Чуть-чуть о Керенском (просто любопытно).

Черный рояль, давно истосковавшийся по реставратору, ветхозаветная мебель — многочисленные кресла, банкетки, стулья и стульчики разных калибров, эпох и степеней инвалидности, абстрактная живопись на стенах: склад — не склад, музей — не музей. Квартира на поднебесном этаже в престижном районе Сен-Жермен в самом сердце Парижа.

Хозяйка захламленного «рая» — миниатюрная женщина с очаровательной улыбкой и акцентом, как у Марины Влади, заметив мое недоумение, звонко хохочет:

— Видите, что получается, когда смешиваются французская и русская культуры, — бардак!

И, предваряя резонный вопрос: «откуда дровишки?», просто, без трепета и придыхания, сообщает:

- На этом рояле играл Скрябин, а в этом кресле любил сидеть Бердяев, когда бывал в гостях у моей бабушки. Если в тот момент в доме находился Шестов, разгоралась бурная полемика на философские темы, как правило, заканчивавшаяся ссорой. Лев Исаакович и Николай Александрович были очень эмоциональными людьми, но до рукопашной, слава богу, не доходило.

После этих слов личность парижанки пробуждает во мне не меньший интерес, чем у самих французов загадочный граф, чьим именем они назвали знаменитый район своей столицы:

— А с кем еще, если не секрет, дружила ваша бабушка?

— С Керенским. Он был очень привязан к нашей семье, когда жил в Париже. У меня сохранилось фото, где я сижу у него на коленях.

На мою вопросительно вытянувшуюся физиономию Анна, так зовут француженку, реагирует новым взрывом заразительного смеха:

— Когда я родилась? В первой половине прошлого века.

Странная квартира уже не напоминает мне лавку старьевщика, потрепанные временем предметы пробуждают священный пиетет. А хозяйка продолжает увлекать меня в лабиринты своей судьбы. Вскоре выясняется, что корни ее генеалогического древа тянутся в сторону киевского Подола, который она на французский манер называет с ударением на первое «о», и что прадед ее, отплывший к французским берегам на первой волне эмиграции, — личность далеко не безызвестная в истории Украины.

— Мои предки по линии матери — киевляне, известные сахарозаводчики Григорий и Даниил Балаховские, отец и сын. Помимо сахарного бизнеса, прапрадед занимался тем, что ремонтировал заводы и продавал их.

— Да, кстати, как вас угораздило оказаться у него на коленях?

— (Смеется). На этой фотографии мне 2 года. На самом деле в нашем знакомстве нет ничего удивительного. Александр Федорович умер в 1970году, чуть-чуть не дожив до своего 90-летия. Умер в лондонской клинике, хотя везде написано, что в Америке. Незадолго до этого мы с мамой проведывали его. Он был очень привязан к маме и нашей семье. А познакомились мы с ним благодаря родной сестре моего прадеда Балаховской Софье Григорьевне. Она была уникальной женщиной. Кстати, первой в истории Франции женщиной-адвокатом. Француженки ведь получили права только в 1945 г. Даже моя мама, которая в 46 году обучалась профессии химика в частном институте, была там одной из нескольких девушек. Кстати, женское бесправие — одна из причин того, что произошло в России в 1917 г. Идеи-то были хорошие, прогрессивные. Но добро молотком не выбивают.

— Так как все-таки Софья Григорьевна с Керенским познакомилась?

— Она приехала во Францию учиться: энергичная, заводная, гранд-дама. О ней говорили: «Это не Софья входит в зал, это солнце входит. Все женщины — луна, а она — солнце». О ее красоте, наверное, лучше судить мужчинам, но поклонников прабабушка имела предостаточно. Говорят, долго колебалась в выборе между тремя любовниками: пианистом Карто, Леоном Блюмом — довоенным президентом Франции и советником президента Миллерана Эженом Поти. В результате замуж вышла за советника.

Характер прабабушка имела железный. Аристократка по духу, она дружила с высшим светом Парижа. А ее супруг Эжен Поти приятельствовал с министром обороны, который отправил его в 1916 году в Россию разведать обстановку. Там Эжен и познакомился с Керенским. После своего побега во Францию Александр Федорович очень часто гостил в Бретани, в доме Софьи и Эжена. Там мы и познакомились с ним.

— Что вам запомнилось из общения с этим человеком?

Одна из последних фотографий Керенского

— Он был высоким, худощавым, совершенно седым. Когда кто-нибудь заводил разговор о его прошлом, говорил нервно и эмоционально. Пораженцем себя не считал, во всем винил Клемансо и его стратегические ошибки во время войны. Когда он, например, сначала послал армию в Крым, потом отозвал обратно. То же самое вслед за Францией сделала Англия. Оставшись без поддержки, Россия вынуждена была сдаться.

О подробностях своего побега Александр Федорович не любил вспоминать. Нам он так и не признался, была ли знаменитая история бегства в женском платье вымыслом политических оппонентов или реальным событием. Он никогда не устраивал душевный стриптиз, имея право на свои «скелеты в шкафу», как любой человек неординарной судьбы. Он имел один очень серьезный недостаток, за который его не любили в России. Французские белоэмигранты отзывались о нем так: «Он очень много говорит, но ничего не делает».

В личной жизни у Керенского тоже все было непросто. С двумя его сыновьями, которых он вместе с их матерью оставил в России, отношения так и не наладились. А еще он слыл скрягой. В приличных французских домах считалось хорошим тоном, когда гость благодарил прислугу небольшим вознаграждением. Керенский был единственным среди людей, в разное время гостивших в доме бабушки, кто не давал прислуге ни гроша.