В. Ф. Турчин Феномен науки Кибернетический подход к эволюции Язык и мышление

Для правильного подхода к проблеме языка и мышления надо прежде всего четко отделить то, что мы знаем о мышлении, от того, что мы не знаем.

Мы знаем, что мышление — это процесс, происходящий в нервных сетях мозга. Поскольку термин «представление» у нас означает состояние какой-то подсистемы мозга, можно сказать, что мышление — это процесс изменения совокупности представлений. Но в каждый данный момент времени только какая-то (очевидно, небольшая) часть этих представлений доступна, как мы говорим, нашему сознанию. Эти представления можно объединить в одно представление (ибо несколько подсистем составляют в совокупности новую подсистему), которое есть состояние сознания в данный момент. Что такое сознание с точки зрения кибернетической, мы не знаем; есть только ряд отрывочных сведений (в частности, что сознание тесно связано с деятельностью так называемой ретикулярной формации мозга).

Итак, у мышления есть внешняя, проявляющаяся сторона — поток сознательных представлений. Этот поток поддается фиксации и изучению, из него мы пытаемся косвенным образом делать выводы о тех процессах в мозгу, которые не освещаются сознанием. Кое-что о потоке сознания мы знаем довольно твердо. Мы знаем, что в значительной степени он регулируется ассоциациями представлений, которые образуются под воздействием опыта и отражают свойства среды, в которой мы живем. В частности, благодаря ассоциации представлений мы получаем способность в той или иной степени предвидеть будущие ситуации. Мы знаем также, что человек в отличие от животных обладает способностью управлять ассоциированием, которая проявляется как воображение, кодирование, сознательное запоминание. Но мы не знаем конкретного кибернетического механизма этой способности, как, впрочем, и механизма ассоциации представлений. Эти механизмы не даны нам также и субъективно; в потоке сознания мы наблюдаем лишь их проявление, результат их действия. Наконец, субъективно нам дано ощущение свободы выбора своих поступков — свободы воли. Свобода воли проявляется и в мышлении. Мы можем по желанию переключать мысли, думать о том или ином предмете. Кибернетического истолкования свободы воли мы также не знаем, и здесь дело обстоит, пожалуй, хуже всего.

Среди всех представлений выделенное место в процессе мышления занимают представления о языковых объектах — словах и предложениях. Эти представления всегда (за исключением, конечно, глухонемых) являются единством слуховых и моторных представлений, а у людей, с детства имеющих дело с письменностью, к ним может присоединиться и зрительная компонента. Представляя в уме какое-либо слово, мы мысленно произносим его, слышим и, возможно, видим написанным. Будем для краткости называть их языковыми представлениями. Именно поток языковых представлений называют обычно мышлением. Наличие этого потока является специфической особенностью человека; у животных он отсутствует. Так называемое абстрактное мышление на деле — мышление словами, поток языковых представлений. Достижения мысли, которыми так гордится человечество, были бы невозможны без мышления словами.

Значение языковых представлений состоит в том, что они однозначно связаны со словами и предложениями как материальными элементами материальной системы «язык». Эта последняя система есть совокупность всех слов и предложений, произносимых устно, передаваемых по телефону и радио, написанных или напечатанных на бумаге, закодированных на перфокартах для вычислительных машин и т. д., — одним словом, то, что мы назвали выше нервной системой материального тела культуры. Функционально поток языковых представлений ничем не отличается от последовательности их материальных коррелятов — слов. Внешнюю, наблюдаемую сторону мышления можно описать как деятельность, состоящую в создании некоторых материальных языковых объектов, например, произнесение предложений вслух (к сожалению, эти объекты очень недолговечны) или написание их на бумаге. Такую деятельность мы будем называть языковой.

Есть веские основания именно языковую деятельность считать основной, первичной стороной мышления, а поток языковых представлений — лишь переходным элементом, формой связи между материальными языковыми объектами и совокупностью всех (а не только языковых) представлений. В самом деле, ведь именно языковые объекты являются хранителями и передатчиками информации, а также элементами языковых моделей действительности. Ребенка обучают языковой деятельности подобно тому, как его обучают другим видам деятельности: хождению, стрельбе из лука, забиванию гвоздей. В результате он как бы подключается к языку, использует уже имеющиеся в нем модели и обогащает его новыми. В частности, он может использовать его и некоммуникативно («для себя»), как юноша Уу из племени Ням-Ням, который считал врагов по пальцам. При некоммуникативном использовании языка возможно наличие потока языковых представлений без явной деятельности («я думаю!»), но ведь эти представления возникли и приобрели смысл в результате деятельности с вещественными материальными языковыми объектами! И нередко в процессе размышления мы шепчем отдельные слова и целые фразы, возвращая им материальную оболочку. Первичность вещественной языковой деятельности особенно ясно видна, когда мы имеем дело с научными моделями действительности. Человек может в уме перемножить несколько больших чисел или привести подобные члены в несложном алгебраическом выражении, но это следствие того, что его учили делать это с реальными, написанными символами. Задайте ему задачу посложнее, и он потребует карандаш и бумагу!

Исследованием языковой деятельности занимаются лингвистика и логика. Лингвистику интересует главным образом синтаксис языков (в широком, семиотическом смысле), логику — семантика. Когда синтаксис и семантика сплетаются, невозможно отделить и лингвистику от логики. Правда, традиционная логика провозглашает себя наукой не о языке, а о законах мышления, но это претенциозное заявление не следует принимать слишком всерьез. Из всех разделов знания, изучающих мышление, подход логики самый внешний, поверхностный. Она не исследует реальных механизмов работы мозга, как нейрофизиология, не строит моделей умственной деятельности, как кибернетика, не пытается фиксировать и классифицировать субъективно воспринимаемые душевные состояния, как психология. В качестве объекта изучения она признает лишь четкие, общественно значимые (а не бред сумасшедшего!) мысли. Но такие мысли на самом деле суть не что иное, как языковые представления с общественно значимой семантикой. Логический (семантический) анализ языка приводит к первичным неопределяемым понятиям и на этом кончается; он не выводит нас за пределы языка.

Логика содержит еще теорию доказательства. Если пользоваться языком не в его натуральном виде, а в виде записи, выдержанной в соответствии с каноном исчисления предикатов, то можно установить формальные признаки справедливости умозаключений, формальные правила, пользуясь которыми мы всегда из правильных предпосылок получим правильные заключения. Эти правила (законы логики), которые выражаются также в виде языкового объекта, образуют метасистему по отношению к высказываниям, получающимся в результате применения правил (рис. 7.1). Для теории доказательства предложения являются объектом и результатом работы. Таким образом, вся логика целиком лежит в сфере языковой деятельности. Ее нижний этаж — семантический анализ, верхний — теория доказательства. О теории доказательства речь впереди; пока нас интересует нижний этаж и даже фундамент — связь между языком и работой мозга.

Будем считать, что путем языкового анализа мы можем перевести любую фразу естественного языка на язык логики. Это, конечно, некоторое преувеличение достигнутых к настоящему моменту успехов, но довольно ясно, что в принципе здесь нет ничего невозможного. Логический анализ вскрывает внутреннюю структуру языка, фундаментальные узлы, из которых он состоит. Поэтому поставим себе задачу рассмотреть основные понятия языка логики и уяснить, почему они именно такие и каким образом они связаны с деятельностью мозга. В отличие от предыдущей главы, где речь шла преимущественно о синтаксисе языка, поставим вопрос о его семантике.

Сначала попытаемся элементам языка найти непосредственные корреляты в деятельности мозга.

Первое понятие, которое мы ввели при описании языка логики — это высказывания. Что можно ему сопоставить? Напрашивается ответ: ассоциацию представлений. Действительно, язык, как и мозг, — система, служащая для создания моделей действительности. В случае мозга основной самостоятельной единицей, которая может действовать как модель, является ассоциация представлений, в случае языка — высказывание.

Теперь возникает искушение сопоставить объекту представление. На первый взгляд это создает полную и стройную интерпретацию: объект соответствует представлению, отношение между объектами, т. е. высказывание, соответствует отношению между представлениями — ассоциации. Можно взять пример ассоциации «в лесу — волки», который мы приводили в главе 4, и истолковать его следующим образом: «лес» и «волки» — это объекты и в то же время представления, «в лесу — волки» — это высказывание и в то же время ассоциация.

Однако внимательный анализ показывает, что эта интерпретация — большая натяжка, это искусственное внесение языковой структуры в сферу представлений, которая на самом деле такой структурой не обладает. Начать с того, что ассоциация представлений — это тоже представление. Предложению «в лесу — волки» точно так же можно сопоставить представление, как существительным «лес» и «волки». Напомним, что ассоциация между представлениями S1 и S2 есть новое синтетическое представление U (см. рис. 3.7). Верно, что ассоциация представлений есть модель действительности. Но если понимать термин «модель» в широком смысле как некий коррелят действительности, то и любое представление есть модель. Если же понимать модель в узком смысле как коррелят действительности, позволяющий делать предсказания относительно будущих состояний, то не всякая ассоциация будет моделью, а лишь такая, которая отражает временной аспект действительности. Процесс ассоциирования важен потому, что приводит к созданию новой модели, которой ранее не было. Этот процесс допускает вполне строгое логическое определение и может быть обнаружен в опыте подобно тому, как процесс образования системы из подсистем легко определим и обнаружим. Но нельзя определить различия между ассоциацией представлений и представлением, как нельзя установить критерий, по которому отличать системы от подсистем.

Итак, высказывание вызывает представление и объект вызывает представление и наша стройная система рассыпается. Представление оказывается слишком широким и неопределенным понятием, чтобы положить его в основу при изучении семантики языка. О представлении мы знаем только, что оно является обобщенным состоянием мозга, а о структуре мозга мы не знаем почти ничего.

В главе 4 мы определили язык как совокупность объектов Li, каждый из которых является еименм некоторого объекта Ri, называемого его значением. Относительно объекта Ri мы сказали только, что это какие-то явления действительности. Теперь пришло время заниматься уточнением вопроса, что это за явления, т. е. какова семантика естественного языка.

В простейших примерах, которые обычно приводятся для иллюстрации Li — Ri и которые мы приводили выше (слово «лев» — животное лев и т. п.), объект Ri — это представление об определенном предмете. Вообще язык возникает в результате ассоциации между языковыми и прочими представлениями, поэтому естественно попытаться определить семантику языка через те представления, которые возникают в процессе языковой деятельности. Можно сказать, что значение языкового объекта — это то представление, которое оно вызывает, т. е. фактически то изменение состояния мозга, которое происходит, когда в сознании появляется представление о языковом объекте. Это определение вполне верное, но, увы, не продуктивное, ибо состояния мозга как объективная реальность непосредственно нам недоступны и мы судим о них лишь по их проявлению в действиях человека.

Поэтому встанем на другой путь. Будем рассматривать мозг как «черный ящик», т. е., не пытаясь постичь его устройство, исследовать только наблюдаемые проявления его деятельности. Нас интересует семантика языка, т. е. связь (ассоциации) между языковыми представлениями и всеми прочими представлениями (рис. 7.2). Но, поскольку представления находятся внутри «черного ящика», будем опираться только на соответствующие им входные данные, т. е. языковые объекты, и всю остальную часть действительности, которую мы будем для краткости называть неязыковой. Таков вход «черного ящика». Его выход, очевидно, это наблюдаемые действия человека.

Так как система действий весьма сложна, мы не сдвинемся с места в попытках изучения семантики, если не выберем какой-то простой тип действия в качестве эталона. Очевидно, должно быть не менее двух вариантов действия, чтобы оно несло какую-то информацию. Пусть их будет ровно два. Назовем их первым и вторым эталонными действиями. Элементарный акт по изучению семантики оформим следующим образом. Человеку, воспринимающему определенную неязыковую действительность, будем предъявлять языковые объекты, а он пусть совершает в качестве реакции на предъявление одно из двух эталонных действий.

______________________________________________________________

мой вывод: мы ничего толком не знаем о мышлении

ГОРОСКОП  КЕПЛЕРА Глава 8 Выводы Судьба и гороскоп

Кеплер произошёл из простой крестьянской семьи. Учился в церковной школе, быстро овладел всеми науками. Имел рано включившийся жадный, пытливый ум и интуицию. Был привязан к дому, сохранил связь с матерью до самого конца, даже избавил её от обвинения в колдовстве. Мать обладала оккультными способностями, которые перешли к нему.

В учении ему всё время везло, он был идеальным учеником, учился у Тихо Браге, стал его душеприказчиком, любимым учеником, наследником его дела, продолжателем и исполнителем идей своего учителя. Интерес к оккультизму и желание овладеть астрологией проявил с юных лет. Он стал одним из самых известных астрологов.

Полное собрание рукописей Кеплера, один из томов в котором называется «Искусство гороскопа» (нём.яз.), находится в публичной библиотеке Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге. Все мировоззрение Кеплера строилось на астрологии и оккультизме. Все законы Кеплера были описаны им в астрологических сочинениях: «Новая астрономия» и «Гармония мира». Кеплеровские рукописи скупила за бесценок Екатерина II как контрибуцию за победу в семилетней войне.

Кеплер обладал очень хорошей способностью сходиться с людьми, и в то же время, комментируя свой гороскоп (отрывки из комментария приведены в книге «Шестиугольные снежинки»), Кеплер пишет о своей большой активности, уязвимости, подозрительности, замкнутости. Он все время чувствовал внутреннее отторжение от контактов. У него была болезненная уязвимость, а отсюда эмоциональные перепады, пессимизм, разочарование в людях, метания – здесь сработала Луна в том же Знаке, где и Асцендент – в Близнецах и ядро в Козероге. Козерог тянул его на замкнутость и сосредоточенность, а Луна в Близнецах тянула его на контактность. Эти две силы противоборствовали, они не могли согласоваться, и это разрывало Кеплера на части, он никак не мог сосредоточиться. Пока был жив Тихо Браге, Кеплер был полностью удовлетворен, поскольку учитель обеспечивал его исходными сведениями и материальной базой для исследований (приборы, инструменты). Ему действительно была свойственна роль добросовестного ученика. Он стремился в соответствии со своей программой трансформировать Духовные абстрактные идеи в материальную плоскость через проявление в виде Физических законов.

Все открытия, которые Кеплер делал, он делал спонтанно и сам себе не верил, проверял себя по несколько раз. Законы же он открыл совершенно случайно и не считал их (законы Кеплера) чем-то значимым. Он удивительно легко относился ко всем своим открытиям, всем мировоззренческим откровениям (а откровения он мог получать от Урана и Нептуна). Всем своим прозрениям и открытиям он не верил.

Он во многом сам себе противоречил.

Скорее всего, дело в том, что его рациональный прагматизм не мог во всей полноте вместить тех обобщений, на которые его выводила интуиция и внезапные прозрения. За выдающегося человека его не считали – это истинная правда. Его считали только учеником, всегда только вторым и никогда первым.

Кеплера принимали у себя великие герцоги и множество больших людей того времени, но он не был известным или популярным человеком. Юпитер в X доме дал Кеплеру возможность приблизиться к власть имущим, но его злость и злость соединенного с ним Плутона не дали ему возможности воспользоваться этим обстоятельством и укрепить свой авторитет. Это было связано с его прошлым воплощением, когда он, активно стяжал общественные блага и культивировал свою самость. Эта жизнь давалась ему на смирение и терпение. Ему необходимо было делать свои открытия и самосовершенствоваться.

У знаменитого лорда Кариндиша, открывшего законы электричества и положившего их на полку, стеллиум в Весах, поэтому он жил в гармонии и самодостаточности и сумел распорядится своими возможностями разумно и сознательно, а Кеплер – нет. У Кеплера сильно выражен Кардинальный Крест и Козерог, что не позволило ему отказаться от заоблачной цели, заставляя упрямо к ней стремиться, и сбить его было невозможно.

У Кариндиша Атлантом был Меркурий в Деве – он был более гибок, мог лавировать. Его гороскоп более гармонизирован, чем у Кеплера, более устойчив и пластичен для изменения позиций. Кеплер никогда, в принципе, от своей позиции не отказывался. И, хотя он постоянно сомневался в себе, колебался, но, тем не менее, упорно стремился к предельному совершенству и гармонии, к чему его призывали гений рождения – Нептун на Асценденте и находящийся в лучах Солнца его Возничий – Венера.

Относительно брака. Так как управитель – Альмутен I дома Меркурий, находится в VII доме, это само по себе отрицает безбрачие. Брак у Кеплера всё-таки должен был быть, хотя пользы для себя из него он так и не извлёк. Он был женат (даже дважды), но тяготился браком, жена для него была обузой. Хотя жизнь холостяка для него была более гармонична и приемлема, но данный гороскоп не есть гороскоп жёсткого холостяка. Если обратиться к астрологическому словарю, то можно увидеть, что по набору характеристик у этого человека брак как событие должен был иметь место. Альмутен I и VII домов и другие характеристики это подтверждают. Например, связь между Альмутенами I и VII домов (аспект секстиля между Меркурием через ядро планет и Юпитером) показывает, что он сам свободно выбирает себе партнера, то есть сохраняет в браке свободу, сам свободно ориентируется в этих вопросах, хотя, конечно, в чисто духовном отношении жизнь холостяка была бы для него более приемлема.

Женился Кеплер по своей воле, даже в разрез с мнением родителей. Его мать и другие родственники были против этого брака (альмутен VII дома находится в X доме, в противовес IV дому – это говорит о том, что брак будет заключён против воли родителей). Впоследствии он сожалел об этом шаге, но только тогда, когда имел ребенка и деваться было некуда. Он вынужден был терпеть сварливую, злую жену, презиравшую и унижавшую его.

До сих пор анализ гороскопа проходил без привязки его к конкретному времени, к той эпохе, в которой человек родился и будет жить. Если сделать такую привязку, то получится, что это XVI век, эпоха средневековья, Германия. Все духовные институты находятся под контролем церкви, поэтому начальное образование человек может получить только в церковной школе, далее в духовной семинарии, после неё университет или ещё какое-то высшее духовное заведение. Однако, пойти по пути проповедника или же высшего духовного сана он не сможет, потому что ум его носит более прагматический, чем абстрактно-мировоззренческий характер.

Прагматический склад ума в оккультизме находил в те времена хорошее поле деятельности в области астрологии, астрономии и алхимии. Отсюда вывод: в жизни этот человек может стать астрологом, астрономом либо алхимиком.

Что можно было бы посоветовать этому человеку в начале пути для максимальной реализации данной программы?

Изменить однозначно направленность его пути, который носит кармический, фатальный характер, человек бессилен, но попытаться оптимизировать его он может. Для этого ему надо с самого начала не только эксплуатировать свою богатую природную интуицию, но и развивать её сознательно, доверяться ей, сделать из неё свою путеводную звезду.

С другой стороны, ему надо поддерживать свой разум в постоянной узде, не давать ему полной самостоятельности, всё время соотносить и контролировать его деяния с показателем интуиции, тогда данный человек сделает максимум конкретных открытий в выбранной им области и максимально продвинется к главной цели.

Интуитивно Кеплер всегда стремился к истине, имея по-настоящему неординарно-возвышенный склад ума, что ярко демонстрируют его собственные слова:

«Я считаю, что тот, кто видит истину и добродетель, видит лучше всех прочих...

Случается иногда, что учёнейшие мужи дают дурные советы государству, ибо они поддаются страстям и с нечистой совестью отстаивают дурное.

Имеются... обстоятельства, мешающие некоторым установить познаваемую ими истину: папистам – власть папы, ...одним – суеверия, другим – пристрастие к определённому государственному устройству или мнения множества единомышленников».

И всей своей жизнью Кеплер доказал в меру своих возможностей приверженность Истине.