ex libris

                                                                    
"- А-а-а! - махнул рукой Кармадон. - А может, это все от познанья?
     - Что от познанья?
.....
 - Почему же именно от познанья? - спросил  Данилов,  спросил  не  для
себя,  а  как  бы  давая  Кармадону  возможность  усомниться   в   истории
собственной болезни.
     - Данилов, ты наблюдал наших знатоков и теоретиков? Они лысы, беззубы
и бессильны от познания!
     - Зубы-то тут при чем? - искренне удивился Данилов. - Потом ты...  то
есть такие, как мы с тобой, и не слишком удручали себя познанием. Да  нами
не надо. Мы практики, у нас дела, катаклизмы, чувства, нам  в  этой  суете
некогда... Теоретики, мыслители, знатоки - они оттого и теоретики, что они
изначально бессильны..... Наконец, мыслителям и знатокам
нужно познавать  и  мыслить  и  по  долгу  службы.  Им  отведено  время  и
пространство, все мгновения для них остановлены, а тут... -  Данилов  чуть
было не добавил,  что  эти  теоретики-мыслители,  наверное,  и  обедать  с
горячими блюдами успевают каждый день, но удержался.
     - Ты не прав, - сказал Кармадон, и опять с печалью. - Это в  нас  уже
не истребить. Это в нас  -  профессиональное,  демоническое.  Мы  ведь,  к
несчастью, духи познанья. Ты что, забыл? Да, я практик, демон действия,  я
реалист и презираю мыслителей и знатоков, но я жаден. До всего  жаден.  И,
сам того не желая, впитываю в себя чувственные и деловые познания! А  они,
может,  меня  и  погубят!  Может  быть,  они  для  меня  окажутся  больнее
откровений аналитических натур! Ты прав, те и начинали с  того,  что  были
бессильны. А если обессилею я! Если я иссякну!
     - Просто ты не спал у волопасов. Вот и вся причина.
     - Нет, Данилов, это от познанья. От познанья!
     Данилов понял, что Кармадона не сдвинешь. Данилов был спорщик,  порой
и отчаянный, спорить мог о всяких предметах, в том числе и ему незнакомых,
в особенности с Муравлевым и духовиками из оркестра. Но сейчас он не хотел
спорить....
Данилов принес коньяк и  ликер  "Северное  сияние",  купленный  им  в
бенефисный день синего  быка  на  мадридской  корриде.  На  всякий  случай
предложил Кармадону коньяк, но вкус у того не изменился.
     - Да, Данилов, - сказал Кармадон, - мы с тобой жили чувствами! Мы  не
из тех, кто обожает точные науки и умствования  сухих  голов,  любомудров,
кто готов с лупой обползывать взглядом все закоулки  изловленных  душ!  Ты
знаешь, я люблю вихри, наваждения, спирали того, что люди  называют  злом,
напасти, буйное лихо, тут - моя стихия, тут я  -  деятель,  решительный  и
рискованный. Тут я жаден, оттого и взял девизом - ничто не слишком....
Кармадон замолчал. Данилов тут же хотел опять сказать Кармадону,  что
усталость пройдет, что  кому-кому,  а  именно  им  с  Кармадоном  беды  от
познанья не грозят. Какие уж, мол,  у  них  такие  познанья!  Но  смолчал,
понял, что слукавит. Да, излишних знаний  сам  он,  Данилов,  избегал.  Но
каких? Тех, что могли бы войти в него, словно  программа  с  перфокарты  в
математическую машину, сами собой и без его, Данилова, усилий  и  мучений.
...А Новый Маргарит говорит,  что  ему  сладко  ощущение
вечности. Что, по-твоему, - вечность?
     - Ну... - задумался Данилов. -  Ощущение  вечности...  наверное,  это
когда для тебя свершившееся не исчезает, а будущее уже свершилось...
     - Ну хотя бы! Сладко ли тебе было бы это ощущение?
     - Свершившееся-то пусть не исчезает, - сказал Данилов.  -  А  в  том,
чтобы будущее уже свершилось, для меня никакой нужды нет.
     - Так на кой нам с тобой ощущение вечности!"
                                            в.орлов.альтист данилов