, отлично умел ничего не делать.

невозможно научить человека быть актером, но можно сделать так, что человек научит себя сам.

ты можешь репетировать роль сотни раз, а можешь просто выйти и сыграть. Я предпочитаю второе.

в «подмене» (фильм Иствуда из жизни 1920-х. — Esquire) я попытался показать то, что сегодня уже нигде не встретишь: паренек сидит перед радиоприемником и смотрит на него. Просто смотрит на радио и слушает, что оно говорит. Все остальное делает его воображение.

анджелина джоли прекрасна. Она напоминает мне женщин сороковых — Кэтрин Хепберн, Бетт Дейвис, Ингрид Бергман. Нет, женщины сегодня бывают так же прекрасны, но тогда в них все же было больше индивидуальности.

голливуд погряз в плагиате. Не так давно ко мне приходили люди, которые спрашивали, не могут ли они переснять моего «Непрощенного». А это совсем свежее кино, 1992 год!

если всем этим киношным менеджерам так важно мнение какого-то магазинного клерка из фокус-группы, то пусть он кино и снимает.

есть масса великих фильмов, которые не получают «Оскара».

бюджеты современных фильмов так огромны, что этих денег с лихвой хватило бы на то, чтобы захватить небольшую страну.

я был против ввода войск в ирак. Демократию не построишь за ночь. Это что-то, во что люди должны сперва поверить сами.

политики делятся на две категории: я-человек и мы-человек. Барак Обама — это я-человек. Он говорит про бен Ладена так, как будто сам пристрелил его.

современный политик обязан все всем пообещать. Иначе его просто не изберут.

никогда не надо забывать, что мы просто нанимаем политиков, чтобы они нам служили.

выиграть выборы — это плохая хорошая новость (в 1986-м Иствуд выиграл выборы на пост мэра калифорнийского городка Кармел. — Esquire). Ладно, говоришь ты себе, хорошая новость заключается в том, что я сейчас мэр. А плохая в том, что я сейчас мэр.

как говорил джерри филдинг (американский музыкант и композитор, 1922-1980. — Esquire), «мы многого достигли — давайте не будем ничего разрушать, слишком много об этом думая».

если бы у меня все было хорошо с самоорганизацией, я бы точно нашел себя в музыке.

время, когда каждый день я хотел подтянуться на один раз больше, чем вчера, прошло. Сейчас я хочу делать только то, что считаю нужным.

сегодня вокруг меня постоянно вьется так много фотографов, что иногда они окружают меня, как стены в дешевом мотеле.

нужно относиться серьезно к работе и несерьезно — к себе.

я люблю работать с теми, у кого нет нужды кому-то что-то доказывать.

за всю жизнь я не встретил ни одного гения, потому что гений, как мне кажется, — это тот, кто хорош в деле, которое ненавидит. Быть успешным и великим в том, что ему нравится, может каждый.

завтрашний день никому не дает обещаний.

я никогда не считал себя ковбоем.

ПоэзиЁ

я свой характер закаляю
преодолением преград
упорно циркулем рисуя
квадрат

*

Вытирая попу кроссвордом,
В оба смотри!
Однажды утром проснешься,
А жопа умней головы!!!

*
войди в мой дом порой осенней
развей тоску создай семью
куда ж ты в обуви то прёшься
убью

*
Создав поля, леса, зверей
На день шестой, Господь устал,
Но всё же вылепил людей
Взглянул на них и так сказал:
Зело красив Адам, признаюсь,
А Ева блёклая весьма...
Да ладно, я не сомневаюсь
Она накрасится сама.
Потом на облако усевшись,
Почувствовав на сердце боль,
Повторно к Еве приглядевшись
Господь придумал алкоголь.

*

какое море дорогая
мы в отпуск едем по грибы
и наслаждаемся закатом
губы

*
здарова пишет лор на справке
здарова пишет ортопед
хирург фсем чмоке в этом чяте
превед

Ландшафтные парки Донбасса

В сознании многих людей сложилось мнение, что Донбасс - это только шахты и металлургические заводы, коксохимические комбинаты.
Однако это еще и ковыльные степи, половецкие и скифские курганы, уникальные природные заповедники.
Стоит упомянуть заповедники "Каменные могилы" и "Хомутовскую степь". Это уникальные места не только в природном плане, но еще и с
точки зрения истории Донецкого края, Украины в целом. Здесь тысячелетиями проходили степные дороги и шли битвы между различными народами, сменявшими друг друга на протяжении веков.
Каменные могилы
Ну и как же без Святогорья.
Зуевский Ландшафтный парк. Всего 40 км. от Донецка.
И несомненный атрибут Донбасса, древняя Саур-могила:


"Солнце еще не взошло, но уже были видны все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с остроконечной верхушкой. Если взобраться на эту Могилу, то с нее видна равнина, такая же ровная и безграничная, как небо , видны барские усадьбы, хутора немцев и молокан, деревни, а дальнозоркий калмык увидит даже город и поезда железных дорог. Только отсюда и видно, что на этом свете, кроме молчаливой степи и вековых курганов, есть другая жизнь, которой нет дела до зарытого счастья и овечьих мыслей."

А.Чехов «Счастье»


Донбасс - это не только индустрия и политика. Это еще и богатейшая история, красивая природа.







"Пьеро"





Прости меня, дружок, за пьяное перо.
На эту болтовню, пожалуйста, не сетуй.
Но знай, что до сих пор заплеванный Пьеро
На тоненьких ногах шатается по свету.

И мы, встречаясь с ним на ленточках дорог
Не ведая бредем, с Пьеро почти-что рядом.
Что только он подрос, напялил свитерок
И стер с лица сурьму, белила и помаду,

Но сбросив мишуру фигляра и шута
В нем корчится душа, огромная, живая.
И полночью, когда с улыбкою у рта
Людские души спят, душа Пьеро пылает.

И на ее огне он стряпает стихи
И дремлет на плече у розоватой зорьки.
Рука его крепка, глаза его сухи,
А строки на бумаге солоны и горьки.

Но утро настает и сумку как суму,
Закинув за плечо, он скатится с порога.
И все же я, представь, завидую ему,
И все же я, поверь, иду его дорогой.
Вадим Егоров

"Попугай"

Попугаем владеют
Печальные мысли:

Он умен - и он помнит
Про все, что бывало.

Стали перья короче,
И крылья повисли,

Много слов он узнал -
Только толку в них мало.

Но он все-таки ждет -
Не откроется ль клетка:

Люди любят - да держат
В неволе железной.

И пустеет в лесу
Одинокая ветка -

Что же делать ему
С красотой бесполезной?
Ду Фу

Осеннее...


Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Мацуо Басё

Волны.



Весеннее море -
Колышутся, холмятся волны
Целыми днями.
Ёса Бусон

Dreams

Dreams

Hold fast to dreams
For if dreams die
Life is a broken-winged bird
That cannot fly.

Hold fast to dreams
For when dreams go
Life is a barren field
Frozen with snow.

Langston Hughes
________________

Держитесь мечтаний,
Потому, что когда они умирают
Жизнь - это птица со сломанным крылом,
Которая не может лететь.

Держитесь мечтаний,
Потому, что когда мечты уходят,
Жизнь - это бесплодное поле
Замороженное и заснеженное.
_____________________________
Всегда с мечтой живи,
Храни её и верь,
Когда теряется она,
Теряется и цель.
Пустеет жизнь.…Так небеса
И бездны облаков
Недостижимы для птенца,
Сломавшего крыло.

Всегда с мечтой живи,
Стремись с надеждой к ней;
Люби желания свои,
Храни их и лелей,
Чтобы не стала жизнь твоя
Пустынным голым полем,
Как снегом запорошенным
Печалью и тоскою.
____________________________________

Вот, где то как то так.....


Осеннее...


Уже две недели календарной осени. 
А погода уже не балует.
Идут дожди и осеннее настроение одолевает все чаще.
Куришь стоя на балконе и думаешь:"И за каким меня хреном черти дернули вылезти курить?!"
И только чашка с чаем немного согревает.
Бррр... Осень.
Невольно вспоминается Питер. Наверное самый осенний город...
А наутро туман, может быть дождь, и снова ждешь лета с его солнцем, теплом...
Хм... А впереди еще и зима...

Киплинг (Заповедь к сыну)

Когда хранишь покой среди смятений, 
Среди теряющих себя людей, 
Когда свободен от чужих сомнений, 
Но внемлешь правоте чужих идей,

Когда способен ждать, не уставая, 
Иль, будучи оболганным, не лгать, 
Иль, властию над гневом обладая, 
Геройство напоказ не выставлять,

Когда рабом мечтаний не бываешь, 
Когда благая мысль живёт в делах, 
Когда триумф иль бедствие встречаешь 
В сознании, что это - тленный прах,

Когда мужаешься, услышав правду, 
Скривлённую в капкан для дураков, 
Или глаза от краха веры страждут, 
Но руки не пугаются трудов,

Когда всей честной жизни полный выйгрыш 
Бросаешь враз на "решку" иль "орла", 
И, проиграв, опять на пашню выйдешь, 
Не плача, что удача не пришла,

Когда взнуздаешь сердце, нервы, жилы, 
Но, провалившись в пропасть, взмоешь ввысь, 
Держась за воздух за пределом силы, 
Где только Воля говорит: "Держись!",

Когда в богатстве сохраняешь совесть, 
В нужде не лицемеришь пред царём, 
Когда ни враг, ни друг тебе не в горесть, 
Когда все чтут тебя, не бья челом,

Когда мгновенье каждое умеешь 
Наполнить смыслом до святых глубин, 
Тогда Землёй по праву ты владеешь, 
И лишь тогда ты - человек, мой сын!

*****************************

If you can keep your head when all about you Are losing theirs and blaming it on you, If you can trust yourself when all men doubt you, But make allowance for their doubting too; If you can wait and not be tired by waiting, Or being lied about, don't deal in lies, Or being hated, don't give way to hating, And yet don't look too good, nor talk too wise: If you can dream -- and not make dreams your master; If you can think -- and not make thoughts your aim; If you can meet with Triumph and Disaster And treat those two impostors just the same; If you can bear to hear the truth you've spoken Twisted by knaves to make a trap for fools, Or watch the things you gave your life to, broken, And stoop and build'em up with worn-out tools: If you can make one heap of all your winnings And risk it on one turn of pitch-and-toss, And lose, and start again at your beginnings And never breathe a word about your loss; If you can force your heart and nerve and sinew To serve your turn long after they are gone, And so hold on when there is nothing in you Except the Will which says to them: "Hold on!" If you can talk with crowds and keep your virtue, Or walk with Kings -- nor lose the common touch, If neither foes nor loving friends can hurt you, If all men count with you, but none too much; If you can fill the unforgiving minute With sixty seconds' worth of distance run, Yours is the Earth and everything that's in it, And -- which is more -- you'll be a Man, my son!
    А.Зверев. Редьярд Киплинг "IF" (Вглубь одного стихотворения)
Иностранная Литература, No 1, 1992 Четыре строфы У этого стихотворения -- своя судьба. Драматическая судьба. Оно было напечатано в октябрьском номере "Америкэн мэгэзин" за 1910 год и тут же обрело громкую известность. Удивляться нечему: помимо поэтических достоинств текста, сказалась слава его автора. Звезда Киплинга тогда стояла в зените. Среди современных ему английских поэтов никто не добился настолько широкого признания. Рассказами Киплинга зачитывались на пяти континентах. Нобелевская премия только удостоверила его -- и без таких знаков престижа -- высокий литературный авторитет. Кстати, за всю историю этой премии не было среди писателей лауреата моложе, чем Киплинг. Шведская академия провозгласила его живым классиком в сорок два года. От него ждали необыкновенных свершений. Считалось, что этот талант только начинает раскрываться в полную силу. Запас впечатлений, накопленных Киплингом за два с половиной десятилетия колониальной службы и бесчисленных репортерских поездок по всему свету, казался неисчерпаемым. Нешаблонность его ощущения мира не переставала поражать. Никому бы в ту пору не пришло на ум, что все лучшее Киплингом уже написано. Что начинается самоповторение, которое под конец прискучит даже самым пламенным его поклонникам. Трудно сказать, чувствовал ли он сам, что его творческие возможности почти исчерпаны. Но в том, что стихам, опубликованным в октябре 1910 года. он придавал особое значение, сомневаться не приходится. Ведь они в своем роде "Памятник", как у Горация, Державина, Пушкина. Свой-- ставший классическим-- перевод М. Лозинский озаглавил "Заповедь". Подошел бы и другой заголовок, пусть лексически произвольный,-- "Завещание". Он оправдан, если вникнуть в смысл четырех строф. Да и случилось так, что они действительно стали поэтическим завещанием Киплинга, хотя он прожил еще четверть века с лишним. И выпустил не одну книгу. Их, правда, читали без былых восторгов. А чаще просто игнорировали. Популярность Киплинга, в последний раз достигшая высокой отметки с началом мировой войны, затем резко упала, сменившись равнодушием. К нему стали относиться преимущественно как к писателю для подростков. Подобное случалось со многими писателями: Дефо, Свифт, Марк Твен -- только самые наглядные примеры. Но Киплинга не утешали эти аналогии. Он тяжело пережил перемену своей литературной репутации. Не сказать, чтобы она произошла беспричинно. Пересматривая огромный том его "Полного собрания стихотворе ний", все время ловишь себя на мысли: многое ли сохранилось как живая, читаемая поэзия? Баллады? Их десятки, но теперь вспоминают разве что "Мэри Глостер", "Томлинсона" да "Томми Аткинса". Последние два имени сделались нарицательными, конечно, не по капризу случая. "Песенки о службе", как назвал Киплинг свой первый, еще в Бомбее им изданный сборник 1886 года, а точней -- миниатюры о солдатском ремесле? Несомненно, среди них есть жемчужины. Кто забудет описанный Киплингом холерный лагерь, или пыль фронтовых дорог Южной Африки, или брод через речку Кабул? А с другой стороны, из-за бесконечных подражаний уже утрачено то ощущение ослепляющей новизны, которое когда-то заставило на всех углах заговорить об этих подчеркнуто непритязательных зарисовках колониальной и армейской будничности. И лишь немногие из них остались недоступными имитаторам, потому что печать авторской индивидуальности слишком резка, слишком отчетлива. Жертвой имитации, а стало быть, опошления, конечно, может оказаться любой поэт, но Киплинг имитацию словно бы провоцировал, и это плачевным образом сказалось на отношении к нему критики, а потом и обычных читателей. Во многом и стремительный взлет его славы, и последующее быстрое охлаждение недавних почитателей объяснялось самим характером его поэтических установок. Он принес в литературу живой опыт человека, хорошо знающего, что собою представляет невзрачная и полная лишений повседневность какого-нибудь затерянного в тропиках форта, над которым плещется британский флаг. Он не понаслышке мог поведать о буднях солдата или мелкого чиновника в колониях: среди чужого и враждебного окружения, в постоянной готовности лицом к лицу встретить смер- тельную угрозу, таящуюся за каждым поворотом проложенной через джунгли тропы. То, что впоследствии назовут пограничной ситуацией, знакомой людям, которые в минуты жестоких социальных встрясок были обречены существовать на шатком рубеже между жизнью и смертью, для Киплинга было не отвлеченностью, а привычным бытием. Вот откуда необманывающее впечатление и новизны, и этической значительности лучшего, что им создано. Вот откуда и вера Киплинга в понятия долга, ответственности, товарищества, духовной стойкости -- фундаментально важных для него понятий, о которых в то время не слишком серьезно задумывались. XX век, однако, придаст этим понятиям зримую актуальность, испытывая их в обстоятельствах глубоко драматических, как те, которые и нам достались совсем недавно, в августе 1991 года. И памятуя о такой актуальности, странно читать у критиков, что Киплинг со своим жестким этическим пафосом безнадежно выпал из времени. Разумеется, не каждый примет киплинговские идеалы. Он часто прямолинеен: слово "долг" для него почти то же, что "приказ", а непоколебимая приверженность имперскому знамени заставляет его героизировать исторически обреченное дело, которому приносятся напрасные жертвы. Все так, и тем не менее нельзя отказать Киплингу в том, что он впрямую -- а часто и первым -- коснулся коллизий, над которыми мы и по сей день бьемся, не находя согласия друг с другом. А еще говорят, будто он всего лишь "детский писатель". Бытующее представление о его художественной устарелости столь же недостоверно. У Киплинга был незаемный взгляд на литературу: можно его принять, можно и отвергнуть, но не надо делать вид, будто ему важна была одна пропаганда, а поэтика -- не важна. Это очень несправедливо. Суровая, а для многих шокирующая правда в соединении с открытой проповедью ценностей, не допускавших для Киплинга никакой инверсии,-- так он постигал назначение писателя, отвергнув любого рода литературную изысканность, которая в его лексиконе презрительно именовалась плетением словес, и только. Мир Киплинга -- графический, черно-белый мир: без полутонов, почти без оттенков. Предельная ясность была его идеалом, которому подчинено все -- ритм, строфика, поэтическое слово. Минимум абстрак-ций, как можно больше вещественности и зримости; невольно вспомнишь раннего Мандельштама: "Как на фаянсовой тарелке // Рисунок, вычерченный метко..." Точность глаза, едва ЛИ превзойденная в английской поэзии нашего века, и уж точно непревзойденная смелость в назывании предметов неметафорическими, словарными именами. В знаменитых стихах осени 1910 года речь идет о категориях этики, которыми Киплинг Особенно дорожил, но весь образный ряд выстроен под знаком наивозможной конкретности. Жизнь уподоблена игре, схожей с орлянкой, которая знакома каждому (pitch-and-toss -- столбик монет, в который бросают монету потяжелее, чтобы перевернуть стоящие в столби-ке монеты "на орла"). Обязанность человека не поддаваться искусу Успеха и не падать духом в годину Несчастья выражена призывом "напрячь сердце, и нервы, и мышцы". Спплошные императивы и модальные глаголы, словно бы Киплинг, презрев стихи, просто читает поучение. А вместе с тем -- ритмическая четкость, доведенная до совершенства; ни одной неточной рифмы; до последней мелочи продуманный подбор односложных и двух-сложных слов, с тем чтобы цезуры, обязательные почти в каждой строке, подчеркивали категоричность содержащихся в ней утверждений, а редкие пиррихии ("allowance", "unforgjvmg"), разбивая монотонность, выделили смысловые ударения. На фоне таких английских современников, как Томас Харди или Альфред Эдвард Хаусмен, а уж тем более на европейском фоне пышно доцветавшего символизма стихотворение Киплинга кажется достоянием совсем другой эпохи. Может быть, минувшей -- просветительской, предромантической, Но точнее сказать, что он опережал свое время. Смысл исканий Киплинга по-настоящему поймут не его литературные сверстники, а поэты следующего поколения. Для меня несомненно, что Гумилев и его "Цех поэтов" шли по стопам Киплинга, парадоксальным образом обретшего в России гораздо более глубокий отзвук, чем у себя на родине. Впрочем, так ли уж это парадоксально? На родине критика не могла простить Киплингу -- даже во дни его славы -- ошеломляющей простоты, которая исключает всякие разговоры о зашифрованности образов и глу-' боко спрятанном подтексте. Эта простота противоречила духу времени, объявившего искусство разновидностью теургии, а поэта -- искателем абсолютной Красоты, спрятанной под покрывалом Майи. Киплинг решительно двинулся против течения. Он не признавал ни панэстетизма, ни мифопоэтической философии бытия, освященной авторитетом Ницше, ни символистских поисков соответствия посюстороннего мира-- "иным мирам". Он добивался сочетания почти несоединимых начал: фактографической правды и высокой притчевости или нескрываемого назидания -- и, вопреки канону, утверждавшему, что в поэзии такой синтез невозможен, у него получались не прописи, не унылые басни, а стихи, полные мощного внутреннего напряжения: как в четырех строфах, написанных осенью 1910 года. Эпигоны, выучившись имитировать киплинговскую мнимую безыскусность, довольствовались либо плоским натурализмом, либо ходульной и безжизненной романтикой, но эпигонов было слишком много, чтобы не пострадала репутация самого Киплинга. Своей еще прижизненно утвердившейся известностью ефрейтора, которого природа зачем-то наделила настоящим художественным даром, он в гораздо большей степени обязан ученикам, чем собственным идейным пристрастиям "государственника" и патриота, для которого Британия права всегда и во всем. Такая слава приросла к нему накрепко. И тут вступили в дело уже иные, внелитературные обстоятельства. О них выразительнее всего сказал Ричард Олдингтон в "Смерти героя". Читавшие роман помнят, что в нем цитируется: "Тогда, мой сын, ты 'будешь,Человек" ---с единственной целью прокомментировать строку от имени уцелевших на фронтах первой мировой войны. Комментарий уничижителен --стихи, которые заставляли учащенно биться сердца стольких подростков, не знавших, что их ждут траншеи на Марне, эти стихи учили жестокости и объявляли джентльменом лишь того, кто способен убивать, не дрогнув. Словно бы Киплинг повинен в том, что атобиографического героя Олдингтона -- и сколько других! -- воспитывали садисты вроде старшины Брауна, а судьбой этого поколения стала верденская мясорубка. Словно бы литература в самом деле первой должна держать ответ за то, что жизнь так уродлива и беспощадна. "Смерть героя" была исповедью поколения, вернувшегося из окопов искалеченным, озлобленным и жаждущим расчета с обществом, которое внушало ему ненависть. Требовался виновник трагедии, постигшей это поколение; Киплинг, недавний кумир, был слишком очевидной мишенью. Изменилось общественное умонастроение, и все. во что он свято верил, было признано фикцией, дурманом, опасной ложью. Чуть ли не молившиеся на него теперь состязались в оскорбительных выпадах. Так продолжалось долго, вплоть до 60-х годов, до знаменитого фильма Линдсея Андерсона "If", где киплинговское заглавие понадобилось, чтобы показать, какими неисцелимыми травмами заканчивается воспитание в духе возвещенных Киплингом истин. Но эти истины не зависят от перепадов интеллектуальной моды, потому что рождены опытом жизни, а не апологетикой идейных устремлений, пусть даже очень близких авторскому сердцу. Из апологетики чаще всего рождается плакат. А Киплинг написал стихотворение, которое войдет в любую антологию английской поэзии -- даже самую строгую по принципам отбора. Такие стихи, даже если они, по первому впечатлению, прозрачно ясны, на деле содержат в себе очень глубоко спрятанные смысловые оттенки,выявляющиеся с новым серьезным прочтением. Думаю, сопоставление нескольких русских версий киплинговского шедевра убедит в этом каждого непредвзятого читателя. И пусть не смутят его различия -- вплоть до несовпадающих заглавий. Тут не домыслы переводчиков "поверх" оригинала, а возможности, предлагаемые самим оригиналом. Остается добавить, что тот, к кому, считалось, непосредственно обращены эти четыре строфы, сын Киплинга, погиб в 1915 году на фронте во Франции. От этого удара Киплинг так и не оправился до конца своих дней. ________________________________________________________________________________И от себя лично добавлю:Киплинг становится более понятен, если внимательно прочитать его повести: "Мээ паршивая овца" и "Они".
Сторінки:
1
2
попередня
наступна