Из устных показаний обвиняемых: ''...мы взяли и пошли...совсем не много... полведёрка...''               

Давайте признаемся, что каждый, в большей или меньшей степени, доставлял хлопоты своим родителям. Я не о кори с ветрянкой и, даже, не о плохом аппетите. Я о нормальных, "непонятных" только родителям выходках, вызывающих у них желание треснуть по заднице.
      Эта семья тоже не была исключением. Одесса. Июль 1961 года. Коммунальная квартира на Комсомольской. 11 июля, когда дочь достигла 2-месячного возраста, а сыну не хватало 3 недель до достижения семи лет и произошла эта история... Дворы в центре Одессы представляли собой амфитеатр - территория, ограждённая домами, с единственным входом - заездом и огромными воротами. Это позволяло родителям подросших детей оставлять их без постоянного присмотра. Да и на скамеечке, почти всегда, сидят соседки - бабушки. А уж отчёта с наблюдательного пункта долго ждать не приходиться. Отчёт подробный и по каждому отдельному "хулигану". Толя не относился к категории "хулиган", и поэтому его мама отпустила, со спокойной душой, гулять. Покормив дочь и уложив в кроватку, собиралась перестирать, выварить, погладить, приготовить для семьи.                           
      Устала... Вот уже её ласточка проснулась и пускает бульбочки, кряхтя и краснея, пытаясь выбраться из плена пелёнок, да и сына пора кормить - "худенький он и бледный, а осенью в школу." Взяв дочь на руки вышла на улицу, позвать сына домой. Во дворе не было ни души. Она стояла и ждала, прислушиваясь к звукам, пытаясь услышать детские голоса. "Да, если играют в жмурки, то можно так долго стоять. А если пошли к кому нибудь?..." Криминальная обстановка в городе была спокойная и народ тогда работал, поэтому отсутствие ребёнка не вызвало особых волнений, ну может слегка раздражало, что столько времени потеряно, да и дочь на руках кряхтит и кряхтит. Нет, надо идти самой к его другу Вовке, они постоянно вместе. Может телевизор смотрят. Родители на работе, вот им и воля. Вовка жил в соседнем парадном. Дверь открыла его мама.                                                    
-- Леночка, здравствуй, позови моего...                                                                                        
-- Вера, мальчики во дворе. Взяли два ведра и лопату и пошли гулять.
-- Какие вёдра?
-- Да, старые детские... ну песочные... и лопатку.
-- Но их во дворе нет, я ждала минут 20, никого во дворе нет. Ш-ш-ш. Ну сейчас, сейчас моя ласточка - пыталась успокоить плачущую дочь.
В низ уже спустились обе мамы. Двор был пуст. Но это не могло стать поводом для волнения, это же лето. Кто-то в лагере, кто-то в деревне, да и жарко. ''Ш-ш-ш, ш-ш-ш,'' - слегка качала ребёнка.                                              
-- Верочка, иди домой с малышкой, я их сама позову, поищу, сидят у кого-то, заигрались.
-- Лена, я быстро. Покормлю и перепеленаю.                                     
-- Да иди, же, ещё на верх не успеешь дойти, как они появятся.
 Тишину в квартире нарушают тиканье часов и причмокивание дочери, a спокойствие души - вопросы: зачем вёдра?, зачем лопата?, во дворе никогда не было песочницы, да и Толя уже большой для пасочек, и стройки рядом никакой нет. Зачем вёдра?..
-- Ну вот, ласточка моя, наелась. А ты не знаешь зачем твоему брату ведра и лопата? Он же уже читает книжки и "Мурзилку"...О-o-о...мамочка родная...
Она выбежала на улицу: " Лена!! Лена!"
Уже взволнованная Лена объясняла, что переискала даже в соседних домах.
-- Лена, я, кажется, знаю куда они пошли.
-- Куда?
-- Пошли, я по дороге расскажу.
Она обо что-то споткнулась и только опустив голову увидела, что на ногах разные тапочки, свой и мужа.
-- Куда? - опять прозвучал вопрос.
-- На Чумку!!!
Мама Вовки остановилась.
-- Вера, ты хоть соображаешь, Вовке ещё шести нет. Он ничего не знает ни о чуме, ни о Чумке, ть-фу, я не пойду, они тут где-то. У-у-у, появится, так дам, что долго помнить будет.
-- Послушай, когда они ушли?
-- Часа два назад.
-- Так, это дети, идут не спеша. Может кто-то видел их.
-- Не дури!
-- Послушай! - уже таща за руку подругу по несчастью, говорила, глотая слова. ''Дней пять назад, Федя с Лёней говорили про чуму в Одессе. Ну и, слово за слово. Можно рыть, нельзя. Мой - нет, Лёня - можно. Дураки, из-за мелочи такой спор разгорелся. А с ними на кухне малый был... Потом кучу вопросов задавал...Что, где? Что он там ему наговорил не знаю. Я то в комнату, то на кухню...Точно тебе говорю, они туда пошли...Подумай, вёдра, лопата...     
Они то бежали, то переходили на шаг.
-- Ну, а Вовка то мой, зачем ему?                                                                                                 
-- Думаю, что моему просто страшно одному, вот и наговорил другу про золото и драгоценности...
Лена не могла поверить, но и не верить тоже не могла. И улицы, как назло, пустые, даже не у кого спросить про детей. На следующем квартале стояла мороженица под тряпочным тентом; продавщица изнывая от жары ждала покупателей и обрадовалась, когда к ней подошли две женщины. Но они задавали ей вопросы перебивая друг друга.
-- Да, я видела, двое мальчишек прошли, 5-7 лет с игрушечными вёдрами. В шортах и сандаликах, меньший прихрамывал. Старший держал за руку меньшего. А что случилось? Хорошие детки такие, чистые ухоженные.  
-- А куда они пошли? Давно это было?
-- Давненько! Но точно не скажу. Но больше часа. А пошли в сторону "Советской"(Советской Армии), к трамвайной линии...Так что случилось?
-- Пошли быстрее! Они будут идти вдоль трамвайной линии. Мы их найдём, очень скоро найдём.
                                 
     Они шли очень долго. Вовка изрядно хромал, но домой не просился.
-- Сильно болит?
-- Ага.
-- А может сандалии снимешь?
-- Ой! Сильно горячая дорога. Я листик наслюнявлю и приклею. Мне мама так делала когда-то.
-- Давай, держи чистый листик. Вовчик, ещё не очень далеко.
Приклеенный листик мало помог, тогда Вовка загнул задник, превратив свою сандалию в шлёпанец  и они пошли к своей "чумовой" цели. Они разговаривали, весело смеялись и вдруг услышали свои имена.                
-- Толя!! Вова!!                                                                                                                                                  
    
     Только обняв сына Вера поняла, что не может вспомнить где она оставила дочь. Домой она уже не бежала, а летела, оставив Лену с детьми. Вот квартира, вот дверь. Рванула на себя... Её ласточка мирно спала в своей кроватке. Только теперь она дала волю слезам...                                                                         
     К пяти вечера, как всегда вернулся отец.
-- Мама сказала, что ты хочешь мне что-то рассказать.
Сын стоял перед ним и смотрел немного виновато.         
-- Сначала мы гуляли, потом пошли к Вовке, взяли вёдра и лопату... потом... взяли и пошли...
-- Всё? А куда пошли?
-- На Чумку. Золото копать... Мы хотели... совсем немного, полведёрка.
-- На двоих?
-- Не, каждый!
Спокойная реакция мужа удивляла. ''Ну прикрикни, что-ли, - мысленно подталкивала она его, - стукни по столу кулаком. Запрети неделю смотреть телевизор..Ну...''
-- Иди кушать! - отправила сына на кухню.
-- Я так тебя ждала, а ты..."на двоих?" - передразнивая мужа и требовала наказания.
-- Скажи, что я должен сделать. Сейчас он и сам понимает, что виноват. А может мне его привязать к дереву верёвкой, как тебя отец в детстве привязывал?
-- Не... Ну-знаешь...
-- Да... Знаю-знаю...

  Есть люди, не зависимо, рядом они, или на расстоянии, не покидают твою память. Ты помнишь лицо человека, его выражение в различных ситуациях, тембр голоса, интонации, даже громкое сёрбанье гарячего чая или кофе...  Жизнь меня балует общением с хорошими людьми.  КВИ -- это абривиатура фамилии, имени и отчества, врача - анестезиолога, очень сильно, мною, уважаемого. Память о нём померкнет только с моим уходом...           Госэкзамены, распределение в 4 управление -- правительственный санаторий, платили на 15% больше обычной ставки 92 руб. Про несоответствие, как надо  и как было, писать не буду, а вот то, что три года работы в санатории превратили меня в "чистый лист", это факт. В облздравотделе, куда обратилась, выслушали, по-человечески поняли и посоветовали маленькую ведомственную больницу, большого завода им. " Январского восстания". Коллектив молодой, как среднего персонала, так и врачебный. Я училась, пришла уверенность в себе и предложение на прохождение шестимесячных курсов " интенсивная терапия и анестезиология". Закружилось, завертелось и 6 месяцев пролетели очень быстро. Вернувшись в отделение, я в некотором смысле предала, принявших меня в свою семью, подав заявление на увольнение. Но тогда я оправдывалась, что мне нравится новая специализация, а шансов на развитие 0,0. Ушла. Главврач ОБСК (в народе - Еврейская), просмотрев документы и на мою просьбу принять на работу в бригаду реанимации произнёс " приговор" : "Деточка, не отрицаю, нам нужны специалисты, но мужчины" - и протянув документы, аргументировал, не работающими часто лифтами, избыточным весом больных и ....мужчины, а не воробьи, летающие на "канарейках". "Канарейка", так ласково называли реамобиль, оснащенный по полной, из-за ярко- желтого цвета. Это был тот раз, когда я хотела быть мужчиной. Возвращаться было стыдно, многие прогнозировали отказ. Встреча с "курсантами" дала шанс. В городской больнице № 10 в отделении анестезиологии- реанимации освободилась ставка. Оформилась. Первое дежурство - сутки, выпали на субботу.
В отделении четыре человека, после операционные, все стабильные, одно но - работала без санитара. Устала. Выполнив всё, готова к сдаче смены, немного волнуюсь. Жду. Шаги. В дверях мужчина, очень высокий.
Поверх форменной пижамы- халат, белоснежный и идеально отутюженный, не знаю, но это первое, что бросилось в
глаза, на шее фонендоскоп. Всю эту идеальность заканчивал колпак, который ещё больше увеличивал его в росте.
На вид ему было 40-42, смуглый брюнет, весьма привлекательной внешности.
-- Ты, кто?
-- Доброе утро - это была абсолютно не та фраза, которую я хотела сказать. Он смотрел и молчал. Я тоже смотрела и
молчала. Затянувшееся молчание, как мне показалось, не предвещало ничего хорошего.
-- Ну так, ты, кто?
Я представилась, обьяснила и сообщила, что готова к сдаче смены.
-- А я готов смену принять - взяв листы назначения вошёл в зал. Он ходил от пациента к пациенту, спрашивал, щупал
проверял свежие повязки,дренажи и всё, всё, всё. Тут в зал вошли ещё двое - парень и девушка, это и была смена.
Войдя в положение новичка, отработавшего сутки, они быстро задавали вопросы по работе, проверили сейф и остались вполне удовлетворённые. И когда всё шло к логическому завершению и мысль об отдыхе грела душу, за спиной прозвучал голос.
-- Так значит говоришь, что смена готова к сдаче, я бы на твоём месте, не был так уверен -- В тот момент, когда я оглянулась, он развернулся и вышел. Молча, каждый занялся своим делом. Шаг за шагом, обошла каждый угол, каждую поверхность. Не было листа, пакета или ёмкости не проверенной. Ребята тоже были немного шокированы и не
понимали, что происходит. Уже принесли завтрак, т.е. уже час я не могла уйти домой. Постучалась в ординаторскую, вошла. В пол- литроовой банке кипятильник, закипала вода.
-- Я могу идти домой?
--Сейчас проверим! - не дождавшись, когда закипит вода, он выдернул вилку. Мы пошли в зал. Но только зайдя в тамбур, разделяющий зал на две комнаты, отделяя каждое слово произнёс -- Смена не готова!.
-- Да, кстати, Наташа, после завтрака переводим всех в хирургию, я уже позвонил. Готовьтесь.
--А, я?
--И ты.
--Но я не знаю,что не так.
Он взял меня за руку, завёл в комнату, где не было больных, сел на корточки и потянул меня, я тоже присела. Под кроватью лежали штуки 3-4 перьев от подушки.
--Всё это говорит, что влажная уборка помещения не проводилась вообще.
--Я работала без санитара, сутки. Мыть полы не моя обязанность.
--Иди домой. У нас будет ещё время и повод поговорить о правах и обязанностях.
Я его ненавидела. В сестринской угостили печеньем с чаем, уверяя, что КВИ классный мужик, работать с ним одно удовольствие. Ну, а это просто своеобразное посвящение, тем более, что он служил на флоте и любит во всём идеальность. Всё налаживалось: работа, отношения. Пока в моей жизни не произошла потеря родного человека --отца.
По какому-то стечению , по-договорённости к нам положили мужчину с диагнозом, как у папы. Он был обречен. Пока
 я была на смене это был мой и только мой пациент. Он умер через три недели, я рыдала. Наступил кризис, слом.
Каждый уходящий от нас в мир иной, забирал часть меня. Очередная потеря, несправедливая. Все усилия впустую,
опять проигрыш в борьбе со смертью Слёзы, слёзы, слёзы....Он тряс меня и орал в лицо
--Психически не уравновешенным не место здесь. Всем уже надоело смотреть на твои слёзы и сопли, на бессконечные похороны. Или прийди в себя, или пиши заявление... -- он отвернулся и выпил. уже налитую рюмку коньяка... Тогда, в очередной раз, я его ненавидела. Это сейчас понимаю, что дура. Тогда было не понятно, зачем учил тому, что не входило ни в права, ни в обязанности, а на возражение - становился на место сестры и бубнил :  "Наша обязаность много знать, много уметь и как можно больше спасти...И в конце концов у меня всего лишь две руки."  Девчёнки рассказывали, что в особо тяжелые ночи приходил в зал и оставаясь на посту отпускал на часок
 поспать, что не делал никогда ни один врач. Очень редко, но всё же бывало, что все семь коек были пустыми
 и тогда в сестринской много пили кофе, много курили и играли в нарды и шахматы. Такое счастье выпало и на один из новых годов. Мы даже хряпнули по капельке, а потом на каждый звонок нервно дёргались, а это были бесконечные поздравления всех наших, празднующих дома. Под занавес праздника КВИ каждому вручил огромную грону винограда, слегка привяленную. Он жил в частном доме и там на чердаке сохранял в подвешенном состоянии
виноградный урожай. За долгое время работы появились свои ретуалы. Если КВИ заходил с возгласом: " О, Ольга!" 
это означало одно - хватай реанимационную сумку и бегом за ним. Он часто оглядывался, с видом " не могла бы
барышня шевелить побыстрее  кеглЯми", и при этом никогда не помогал нести её. А сумка достаточно тяжелая.
Вот такой он противоречивый, этот КВИ.
Очень часто медиков считают цинничными, бездушными, с атрофированным чувством сострадания. Мне кажется это несправедливо. Один за одним мы покидали отделение и сейчас там работают совсем другие, молодые, умные.
Дай бог,чтоб на их сменах было побольше никем не занятых коек.
  К,В,И, умер в возрасте 52 лет от обширного инфаркта миокарда.

   Спасибо всем за внимание. В день мед работника я хочу пожелать абсолютно всем здоровья.