Говорит и наказывает Москва Екатерина Барабаш

Говорит и наказывает Москва Екатерина Барабаш
Московский Комсомолец № 25893 от 17 марта 2012 г.
Выборы прошли, и телевидение опять погрузилось в крикливую пустоту

«Девочка плачет — шарик улетел». Девочка — это я. На этой неделе я плакала, прочитав, что Сергей Кургинян покидает телевидение. Телевидение без Кургиняна все равно что мазохист без садиста — все то же, но удовольствие в два раза меньше. Под чьи фонтаны желчи мы будем теперь подставлять наши благодарные лица? Под чьим гневным взором будем отводить глаза, переживая вину за поруганную советскую власть? Ни Зюганов, ни Проханов, ни — простите за грубость — Максим Шевченко не смогут удовлетворить наши тайные желания, как умел это делать Кургинян.
Шарик сдулся. Выборы прошли стороной, как грозовая туча, затронув лишь несколько московских площадей и проспектов, и патриархальная российская жизнь снова улеглась на свои любимые перины. Телеэфир, из которого с кровью вырвали бойцов за светлое будущее — Кургиняна, Зюганова, Жириновского, Михалкова, Говорухина, — из сумасшедшего дома на военном положении опять превратился в сонную клинику для тихих идиотов.
Тихие идиоты — это мы с вами. Нам дали посмотреть, как выбирают президента, а потом напомнили, что наше место возле «Интернов». А мы-то в грохоте предвыборных барабанов о них забыли. Впрочем, вечное — оно на то и вечное, чтобы о нем вспоминать только тогда, когда оно грозит исчезнуть. «Интерны» с мягкой обломовской неторопливостью перетекают в «Универ», «Универ» — в «Реальных пацанов», «Реальные пацаны» — в «Дом-2». И лишь присутствие в «Доме-2» белокурой ведущей, которая в свободное от расчленения доверчивых душ время рассказывает нам о нравственности, заставляет вспомнить, что еще недавно «были схватки боевые». Да на ближайшие шесть лет затихли.
Мы вернулись к схваткам привычным. «Садись, страна огромная/Смотри на смертный бой/С бандитской силой темною,/С проклятою братвой!/Пусть ярость благородная/Вскипает, как волна,/Идет война народная,/ «Ментовская война»!» Это, если кто не знает, — реклама почти такого же бесконечного, как «Интерны», сериала «Ментовские войны». С некоторых пор мне стало казаться, что удивить тупостью отечественного телевидения ни меня, ни кого бы то ни было уже невозможно, ибо точка невозврата давно пройдена. Но, оказалось, она была еще впереди.
Степень кощунства и мерзости в этой рекламе вышла на вселенские орбиты, и все, что было раньше, — лишь репетиции. Не по части вкуса, разумеется, — здесь-то конкуренция как раз большая, — но по части поистине космической бестактности. Даже простое правило — чем более тухлый продукт, тем изящнее должна быть его реклама — соблюсти, выражаясь языком героев прайм-тайма, западло.
Если проститутку одеть в трепетную школьную форму с белым фартучком и белым воротничком, она не станет невинной девицей — останется той же проституткой, но в школьной форме. Если телевидение оснастить «словом пастыря», оно не начнет нести доброе слово — просто на пятнадцать минут на одном отдельно взятом канале сменит ментовскую форму на рясу, а правая рука по-прежнему не будет знать, что делает левая.
Телевидение по силе своего воздействия на умы вполне может считаться правой рукой государства. А учитывая, что контрольные пакеты акций информационно-развлекательных каналов принадлежат государству, правая рука у государства тяжелая. Вот только посмотришь на телепрограмму — и подумаешь: эге-ге, а что это у нас правая рука отдельно от тела живет?
Судите сами. На этой неделе в порядке обсуждения государство вбросило информацию о том, что якобы собирается ввести квоты на российское кино, определив его долю в прокате в размере 24 процентов. То есть будем радеть за отечественное киноискусство с подачи государства всем миром. Очень хорошо. Но только если в то время, как ты радеешь, твоя правая рука бьет из всех орудий прямой наводкой по этому самому кинематографу, вряд ли польза от радения будет ощутимой.
Заглянем в программу, посмотрим, что предлагают главные каналы. Ага — есть хорошее кино. Вот, скажем, «Холодное лето 53-го» — воскресенье, Первый канал, 6.10 утра. «Ты у меня одна» — суббота, Первый канал, 5.50 утра. Другой крупнейший, целиком государственный, федеральный канал «Россия-1» за всю предстоящую неделю покажет два не новых отечественных фильма — «Русское поле» с Мордюковой (в 4.50 утра) и «В Париж!», где сыграл свою последнюю роль Юрий Степанов, в относительно божеское время — 23.05.
Дальнейшее — молчание. И сериалы, сериалы, сериалы… НТВ за всю неделю покажет два малоизвестных российских фильма, один — в пять утра, другой — в ночь. Будет в эфире и несколько новых российских фильмов, однако никто из моих знакомых из кинематографической среды про эти ленты слыхом не слыхивал.
Послушайте, какие квоты? Будем пытаться одной рукой собирать то, что ежеминутно уничтожаем другой? Государственное телевидение, которое всеми силами доказывает, что российского кино не существует, будет по-прежнему вести нас на смертный бой с собственным психическим здоровьем — с помощью «Ментовских войн», «Обручального кольца» и пр., а прокатчики тем временем из собственного кармана будут реанимировать народную тягу к киноискусству? Полноте, это отъявленное лукавство, не более чем лоббирование государством интересов определенной группы продюсеров.
Возвращаясь к Кургиняну, безвременно нас покинувшему. Один из шутов гороховых информационного пространства, он давал нам надежду на то, что в этом пространстве кому-то что-то еще интересно — и хоть какая-то жизнь, пусть даже не такая, как хотелось бы, теплится внутри телеящика. С концом предвыборной кампании жизнь ушла.
Впрочем, в четверг ночью зрители НТВ начали было веселиться, решив, что вместо очередного ментовско-новорусского сериала канал запустил пародийную программу, аналог «Большой разницы» на Первом. Тот же бесконечно убедительный голос, что призывает страну сесть, в течение сорока минут уморительно призывал всех лечь. От смеха, разумеется. Я, например, все ждала, когда наконец после смачного, повторенного в разных падежах слова «госдеп» голос скажет про «бешеных собак», — точно бы померли от смеха. В «Большой разнице» Ургант объявил бы этот номер как что-то вроде «А вот пародия на хронику 1937 года, как бы ее сейчас сняли в отделе культуры энского райкома КПРФ». Мы сначала послушно и легли, а потом только поняли, что вместе с сором из избы НТВ окончательно вынес собственный мозг. Вдумайтесь: государственный канал встал на сторону оппозиции! Вот это да, вот это новость! Мы знаем, что новости — их профессия, но не до такой же степени.
Всего 36 минут «документалки» под названием «Анатомия протеста» о том, как оппозиция вербует массовку на свои митинги, — и в следующий раз людей на этих митингах прибавится, уж будьте уверены. Пойдут те, кому не заплатили в «Лужниках» и на Манежной, потому что теперь они точно знают, где не обманут. Придет куча любопытных, которые будут клубиться среди митингующих, выискивая случаи циничного вброса денег сообщниками Рыжкова и Навального. На следующий митинг оппозиции также придут те, кто больше на них ходить не собирался, решив, что протестная энергия начинает работать вхолостую, но теперь обиделся за себя и своих друзей. Например, я. Словом, НТВ — молодцы и умницы, госдеп может быть доволен.
Вообще, если б не НТВ — сдохли бы мы от поствыборной скуки. Но суетливость и крикливость канала из трех букв не дают забыться сном. Пока готовилась «Анатомия протеста», зрителю, чтобы не заснул, протянули… веревку. Похожую на ту, на которой повесилась Ирина Пороховщикова. Потому что, понимаете, очень важно было обсудить и докопаться, как конкретно она это сделала, под каким углом к полу находилась, как раскачала стул, в каком положении находилось тело и т.д. Это было в передаче «Говорим и показываем».
Все время кажется, что наше ТВ больше наказывает, чем показывает. Наверное, ему сказали, что мазохизм — русская народная зрительская забава. Впрочем, судя по рейтингам, они правы.
И оказалось, что старомодная изящная тишина на канале «Культура», который многие ругали за нафталинность, стала самым современным эталоном того телевидения, которое мы даже потерять не сумели, потому что у нас его никогда не было. И скорее всего — не будет.