О Розанове «Пророк» или «юродивый»? Василий Розанов за 90 минут

О Розанове «Пророк» или «юродивый»? Василий Розанов за 90 минут Сост. Ю. Малкова

http://mirovid.profiforum.ru/t58-topic#63

Василий Розанов за 90 минут Сост. Ю. Малкова.— В19   М.: ACT; СПб.: Сова, 2006

«ПРОРОК» ИЛИ «ЮРОДИВЫЙ»?

Сложным, непредсказуемым человеком был Василий Васильевич Розанов, успевший поссориться едва ли не со всеми своими современниками. Мало найдется в русской литературе писателей, вокруг которых кипели бы такие литературные битвы, перекрещивалось столько копий из противоположных лагерей, как вокруг и по поводу Розанова. Он был весь соткан из противоречий, и лучше всего это видно в его «листве».

«Саморазорванность» Розанова как бы повторяет анти-номичность русской жизни, русского национального характера. Он не был двуличен, он был двулик. Подсознательная мудрость его знала, что гармония мира — в противоречии, что влечение к антиномиям приближает нас к тайнам мира. «Обширность» для Розанова — черта идеального человека. Обширный человек по «амплитуде размаха» совмещает в себе «несовместимые контрасты жития, звуков, рисунков, штрихов, теней, идеалов, „памяток", грез», — так он писал с восхищением об одном из своих друзей, но это с полным правом можно считать и самохарактеристикой.

Современники часто называли писателя юродивым и даже находили не совсем нормальным. Юродивый — это святой, представляющий себя дураком. Поведение юродивого отличается крайней парадоксальностью. Его поступки непредсказуемы и противоречивы: мудрость чередуется с вызывающей глупостью, смирение — с агрессивностью, самоунижение — с насмешкой.

Правда, в модернистских кругах все алогичное, иррациональное вызывало интерес и даже было модным — как реакция на засилье позитивизма. Можно вспомнить немало писателей (Михаил Ремизов, Велимир Хлебников), у которых прослеживаются те или иные проявления юродства. Но Розанов среди них — один из самых ярких и последовательных юродствующих. Он умеет сказать так много отрывочной, а то и припадочной, репликой, междометием, парадоксом. Парадоксальность его афоризмов прикрывается или пародийной стилизацией, или юмором, или нарочитой наивностью, а чаще всего антиномичностью, то есть «сшибанием лбами» двух диаметрально противоположных высказываний. Его невероятные перепады от самоуничижения к самовосхвалению, от смирения к гневному обличительству совершенно непредсказуемы.

Розанов сознательно шокирует читателя, провоцирует негодование обывателя. Но эпатаж — не самоцель: он сбивает читателя с традиционной рациональной манеры мышления. Через призму его восприятия переосмысляются и как бы оглупляются известные книжные сюжеты, житейские и бытовые проблемы. Срабатывает нечто вроде эффекта «отстранения», описанного позднее русскими литературоведами-формалистами, прежде всего Виктором Шкловским. Некий шаблонный смысл, помещенный в необычный смысловой контекст, начинает играть новыми, неожиданными гранями. В старом рождается новое. Это творческое, отстраненное видение непривычного в привычном сквозь шелуху предубеждений и стереотипов восприятия.

Он ставит под сомнения общепринятые ценности позитивистской морали. Обнажая собственные слабости, дерзкими выпадами обрекая себя на положение изгоя, как бы получает право говорить все, что думает, обличать пороки людей и общества.

Розанову близко народное понимание правды, образ Иванушки-дурачка вызывает его симпатию и сочувствие как русский национальный тип. Он видит в нем народный потаенный спор против рационализма, рассудочности и механики, народное отстаивание мудрости, доверие к Богу, доверие к судьбе, доверие даже к случаю. «Дураком» вообще Розанов называл себя охотно и по всякому поводу: «Я не „блудный сын" Божий... Но я шалунок у Бога. Я люблю шалить. Шалость, маленькие игры (душевные) — мое постоянное состояние».

Он до старости чувствовал себя мальчишкой-озорником. Детское восприятие, как и народное, особо привлекало писателя своим чистым, лишенным рассудочности и практицизма мышлением. Полностью отказаться от юмора и озорства он не захочет и в старости, и даже перед смертью. Одно из своих предсмертных писем Розанов подписал, в соответствии с канонами юродства: «Васька дурак Розанов».

Смеется Розанов очень часто, и над собой не менее часто, чем над окружающими. Ирония, шутовство, арлекинада постоянно оживляют его сочинения. Смех критиков над ним ему не страшен: он сам знает, что смешон, и рад смешить. Розанову решительно не нравятся люди без чувства юмора, строгие, самоуверенные проповедники прописной морали. Неслучайно один из его упреков Христу: «Христос никогда не смеялся». Со своим юродством и алогизмом Розанов настолько далек от рассудительной европейской мысли, что его жизненная философия может рассматриваться лишь в контексте миропонимания русского народа, в свете народной философии «дурака». Суть России в том, что она иррациональна, не раз подчеркивал он.

Мыслитель переменчив во всем, его парадоксальность проявляется в трактовке любой темы — ни в одной нет однозначных решений. Критика не раз упрекала писателя в равнодушии и даже в нелюбви к истине. Это несправедливый упрек. Дело в том, что для Розанова нет прямых решений, простых ответов и все объясняющих схем. Истина раскрывается в борьбе, страданиях, в кипении «да» и «нет». Эта диалектика сродни Гераклитовой: жизнь проявляется в том, что каждое свойство переходит в свою противоположность. Истину можно лишь нащупать многократными касаниями с разных сторон. Только «тысяча точек зрения на предмет» может его реально очертить. Эта парадоксальность проистекает из мистического понимания мира как динамического, исполненного движения Космоса, в центре которого — Бог. Как утверждал сам философ, юродство души человеческой, первоначальное, неистребимое, лежит в основе религии. Ведь сам мир парадоксален, диалектичен, полон антиномий и загадок. В нем нет рационального порядка.

И не надо сглаживать противоречия, считал мыслитель. Поэтому, возможно, Розанов был против сведения своих сочинений воедино, рекомендуя «мудрому» оставить их в хаосе, в брожении; в безобразии. Так и предстают перед читателями взгляды Розанова — нераспутанным клубком противоречий и остриями нерешенных вопросов.

Его способ мудрствования ученые назвали профетиз-мом — пророчествованиём. Пророческое начало, которое определенно ощущал Розанов в себе, естественно вытекает из его юродства, из напряженности его мистического чувства. Пророк — это пограничный тип между философом и боговдохновенным мудрецом. Пророчество совмещает в себе и страстную религиозность, и рационалистическое размышление. Ценность пророков состоит не только в том, что они предсказывают будущее, но и в том, что сам тип их личности совмещает драму юродивого и «надрыв» мыслителя-теоретика.

Пророчествующими мудрецами можно назвать Льва Толстого и Федора Достоевского, Владимира Соловьева и Константина Леонтьева. Все они сочетают эсхатологизм, то есть предчувствие конца света, и веру в грядущее Воскресение. Творчество каждого есть набат, пробуждающий русскую философию и литературу, толкающий их к религии. Одновременно оно обличает социальные пороки, обнаруживая корни этих пороков все в той же религии.

Василий Розанов за 90 минут / Сост. Ю. Малкова.— В19   М.: ACT; СПб.: Сова, 2006

http://mirovid.profiforum.ru/t58-topic#63