Юлия Латынина - Код доступа 14 мая 2016

Ю.Латынина Добрый вечер. Юлия Латынина, «Код доступа» как всегда в это время по субботам. И в эту праздничную неделю 9 мая я начну с двух международных новостей, которые мне кажутся важными.

Первая из них та, что в пустыне Невада прошли испытания Hyperloop-1. Напомню, что Hyperloop – это принципиально новая транспортная система, предложенная великим (он уже заслужил этот титул), великим Илоном Маском. И как и всё, что отличает Илона Маска, система элегантна и проста.

Илон Маск спросил себя: «Что мешает передвигаться по поверхности Земли с большой скоростью?» Ответ: «Воздух, сопротивление воздуха». Ну, давайте сделаем тогда большую трубу, потому что трубы человечество, слава богу, делать научилось, причем большого диаметра, выкачаем из нее (почти выкачаем) воздух и запустим по ней поезд со скоростью порядка скорости звука 1000-1200 километров в час.

Эта, пожалуй, самая амбициозная, самая фантастическая на первый взгляд идея Маска, как ни странно, связана с другими его идеями, потому что Hyperloop – это идеальный, скажем, способ транспорт на Марсе, где воздух очень разреженный.

И вот Hyperloop с самого начала строился по  открытой технологии, то есть все патенты как и с Теслой были в открытом доступе, и каждый мог присоединить что-то свое, внести интеллектуальное и стать акционером. Вот Hyperloop строился как Википедия: мальчик из Луганска мог стать акционером Hyperloop’а, если бы не привходящие обстоятельства, не имеющие отношения к, собственно, технологиям и интеллекту.

Маск обещает создать систему, которая будет за 35 минут доставлять пассажира от Сан-Франциско в Лос-Анджелес, и стоить будет 6 миллиардов долларов. Я напоминаю, что Олимпиада в России стоит 50 миллиардов долларов, Азиатско-Тихоокеанский саммит – 21 миллиард долларов, «Восточный» (первая часть) – 180 миллиардов рублей. Это я не хочу сказать, что мы бы, типа вот, вместо того, чтобы строить и вкладывать деньги в Олимпиаду или в космодром «Восточный» лучше бы построили Hyperloop, потому что согласитесь, кстати, что для России вопрос расстояний и транспорта имеет особое значение, и очень было бы важно добираться хотя бы, скажем, через 20 лет из Москвы в Санкт-Петербург за 35 минут или, там, за 5 часов до Владивостока.

Понятно, что я этого почему не хочу сказать? Потому что я вспоминаю замечательную ситуацию, когда еще в Грузии было нормальное правительство и я приехала туда, и Вано Мерабишвили, тогдашний министр МВД, который, естественно, сейчас сидит в тюрьме, он повез меня, показал новое здание полиции, такое, прозрачное совершенно и говорит: «А стоило оно (это была штаб-квартира полиции), а стоило оно 5 миллионов долларов». И я подумала про себя: «Интересно, вот, сколько же бы такое здание построили в России? За 500 миллионов, за миллиард?» И поняла, что вопрос бессмысленный, потому что дело не в том, что там в России оно бы стоило ровно в 100 раз дороже, а в том, что в нем не было бы 5 этажей. В нем было бы 40 этажей, потому что Грузия стремилась минимизировать тогда правительство, а Россия, наоборот, российская бюрократия всегда стремится максимизировать затраты. Да? Поэтому у нас Hyperloop тоже, во-первых, не стоил бы 6 миллиардов, он бы стоил 60 и не работал бы.

Вот, просто для сравнения. Вот, Илон Маск же строит в том числе и свой космодром. И космодром ему обойдется в 100 миллионов долларов. А у нас, вдумайтесь, в этом космодроме «Восточный» только вот одна Тихоокеанская строительная компания – она обвиняется в том, что… То есть только один из подрядчиков. Он обвиняется в том, что он украл 5,4 миллиарда рублей на строительстве космодрома, что в тогдашних ценах соответственно это больше 200 миллионов долларов. То есть только один из подрядчиков на строительстве космодрома «Восточный» обвиняется в том, что он украл на этом строительстве сумму вдвое большую, чем ту, за которую Маск построит весь свой космодром.

Ну, в общем, возвращаясь к Hyperloop’у. Вот, я говорю, это была абсолютно фантастическая, казалось бы, идея. И, вот, она начинает обретать всё большую реальность. Вот как раз прошли испытания. А это не много, это только предварительные наметки. Но интересно, что к проекту присоединяются разные другие государства и даже уже Польша, вот, говорит, что она между Гданьском и Варшавой хотела бы построить Hyperloop. Это уже становится мировой проект.

И еще одна важная подробность: одно из главных действующих лиц этого проекта, человек, которого зовут Шервин Пешавар – это выходец из Ирана. Это символ того, что открытый мир принимает любого.

Вот, открытое общество для меня – это не то, которое позволяет выпускнику Медресе Садик Хану, вступившему в партию лейбористов, стать мэром Лондона, а то, которое позволяет иранцу Пешавару стать миллиардером.

И второе международное событие, о котором я хотела поговорить и о котором у нас абсолютно никто не пишет, это Invictus Games, которые проходили на этой неделе в США. Я, собственно, не большой любитель всяческих игр, но тут дело особое. Вот эти игры Invictus – их предложил принц Гарри британский, они прошли в первый раз в 2014 году, сейчас они проходят второй раз. И это игры, в которых участвуют инвалиды войны. Собственно, те инвалиды, которые получились в результате действий коалиции на Ближнем Востоке. И на мой взгляд, это, действительно, очень хорошая вещь, потому что… Ну, понятно, во-первых, почему о них у нас совершенно не пишут. Потому что мы-то не в коалиции и, соответственно, нас-то не приглашали. Вот, Эстонию приглашали, Грузию приглашали, а нас не приглашали проклятые буржуины.

Но, вот, в данном случае это очень важно именно как реабилитация, потому что, ну, будем честно говорить, что большинство из людей, которые сейчас сражаются в армии, ну, они не высокие интеллектуалы, и для них всю жизнь было очень важно ощущение собственной физической силы. Когда они ее лишились, когда они стали инвалидами, это повергает их в депрессию. И вот то, что они теперь имеют возможность с помощью этих игр подняться и реабилитироваться, это, конечно, очень важно.

Важно еще то, что в современном мире война не так популярна как профессия. Все-таки, чтобы состояться, люди идут не в войну, они идут в Илоны Маски, они идут в Шервины Пешавары. И это очень хорошо. Маску Илону не придет в голову возможность реализовывать себя на войне, как она, естественно, приходила в голову, условно говоря, Ричарду Третьему или Ричарду Львиное Сердце.

Собственно, естественно, во всем этом есть исключения типа Израиля, которому просто необходимо участвовать в войне, чтобы выжить. Но, вот, эта реализация в мирной жизни, с другой стороны, немножко опасна, потому что, все-таки, жизнь человека – это самое важное, что есть у человека. Чтобы отдавать ее, должны быть какие-то важные побудительные мотивы, которыми раньше были добыча, статус, слава. А теперь, в общем, этих побудительных мотивов типа статуса, славы и тем более добычи – этого нет. А добыча теперь называется «мародерством». А нация, все-таки, чтобы выжить, должна иногда защищаться. И, вот, игры Invictus это как раз чуть-чуть но компенсирует.

И, конечно, очень резкий контраст с Россией, потому что вопрос: «А можно ли там провести игры ветеранов Донбасса?» — «Да что вы! Нас же там не было, там же были только трактористы, там же были только комбайнеры». Опять же, этих трактористов-комбайнеров показывать тоже не очень «льзя», потому что вы представляете, какие их благообразные лица?

В общем, есть 2 способа побудить человека жертвовать жизнью. Один – это положительный: за добычу, за статус, за славы, за защиту родины. А другой – отрицательный: просто жизнь у тебя такая хреновая и такая дешевая, что ею не жалко пожертвовать.

Ну, вот, на фоне этих двух международных новостей три наши отечественные новости. Главная на этой неделе выглядит как-то не важно. Это, во-первых, окончательный разгон РБК. В данном случае, как я понимаю, каплей, переполнившей терпение Кремля, была история об устрицах, которые будут разводить напротив так называемого дворца Путина.

Это закон, принятый Думой, который предусматривает запрет на выезд из страны в случае, если человеку предъявлено официальное предостережение о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений террористической направленности, развязывания войны и геноцида. Ну, вот, попробуйте перевести это на русский язык, да? «Действия, создающие условия для совершения преступлений». То есть это даже не сами преступления, это действия, создающие условия для совершения преступлений.

Вот, интересно: когда Лермонтов писал «Прощай, немытая Россия, страна рабов или страна господ», вот это создает или не создает условия для совершения данных преступлений? Вот, Пушкинская сказка о попе и его работнике Балде, отредактированная попами (там попа заменили на купца). Вот, Салтыков-Щедрин не создает условий для совершения преступлений? То есть где там будет граница? Конечно, пока не совсем понятно, как этот закон будет применяться, и вообще строгость российских законов искупается их неисполнением. Вот, например, не так давно приняли замечательный закон о том, что при обмене валюты в банке теперь с тебя спрашивают родословную не только тебя, но и твоей собаки. И по-прежнему мы все меняем валюту в банках и, по крайней мере, в большинстве банков не требуется никакой бумажки и никто об этом не вспоминает.

Но с другой стороны, понятно, что объем вот этих плохих законов будет накапливаться. И не то, что когда-нибудь количество перейдет в качество, а количество переходит в качество постоянно, потому что, ну, скажем, тот уровень свободы, который был в России даже еще 5 лет назад, и который существует сейчас, они, ну, даже уже 5 лет назад несравнимы.

Ну и самая феерическая история на этой неделе, история, за которой опять Россия попала в «The New York Times». Мы попадаем в «The New York Times», обычно когда случается что-то. Ну, или опять наши самолеты где-то не в том месте отбомбятся над Сирией или Mossack Fonseca, или, вот, как-то по положительным причинам Россия редко попадает в «The New York Times», тем более на первые полосы. А в данном случае история первостатейная – это история о том, как на сочинской Олимпиаде было организовано валовым способом применение допинга.

Я не удержалась и написала об этом в «Новой газете» подробно, поэтому я здесь скажу только очень коротко, потому что история основана на откровениях Григория Родченкова, экс-главы Московской антидопинговой лаборатории, который сбежал в США, потому что два его ближайших коллеги после начала скандала просто-напросто погибли. И собственно, вот, знаете вот, все эти замечательные истории про парапсихологов, которые угадывают карточные номера, которые видят издали, которые демонстрируют свои высочайшие психологические, парапсихологические способности в разных закрытых учреждениях, а потом на поверку всё это оказывается чистой фигней и хорошо организованным мошенничеством?

Вот, в данном случае если верить откровениям Родченкова, собственно, это то, что сочинская Олимпиада была хорошо организованным допинговым мошенничеством в особо крупном размере. И, собственно, на минуточку, как это было устроено, даже безумно интересно, потому что каждый спортсмен накануне игр – он сдает на допинг-тест мочу, соответственно, две пробы, А и Б. Проба А вскрывается немедленно, Б хранится 10 лет. Бутылочки вот эти, в которых сдают мочу, производят специальная швейцарская компания Berlinger. И на крышечке этой бутылочки уникальный номер. Вскрыть бутылочку, не повредив крышечки, невозможно. Ну, естественно, это невозможно для одинокого врача. Если на решение этой важной народохозяйственной задачи брошены все силы государства, то, все-таки, задача вскрытия бутылочки с мочой решается.

И, соответственно, по словам господина Родченкова дело происходило так. Осенью 2013 года начинается подготовка к этой масштабной спецоперации. Появляется в его лаборатории офицер ФСБ, который, собственно, внимательно изучает эти бутылочки, колечки, зубчики, крышечки, вот эти крышечки и колечки сотнями собирает. Дальше Григорий Родченков не знает, как эта сложная инженерная задача решена, но в результате за несколько недель до Олимпиады вот эти скромные организаторы победы из ФСБ показывают ему использованную бутылочку, а крышечка у нее аккуратно вскрыта и Родченков, по его словам, даже и не знал, что такое возможно.

Собственно, всё было сложно устроить, потому что в антидопинговой лаборатории в Сочи больше 100 человек работали, в том числе масса иностранцев, висели видеокамеры, были внеплановые проверки. Однако, внеплановые проверки никогда не происходили по ночам. Собственно, этим организаторы наших побед и воспользовались, потому что у них была вырезана дырочка в стене комнаты, где хранились образцы. Днем ее закрывал шкафчик, значит, шкафчик этот отодвигали после полуночи. Родченков менял свой белый халат на российскую спортивную форму, поднимался в комнату. Комната называлась «Номер 124», она официально значилась кладовкой, а на деле там была подпольная лаборатория.

Всё это было сложно сделать, потому что, значит, каждый вечер Родченков получал из Министерства бумагу со списком спортсменов, чьи пробы подлежали замене. А надо сказать, что тесты на допинг всегда анонимны, потому что врачи лаборатории – они не только не могут, но и не должны знать, чью именно мочу они анализируют – они видят только вот этот номер. Но спортсмен, когда он сдает мочу, извиняюсь, он этот номер видит, потому что ему выдают бутылочку с крышечкой.

И вот собственно, по словам Родченкова, спортсмены в массовом порядке эти бутылочки, коды фотографировали, пересылали в Министерство ммской, смской, там, отдельно. Значит, соответственно, бутылочки изымались через эту дырочку, их передавали фсбшнику, который носил их в соседнее здание. Через несколько часов бутылочка возвращалась открытой с неповрежденной одноразовой крышечкой. Соответственно, мочу тут же компрометирующую выливали в сортир, бутылочку дезинфицировали, промывали, наполняли мочой, которая была взята у нужного атлета до приема им допинга за несколько месяцев. Собственно, допинг, по его словам, тоже поставлял Родченков – это было его собственное изобретение, это было 3 анаболических стероида (метенолон, тренболон и оксандролон), как будто я их знаю, растворенных в виски из расчета один миллиграмм стероидной смеси на один миллилитр виски. Причем, для мужчин это был Чивас, а для женщин, собственно, были Мартини.

Ну, иногда случались проколы, потому что, вот, иногда спортсмены могли чего-то употребить самостоятельно. Вот, Григорий Родченков сетует в своем интервью, что «Ну, прям как дети. Ну, тащат в рот, что ни попадя». Но это, правда, не к Олимпиаде относится, это другая история: там, вот, допинг-проба Елены Лашмановой. Вскрывали в то время, когда лабораторию навестила международная инспекция. Соответственно, Лашмановой пришлось пожертвовать.

Собственно, всё было организовано совершенно великолепно. Отчет ВАДА назвал Сочи важной вехой в эволюции олимпийской антидопинговой программы. Олимпийский Комитет поблагодарил Родченкова за превосходную организацию. А, соответственно, когда начался шухер, он сначала начался с фильма ARD. Теперь уже шухер подняла ВАДА. Соответственно, Родченкова сначала отстранили от должности, потом скончалось двое его коллег, и он решил не дожидаться, пока его там найдут в номере отеля с предсмертной запиской, и сдернул в Лос-Анджелес. И, собственно, сейчас он консультирует там американского журналиста по имени Фогель, чей документальный фильм о махинациях с допингом в российском спорте будет показан в сентябре.

Вот я, собственно, эту историю вот почему рассказываю. Потому что самое интересное, вот, что? Спецслужбы той или иной страны по определению занимаются разными нехорошими секретными делами – они там шпионят, совершают политические убийства, военные секреты добывают. Но, все-таки, вот, я так полагаю, что это первый случай, когда целью масштабной государственной спецоперации является замена мочи.

И, в общем, что, конечно, касается самого Родченкова, вот это интересный вопрос, вот, что наговорят «The New York Times» все эти владельцы фиктивных оффшоров, если на них надавят хотя бы с той же силой, с которой ВАДА стала давить на российские власти?