Существование двух величайших принципов природы - притяжения подобного к подобному и притяжения противоположностей, дают сегодня для философски настроенного ума столь много, что большего ему и не нужно, для осознания физической и духовной природы окружающего его мира. Начнём с первого - с притяжения физических тел друг к другу, со стремления пузырька воздуха с глубин океана к поверхности, к себе подобной воздушной стихии. Со стремления атома к атому, молекулы к молекуле, но не как заблагорассудится, а к себе подобным, синтезируя вещества. Со стремления угла к углу, треугольника к треугольнику, зубчика к зубчику в формирующихся симметричных фигурах снежинок, листиках на деревьях, цветках и всех формах жизни, включая и человека, отражая принципы вездесущей симметрии. На стремлении мысли к таким же мыслям единомышленников, на самом стремлении человека к Богу - по подобию которого он создан, и к себе подобным созданиям, в извечном бегстве от одиночества.
Что до второго - притяжении противоположностей, разве не мрак, есть той средой, в которой  возникает, проявляясь, свет. И не злу ли противодействует добро, а добру - зло, в своём извечном противоборстве и сопутствующем ему стремлении друг к другу. Сколь мощны силы их взаимодействия, что на внутриатомных растояниях (ценою в жизнь) они неизменно затмевают притяжение подобного к подобному - наподобия электромагнитного взаимодействия частиц (плюса и минуса), превышающего их слабое гравитационное взаимодействие. И сколь ничтожно это электромагнитное взаимодействие по сравнению с самой внутренней сутью стремления подобного к подобному - могучим "сильным (ядерным) взаимодействием", на котором зиждется весь мир.

Сотворение неба и земли (1-8) 1 В начале сотворил Бог небо и землю. Пс.88,12-13; Пс.135,5; Пс.145,6; Иоан.1,3; Деян.14,15; Евр.11,3; Откр.14,7 2 Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездной, и Дух Божий носился над водой. 3 И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Пс.32,9 4 И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. 5 И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. 6 И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. Пс.32,6; Пс.135,5; Пс.148,4; Иер.10,12; Иер.51,15 7 И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. 8 И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй. Сотворение сущи и растений (9-13) 9 И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. Пс.32,7; Пс.135,6 10 И назвал Бог сушу землей, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо. 11 И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. 12 И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что это хорошо. 13 И был вечер, и было утро: день третий. Сотворение небесных светил (14-19) 14 И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; Пс.135,7-9 15 и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. 16 И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; Втор.4,19; Иер.31,35 17 и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, 18 и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. Пс.103,19-20 19 И был вечер, и было утро: день четвёртый. Сотворение рыб морских, птиц небесных, зверей земных (20-25) 20 И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землей, по тверди небесной. 21 И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. Иов.40,20; Пс.103,25 22 И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. Быт.8,17 23 И был вечер, и было утро: день пятый. 24 И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так. Иов.12,7 25 И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо. Сотворение человека (26-31) 26 И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всей землей, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. Быт.5,1-2 27 И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божьему сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. Мат.19,4; Мар.10,6; 1 Кор.11,7; Кол.3,10 28 И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. Быт.8,17; Быт.9,1; Быт.9,7 29 И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; – вам это будет в пищу; Быт.9,3 30 а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так. 31 И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой. Пс.110,3 Книга Бытия, неверие отрицает Её, и не важно ему, что всё больше и больше человек, познавая природу, сталкивается с тем, что говорит ему о Боге, как Создателе единственной объективной реальности, существующей во Вселенной, несмотря на всё многообразие миров в ней. Чем глубже он проникает в суть материи, тем отчётливей осознание этого, как и осознание того, что как бы он не старался превратить необъективные реальности в объективную, иными словами - поймать привидение или домового, доказать их  физическое существование в той реальности, которой они не принадлежат, ему это НИКОГДА не удастся. Человек, как творческая личность уподобляется Богу, он создаёт миры, собственные реальности, созданные на основе энергии его творческой мысли, реальности, которые, несмотря на свою реальность, НИКОГДА не станут объективными. Параллельные, пересекающиеся, ветвящиеся и вновь сходящиеся вместе миры. Что это — выдумка писателей-фантастов или реальность, ещё не осознанная? Тема многомирия, развиваемая философами с античных времён, в середине XX века стала предметом обсуждения физиков. На основе принципа взаимодействия наблюдателя с квантовой реальностью появилась новая интерпретация квантовой механики, получившая название «оксфордской». Её автор, молодой физик Хью Эверетт, встречался с Нильсом Бором, основателем общепринятой на тот момент «копенгагенской» интерпретации квантовой механики. Но общего языка они не нашли. Их миры разошлись… Один из отцов создателей квантовой механики Эрвин Шрёдингер как-то объяснил жене свою идею квантовых состояний на следующем примере: Представим, что в совершенно изолированном ящике находится кошка, ампула с ядом, очень слабый источник радиоактивности и некое устройство на базе счётчика Гейгера. Когда в результате случайного альфа распада ядра устройство срабатывает на попадание в него гамма кванта, оно молоточком разбивает ампулу, яд распространяется по ящику и… кошка умирает. Задача: не открывая крышку, определить в момент времени T от начала эксперимента жива кошка или нет. Шрёдингер утверждает, что пока крышка не открыта, кошка ни жива себе и ни мертва, поскольку волновая функция не «схлопнута». Т.е. как бы от способа открывания крышки зависит: жива ли всё ещё кошка. Странный мысленный эксперимент, но он вполне в духе квантовой механики. На этом уровне физики мыслят, на этом уровне обсуждают квантовомеханические эффекты, а уж сколько слёз пролито по этой несчастной кошечке! Итак, что же такое электрон - частица или волна, всё зависит от наблюдателя. Исследую его волновые характеристики, он обнаружит, что это волна, а исследуя его как частицу - частица. Фактически табуированное в теоретической физике, сознание изучается «пограничными» с гуманитарной областью науками — психологией, психиатрией, социологией и т.п. При этом сознание чётко не выделяется из сложного комплекса психического — триады сознания, разума, интеллекта. А в пионерской статье Хью Эверетта сознание наблюдателя впервые получило статус «физического параметра». И это вторая основа, на которой развилась эвереттика. С эвереттической точки зрения «ощущаемая реальность» представляет собой множество классических реализаций физических миров и построенных на их основе разумно осознанных миров, отражающих взаимодействие Наблюдателя с единственной квантовой реальностью нашего мира. В самом начале статьи я привёл в пример сказанного выше Книгу Бытия не напрасно, давайте объединим смысл библейского бытия с передовыми идеями физики, и отталкиваясь от справедливости теории Щрёдингера, поймём и то, в чём она ошибается, путая объективную реальность с необъективной, на примере кошки (объективной реальности) и электрона (необъективной) Итак, Бог - Создатель, усилием мысли создаёт объективный материальный мир и нас в нём. Вспомним святоотеческие признания о том, что без Бога нет нас и нашего мира, нет ничего. Вернёмся теперь к Адаму и Еве, созданный для них Богом мир был вечен, так как существовала неразрывная связь Создателя-наблюдателя (ассоциируемого с вечностью) с созданным Его мыслью миром, совершенным миром, у которого небыло понятия добра и зла. Далее, Адам и Ева вкушают с древа познания добра и зла запретный плод, искушаемые змием. Исходя из того, что Адам был создан по образу и подобию Бога, от вкушения подобного плода он не просто начинает разделять созданный Богом мир на добро и зло, он создаёт свои альтернативные необъективные реальности, как положительные так и отрицательные. Им нет места в объективной реальности Бога, как нет места разделению в неразделимом, несовершенству в совершенстве. Происходит не просто изгнание Адама и Евы из Рая, происходит их естественный ИСХОД. Понятно, что всевозможные необъективные реальности напрямую связаны с создателями-наблюдателями, или иными словами зависят от непосредственного контакта и связи между ними, связи учёного с электроном-частицей, или электроном - волной. Без этой связи, нет и самого электрона, как в элементарной так и волновой его интерпретации. Иными словами, пока учёный не начинает исследовать его, его просто не существует. Вывод очевиден, само понимание электрона, как частицы и как волны расходится с объективной реальностью созданного Богом мира, и является частицей или волной необъективной реальности исследующих их учёных. Видят ли шаманы духов? всё зависит от их веры в это, а то, что они невидимы для других объясняется тем, что они плод необъективной реальности шаманов, а не нас с вами. Что до того - способен ли человек силой мысли переместить смоковницу в море или сдвинуть гору с места в объективной реальности, являясь её материальной составляющей, а не создателем, то вывод очевиден - человек не может, но Бог - может, так как это созданная Им реальность. И именно вера человека в Бога, а не просто вера, движет горами - объектами материального мира Создателя, а не нашей с вами необъективной реальности. Исходя из вышесказанного становится понятно, что объективная реальность отличается от необъективной тем, что она существует независимо от нашего представления о ней. Поговорим теперь о необъективной реальности, которую ещё наши предки называли НАВЬЮ, в отличие от ЯВИ. К представителям нави относились - русалки и водяные, лешие, домовые, и т.д к ней же можно отнести и сегодняшних представителей необъективной реальности в виде всевозможных духов и привидений. Так, в 1885 году Бине и Фере заметили удвоение галлюцинаторных образов в пространстве у больных при надавливании на глаза и при приставлении к ним призмы. В 1903 году, Штерринг нашел следующее. Если больная смотрела в бинокль, то видение представлялось ей более близким или, наоборот, отдаленным. Все зависело от того, приставляла ли она к глазу окуляр или объектив. Несмотря на то, что описанные феномены были неоднократно зафиксированы, научного объяснения им никто так и не дал. В 1973 году 32-летний врач-психиатр из Перми Геннадий Крохалев взялся экспериментально подтвердить существование необъективной реальности, в виде галлюцинаций. В 1974 года ему удалось сфотографировать зрительные галлюцинации у психически больных, в основном — при алкогольном делирии. (Алкогольный делирий (белая горячка, delirium tremens) – алкогольный психоз, протекающий в форме галлюцинаторного помрачнения сознания с преобладанием истинных зрительных галлюцинаций, бредовых расстройств, изменчивого аффекта, сопровождаемого двигательным возбуждением и сохранностью самосознания.) Фотографирование визуализированных образов при зрительных галлюцинациях было проведено у 203 психически больных. Фотографирование зрительных галлюцинаций проводилось кинокамерой «Лантан» с использованием маски для подводного плавания. Вместо стекла в маске был установлен растяжной мех от фотоаппарата «Фотокор», а к суженной части плотно присоединялся объектив кинокамеры. Маска надевалась на лицо психически больного, и фотографирование проводилось в полной темноте. Фотографирование зрительных галлюцинаций проводилось на расстоянии 25-45 см от глаз больного. Эта простая методика дает возможность фотографировать зрительные галлюцинации в любом отделении психиатрической больницы, т.к. маска надежно защищает глаза больного от любого внешнего освещения. Во время фотографирования медицинская сестра осуществляла одновременную запись галлюцинаторных переживаний больных на специальных карточках. По окончании этих экспериментов были проведены и контрольные опыты, в которых в качестве испытуемых приняли участие медицинские работники, сотрудники больницы. Контрольная съемка велась с использованием тех же кинопленок и той же маски. Каждая специально заполненная карточка имеет подпись врача, проводившего эксперимент.  Так, что же такое - галюцинация, если исходит из общепринятого понятия, и это нереальность или то, чего нет и не может быть. Тогда, как удалось сфотографировать и зафиксировать то, чего нет.  Вывод очевиден, это ЕСТЬ, но не совсем та реальность, которую мы называем объективной - это необъективная реальность, созданная мыслью человека. В ней он (созданный по образу и подобию Бога) уподобившись Создателю, создаёт свой, вымышленный мир, иную реальность - не объективную. В январе 1977 года комитет по делам открытий и изобретений принял от Г. П. Крохалева заявку на открытие за № 32-ОТ-9465 "Формирование глазом голографических изображений в пространстве зрительных галлюцинаций". В июле того же года упомянутое выше учреждение приняло второй вариант заявки на открытие за № 32-ОТ-9363 "Формирование мозгом в пространстве зрительных галлюцинаций". Спустя некоторое время автор получил лаконичный ответ: "Ваша заявка... не может быть принята к рассмотрению ввиду отсутствия в ней убедительных доказательств достоверности заявляемого Вами положения". Отношение к новатору в СССР оказалось таким же, как в досадно печальном прошлом с еретиками-кибернетиками. Именно поэтому приоритет как бы растворился, не стал зарегистрированным отечественным открытием. В своей последней публикации Геннадий Павлович писал: "Сообщаю следующие данные: в 1977 году Зденек-Рейдан, президент Международной ассоциации по психотронике опубликовал в Японии мою статью сенсационного характера "Фотографирование зрительных галлюцинаций" (Материалы 3-го Международного конгресса по психотронике, 1977, т. 2, с. 487-497, Токио) на русском языке! И мои исследования в Японии были засекречены... Крохалев развил кипучую деятельность: писал книги, давал интервью, собирался подать заявку на новое открытие, которое, по его словам, должно было принести ему Нобелевскую премию, но что это было за открытие мы никогда не узнаем... В апреле 1998 года Геннадий Павлович Крохалев неожиданно для всех покончил жизнь самоубийством. Необъективная реальность взяла верх над объективной, грустно и печально. Несколько весьма характерных случаев проявления подобных мыслеформ необъективных реальностей приводит журналист и писатель И.Б.Царева в книге "Эти загадочные животные" ("Олимп Астрель", Москва, 2000). Автор книги, правда, намеренно не дает комментариев этим случаям, предоставляя это аналитикам. Но ценность книги в том, что в ней собраны сотни свидетельств простых людей, столкнувшихся с необъяснимым: это, главным образом, письма читателей. Свои размышления мне хотелось бы завершить словами из Библии, согласно которым - каждому будет дано по вере его.

Послесловие: Соглашаясь с существованием необъективных реальностей, нельзя не согласится и с существованием объективной, от которой они все и отталкиваются, и у которой должен быть свой Создатель-наблюдатель, которого мы называем Богом. Если необъективная реальность и может вступать во взаимодействие с другой необъективной реальностью, и видоизменяться вследствие этого, как всякая человеческая мысль, то с объективной реальностью дело обстоит иначе, с ней во взаимодействие необъективные реальности вступить не могут, по причине того, что объективная реальность не зависит от нас и нашего мнения о ней. Будет ли учёный думать, что электрон волна или частица, на объективной реальности это никак не отразится. Что до человека и его возможностях в объективной реальности, частью которой он является, то их можно сравнить с возможностями персонажа некоего романа, в котором он, хотя и создан по образу и подобию автора  и наделён его способностью создавать миры, но до автора ему не дорасти никогда,  находясь в вечной зависимости от своего создателя и его романа, его возможности в нём будут простираться настолько, насколько позволит ему автор, не более. Перефразировав смысл данного высказывания можно сказать и иначе - ничего в этом мире не происходит и не может произойти без Божьего на то соизволения...

От самого Адама и Евы, вкусивших от древа познания добра и зла, человечество, став на путь материалистического познания мира, подобно блудному сыну,  надолго покинуло Отчий дом, сгорая в извечном желании самоутверждения. Сегодня уже никто не может быть в стороне от материалистического мировозрения, в той или иной степени приобщаясь к разделению мира на положительное и отрицательное, плохое и хорошее. Изначальная сущность этого материалистического разделения заключена не в жизни человека, а в его смерти, которая поставив жизнь в определённые рамки, изначально дала толчок к разделению единства на добро и зло, представившее жизнь - добром, а смерть - злом.

Всевозможные учения, пытаясь вырваться за рамки  так называемого уробороса и изменить ход воздействие материализма на человека, не раз переворачивали эти представления - представляя смерть добром, а жизнь - злом, тем самым доводя до абсурдности свои догматические учения. Отрекаясь от определенной роли материализма в мире, они опускались до самоубийственного определения того, что смерть, а значит и убийство, не является  злом. Эти сюрреалистические представления, как опухоли, доводили целые общества до гибели.  Выживали те, кто избирал иной путь, путь некоей избранности, путь отречения от самого разделения на добро и зло, в современном понятии сравнимый с буддизмом, который понимая неразрывную связь сознания человека с окружающей его действительностью, разделяющей мир на добро и зло, искал истины в отшельничестве и уединении. Общества, которые равнялись на избранников, достигающих опредёлённых успехов в этом, уже не так сильно ценили жизнь, и не так сильно стремились к смерти, чтобы научиться понимать, что как в жизни, так и в смерти нет ни добра ни зла (в христианском обществе, эта способность буддизма, успешно заменяется верой в Бога и сознательным подчинением определённым постулатам).

Вывод, который следует из этого однозначно говорит о том, что общественный путь буддизма, даосизма и подобных им учений, наиболее жизнеспособный путь познания добра и зла в этом мире, который можно было бы назвать наиболее совершенным путём уробороса, несмотря на то, что избранность в нём, в исключительных случаях, была способна вырываться из бесконечного кругооборота жизни и смерти, но не для спасения и сохранения своей сущности, а для растворения  её в мировом Я.

Но разве это может являться истинной целью жизни, той целью, которую дало человечеству христианство. Цель, которая предполагает не выход за пределы кругооборота жизни и смерти, с буддистски-осознанным состоянием небытия, а сознательным восхождением к состоянию бытия.

 

Что скрыто за библейским восприятием добра и зла? Оценивая так или иначе поступки других людей в отношении нас или наших ближних, и соответственно осуждая некоторые из них, не противоречим ли мы этим учению Иисуса Христа?
И не являются  ли истинные понятия добра и зла, тем, что исходит от нас, а не приходит к нам в виде испытания и искушения "выходит из уст, а не входит в уста". Ведь странно было бы называть злом те испытания и искушения,  которые ниспосланы нам для нашего же блага. И не об этом ли говорит нам постоянно Господь и новозаветной любовью к ближнему своему, и подставленной под удар второй шекой (всепрощением - не осуждением)  не противореча тем самым естественному осознанию того, что всякое зло должно осуждаться и быть осуждаемым.        

Хочется гордиться своей страной, но не получается! И Гимн у неё, как дешёвая бульварная песенка, и всё остальное. Захожу в магазин, беру украинское масло, на обёртке написано: национальный продукт. И вижу, что это не масло (ни вкуса, ни запаха) а маргарин какой-то. Вот такое и всё у нас - дешёвое и фальшивое. Вот бой Кличка и Поветкина недавно порадовал, немножко придал гордости за отчизну, хотя перед боем и устыдил меня наш гимн, по сравнению с гордым и возвышенным  гимном России, прозвучал он, как тявканье - слова  какие-то дешёвые, пропитанные не любовью к Украине и гордостью за неё, что собственно и есть отражением любого национального гимна,  а какой-то мелконационалистической озлобленностью. Как Джамала не  пыталась умерить эти чувства в нём, напирая жестами на братьев и братские чувства между нашими народами, что не соответствует полному смыслу текста - "І покажемо, що ми, браття..." но этим лишь усугубляла положение - явным несоответствием смысла с жестами и собственно настроением. В результате всё получилось фальшиво и наигранно, как и всё в нашей стране.

 

Я родилась 10 января 1926 года в Москве у молодых революционно настроенных родителей. Отец – член партии большевиков с 1920 года, участник Бакинского подполья. Мать – комсомолка в красной косынке. В доме была атмосфера глубокой веры в идеалы революции, аскетизма, жертвы во имя своего идеала. Будучи заместителем директора Теплотехнического института, отец получал партмаксимум, т.е. вчетверо меньше, чем на его месте получал бы беспартийный. Я ребенком не слышала никакой дубовой партийной фразеологии, но партия, какой я ее чувствовала тогда, впрямь казалась мне честью и совестью своей эпохи. Так я и в школе чувствовала  - может быть, под влиянием микроклимата семьи.

И вдруг – тридцать седьмой год. Половина, если не три четверти родителей моих знакомых детей были арестованы. Мама просила меня звать домой тех, у кого арестовали родителей, быть к ним особенно внимательной. Во-первых, говорила она мне, - бывают ошибки, а во-вторых, представляешь, как это страшно – жить, зная, что твои родители враги. Я только много лет спустя оценила эти слова. Да еще узнала, что отец два месяца спал, не раздеваясь, и прощался с нами не только на ночь.

В 14 лет (40-й год) я задумалась о многих несоответствиях идеологии и жизни. Из кризиса меня вывела книга Бруно Ясенского «Человек меняет кожу». Она убедила меня в том, что сам по себе энтузиазм  и вера в идеалы, формирующие новые отношения людей и новую атмосферу, и есть главное, и это важнее всех материальных результатов. Я поняла, что само горение души важнее всего, что из этого горения получается. И я как бы присягнула внутренне на верность этому огню. Но через какое-то время я узнала, что Бруно Ясенский сам арестован и объявлен врагом народа…

Дальше – война. Она смыла все вопросы. Эвакуация в Новосибирск. Невероятная ностальгия по Москве в первый год. Невероятное напряжение всех подростковых сил (мне 15-16 лет). Но я до сих пор благодарна 50-й школе Новосибирска, в которой я проучилась в 9-м и 10-м классах. Это была хорошая школа с хорошими учителями. В Новосибирске у меня были первые литературные успехи, пожалуй, более громкие, чем когда-либо потом. Я была редактором школьной стенгазеты и произвела некоторую революцию в этом деле. Выходила газета на семи листах ватмана, занимала весь коридор, и вся наша школа и множество ребят из других школ ломились, чтобы ее прочитать. Но жить было тяжело, мучительный быт. Грань голода. Летом изнурительные работы в совхозе (это называлось трудфронтом)...

В сорок третьем году вернулась в Москву поступать в институт. Поступила на филфак МГУ. Долго сомневалась, имею ли я право заниматься литературой сейчас, когда страна в таком напряжении. Первый год университета дал отрицательный ответ на этот вопрос. То, чем там занимались, показалось мне пустым, суетой. И это тогда, когда гибли люди на фронте... И хотя любила я по-настоящему только литературу, была чистым гуманитарием, я сильно подумывала о том, чтобы сбежать в физику, в инженерию – быть полезной попросту, ощутимо. Только лекции Л.Е.Пинского примирили меня с филфаком. Я почувствовала, что мысль может быть не праздной, занятие литературой и историей мысли – отнюдь не суетой. И поняла я, что этот факультет меньше, чем какой-либо другой, уведет меня от души, от себя самой.

Студенческие годы были очень важным этапом моей жизни. Но, конечно, не университет, как таковой, а то, что происходило с душой, когда я в нем училась. Душа созревала. Очень трудно. Очень болезненно. Меня обступили, кажется, все проклятые вопросы, которые мучили человечество до меня. Но я понятия не имела, что они мучили многих и многих на протяжении веков. Я была одна, наедине с неведомым, с мучительной тайной бытия. Книги, хлынувшие потоком, только подводили к этой тайне, но никаких ответов из них получить я не могла. Библия, с которой я познакомилась примерно в 18 лет, очень захватила, взволновала. Но – только Ветхий Завет. Я чувствовала идущую из него огромную космическую волну, - другой масштаб, другую меру. Новый Завет был мне непонятен. Он ничего не говорил тогда душе. Я выросла в атеистической семье и была убежденной атеисткой. Но примерно к 18-ти годам начала чувствовать, что атеизмом не проживешь, что он мал, куц. И когда прочла у Достоевского (в романе «Идиот») фразу, что все атеисты не про ТО говорят, я поняла, что это так и есть, что эта фраза как бы и из моей души взята.

Огромное место в этот период жизни заняла музыка. Мы с подругой, с друзьями по университету бегали в консерваторию по нескольку раз в неделю, с билетами и без них. И там, на галерке, происходило с душой что-то великое, ни с чем не сравнимое. Сначала это был Чайковский. Особую роль в моей жизни сыграли 5-ая и 6-ая симфонии, затем Бетховен. А когда дошло до Баха, я уже была другим человеком. Началось это с одного органного концерта, открывшего такую внутреннюю бесконечность, о существовании которой я и подозревать не могла. Я написала тогда стихи, сами по себе очень слабые, но то, что заставило их появиться на свет, было огромно. В них была такая строфа:

Бог, человеческий голос органа!

И будь ты подателем силы для битвы,

Клянусь тем аккордом, бескрайностью пьяным,

Ты больше моей не услышишь молитвы!

На первый взгляд совершенно атеистические стихи. На самом деле это было мое первое религиозное стихотворение. Бог из внешнего пространства одним рывком переместился внутрь, в мою собственную внутреннюю бездну. Из внешнего, чужого, другого существа он превратился в глубоко внутреннее, в мою собственную бездонность, в мое иное, великое «Я». Таким образом, еще не прочтя слов о том, что царствие Божие внутри нас, я уже смутно ощутила это в своем собственном опыте. Не Бога вообще, а только внешнего бога, кумира, отвергала душа и отказывалась молиться ему без любви и благоговейного трепета. Напротив, душа впервые ощутила свое божественное начало и великий трепет перед ним, благоговение, любовь.

Однако все это было еще очень смутно. Это приходило и уходило, и душа оставалась как бы в пустыне. И пустыня эта росла и росла. А «проклятые» вопросы подступали все ближе и ближе. Обступали, окружали стеной. Весь мир представлялся мне сплошною раной, сплошным страданием. Весь животный мир поедал друг друга. Да и человек ел животных, и все люди доставляли страдания друг другу. И я не могла не доставлять страданий, что меня совершенно ужасало. Ну вот хотя бы: не могла ответить на любовь и чувствовала, какое приношу страдание. От этого я сама страдала едва ли не больше, а может быть и гораздо больше, чем тот, кого я не могла принять.

Все это было ненормально, болезненно. Я ни с кем не делилась своими переживаниями и даже с виду была одной из самых веселых девочек на курсе. Вот такой парадокс.  Однако жить становилось все невыносимей. И поток самообвинений все рос и рос. Как-то так получалось, что я всегда, если можно было с кого-то спрашивать, то спрашивала с себя. Считала себя виноватой перед всеми с полнейшей искренностью. Я была тогда очень далека от христианских книг, не знала никаких фраз вроде «я хуже всех», «я перед всеми виновата», но я именно так чувствовала. Плодотворным и важным мне казался только спрос с себя. Потом я поняла, что я как бы протирала душу, как бумагу ластиком, и дотерла до дырки. Душа стала сквозной, и в нее хлынуло то, что вечно рядом, но так редко проникает внутрь нас. Плотная стена нашего эго обычно не пускает. В какой-то день эта стена вдруг рухнула. Это был совершенно особый день. День кульминации боли. Казалось, еще немного и – сердце не выдержит. Это было на даче.  Была гроза. А потом взошло солнце, и ель, которая стоит перед балконом, - вся в каплях, в тысячах крупных дождевых капель – вдруг вспыхнула тысячью солнц. Это было что-то непередаваемое. Потрясение. Душевный переворот. Когда несколько лет спустя я увидела икону Феофана Грека «Преображение», я почувствовала в опрокинутых, потерявших все прежние ориентиры апостолах – то самое, пережитое мной состояние. Свет, небывалый – сверхеъстества – как будто проколол сердце насквозь и не убил, а пересоздал его. Прежде всего появилась полная уверенность, сверхразумная, вне всякой логики, что Творец этой красоты - совершенен.  Это сердцу открылось. А затем произошло нечто, что не передашь прямым словом, потому что слова нашего языка однолинейны, а то, что я увидела, была многомерность. И хотя физические мои глаза не видели НИЧЕГО, кроме ослепительной красоты, внутренние мои глаза увидели Бога. И другим словом я этого не передам. Я увидела то, чего представить себе не могла, ибо этого не знала раньше душа. – Новый облик, новый взгляд, новый строй чувств. Я почувствовала взгляд на себе, в котором была бесконечная любовь и покой в одно и то же время. Именно это скрещение любви и покоя было потрясающим. Беспредельная любовь ко мне и совершенный покой за меня, как бы трудно мне ни было. Если бы одна любовь без покоя – это было бы бессильем. Если бы один покой без любви – равнодушием. А вот сочетание их было каким-то сверхмирным внутренним всемогуществом. И в этом взгляде, в этом новом внутреннем строе был ответ на все мои вопросы и на всю боль. Смысл мой не в том, чтобы удовлетворять мои желания, а в том, чтобы преображать их, – в той самой высоте, которую может достичь моя душа и всякая человеческая душа. На этой высоте рождается внутренний свет и всеобнимающая любовь. Сердце чувствует вечность так же ясно, как рука – твердые предметы. – Небесная твердь. И на тверди этой уже ничего не нужно извне. Душа питается из внутреннего источника и находит в нем все для утоления своей жажды и голода. Весь мир в ней, и она раскрывает его для всех.

Но сколько бы я ни говорила, все равно главное остается за словами. Меня точно подняли на великую гору и показали сразу всецелость. Мир был страшным и бессмысленным, когда виделся дробно, по частям. Ни в какой отдельной части нет смысла. Он – в тайне всецелости. Это было мое второе рождение. Мне было 19 лет.

Однако духовный опыт, который я приобрела, соседствовал с нулевым опытом жизненным, не говоря уж о житейском. Мне казалось поначалу, что никто до меня ничего подобного не испытывал, иначе все ответы на вопросы были бы найдены в миг. И вот сейчас я отвечу всем на все вопросы... Я взяла Евангелие, и оно открылось мне мгновенно. Я знала уже все, что говорилось там. Надо было пройти годам, чтобы я поняла: опыт, подобный моему, был не раз и не десять раз, что он повторялся в разных людях, но изменяя всю душу, не мог ничего изменить в мире. Что у людей еще не подготовлены ни глаза, ни уши. «Имеющий уши, да слышит...» – не имели ушей...

И это было новым, невероятным ударом. Мне казалось, что сейчас, вот сейчас я дам людям то, что им нужнее всего. Но... Людям это НЕ БЫЛО НУЖНО. Я стала тяжела для них. Они не могли и не хотели жить на той горе, которая мне открылась. Нет, не плохие и не злые, а хорошие люди, родные, любимые – явно шарахались. Им не выдержать было этого внутреннего напряжения. И я как бы стала запихивать под обычное платье развернувшиеся крылья. Это было непереносимо трудно. И физически я этого не выдержала. Примерно к пятому курсу университета я заболела. Может быть, сказалось все: напряжение военных лет, голод, и, наконец, это внутреннее великое перенапряжение. Я слегла. Пять лет была прикована к постели. Я не могла ходить, не могла читать, я ничего не могла. И я испытывала невероятные муки. Если бы мне раньше сказали, что такое возможно, я попросила бы смерти, как высшей милости. Я и просила. Но безрезультатно. Мечтала о смерти, но о самовольной смерти не могло быть и речи. Я чувствовала одновременно с мукой, что она – мука эта – мое задание, что душа должна СМОЧЬ ЭТО ВЫНЕСТИ. Крест бывает разный. Это – мой крест. И от того, как я его вынесу, зависит что-то бесконечно важное для всех.

Может, вся моя жизнь разделилась на две части – до и во время болезни. Вторая часть длится по сей день. Хотя я давно уже и хожу и работаю. Рассказывать о том, как я научилась заново жить, не буду. Это очень трудно. Скажу только, что наверное так, как учатся ходить по канату. Я научилась. Не слишком хорошо, но научилась. И людям не видно, что я хожу по канату. Им видно, что я хожу, как и все. А то, что у всех земля под ногами, а у меня канат, этого не видно. Держусь за воздух... А, точнее – за ту самую небесную твердь. У меня появился термин – поднырнуть под болезнь. Это процесс, в чем-то напоминающий подныриванье  под волны во время шторма. Я хорошо держусь в воде, пожалуй, гораздо увереннее, чем на земле. Не просто в воде, - в море, и поэтому это сравнение для меня естественно. Поднырнуть под болезнь, жить глубже болезни... Когда это удается, я живу и работаю. Мое самолечение – глубокое созерцание, выход в те просторы Духа, которые в самом деле вечны и законам этого  мира не подвластны. Мы плохо себе представляем, до чего точно и верно выражение Достоевского, ставшее ходячим: мир красота спасет.

Я стала снова писать. (7 лет не писала). Писать училась заново, как и ходить. Стихи я писала с детства. В периоды «линьки» все рвала. Лет в 18 решила, что со стихами все кончено. И вдруг они начали приходить, как гроза, как буря. Это было счастье и полнота. Но потом это так же оставляло меня, как приходило. Позже я поняла, что двигалась от одного вида творчества к другому. Определение первому дала Ахматова. Второму – Тагор. У Ахматовой есть строки о Музе: «Жестче, чем лихорадка оттреплет, а потом целый год – ни гу-гу». А у Тагора: «Я погрузил сосуд моего сердца в молчание этого часа, и он наполнился песнями».

Теперь (и давно уже) у меня так и только так. И стихи – плод глубокого созерцания. И если душа входит в тишину, в ней все отмывается, сосуд становится чистым и в него натекает нечто из источника жизни. Стихи – следы этого нечто... И, может быть, каждый настоящий стих -  прикосновение к источнику жизни.

То, что я стала писать после семилетнего перерыва, очень отличалось от того, что я писала раньше. Полнота жизни приходила не стихийно, в миги творчества, а иначе. Она собственно была постоянным внутренним состоянием, нарушаемым только чем-то внешним – болезнью. Когда удавалось локализовать болезнь, «поднырнуть под болезнь», душа становилась самой собой и была как бы постоянно подключена к источнику творчества, к источнику жизни (это одно). И все-таки стихи еще долго были беспомощными, много более беспомощными, чем до семилетнего перерыва. Училась писать заново. Мастерство – это постоянный труд...

О печатании стихов в начале 50-х годов не могло быть и речи. Но удалось достать работу – поэтические переводы. Я стала переводить советских поэтов разных республик – по подстрочнику. Работа была изнурительной и часто унизительной, хотя стихов подлых я не брала никогда. Но были стихи просто плохие, не подлинные, и переводить их было мукой. Переводила я с 55-го года. Первые переводы – Сильвы Капутикян (плохие переводы, стыжусь их).

У меня были близкие друзья, которым стихи мои были очень нужны. Главная среди них подруга, оказавшая огромное влияние на все мое становление, - Лима Ефимова. Это человек,который мог бы сказать как князь Мышкин: "Я не знаю,как это можно-видеть дерево и не быть счастливым. В ней я почувствовала впервые выход в духовный простор, неограниченный своим ЭГО И хотя она за всю жизнь не написала ни строчки, я чувствовала в ней истинное творчество духа. Эта дружба была бесконечно важна для меня. Она длится до сих пор.

С тех давних лет до сих пор остались мне ближайшими друзьями Роза Сикулер и Вера Шварцман. Что касается Веры,то я считаю её гениальной словесницей.В своей школе она ставила со старшеклассниками удивительные спектакли.Мне казалось чудом,что такое можно делать вместе с детьми.

В 60-м году произошло великое событие в моей жизни – встреча с  Григорием Померанцем. Его привезла летом к нам на дачу одна из моих подруг, решившая, что ему надо обязательно услышать мои стихи. Он собирал стихи для первого «Синтаксиса» Алика Гинзбурга – антологии непечатной поэзии. Это кстати был первый журнал, напечатавший (тиражом 30 экземпляров) Бродского, нескольких других поэтов, которых сейчас знают. В 4-м номере должны были быть мои стихи. Но 4-го номера уже не было – Алика арестовали...

"Синтаксис» познакомил нас с Гришей. Вошел молодой человек в белой рубашке с огромной шевелюрой (потом оказалось, что ему уже 42 года – на вид лет 28). Попросил меня почитать стихи. Я начала. И вдруг исчезло ощущение пространства и времени. Все исчезло. Я почувствовала, что так меня еще никто не слушал. Глаза его  потемнели и углубились. Они смотрели куда-то вверх и внутрь, и стихи – я это видела – входили глубоко-глубоко в самую бесконечность души. Нечаянно собралось много народу. Он не давал мне отрываться, не давал маме накормить гостей. Просил читать и читать еще. Иногда просил повторить, записывал.

В феврале 61-го года мы поженились. К моменту нашей встречи духовно я была уже совсем сложившимся человеком. Сложилась уже в 19. Когда встретились – было 34. Но физически я вряд ли выжила бы, если бы не Гриша. Со мной с той поры постоянно рядом был человек, деливший мою душу, со всей ее радостью и тяжестью. Человек, которому никогда не было меня слишком много. Я была всегда нужна, и не какой-то кусочек души, я – вся.

Дальше уже все было вместе. И это было бесконечно плодотворно для нас обоих. Как-то в начале 62-го года Гриша сказал мне: «Ты нашла себя в том, как ты пишешь, а я – нет. Я нашел себя в том, как я живу, как я люблю.» Сказал он это спокойно, без тени грусти. Чувствовал, что он нашел главное. Меня бесконечно обрадовали эти слова. Была найдена правильная иерархия. Все, что от него зависит, он делает, остальное не от него. И точно какая-то фея его подслушала. С тех пор он начал писать один эссе за другим, научился «погружать сосуд своего сердца в молчание этого часа», и слова пошли сами собой.

А у меня текли реки, моря стихов, несколько поэм, потом и проза. Прежде всего сказки. А позже эссе о Достоевском «Истина и ее двойники», о Пушкине – «Гений и злодейство», о Рильке – «Невидимый собор» и книга о Цветаевой – «Огонь и пепел», и наконец роман «Озеро Сориклен». Это в какой-то мере автобиография души. Но отнюдь не только. (Может быть, это самая дорогая мне вещь из прозы).

Переводами для заработка я перестала заниматься начисто с тех пор, как мы были вместе. Гриша это отрезал. Я переводила только то, что было мне самой необходимо. Прежде всего Рильке – самый близкий мне поэт из всех. И еще я переводила немного Тагора и арабских суфиев. Это очень важная работа. Она напечатана  в БВЛ, в томе «Арабская поэзия средних веков», Ибн аль Фарид и Ибн Араби. Переводы Рильке напечатаны вместе с работой о Цветаевой в книге «Невидимый собор», но больше всего вышло стихов. Наконец, вместе с Гришей была написана книга «Великие религии мира» и составлены две общие книги эссе «В тени вавилонской башни» и «Невидимый противовес» – первая часть наших общих лекций, которые мы уже более десяти лет читаем на семинаре. У нас  уже появилась как бы своя община – люди, очень нуждающиеся в том же самом, в чем нуждаемся мы. После наших лекций – долгие беседы, ответы на вопросы. Нам очень дорога атмосфера глубокой подлинности, которая чувствуется на этих встречах. Мне кажется, что здесь идет настоящая духовная работа, работа по прочтению Слова, обращенного к Душе.

Мы хотим, чтобы не только физические глаза, а Душа научилась бы читать.
Потому что только она может прочесть Божье Слово.
Бог не говорит ни на одном из наших языков.
Он говорит светом, тишиной, высотой и глубиной, обнимающими нас.

Зинаида Миркина

Март 2008

Постскриптум от читателя - Проникновенно! Как-то душевно и истинно. Могу лишь добавить некоторые свои мысли и переживания к словам данной публикации - Мне казалось поначалу, что никто до меня ничего подобного не испытывал, иначе все ответы на вопросы были бы найдены в миг. И вот сейчас я отвечу всем на все вопросы... Я взяла Евангелие, и оно открылось мне мгновенно. Я знала уже все, что говорилось там. Надо было пройти годам, чтобы я поняла: опыт, подобный моему, был не раз и не десять раз, что он повторялся в разных людях, но изменяя всю душу, не мог ничего изменить в мире.  Повторялся в разных людях и по-разному, но неизменно с одним результатом - Евангелие, и оно открылось мне мгновенно. Я знала уже все, что говорилось там.  Конечно это видение Евангелия, это не просто видение глазами слов, это куда больше - видение Слова Божьего сердцем и душой. И не просто видение, а приятие его истинности, как чего-то само собой разумеющегося. Мы хотим, чтобы не только физические глаза, а Душа научилась бы читать. Потому что только она может прочесть Божье Слово. Бог не говорит ни на одном из наших языков. Он говорит светом, тишиной, высотой и глубиной, обнимающими нас.