Футбол разрушил мне мозг. Во времена, когда дядя Боря ещё учил своих сыновей грамотно изымать съедобную мякоть из мусорных контейнеров, а моя первая школьная учительница ещё была способна любить, папа ставил мне удар с правой. Через много-много лет вирус, поселившийся в моей розовощёкой душе, отступил. Я посмотрел на свою глупую жизнь, отданную нелепому колченогому богу - и от безысходности женился. Когда отвлекаться от бессмысленности бытия посредством жены стало несексуально, я купил большую хлебопечь. Стал толстым и весёлым - оттого, что мне было пох на 40 килограммов лишнего веса. Жиреть и обрастать салом оказалось совсем не больно - для этого достаточно просто чаще заглядывать в зев хлебопечи, чем в зеркало. Я обплывал жену своими избытками и балдел от сочной метафоры, придуманной в один пикантный момент одного натруженного соития. В любви мы были - как пирожок с джемом: мясистый я вокруг и сладенькая жена внутри.
А потом мои старые друзья, которые, как я считал, умерли, вдруг напомнили о себе. Работа, которая придавала хоть какой-то смысл моим познаниям в веб-дизайне, между нами говоря, придавала меньше, чем давала. Зарплата была копеечная, коллеги были моральными уродами, маршрутки были пердящими жестянками, наполненные чесночно-водочными имбецилами, а путь на неё пролегал через полгорода и начинался в полвосьмого. Свора гастарбайтеров, ожидавших жестянки на остановке, была для меня одинаково серого цвета и лишь изредка расцветала знакомыми хмурыми лицами. Одноклассники, строившие из себя крутых бизныков, подруги детства, ставшие подругами крутых бизныков, - все они добирались на свои рудники телегами за гривну семьдесят пять, но каждый при этом норовил уязвить моё сало презрительным игнором. Мы не здоровались, даже если ехали на одной телеге нос к носу. Как-то к месту глаз отращивал катаракту, и мы могли безболезненно пялиться друг на друга без риска быть узнанными. Одноклассники оставались для меня бизныками из жестянки, а я для них - пряным жирдяем с приличным ударом с правой. Жизнь прекрасна!
Но, как я уже написал, старые друзья-таки напомнили о себе. Из осоловелой гущи, как чёртик из табакерки выпрыгнул Николай и произнёс первый "привет" за годы безмолвия. Я - неожиданно даже для самого себя - произнёс второй. И пошло-поехало. Мы проговорили полчаса, стоя на остановке, я опоздал на работу, а в конце нашего сумбурного облапивания пустил постыдного ностальгического петуха: неуклюже вспомнил о наших дворовых баталиях, о том, как кругл был мяч и как бугрились бугры на нашем поле брани, как сбивались коленки и забивалось на учёбу.
Спустя пару дней мой старый друг перезвонил мне на домашний и попросил выйти на работу пораньше. Схватив меня за руку, мой старый друг повёл меня странным маршрутом, петляя, как загнанный заяц и загадочно улыбаясь всем моим вопросам. Когда я открыл глаза, в футбольных воротах напротив бесновался знакомый силуэт, а в одиннадцатиметровой ямке лежало морщинистое тело
- Это тебе! - странно улыбаясь, промолвил старый друг, - это твой подарок к тем дням рождениям, которые мы не смогли и не сможем провести вместе.
Я непонимающе смотрел на друзей. Мне не верилось, что они прочитали меня. Мне казалось, что в моём бессмысленном существовании ещё не было чудес столь бессмысленных и прекрасных.
- Бей! - попросил старый друг.
- Бей! - вторил ему знакомый силуэт с расстояния одиннадцати бесконечных метров.
Я ударил слабо и по центру, но добрый гигант-голкипер сжалился и собственноручно забросил старый мяч в старые ворота. Там, где ему и было самое место.
Мы долго обнимались, и моя оказавшаяся в ту минуту такой нежной душа, плакала навзрыд.
Что бы ни придумывал человек, дабы скрасить своё вдаль летящее бытие, - оно лишь заполняет выданную ему во временное пользование тару. Таскаются человеки - кто с горшком, кто с самоваром, кто с банкой трёхлитровой - и отмеряют в неё разных глупостей. Мне папа отмерил сто грамм футбола, и я много-много лет был чертовски счастлив. Потом в мою съедобную жижу капнуло женой, пахнуло сдобой из хлебопечи, и я отвлёкся по-новой, зарос обыденностью, как бронёй, Пока сукины дети не вернули мне футбол. Сыновья дяди Бори уже сложили из столовых ножек-ручек и древесно-стружечных плит свой первый гарнитур, моя первая учительница уже не раз стала для кого-то последней. Мне страшно подумать, что все они умерли, но по всей видимости, так оно и есть.
Я вернулся с работы и долго стоял у подъезда, обнимая спущенный облезлый старый футбольный мяч, упакованный друзьями в ностальгический кулёк. Мой мозг бился в конвульсиях, а желудок сводило привычным ожиданием встречи с хлебопечью. Всё изменилось - и в то же время всё осталось на своём месте
как мяч в воротах
На шестом этаже я привычно повернул налево. И оставил кулёчек на площадке, так и не решившись явить его жене. Бигуди открыли дверь и привычно сунули мне отхожее ведро. Я схватил его в охапку, прошествовал к мусоропроводу и постарался более ни о чём не думать. За некоторым количеством съедобной мякоти в смрадное жерло полетели куски нашей вчерашней генеральной уборки, ошмётки, стружки, шкурки, плёнки, заусеницы,
Кожаное тело мяча жалобно повисело на сужающемся горле кулька и, кувыркаясь, полетело вслед.
Пропади
оно всё
пропадом...
Коментарі
hoohoo
113.01.10, 20:06
дикий
Mariy-ka
213.01.10, 20:17
пупсик ты мой талантливый! люлюлю)))))))))
dyscuss
314.01.10, 19:58