Хосе Ортега-и-Гассет Восстание масс Введение в анатомию массовог

Хосе Ортега-и-Гассет Восстание масс Введение в анатомию массового человека

 

VI. ВВЕДЕНИЕ В АНАТОМИЮ МАССОВОГО ЧЕЛОВЕКА

 

     Кто  он, тот массовый человек, что  главенствует сейчас  в общественной

жизни,  политической  и не политической? Почему он такой, какой есть,  иначе

говоря, как он получился таким?

     Оба вопроса требуют  совместного  ответа,  потому что взаимно проясняют

друг друга.  Человек, который намерен сегодня возглавлять европейскую жизнь,

мало похож  на  тех, кто двигал  XIX век,  но именно XIX веком он  рожден  и

вскормлен.  Проницательный  ум,  будь  то  в 1820-м, 1850-м  или 1880  году,

простым  рассуждением  a   priori   мог  предвосхитить  тяжесть  современной

исторической  ситуации. И  в ней действительно нет ровным счетом ничего,  не

предугаданного  сто  лет  назад. "Массы  надвигаются!"[2]  - апокалипсически

восклицал   Гегель.  "Без   новой  духовной   власти   наша  эпоха  -  эпоха

революционная - кончится катастрофой"[3],  - предрекал  Огюст Конт.  "Я вижу

всемирный  потоп  нигилизма!" -  кричал  с  энгадинских  круч  усатый Ницше.

Неправда, что история непредсказуема. Сплошь и рядом  пророчества сбывались.

Если бы грядущее не оставляло бреши для предвидений, то и впредь, исполняясь

и становясь прошлым, оно оставалось бы непонятным.  В  шутке, что  историк -

пророк  наизнанку, заключена вся философия истории. Конечно, можно провидеть

лишь  общий  каркас  будущего,  но  ведь  и  в  настоящем  или  прошлом  это

единственное, что, в сущности, доступно. Поэтому, чтобы  видеть свое  время,

надо смотреть с расстояния. С какого?  Достаточного, чтобы не различать носа

Клеопатры.

     Какой представлялась жизнь той человеческой  массе,  которую в изобилии

плодил XIX век?  Прежде  всего и во всех отношениях - материально доступной.

Никогда  еще  рядовой  человек  не утолял с  таким  размахом  свои житейские

запросы.  По мере  того как  таяли крупные  состояния  и  ужесточалась жизнь

рабочих,  экономические  перспективы среднего сдоя  становились день ото дня

все шире. Каждый день вносил новую лепту в его жизненный  standard. С каждым

днем  росло  чувство  надежности и собственной независимости. То, что прежде

считалось удачей  и  рождало смиренную признательность судьбе, стало правом,

которое не благословляют, а требуют.

     С  1900  года  начинает и рабочий ширить и  упрочивать свою жизнь.  Он,

однако, должен  за это  бороться. Благоденствие не уготовано ему  заботливо,

как среднему человеку, на диво слаженным обществом и Государством.

     Этой  материальной доступности и обеспеченности сопутствует житейская -

comfort  и  общественный  порядок.  Жизнь  катится  по надежным  рельсам,  и

столкновение с чем-то враждебным и грозным мало представимо.

     Столь  ясная  и  распахнутая  перспектива  неминуемо  должна  в  недрах

обыденного  сознания  копить  то  ощущение жизни, что  метко  выражено нашей

старинной поговоркой - "широка Кастилия!"[4] А именно, во всех ее основных и

решающих моментах жизнь представляется новому человеку лишенной преград. Это

обстоятельство  и  его важность осознаются сами  собой, если  вспомнить, что

прежде рядовой человек и не подозревал  о такой  жизненной раскрепощенности.

Напротив, жизнь была для него тяжкой участью - и материально, и житейски. Он

с  рождения  ощущал ее  как  скопище  преград,  которые  обречен терпеть,  с

которыми принужден смириться и втиснуться в отведенную ему щель.

     Контраст будет еще отчетливее, если от материального перейти к  аспекту

гражданскому и моральному. С середины прошлого века средний человек не видит

перед  собой никаких  социальных барьеров. С рождения  он  и  в общественной

жизни не встречает  рогаток и ограничений. Никто не  принуждает  его  сужать

свою  жизнь. И здесь "широка Кастилия". Не существует ни сословий, ни  каст.

Ни у кого нет гражданских привилегий. Средний человек  усваивает как истину,

что все люди узаконенно равны.

     Никогда за всю историю человек не знал условий, даже отдаленно  похожих

на современные. Речь действительно идет о чем-то абсолютно новом, что внес в

человеческую  судьбу XIX  век. Создано  новое  сценическое пространство  для

существования человека,  новое  и в материальном  и в социальном  плане. Три

начала   сделали   возможным  этот   новый  мир:   либеральная   демократия,

экспериментальная  наука  и  промышленность.  Два  последних  фактора  можно

объединить  в одно понятие -  техника.  В этой триаде ничто  не рождено  XIX

веком,  но  унаследовано  от двух  предыдущих столетий. Девятнадцатый век не

изобрел, а внедрил,  и в том его заслуга. Это прописная истина.  Но одной ее

мало, и надо вникнуть в ее неумолимые следствия.

     Девятнадцатый век был революционным  по сути. И суть  не в живописности

его баррикад - это всего лишь декорация, - а в том, что он поместил огромную

массу  общества в жизненные  условия,  прямо  противоположные всему,  с  чем

средний человек свыкся ранее. Короче,  век  перелицевал общественную  жизнь.

Революция  не   покушение   на  порядок,   но   внедрение   нового  порядка,

дискредитирующего  привычный.  И  потому   можно  без  особых  преувеличений

сказать,  что  человек,  порожденный XIX  столетием, социально стоит  в ряду

предшественников  особняком. Разумеется, человеческий тип XVIII века отличен

от преобладавшего в  семнадцатом, а тот -  от характерного  для XVI века, но

все  они в конечном  счете родственны, схожи и по сути  даже одинаковы, если

сопоставить  их с нашим новоявленным современником. Для "плебея" всех времен

"жизнь" означала  прежде всего стеснение, повинность, зависимость  - короче,

угнетение. Еще короче - гнет, если не ограничивать его правовым и сословным,

забывая о стихиях. Потому что их напор не слабел никогда, вплоть до прошлого

века,  с   началом   которого   технический  прогресс   -   материальный   и

управленческий  -  становится  практически  безграничным.  Прежде  даже  для

богатых и  могущественных земля была миром нужды, тягот и  риска[*При  любом

относительном  богатстве сфера благ  и удобств, обеспеченных им, была крайне

сужена  всеобщей  бедностью  мира.  Жизнь  среднего  человека  много  легче,

изобильнее  и безопаснее  жизни  могущественнейшего властителя  иных времен.

Какая разница, кто кого богаче, если богат мир и  не скупится на автострады,

магистрали, телеграфы, отели, личную безопасность и аспирин?].

     продолжение на http://ser99198384.ya.ru/replies.xml?item_no=5573