А какой был принц...
И какой был конь...

А подсел на шприц -
И погас огонь.

А ведь в алгебре это возможно...
И угодно же было судьбе -
В хитром выверте формулы сложной
Повстречались разок А и В.

Только виделись странными игры
Математиков. Разве не вздор,
Если выползли вдруг икс и игрек
И ворвались в чужой разговор.

Математик готов лезть из кожи
В доказательствах мысли своей:
То он А с новой буквою сложит,
То добавит с десяток нулей.

Игрек множит на В, не иначе.
То нисколько в раздумьях не мнясь,
Он с окубленным иксом назначит
Букве А непонятную связь.

Пусть для алгебры это логично,
Но для жизни понятно едва.
Только в шахматах ходят обычно
Кони, прыгнув с с3 на е2.

В мире алгебры вовсе нет места
Для волнения чувств и любви,
А не станет в биномах невестой,
Хоть на клочья бумагу порви.

И не думает мудрый ученый,
Что стремясь уравненье решить,
Он у букв, столь красиво влюбленных,
Оборвет вдруг душевную нить.

А и В оказались в разводе,
И над ними вовсю хохотал
Столь уверенный в этом исходе
Одинокий и злой интеграл.

Хохотали квадраты и кубы,
Производные выли вразлет.
И не встретились в алгебре губы...
Может, в физике им повезет.

Слушаю секса противные звуки...
Может быть, все-таки хватит?
Пообрываю обоим я руки!
Вам бы самим - под кроватью!

Вам хорошо там, вверху на перинах...
Плюс еще секса услада.
Мне ж по спине так и лупит пружина...
Так мне, быть может, и надо.

А ведь могло быть значительно хуже.
Еле успел под кровать я
Спрятаться от прилетевшего мужа...

Может быть, все-таки хватит?

Зачем ты меня раздела?
Скажи-ка - оно мне надо?
Чтоб голых толпа галдела
Так громко со мною рядом.

И нет, чтобы сердце пело...
Как стадо, стоят ребята.
Зачем ты меня раздела,
Повестка из военкомата.

Нет твоих ягодиц вкуснее.
Нет, неправильно, - ягодик.
И не смейтесь над речью моею:
Изучаю я русский язык.

Вас и Вашу семью я желаю.
Или Вам и Вашей семье?
Я так мало еще очень знаю.
Извините немного мне.

Я приехал всего лишь на год.
Обученье мое - как блиц.
Говорит мне учитель - ягод.
А мне нравится - ягодиц.

Вы меня назовете дубом.
А приедьте на годик к нам,
Изучите язык йоруба...
Вот тогда посмеюсь я сам

Отчего шумит народ?

Стало все наоборот!

В миг единый на планете
Стали дедушками дети.
Ходят, гордые собой,
С белоснежной бородой.
А учителя украдкой
Поедают шоколадки.
Почему-то среди ржи
Важно плавают моржи.
А на елку лезут сразу
Семь веселых водолазов.
В поле толстый бегемот
Собирает сладкий мед.
А прозрачные медузы
Смачно лопают арбузы.
Кит без ног чеканит шаг.
К облакам вспорхнул ишак.
Там с утра летали рано
Обалдевшие бараны.
Вместе с ними в небеса
Улетела и лиса.
Но всего смешнее зайцы,
Что высиживают яйца:
Мало, что сидят в тени,
Так и хрюкают они!

Президент копает грядки.
Режиссер играет в прятки.
А таксисты и врачи
Кукарекают в ночи.
Повара лежат на полках,
Потому в них мало толку.
А профессор и дантист
Перешли на птичий свист.
Папа с мамой ходят в школу.
Пьют ситро и кока-колу.
И соседний продавец
Целый день стрижет овец.

Все на свете изменилось...

Только это мне приснилось!

И на свете все с утра -
Точно так же, как вчера.

Наконец-то свершилось!

Сегодня в результате многолетней борьбы за мои лингвистические права сербский язык стал региональным в моей квартире!

Много лет я очень страдал от очевидной несправедливости. Мои права попросить тарелку борща по-сербски просто попирались моей русскоговорящей женой. И от этого я очень страдал.

И пусть я каждый вечер слушал песни Горана Бреговича, Боры Джорджевича, Здравко Чолича и Срджана Марьяновича, пусть я каждый вечер смотрел сербские телеканалы (у меня есть спутниковая антенна), и пусть на нашем журнальном столике всегда лежит кучка сербских журналов, мне было безумно плохо.

Моя жена просто насаждала русский язык, заставляя меня разговаривать с ней по-русски, а завтраки, обеды и ужины были полны искусственной исключительно русской терминологии (суши, гамбургеры, бутерброды, оливье, винегрет, корнюшоны и моцареллы). И это сильно угнетало меня, потому что я-то хотел реализовать свои права, ведь 10% меня знает сербский язык, живет по-сербски и думает по-сербски.

Даже секс у меня на десять процентов - сербский. И почему я должен каждый раз говорить ненавистное мне "ты моя рыбка" вместо столь родного моей десятой части "ти си моjа наjбольа лепотица"?

Вчера мы подрались на кухне и, несмотря на голодовку жены, я добился признания сербского языка как регионального на территории моей квартиры.

Теперь я ем не борщ, а чорбу, не оливье а руску салату. Я обращаюсь к жене на региональном языке и получаю истинное наслаждение от этого процесса.

Правда, теперь жена начала активную работу по признанию матерного языка в качестве регионального. И хоть процесс утверждения его еще не закончен, а на мою фразу "Даj мени чорбе молим те" отвечает "А пошел ты в...", что немного вносит сомнения в необходимость такой региональности...

Хотя, время покажет...

Постскриптум: Пишу на нерегиональном, потому что сам не знаю почему...

Все равно борща больше в доме не стало.

А вот нервов попорчено - немеряно...

Чудеса приключаются ночью,
Если ты их увидеть сумеешь.
Спят усталые парки и рощи,
Спят тропинки, кусты и аллеи,

Все вокруг в черный бархат одето,
В черный плащ с пылью звездных вкраплений,
В грустных пятнах фонарного света
Вдруг живыми становятся тени,

Да и звуки живут по-ночному,
Их порою почти и не слышишь,
Оплывает ночная истома
Воском ночи на сонные крыши,

В темноте удивительны взгляды,
Так светлы их чудесные вспышки,
Под балконом поет серенаду
Окрыленный любовью парнишка,

Ночь рисует огни по дорогам
Где-то белой чертой, где-то красной,
На страницах домов буквы-окна
То засветятся вдруг, то погаснут,

Там сверчки караоке стрекочут,
Здесь коты королевски неспешны.
Чудеса приключаются ночью.
Если ты их увидишь, конечно.

Жизнь порой коварна.
Так скажу вам вкратце.
Хоть прохладно было, вроде бы, с утра,
Солнце перестало людям улыбаться,
И на мир свалилась злобная жара.

В тесноте вагонов, обливаясь потом,
С лицами, в которых больше пустоты,
Едут обреченно люди на работу.
Где-то в этой массе жаром пышешь ты.

Как на сковородке - по асфальту тени.
Все вокруг настолько липки и мокры,
Что противны даже рук прикосновенья.
Скинул бы и кожу от такой жары.

Каждый раз с надеждой смотришь на прогнозы,
Ждешь похолоданья, как зимой тепла.
И так рад порою и дождям, и грозам,
Лишь бы эта мука жаркая прошла.

Именно здесь, у памятника Богдану Хмельницкому, останавливались туристические  автобусы во время обзорной экскурсии по Киеву. Осмотр Софийского собора был составной их частью, как у "спутника", так и у "Интуриста". Обычно иностранцев возили по городу в "Икарусах", а простому советскому люду доставались ЛАЗы (львовские автобусы), которые иной раз доставались в нашем агентстве венграм, болгарам и румынам...

Я только один раз возил туристов по Киеву в ЛАЗе, это были венгры. А югославам выделяли Икарусы. И я каждый раз, устроившись на горячем в жаркие времена года откидном стульчике рядом с водителем, жизнерадостно начинал: "Добар дан, драги другови, данас ми чемо гледати jедан од набольих светских градова"... 

Ко времени приезда к Софийскому собору я успевал показать туристам Владимирскую горку (по плану экскурсии), Андреевскую церковь и фундаменты древнего града Владимира (вне плана). Так что в Софийский собор туристы приходили уже просвещенными в знаниях географии древнего Киева. О памятнике Богдану по плану экскурсии много рассказывать было не обязательно, но я обычно приводил группу через площадь сюда, чтобы туристы ощутили дыхание прошедших лет. Это было странно, но именно на этом пятачке под Богданом человек как бы выпадал из сегодняшнего дня и оказывался в любом ином году в давние времена. Или это мне чудился звон трамвая по Владимирской или набат колоколов Софийской звонницы? Хотя, туристам передавалось как-то это мое ощущение места...

И потом мы уже шли в собор, где иностранных туристов пропускали вне очереди...

Мои экскурсии по собору были очень интересными: я прочитал много трудов Толочко, да и вообще собирал всю доступную информацию касательно этого сооружения. Я во времена своего студенчества просто болел древним Киевом, поэтому мог рассказать куда больше, чем полагалось по плану стандартной экскурсии.  По крайней мере, когда я вел экскурсии по-русски, к моей группе пристраивалось не менее десятка наших сограждан...

К вечеру площадь затихала...

Экскурсионные автобусы прятались по свои автопаркам, успокаивалось и здание "Пентагона", и только на конечной остановке троллейбуса 12 маршрута шебуршилась какая-то жизнь... И хоть у  Петагона была конечная куда более оживленного автобусного маршрута, увозящего студентов университета в студгородок на Ломоносова, все равно там практически никогда не было людей.

Может, потому, что рядом с троллейбусной остановкой была уютная крохотная рюмочная?

Вряд ли...

Вечерний Киев 70-80-х годов не хвастался пьяными гражданами, он был тих, уютен и добр. В этом городе так волшебно было шептать признания под каштанами, благодушно шевелящими листвой рядом с неоновыми фонарями, рисуя на асфальте сказочные тени...

Сегодня, глядя на замурованную в плитку площадь, я грустно вздыхаю.

Потому что я разлюбил это место. А за что его любить, если плиточники уничтожили навсегда волшебную ауру путешествий в прошлое у памятника Богдану... 

Наверное, внешний лоск далеко не всегда сохраняет душу.

Впрочем, как это бывает и у людей...