Чернобль Глава 1
- 23.11.07, 18:02
Глава 1. ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
26 апреля 1986 г. в один час двадцать три минуты сорок секунд начальник
смены блока No 4 ЧАЭС Александр Акимов приказал заглушить реактор по
окончании работ, проводимых перед остановом энергоблока на запланированный
ремонт. Команда отдана в спокойной рабочей обстановке, система
централизованного контроля не фиксирует ни одного аварийного или
предупредительного сигнала об отклонении параметров реактора или
обслуживающих систем. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ
колпачок, предохраняющий от случайного ошибочного нажатия, и нажал кнопку.
По этому сигналу 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную
зону. На мнемотабло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение
стрелки указателей положения стержней. Александр Акимов, стоя вполоборота к
пульту управления реактором, наблюдал это, увидел также, что "зайчики"
индикаторов разбаланса АР "метнулись влево" (его выражение), как это и
должно быть, что означало снижение мощности реактора, повернулся к панели
безопасности, за которой наблюдал по проводимому эксперименту.
Но дальше произошло то, чего не могла предсказать и самая безудержная
фантазия. После небольшого снижения мощность реактора вдруг стала
увеличиваться со все возрастающей скоростью, появились аварийные сигналы. Л.
Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Но сделать что-либо было
не в его силах. Все, что он мог, сделал - удерживал кнопку АЗ, стержни СУЗ
шли в активную зону. Никаких других средств в его распоряжении нет. Да и у
всех других тоже. А. Акимов резко крикнул: "Глуши реактор!". Подскочил к
пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ. Действие
верное, но бесполезное. Ведь логика СУЗ, то есть все ее элементы логических
схем, сработала правильно, стержни шли в зону. Теперь ясно - после нажатия
кнопки АЗ верных действий не было, средств спасения не было. Другая логика
отказала!
С коротким промежутком последовало два мощных взрыва. Стержни АЗ
прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было больше некуда.
В один час двадцать три минуты сорок семь секунд реактор разрушился
разгоном мощности на мгновенных нейтронах. Это крах, предельная катастрофа,
которая может быть на энергетическом реакторе. Ее не осмысливали, к ней не
готовились, никаких технических мероприятий по локализации на блоке и
станции не предусмотрено. Нет и организационных мер.
Растерянность, недоумение и полное непонимание, что и как это
случилось, недолго владели нами. Навалились совершенно неотложные дела,
выполнение которых вытеснило из головы все другие мысли.
Оглядываясь в прошлое, не знаю как и сказать - давнее (прошло больше
пяти лет) или недавнее: все и до сих пор стоит перед глазами - с полным
основанием констатирую, что тогда мы сделали все возможное в той
экстремальной обстановке. Больше сделать полезного ничего было нельзя.
Никакой паники, никакого психоза я не наблюдал. Ни один человек самовольно
не покинул блок, уходили только по распоряжению. Все мы вышли из этого
испытания с тяжкими повреждениями здоровья, для многих -роковыми.
Надо особо отметить. Это были профессиональные работники, ясно
осознающие опасность работы в той обстановке. Не дрогнули. Отдавая должное
профессиональной, мужественной, на грани самопожертвования работе персонала
после аварии, об этом нельзя не сказать. Я не ставлю задачи проследить
истоки такого поведения, исследовать тонкости психологического состояния
людей в крайних, совершенно неприемлемых условиях. Это тема для хорошего
писателя. Моя задача проще: показать, почему люди оказались в таких
обстоятельствах, что вынуждены были выявить все свои душевные качества. Было
ли это неизбежно из-за использования атомной энергетики или причины другие.
Говорить, практически, буду только о прошлом, строго придерживаясь
фактов. Все приводимые факты могу подтвердить документально или указать, где
находятся документы. Слишком все серьезно. Вопрос касается огромного
количества людей в нескольких поколениях. Хватит измышлений. Не вижу у себя
писательского дара и никогда бы не взялся за перо. Однако прошло уже пять
лет, а достоверного описания событий и вызвавших их причин так и нет. Надо
выполнить долг перед погибшими (правильнее сказать - убитыми) коллегами.
Из постановления прокуратуры:
"Уголовное преследование прекращено в отношении Акимова А. Ф.,
Топтунова Л.Ф. и Перевозченко В.И. на основании статьи 6 п.8 Уголовно-
процессуального кодекса УССР 28 ноября 1986г."
Их бы тоже судили и посадили бы, без сомнения, да вот умерли. Они в
свою защиту уже ничего не скажут. Их родственникам мало утраты, так
прокуратура напоминает им: ваш сын, отец, муж - преступник, помните!
Поистине мертвая хватка. Правда, вцепились не в тех.
Нет, я не молчал все эти 5 прошедших лет. Не признавая ни себя, ни
персонал виновными во взрыве реактора, писал подробные технические
обоснования этого. Куда? Да проще сказать, куда не писал. Все бесполезно.
Только Р.П. Сергиенко в своем фильме да украинская газета "Комсомольское
знамя" дали возможность немного высказаться. Естественно, в силу
ограниченности времени в фильме и места в газете подробного объяснения такой
сложной проблемы дать нельзя. Пишу и думаю, удастся ли напечатать?
Интересно получается в нашей благословенной стране! Как одни получают
доступ в газеты, журналы, так другим уже дорога закрыта. Не знаю, может так
и надо? Зачем разные взгляды на одну и ту же проблему? Истина-то одна. Был в
Германии - там нашли возможным организовать почти получасовую передачу по
телевидению, напечатали очерк в газете. И это без какой-либо инициативы с
моей стороны.
В октябре 1990г. прочитал доклад группы специалистов МАГАТЭ, выпущенный
в 1986 г. после информации советских специалистов в Вене о причинах
Чернобыльской катастрофы. Поскольку советские информаторы во главе с
академиком В.А. Легасовым к истине не стремились, в клевете на персонал
прибегли ко лжи, умолчали об известных фактах, то и доклад специалистов
МАГАТЭ содержал явные неточности. Замечания по докладу я направил директору
МАГАТЭ г-ну X. Бликсу А теперь речь вот о чем. Мои замечания каким-то
образом попались на глаза редактору журнала "Мис1еаг Епетеепп§", и он в
письме ко мне предложил написать для журнала статью, которая и напечатана в
ноябре 1991 г. Как люди нормальные, они хотят учиться на чужих ошибках. А мы
и на своих не хотим, пусть каждый набьет себе шишек.
Прочитал я в "Огоньке" партизанское (в смысле стойкости, неизменности
позиции в обвинении персонала) интервью академика А.П. Александрова, написал
статью и принес в редакцию. На слово верить не просил - указал, где можно
проверить написанное. Согласен был на любое изменение статьи, естественно, с
сохранением смысла сказанного. Не напечатали. Им надо, а нам -нет. Понимаю,
места в "Огоньке" мало, но ведь после этого нашли же место клеветническим
измышлениям на персонал для Кевролева и Асмолова. Утверждаю: клеветническим.
И это в 1991 году!
Нельзя, конечно, говорить, что ничего не меняется. Вопреки могучему
синклиту докторов и академиков силами энтузиастов-одиночек В.П. Волкова,
А.А. Ядрихинского, Б.Г. Дубовского, теперь уже и коллективов, медленно, а
при таком сопротивлении по-другому и быть не может, выявляются подлинные
причины катастрофы. Нет, неправ я - не выясняются. Они ясны давно, а
создателям реактора - ясны немедленно после аварии. Письменно называются
причины, чего раньше делать никак не дозволялось. Да и теперь еще доступно
только узкому кругу. Требуется преодолевать преграды. Странные в этом деле
подобрались доктора и академики: годами в упор не видят очевидного. И все же
верю - будет правда обнародована, и даже верю - не через 50 лет, а раньше!
Официальная версия причин катастрофы 26.04.86 г., до сих пор остающаяся
неизменной, однозначно возложила вину на оперативный персонал. Прояснение
взгляда стало наступать позднее. Почему так произошло - трудно однозначно
сказать, изложу, как это мне видится. Думал об этом много, есть вопросы
ясные, есть и непонятные.
Выводы официальных органов о причинах катастрофы. Здесь все просто. Как
мне представляется, в то время никаких других выводов и быть не могло,
потому что расследование с самого начала противоестественно было отдано в
руки создателей реактора, то есть потенциальных виновников. Ни в одной
комиссии не было лица, заинтересованного назвать причинами аварии реактор,
его свойства. И наоборот, прямо, косвенно, в крайнем случае корпоративно,
всех устраивало возложение вины на персонал. И, главное, все просто и
понятно. Привычно идет по накатанной для Советского Союза дорожке. Нет у нас
других причин возникновения аварий, кроме разгильдяйства и неграмотности
обслуживающих людей. Даже если бы комиссии сделали заключение,
соответствующее действительности (ведь можем мы это предположить), то его бы
зарыли из "политических" соображений и обнародовали то, что и было
объявлено. Нет, другого быть и не могло.
Пресса. Почему же наши проницательные дотошные корреспонденты так
безоглядно и безоговорочно поверили всему? Почему их не насторожил
односторонний тенденциозный подбор комиссий? Ну, конечно, комиссии
тяжеловесные, авторитетные, сомнений не вызывают. Но ведь были и
сомневающиеся и с мнением, прямо противоположным официальному. Их оставили
без внимания. Пресса занималась одним: охаиванием персонала. С разных
сторон, с разным ожесточением. Кроме двух статей в "Литературной газете" с
объяснением, что есть РБМК и околореакторных дел, ничего, кажется, с другим
направлением мыслей не было. У корреспондента М. Одинца осуждению подлежит
даже то, что А. Дятлов в суде защищался. В нашем советском, безусловно
праведном, суде даже и защищаться не посмей. Но, с другой стороны, уж лучше
такое явное злопыхательство, чем обвинение с позиций вроде бы сочувствия.
Так в беседе с корреспондентом "Аргументов и фактов" поступает шеф
Чернобыльской прессы Коваленко. Человек решил, что если был поставлен для
связи с прессой, то уже и в реакторах стал разбираться. С уверенностью
говорит: "Во всех учебниках и инструкциях указано, что реактор не может
взорваться ни при каких условиях". И еще: "Это сегодня так кажется. Они жили
по законам и понятиям своего времени. А тогда были уверены: что ни делай с
реактором - взрыв невозможен". Не встречал я ни в учебниках, ни в
инструкциях, что взрыв реактора невозможен ни при каких условиях. Более
того, в 1986 г. знал, по крайней мере, о пяти случаях, фактически о взрывах,
в нашей стране. Оператор реактора, и уж во всяком случае РБМК, четко знает,
что с реактором нельзя делать, что хочешь. Взрыв не взрыв, а авария в этом
случае - точно будет, и тяжелая. За дурачков нас выставляли, дескать, что с
них возьмешь. Правда, доктор О. Казачковский, наоборот, "профессионалами"
назвал - прямо бальзам на душу пролил, с дегтем. Да, много их поупражнялось
на наш счет. И непредсказуемые, и маловероятные нарушения допускал персонал.
На то они и ученые, ум у них изобретательный. А пресса все эти измышления
исправно доносила до общества. Фактически к широким техническим кругам и
общественности пошло заключение о причинах аварии, принятое на МВТС под
председательством президента Академии наук СССР А.П. Александрова. Но как-то
мимо внимания прессы прошло, что президент является изобретателем и научным
руководителем темы РБМК. Как это вяжется, ну, скажем, с этикой? О законе уж
что и говорить.
Первыми заподозрили неладное с официальной версией причин аварии
эксплуатационники атомных электростанций с реакторами РБМК. Это понятно:
стоило только посмотреть и осмыслить технические мероприятия, выполняемые на
оставшихся реакторах, как для них стало проясняться техническое состояние
реакторов на апрель 1986 г. Они поняли, на чем их держали все годы. Но это
узкая и наиболее информированная (поневоле) категория людей.
Властям казалось, что преступников обнаружили, объявили, посадили - все
в порядке! Общество отреагировало своеобразно и, согласно здравому смыслу, в
прямо противоположном направлении. Катастрофа привела к тяжелейшим
последствиям с изъятием из пользования большой территории на большой срок.
Произошла она в результате ошибки персонала. Можно ли на дальнейшее
исключить ошибки? Конечно, нет. Ни один нормальный человек не рискнет
ответить утвердительно. Каких бы хороших ни подобрали операторов - гарантий
безошибочной работы нет и быть не может. Операторов тысячи. А раз так, то
неприемлемо вообще использование атомной энергетики. Во что это обернулось,
мы знаем. Чем это отрыгнется - еще предстоит узнать. Можно ли предвидеть
такой ход событий? Конечно, это самая нормальная реакция людей. Да,
предвидение социальных последствий принимаемых решений никогда не было
сильной стороной советской и партийной властей. Не развивалась она, эта
сторона, ввиду ненужности. Запускалась в ход пропагандистская машина, и
черное уже белое, а при необходимости и карательный отряд наготове. Думать
незачем. Советский инженерный корпус, несомненно мощный и компетентный,
составить свое мнение возможности не имел ввиду полного информационного
голода. Хотя, казалось бы, что скрывать, если все доложили в МАГАТЭ?
26 апреля 1986 г. в один час двадцать три минуты сорок секунд начальник
смены блока No 4 ЧАЭС Александр Акимов приказал заглушить реактор по
окончании работ, проводимых перед остановом энергоблока на запланированный
ремонт. Команда отдана в спокойной рабочей обстановке, система
централизованного контроля не фиксирует ни одного аварийного или
предупредительного сигнала об отклонении параметров реактора или
обслуживающих систем. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ
колпачок, предохраняющий от случайного ошибочного нажатия, и нажал кнопку.
По этому сигналу 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную
зону. На мнемотабло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение
стрелки указателей положения стержней. Александр Акимов, стоя вполоборота к
пульту управления реактором, наблюдал это, увидел также, что "зайчики"
индикаторов разбаланса АР "метнулись влево" (его выражение), как это и
должно быть, что означало снижение мощности реактора, повернулся к панели
безопасности, за которой наблюдал по проводимому эксперименту.
Но дальше произошло то, чего не могла предсказать и самая безудержная
фантазия. После небольшого снижения мощность реактора вдруг стала
увеличиваться со все возрастающей скоростью, появились аварийные сигналы. Л.
Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Но сделать что-либо было
не в его силах. Все, что он мог, сделал - удерживал кнопку АЗ, стержни СУЗ
шли в активную зону. Никаких других средств в его распоряжении нет. Да и у
всех других тоже. А. Акимов резко крикнул: "Глуши реактор!". Подскочил к
пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ. Действие
верное, но бесполезное. Ведь логика СУЗ, то есть все ее элементы логических
схем, сработала правильно, стержни шли в зону. Теперь ясно - после нажатия
кнопки АЗ верных действий не было, средств спасения не было. Другая логика
отказала!
С коротким промежутком последовало два мощных взрыва. Стержни АЗ
прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было больше некуда.
В один час двадцать три минуты сорок семь секунд реактор разрушился
разгоном мощности на мгновенных нейтронах. Это крах, предельная катастрофа,
которая может быть на энергетическом реакторе. Ее не осмысливали, к ней не
готовились, никаких технических мероприятий по локализации на блоке и
станции не предусмотрено. Нет и организационных мер.
Растерянность, недоумение и полное непонимание, что и как это
случилось, недолго владели нами. Навалились совершенно неотложные дела,
выполнение которых вытеснило из головы все другие мысли.
Оглядываясь в прошлое, не знаю как и сказать - давнее (прошло больше
пяти лет) или недавнее: все и до сих пор стоит перед глазами - с полным
основанием констатирую, что тогда мы сделали все возможное в той
экстремальной обстановке. Больше сделать полезного ничего было нельзя.
Никакой паники, никакого психоза я не наблюдал. Ни один человек самовольно
не покинул блок, уходили только по распоряжению. Все мы вышли из этого
испытания с тяжкими повреждениями здоровья, для многих -роковыми.
Надо особо отметить. Это были профессиональные работники, ясно
осознающие опасность работы в той обстановке. Не дрогнули. Отдавая должное
профессиональной, мужественной, на грани самопожертвования работе персонала
после аварии, об этом нельзя не сказать. Я не ставлю задачи проследить
истоки такого поведения, исследовать тонкости психологического состояния
людей в крайних, совершенно неприемлемых условиях. Это тема для хорошего
писателя. Моя задача проще: показать, почему люди оказались в таких
обстоятельствах, что вынуждены были выявить все свои душевные качества. Было
ли это неизбежно из-за использования атомной энергетики или причины другие.
Говорить, практически, буду только о прошлом, строго придерживаясь
фактов. Все приводимые факты могу подтвердить документально или указать, где
находятся документы. Слишком все серьезно. Вопрос касается огромного
количества людей в нескольких поколениях. Хватит измышлений. Не вижу у себя
писательского дара и никогда бы не взялся за перо. Однако прошло уже пять
лет, а достоверного описания событий и вызвавших их причин так и нет. Надо
выполнить долг перед погибшими (правильнее сказать - убитыми) коллегами.
Из постановления прокуратуры:
"Уголовное преследование прекращено в отношении Акимова А. Ф.,
Топтунова Л.Ф. и Перевозченко В.И. на основании статьи 6 п.8 Уголовно-
процессуального кодекса УССР 28 ноября 1986г."
Их бы тоже судили и посадили бы, без сомнения, да вот умерли. Они в
свою защиту уже ничего не скажут. Их родственникам мало утраты, так
прокуратура напоминает им: ваш сын, отец, муж - преступник, помните!
Поистине мертвая хватка. Правда, вцепились не в тех.
Нет, я не молчал все эти 5 прошедших лет. Не признавая ни себя, ни
персонал виновными во взрыве реактора, писал подробные технические
обоснования этого. Куда? Да проще сказать, куда не писал. Все бесполезно.
Только Р.П. Сергиенко в своем фильме да украинская газета "Комсомольское
знамя" дали возможность немного высказаться. Естественно, в силу
ограниченности времени в фильме и места в газете подробного объяснения такой
сложной проблемы дать нельзя. Пишу и думаю, удастся ли напечатать?
Интересно получается в нашей благословенной стране! Как одни получают
доступ в газеты, журналы, так другим уже дорога закрыта. Не знаю, может так
и надо? Зачем разные взгляды на одну и ту же проблему? Истина-то одна. Был в
Германии - там нашли возможным организовать почти получасовую передачу по
телевидению, напечатали очерк в газете. И это без какой-либо инициативы с
моей стороны.
В октябре 1990г. прочитал доклад группы специалистов МАГАТЭ, выпущенный
в 1986 г. после информации советских специалистов в Вене о причинах
Чернобыльской катастрофы. Поскольку советские информаторы во главе с
академиком В.А. Легасовым к истине не стремились, в клевете на персонал
прибегли ко лжи, умолчали об известных фактах, то и доклад специалистов
МАГАТЭ содержал явные неточности. Замечания по докладу я направил директору
МАГАТЭ г-ну X. Бликсу А теперь речь вот о чем. Мои замечания каким-то
образом попались на глаза редактору журнала "Мис1еаг Епетеепп§", и он в
письме ко мне предложил написать для журнала статью, которая и напечатана в
ноябре 1991 г. Как люди нормальные, они хотят учиться на чужих ошибках. А мы
и на своих не хотим, пусть каждый набьет себе шишек.
Прочитал я в "Огоньке" партизанское (в смысле стойкости, неизменности
позиции в обвинении персонала) интервью академика А.П. Александрова, написал
статью и принес в редакцию. На слово верить не просил - указал, где можно
проверить написанное. Согласен был на любое изменение статьи, естественно, с
сохранением смысла сказанного. Не напечатали. Им надо, а нам -нет. Понимаю,
места в "Огоньке" мало, но ведь после этого нашли же место клеветническим
измышлениям на персонал для Кевролева и Асмолова. Утверждаю: клеветническим.
И это в 1991 году!
Нельзя, конечно, говорить, что ничего не меняется. Вопреки могучему
синклиту докторов и академиков силами энтузиастов-одиночек В.П. Волкова,
А.А. Ядрихинского, Б.Г. Дубовского, теперь уже и коллективов, медленно, а
при таком сопротивлении по-другому и быть не может, выявляются подлинные
причины катастрофы. Нет, неправ я - не выясняются. Они ясны давно, а
создателям реактора - ясны немедленно после аварии. Письменно называются
причины, чего раньше делать никак не дозволялось. Да и теперь еще доступно
только узкому кругу. Требуется преодолевать преграды. Странные в этом деле
подобрались доктора и академики: годами в упор не видят очевидного. И все же
верю - будет правда обнародована, и даже верю - не через 50 лет, а раньше!
Официальная версия причин катастрофы 26.04.86 г., до сих пор остающаяся
неизменной, однозначно возложила вину на оперативный персонал. Прояснение
взгляда стало наступать позднее. Почему так произошло - трудно однозначно
сказать, изложу, как это мне видится. Думал об этом много, есть вопросы
ясные, есть и непонятные.
Выводы официальных органов о причинах катастрофы. Здесь все просто. Как
мне представляется, в то время никаких других выводов и быть не могло,
потому что расследование с самого начала противоестественно было отдано в
руки создателей реактора, то есть потенциальных виновников. Ни в одной
комиссии не было лица, заинтересованного назвать причинами аварии реактор,
его свойства. И наоборот, прямо, косвенно, в крайнем случае корпоративно,
всех устраивало возложение вины на персонал. И, главное, все просто и
понятно. Привычно идет по накатанной для Советского Союза дорожке. Нет у нас
других причин возникновения аварий, кроме разгильдяйства и неграмотности
обслуживающих людей. Даже если бы комиссии сделали заключение,
соответствующее действительности (ведь можем мы это предположить), то его бы
зарыли из "политических" соображений и обнародовали то, что и было
объявлено. Нет, другого быть и не могло.
Пресса. Почему же наши проницательные дотошные корреспонденты так
безоглядно и безоговорочно поверили всему? Почему их не насторожил
односторонний тенденциозный подбор комиссий? Ну, конечно, комиссии
тяжеловесные, авторитетные, сомнений не вызывают. Но ведь были и
сомневающиеся и с мнением, прямо противоположным официальному. Их оставили
без внимания. Пресса занималась одним: охаиванием персонала. С разных
сторон, с разным ожесточением. Кроме двух статей в "Литературной газете" с
объяснением, что есть РБМК и околореакторных дел, ничего, кажется, с другим
направлением мыслей не было. У корреспондента М. Одинца осуждению подлежит
даже то, что А. Дятлов в суде защищался. В нашем советском, безусловно
праведном, суде даже и защищаться не посмей. Но, с другой стороны, уж лучше
такое явное злопыхательство, чем обвинение с позиций вроде бы сочувствия.
Так в беседе с корреспондентом "Аргументов и фактов" поступает шеф
Чернобыльской прессы Коваленко. Человек решил, что если был поставлен для
связи с прессой, то уже и в реакторах стал разбираться. С уверенностью
говорит: "Во всех учебниках и инструкциях указано, что реактор не может
взорваться ни при каких условиях". И еще: "Это сегодня так кажется. Они жили
по законам и понятиям своего времени. А тогда были уверены: что ни делай с
реактором - взрыв невозможен". Не встречал я ни в учебниках, ни в
инструкциях, что взрыв реактора невозможен ни при каких условиях. Более
того, в 1986 г. знал, по крайней мере, о пяти случаях, фактически о взрывах,
в нашей стране. Оператор реактора, и уж во всяком случае РБМК, четко знает,
что с реактором нельзя делать, что хочешь. Взрыв не взрыв, а авария в этом
случае - точно будет, и тяжелая. За дурачков нас выставляли, дескать, что с
них возьмешь. Правда, доктор О. Казачковский, наоборот, "профессионалами"
назвал - прямо бальзам на душу пролил, с дегтем. Да, много их поупражнялось
на наш счет. И непредсказуемые, и маловероятные нарушения допускал персонал.
На то они и ученые, ум у них изобретательный. А пресса все эти измышления
исправно доносила до общества. Фактически к широким техническим кругам и
общественности пошло заключение о причинах аварии, принятое на МВТС под
председательством президента Академии наук СССР А.П. Александрова. Но как-то
мимо внимания прессы прошло, что президент является изобретателем и научным
руководителем темы РБМК. Как это вяжется, ну, скажем, с этикой? О законе уж
что и говорить.
Первыми заподозрили неладное с официальной версией причин аварии
эксплуатационники атомных электростанций с реакторами РБМК. Это понятно:
стоило только посмотреть и осмыслить технические мероприятия, выполняемые на
оставшихся реакторах, как для них стало проясняться техническое состояние
реакторов на апрель 1986 г. Они поняли, на чем их держали все годы. Но это
узкая и наиболее информированная (поневоле) категория людей.
Властям казалось, что преступников обнаружили, объявили, посадили - все
в порядке! Общество отреагировало своеобразно и, согласно здравому смыслу, в
прямо противоположном направлении. Катастрофа привела к тяжелейшим
последствиям с изъятием из пользования большой территории на большой срок.
Произошла она в результате ошибки персонала. Можно ли на дальнейшее
исключить ошибки? Конечно, нет. Ни один нормальный человек не рискнет
ответить утвердительно. Каких бы хороших ни подобрали операторов - гарантий
безошибочной работы нет и быть не может. Операторов тысячи. А раз так, то
неприемлемо вообще использование атомной энергетики. Во что это обернулось,
мы знаем. Чем это отрыгнется - еще предстоит узнать. Можно ли предвидеть
такой ход событий? Конечно, это самая нормальная реакция людей. Да,
предвидение социальных последствий принимаемых решений никогда не было
сильной стороной советской и партийной властей. Не развивалась она, эта
сторона, ввиду ненужности. Запускалась в ход пропагандистская машина, и
черное уже белое, а при необходимости и карательный отряд наготове. Думать
незачем. Советский инженерный корпус, несомненно мощный и компетентный,
составить свое мнение возможности не имел ввиду полного информационного
голода. Хотя, казалось бы, что скрывать, если все доложили в МАГАТЭ?
13
Коментарі