Джинсы в занавесе

Случилось это в середине 80-х годов, когда мне в КИСИ предложили создать студенческий театр. Я в те времена тяготел к жанру рок-оперы, поэтому решил формировать коллектив с простого. Была у меня не очень сложная технически и уже опробованная на сцене с други коллективом опера "Белый Призрак или Страшный сон Бетховена". С нее можно было начинать учить людей как сценическому пространству, так и закулисному, как к культуре сцены так и к умению с блеском выходить из различных трудных ситуаций, которые возникают на сцене.

Но, легко в ученье, а в бою - трудно...

Поэтому премьера "Бетховена" в исполнении моей "Студии Синтез" не обошлась без казуса...

Дело в том, что жанр рок-оперы требует помиимо актерской игры очень мощной поддержки технической. Музыка как бы раздувает плоские образы драматических актеров до того, что образу уже недостаточно плоскости сцены, музыка заставляет образ играть во всем объеме сценического пространства. Я даже усаживал ребят в зал во время репетиции и выходил на сцену сам, показывая, как нужно заставлять играть в образе и простанство над головой, как создавать векторы динамик чувств и прочие секреты, создающие достоверность образа.

Но сколько бы ни был талантливым актер, в техническом жанре без согласованной работы техники он перестает быть органичным и становится неитересным и смешным.

Я помимо сцеической игры учил ребят обращению с техникой. Техника у нас тогда была примитивная. Это сейчас можно приобрести все, что душа пожелает, были бы деньги... Тогда же мы все делали своими руками: от режиссерского пульта до устройств, создающих на сцене дымовые завесы.

Для дыма на сцене мы использовали или жидкий азот, который выпрашивали в больницах за водку у знакомых санитаров, или сухой лед, который за скромную сумму вывозили нам с территории работники хладокомбината. Сухой лед нужно было растолочь в сыпучую массу и в нужный момент засыпать в дым-бидон. Это было наше название устройства, которое представляло собой большой молочный бидон с ввареным внутрь гигантским кипятильником. В ободке горлышка бидона была вырезана щель. Бидон наполнялся водой до сужения к горлышку, вода доводилась до кипения, и тогда именно в бидон высыпался сухой лед. Начиналась реакция с кипятком, и дым через щели валил на сцену. Жидкий азот в таком вот бидоне давал дым до горла, сухой лед - до пояса.

В предпремьерной суматохе ребята забыли все мои инструкции и не проследили за тем, в какую сторону должны были быть направлены дымовые отверстия бидонов. А они окались нацеленными именно за кулисы. И когда в сцене оглушения Бетховена все отрицательные персонажи закрутились камарильей над главным героем, дым, который должен был накрыть с головой великого композитора, волной хлынул в закулисье...

Поскольку за кулисами было пространства намного меньше, чем на сцене, дым там поднялся выше головы, и все артисты вмиг потеряли ориентацию... Несколько из них, как потом оказалось, хорошенько приложились разными частями тела к роялю, что стоял за одной из кулис, а спешивший поменять костюм один из ребят швырнул снятые джинсы куда-то в сторону и, дико крича, стал искать брюки от нового костюма, да так и не нашел, и ринулся на сцену без них...

В итоге Белый Призрак последний раз промелькнул на сцене, сверкая голыми коленками из-под белого балахона...

Но это было еще не все...

По моей задумке, Бетховен, сказавший: "Пусть я оглох, но слышу я, Как в сердце музыка ликует, Как за собой зовет, звеня, Как беспредельно торжествует!" - должен был замереть посреди сцены со вскинутыми вверх руками, после чего его должен был скрыть от зрительских глаз занавес. Но...

Как оказалост, джинсы Белого Призрака попали в дыму в лебедку занавеса, который и заклинило, как только ребята за кулисами нажали соответствующую кнопку...

Я сидел прямо под сценой и смотрел на Бетховена, в глазах которого накапливался ужас. Но занавес так и не приближался... Глаза композитора забегали, но он все никак не мог сообразить поклониться и выйти из светового круга пушки, которой я не мог управлять со своего пульта. А студента, поставленного на эту пушку тоже переклинило, и он не догадался ее выключить...

Фонограмма уже подходила к концу, и Бетховен был близок к истерике...

И тут меня, наконец, озарило! Я бросился к розетке, в которую была включен удлинитель к пушке и выдернул вилку с последним аккордом торжественной мелодии...

Спектакль был спасен, а вот джинсы погибли в лебедке...

Зато ребята получили важный урок контроля над техникой до, во время и при окончании спектакля...