Ожидание затягивалось, неподвижно застывшее тело затекло и нервная периферия утратила связь с реальностью - тактильные ощущения онемели и казалось мой организм растворился в промозглом воздухе оставив только зависшие в пространстве глаза и мое самоощущение на некотором удалении за ними. Внезапно серая тень выросла в поле моего зрения и нежный женский голос исполненный приторно-сладких интонаций томно спросил: - Парниша, а скажи мне, когда ожидается прибытие рейсового, мне-то долго торчать тут не досуг? Приятный голос вернул меня в собственную телесность, я передернулся восстанавливая коммуникационную связь промеж всех членов, размял присохший к небу язык, собрался с мыслями чтобы что-то ответить, но тут послышался звук приближающегося автобуса и я решил, что лучшим ответом будет мой подъем с лавки. Встав рядом с дамой в плаще я жестом указал ей на приближающиеся огни автотранспорта и многозначительно промычал, потому как слова отчего-то разбежались по углам сознания и нежелали проследовать к горловым и языковым мышцам.

С трудом поднявшись на ноги я осмотрелся. Было пасмурно, моросил противный холодный осенний дождь, ступни увязли в омерзительного вида грязевой жиже. На мне были сапожки и меховая шапка - что ж, более-менее подходяще для сезона, уж куда лучше шлепанцев на босу ногу и плавок на голое тело. Немного постояв я пошел в гору по размытой грунтовой дороге, туда где неясным силуэтом угадывалась автобусная остановка. Я вязко добрался до ржавой конструкции, зашел под шиферный навес, отряхнулся от мокрой пыли, сел на грязную полусгнившую деревянную лавку и оцепенел в ожидании автобуса, вперев расфокусированный взгляд в дрожащую дождевую пелену окружающего пространства.

Я вылез из огромной кучи опавших листьев у самого края осеннего леса. Зеленые, желтые, багряные и коричневые листки да травинки устилали всю видимую поверхность. Воздух был кристально прозрачен и предморозно по свежему тепл. Стояла краткая пора нежного затишья после первых осенних дождей перед серебрянными ночными заморозками - индейское лето. Раскидывая ногами павшую листву, я спустился с пригорка на прилегающий к лесу луг, подскользнувшись на росе пал на землю и начал кататься по щекочущей бока хрумкой стерне. Фрагменты моего кожного покрова сцарапывались заостренными соломенными трубочками, оставляя мою генетическую информацию на добрую память этому застрявшему между летом и осенью миру. А сам я тем временем постепенно, незаметно для себя, прекатывался в сезон холодных ливней, противной слякоти и неизбежно надвигающейся зимы.

Шорох листьев, треск сучьев, шелест вздымающейся земли, кроткий вскрик, хруст и чавканье набитого рта. Волокущая меня тяга исчезла и я смог развернуться, чтобы посмотреть на источник этих интригующих звуков. Гигантский крот, вылезший из земли доедал упитанного добытчика, рядом валялись патронташ и ружье, немного поодаль лежал ржавый тягловый крюк. - Вот так зверь! - восторженно сказал я, обращаясь скорее к себе, чем к этому удивительному созданию. Однако крот-великан, видимо, посчитал, что я начал с ним разговор, повернул окровавленную морду в мою сторону и полным ртом человеческого мяса невнятно произнес: - Хафанана... фаванафа... нафанафа-ха! Пораженный таким высказыванием я нырнул под опавшую листву и спешно ретеровался в южном направлении.

Я пролетал над густым всепокрывающим лесом, наслаждался чувством полета, как вдруг далеко внизу сверкнула вспышка и один за другим два мощных заряда разорвали в клочья мои невидимые крылья, опрокидывая меня в крутое пике. Ба-бах! - донёсся до меня звук разрядившейся двустволки, сменившийся свистом рассекаемого моим падением воздуха. Голубое-зеленое-коричневое мелькание, и вот подбитым лебедем пал я у ног матерого охотника. Тот оценивающим взглядом одобрительно посмотрел на сбитый трофей,  подцепил меня крюком и потащил в неизвестность по жухлому валежнику.

Зеленая-зеленая трава - хочешь катайся по ней, хочешь жуй, хочешь кури. С курением, правда, сложнее - спичек нет, но достаточно просто вдыхать запах свежести. Аромат проник в легкие, впитался через альвеолы в кровь, достиг мозга и раскрасил существование всеми цветами радуги. По поляне скакал уже счастливый сумашедший человек с всклокоченными волосами, в порваной рубахе и вьетнамках на босу ногу. Радостно, как же радостно от всего что вокруг! Я подпрыгивал к небу и безудержно смеялся, из глаз брызгали слезы упоения, мышечная ткань ликовала от физических нагрузок, кожа гуттаперчево растягивалась и сжималась в ритме всеувеличевающейся амплитуды прыжков. Достигнув максимального внутреннего резонанса я в апогее очередного прыжка преодолел притяжение и пустился в свободный полет.

Световые тени, дергающиеся цветные пятна. Я открыл глаза - глубокое голубое небо, яркое солнце, надо мной столпились люди, я лежал на мостовой и был в полном сознании, но не в силах пошевелить ни одним членом. Отвесная стена дома с далеким прямоугольником балкона, открытая дверь подъезда, послышалось приближающее завывание кареты скорой помощи, спешащей на полученный сигнал бедствия - С.О.С. - три коротких удара, три длинных, три коротких бьется в стенакардии сердце. Постепенно возвратилось чувство телесности, сознание же опять соскальзнуло в бездну саморефлексии лавинообразно рушащихся нейронных связей - и вот я уже нашел себя лежащим на цветочной поляне, только лишь чувство смутной тревоги в груди еще напоминало о случившемся несчастье.

И я все вспомнил. Ревность, переполнявшая меня как цветок, которому я позволил расцвести в своем сердце и который поглотил всего меня без остатка. Стремительная ссора, заготовленный кухонный тесак, расчлененка, паническое бегство, спецназ, суд, приговор. Разум не в силах был смириться с обреченностью последних дней и увел меня в страну эфемерных грез и свободного полета фантазии, но теперь эти мечтания иссякли, морок спал и вот я здесь, престегнутый к электрическому креслу с кожанной маской на лице и прикрепленными к телу электродами. Истекающие секунды осознанной неизбежной реальности, кажется я уже сказал свое последнее нецензурное слово - послышался щелчок опускаемого рубильника и электрошок беспощадной судоргой сковал мое тело. Дыхание перехватило, кровь вскипела от чего глаза вырвались из орбит и телесная жижа прыснула из всех отверстий, электрическая дуга выжигала мой мозг, загорелся волосянной покров, агонизирующее сознание замерло в бесконечной боли. И тут погас свет.

Суровая фигура в мантии и напудренном парике обратила свой взор ко мне, угрожающий дрожащий указующий перст вперился в мою сторону, гневный голос обратился к подразумеваемой публике: - Этот молодой человек явил нам, пожалуй, самое мерзкое преступление, какое только может представить самый извращенный порочный ум, явление бессмысленной слепой злобы - вот что собой представляет это исчадие ада, и небесная смиренность - вот что она такое, но это людское отродье не погнушалось воспользоваться покорностью присутствующей здесь дамы, чтобы растоптать ее надежды на тихое семейное счастье, уютный быт, размеренную благонравную жизнь и за это ему не будет снисхождения, он получит заслуженную кару за содеянное злодеяние против устоев нашего общества. Огласив суровый приговор, судья размашесто ударил деревянным молотком по деревянной же подставке и вместе с этим ударом фантасмагорический дым расстаял вокруг меня и гнетущая иллюзорность сменилась леденящей душу реальностью.

Откуда-то сверху на подоконник спрыгнул дикий кот, облезлый, в серую полоску, с драным ухом и перебитым хвостом. Кошара сиганул по диагонали комнаты и скрылся в белесом тумане углового сектора. Я инстинктивно бросился в след коту, не столько намереваясь догнать его, сколько в надежде покинуть это измерение воспользовавшись кошачей тропой. Оказавшись в липком тумане, словно в холодном поту мое сознание выбросило на скамью подсудимых в цепенеюще строгом просторном зале наполненном неодобрительными лицами. Судья зачитывал обвинительный протокол.