Калиниченко Открытие истины Парадоксы философии

Калиниченко Открытие истины Парадоксы философии

Автором этого парадокса является древнегреческий мыслитель Зенон Элейский (ок.490–430 до н.э.) . Излагается он так. Быстроногий Ахилл никогда не может догнать самого медленного животного – черепаху, так как при условии одновременного начала их движения в момент появления Ахилла на месте черепахи черепаха уже уползет на 1/10 этого расстояния, и когда Ахилл пройдёт эту 1/10, черепаха уползет вперед еще на 1/100 и т.д. во всех отдельных точках пути движения. Поскольку этот процесс деления пути бесконечен, т.е. не имеет конца, постольку Ахилл никогда не настигнет черепаху.

Этот парадокс хорош тем, что он показывает, как легко увести от истины любителей мудрости вообще, и  формальной логики – в частности. Достаточно загрузить эту публику отвлечёнными числами, чтобы они погрязли в этих абстрактных вычислениях и забыли, о чём, собственно, речь.

Речь ведь о том, догонит Ахилл черепаху или нет, а вовсе не о том, насколько продвинется черепаха за то время, пока Ахилл не пройдет разделявший их в самом начале путь. По сути речь идёт о гоне. А гон – от ноги. Нога гонит. И у Ахилла нога – не чета  ноге черепахи. И дело не только в её длине, но и в частоте её перестановки, т.е. в конечном итоге – в той скорости, с которой она гонит владельца, которую она сообщает ему.  И чтобы выяснить, догонит Ахилл черепаху, или нет, надо не заниматься формалистикой, уводящей и самые лучшие, самые гениальные умы от истины, а  сравнить скорости черепахи и Ахилла, т.е. длину их ног и частоту перестановки этих ног. Именно так и поступают люди, даже дети. В отличие от философов.

Уже упоминавшийся Бертран Рассел придумал такой город, где живёт Брадобрей, который бреет только тех, кто не бреется сам. Возникает вопрос: бреет ли себя брадобрей?

Если он бреет себя, то он не должен себя брить, а если он себя не бреет, то он должен себя брить.

Здесь всё тот же воинствующий формализм, что и в теории  множеств. Философ создаёт искусственное, т.е. одностороннее,  положение, в которое помещает непомещающееся туда состояние. И видит парадокс.

Брадобрей потому и брадобрей, что бороды бреет. И чьи это бороды, брадобрею безразлично. Поэтому для него естественно брить и свою бороду. Но в силу того, что сапожник всегда без сапог, брадобрей может и не брить свою бороду, а с гордостью носить её. Наконец, его бороду может брить и его жена, и его тёща. И чтобы узнать это, надо было бы спросить самого Брадобрея. Но поскольку этот чудный Брадобрей выдуман философом, то об этом надо было бы спросить у него. Вместо этого философ Бертран Рассел ставил своим Брадобреем в тупик других. И никто, в том числе и сам английский философ, не понял, что этим он лишь дурачил и себя, и других, вынуждая всех искать естественный выход из искусственной ситуации.

А что ещё может мудрец?

В V веке до нашей эры в Древней Греции жил выдающийся софист, т.е. мудрец Протагор. Он в совершенстве владел ораторским искусством и умел склонять мнение толпы на свою сторону при публичных выступлениях. Его ученики блестяще выступали в суде и часто выигрывали процессы, поэтому многие хотели у него учиться. Однажды к Протагору пришел юноша по имени Еватл, который понравился мудрецу. Но он был беден и не мог платить за своё обучение. И тогда Протагор сказал ему: “Еватл! Я буду обучать тебя бесплатно, но с одним условием. Как только ты выучишься и выиграешь свой первый процесс в суде, то заплатишь мне ту сумму, о которой мы сейчас договоримся”.

Еватл успешно закончил обучение у Протагора, но после учёбы не стал выступать в судебных процессах. Выждав какое–то время, Протагор подал на своего бывшего ученика в суд и потребовал выплатить деньги за учёбу. На суде он выступил с речью, которая сводилась примерно к следующему.

Я утверждаю, говорил Протагор, что этот неблагодарный юноша должен мне заплатить в любом случае. В том случае, если он проиграет, он должен заплатить мне как проигравший. Ну, а если он выиграет, то заплатит мне согласно нашему уговору.

Ответ Еватла был прямо противоположным. Я ничего ему не заплачу, говорил он. Если я выиграю этот процесс, то платить не буду как выигравший проигравшему, а если проиграю, то не заплачу согласно договору.

Здесь явное противоречие между “могу” и “должен”. Суд, безусловно, должен признать правоту Протагора и обязать Еватла выплатить договорную сумму. Но суд должен признать весь договор, а не только сумму денег, подлежащих уплате. То есть суд должен обязать Еватла выплатить Протагору деньги согласно договору после выигрыша его первого судебного процесса.  А иначе где Еватл возьмёт деньги? Да, Еватл должен заплатить Протагору, но он не может согласно договору! А вот Протагор может и должен ждать согласно тому же договору. И пускай себе ждёт. Зато в следующий раз будет умнее.

Всё тот же Зенон утверждал, что летящая стрела покоится, потому что в каждый данный момент времени она и находится в данной точке, и её уже там нет. Точно так же сей мудрец доказывал, что движения нет. Диоген опровергал его тем, что безмолвно прохаживался взад и вперёд перед Зеноном. Но Гегель считал такую наглядную аргументацию недостаточной. Он считал, что решать затруднения мысли надо с помощью самих же мыслей.

А мы обратимся за помощью к языку, потому что трудности мыслей, а по–украински, дум – в самих думах, а по–болгарски, в словах. Слово – это ведь изреченная мысль, а по Тютчеву, мысль изречённая есть ложь. И не только по Тютчеву, потому что слово – от слога, а слог – от лога, от которого – ложь. Стало быть, ложь – в самой сути слова. И чтобы уйти от лжи, достаточно уйти от слова. Но куда? Конечно, к азам.

Итак, стрела летит. Что значит, летит? И летит ли? Стрела стреляет. Тут мнений быть не может. Но что значит, стреляет? После упрощения звучания получается, что стрела целяет, т.е. целит. А целит – значит, летит.  И птица летит не куда глаза глядят, а к какой–то лишь ей ведомой цели. Иначе говоря, птица нацеливается на цель. Именно это и есть полёт птицы.

В свете сказанного стрела действительно не движется, поскольку целится. Но и не

покоится по той же самой причине. Так что Зенон и со стрелой смудрил.

А с движением?

Движение – от двигателя, а двигатель – это длань. Ладонь то есть. Если кому–то это

представляется сомнительным, возьмём украинский рух. Это тоже движение, только на

украинском. От руха происходит рука. Поэтому Диогену следовало не ходить туда–

сюда перед Зеноном, а двинуть его  ладонью так, чтобы тот полетел стрелой.

Метафизики, а вместе с ними и диалектик Гегель, мягко говоря, переоценивают

способности ума, поэтому считают, что чувства лгут. На самом деле нет нигде во

Вселенной и никогда не будет такого ума, который бы смог объяснить кому бы то ни

было, что значит, горячо. Или сладко. Или холодно. Больно, наконец. Поэтому можно

дать почувствовать движение. Но можно и объяснить, если не уходить в абстракции,

т.е., по Гегелю, в область возможного. Возможно ведь всё. Кроме действительного.

Движение – это перемещение. Почти то же самое говорил и Зенон, но настолько

абстрактно, что уже и сам не понимал, что говорил. Тело и движется в данной точке, и

стоит в этой же точке... Ну, очень мудро! Но всё так же очень просто, когда тело

перемещается. И вот если бы Диоген в свете этого взял Зенона своими длинными

дланями и переместил бы его куда–нибудь подальше, то у перемещённого уже не было

бы никаких оснований утверждать, что он ещё стоит на прежнем месте и там же

движется.