Иисус Христос (продолжение)

Анри Дидон

Книга вторая. Иоанн Предтеча и явление Иисуса

Глава вторая. Проповедь Иоанна Крестителя. Крещение Иисуса

  27-й год был Субботним годом1. Земледельческие работы прерваны; никто не сеет и не обрабатывает земли. Поля стоят под паром; земля, животные, люди — все отдыхает.

Плоды произрастают сами, без всякого ухода за ними; они принадлежат бедным, у которых таким образом тоже есть свой год свободы, обилия и радости. В синагогах народу собирается больше обыкновенного в дни и часы, назначенные для молитвы; по дорогам сионским проходят многочисленные караваны; вокруг кафедрыучителей толпится гораздо большее число слушателей, чем в обыкновенные годы. Менее обычного поглощенный работой, еврей, подобно всем восточным народам любящий бесконечные беседы и жизнь под открытым небом, с жаром предается своим религиозным и политическим заботам, которые все увеличиваются и растут.

И вот в это-то время Иоанн открылся народу.

Он не показывался на площадях и у городских ворот, не входил в Иерусалим, не останавливался на перекрестках и улицах святого города, в портиках Храма. Апостол продолжал оставаться анахоретом; Дух приковывает его к пустыне; он любит называть себя ее голосом2.

Кто не видел страны, где впервые раздалось вещее слово Иоанна, тот никогда не будет в состоянии объяснить себе суровую речь его, могущественные образы и могучие возгласы, похожие на рыкание льва.

Пустыня начинается у берегов Мертвого моря и доходит до конечных пределов Самарии; она тянется на двадцать миль в длину; средняя ширина ее шесть километров. С вершины холма Кан-эль-Амар (Красный караван-сарай) она напоминает в своем суровом величии море, волны которого внезапно окаменели. Почва вьщается множеством небольших возвышенностей, разделенных маленькими долинками. Местами более глубокие рытвины служат руслами потоков, ниспадающих с горных стремнин иудейских. На западе над всем гордо возвышается гора Елеонская.

На востоке — Иорданская долина; она лежит точно пропасть между последними отрогами Иудейских гор и Моавийскими крутизнами. Ни одного деревца в этой жгучей пустыне. Только кое-где виднеется редкая травка на истощенной скалистой почве, меловые слои которой ясно указывают на ее вулканическое прошлое. Ни одной деревеньки, только далеко на западе виднеется Абуди, а на севере — Тайэбех.

Длинная белая линия змеится по направлению к горе Елеонской: это дорога из Иерихона в Иерусалим. По ней веками идут караваны. Иоанн, вероятно, не раз проходил по этому пути. Всюду царит мрачное безмолвие. Человек чувствует себя одиноким. Священная природа действует на него тем сильнее, чем она безмолвнее и пустыннее.

Огненное сияние трепещет на склонах холмов в этом царстве света. Тончайшие оттенки играют и исчезают в ярком свете, озаряющем на востоке небо и землю и придающем горизонту безграничную ясность и глубину.

Местность также имеет свое назначение: эта пустыня гармонировала как нельзя более с гением пророка. Иоанн проходил ее во всю длину с севера на юг и с востока на запад. Он бродил по ней во всевозможных направлениях: от Енгадди и берегов Мертвого моря до Тайэбех, от грота Айн-Карима до Иордана. К встречным караванам и к прохожим обращался он со своими пламенными увещеваниями. Он не шел навстречу толпе подобно древним пророкам, он привлекал ее к себе. Те, кому удалось слышать его, были всегда глубоко потрясены. Они возвращались к себе в город или в деревню, унося в сердце своем слова отшельника и, повторяя их другим, распространяли славу его и возбуждали всеобщее любопытство в народе.

Вскоре во всей Иудее, Самарии и Галилее только и было разговоров что об Иоанне Крестителе. Слава его распространилась даже по ту сторону Иордана. В его сознании собственная роль представлялась ему совершенно ясной. С божественной уверенностью сознавал он себя послом Божиим и непосредственным Предтечей своего Христа: каждое слово его дышит этим убеждением. Великое событие, которое Господь подготовлял веками, в тайну которого Он из века в век посвящал пророков, событие, ожидаемое и громкими криками призываемое в Израиле,— дело милосердия Божия, спасение мира, просвещение язычников и слава истинных сынов Авраама,— должно было свершиться. Иоанн знал это, видел, утверждал; он не узнал о нем из книг, не научился в школе книжников, не извлек из наблюдений над общественным, политическим и религиозным строем своей родины — нет; но слово Божие было над ним, и божественное откровение осеняло его. Гении все заимствуются у Него, но в различных степенях, в зависимости от того, желает ли Господь посвятить их в тайну Своего творчества или же Своей непроницаемой воли. Божественный свет не остается замкнутым в сознании, в которое он проникает: он даруется для того только, чтобы освящать и разливаться, и всегда отвечает глубоким и мучительным требованиям данного момента.

Первым делом Иоанна было возвестить людям о том, что Царствие Божие приблизилось. Никакое другое слово не могло сильнее поразить народное сознание, возбудить всеобщее внимание, взволновать умы. При том состоянии всеобщего напряжения, к которому привели евреев долго обманываемые надежды и постоянно увеличивающаяся тяжесть нравственного гнета, голос нового пророка раздался как громкий клик освобождения. Он отметил новый и решительный фазис в жизни Израиля; надеждам приходил конец, их место заступала действительность. Фарисеи, разочарованные и впавшие в уныние, горестно вопрошали будущее. Видя, что надежды и упования их развеиваются в прах, они стараются всячески объяснить себе эти промедления. Более пылкие волновались, помышляя только об одном — чтобы вооруженным восстанием сбросить и разбить ненавистное иго язычников. «Господь явится только тогда,— говорили они,—и Царствие Его наступит лишь с того момента, когда вы стряхнете с себя нечестивое рабство ваше».

Иоанн свободен от неуверенности первых и не заражен фанатизмом вторых: «...Идущий за мною сильнее меня;— говорил он,— я недостоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем; лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым»3.

В таких образных и популярных проповедях он поучал народ божественным свойствам Мессии, обрисовывая Его то кроткими и симпатичными, то устрашающими чертами. Симпатичны они были для тех, кого он сравнивал с пшеницей, и страшны тем, кого уподоблял соломе, т. е. душам суетным и тщеславным.

Временами голос его смягчался, и он говорил о грядущем Мессии: «И узрит всякая плоть спасение Божие»4.

«Где Он?» — спрашивал народ у Иоанна.

— Он «...стоит среди вас,— отвечал Иоанн,— Которого вы не знаете. Он-то — Идущий за мною, но Который стал впереди меня; я не достоин развязать ремень у обуви Его»5.

Весь народ поднялся на призывный глас нового пророка, объятый чудесной силой его слова, пораженный твердостью его проповеди.

Пустыня была полна звуками его голоса. Глухие дороги заполнились народом, толпами сбегавшимся к анахорету и идущим по его следам.

Не трудно поразить толпу, овладеть ее вниманием, возбудить до последней степени ее любопытство, взволновать ее политические и религиозные страсти; но задача Божьего посла несравненно труднее и выше. Он должен уметь проникнуть в глубину души народа, овладеть его волей, поразить и увлечь сознание.

Такой подвиг не может быть совершен без посредничества Божия. Даруя своим пророкам святость и героическую любовь к добру, Господь сверх того придает их голосу Свое влияние, Свою силу, которая одна только может пересоздавать, внушать отвращение к злу и побуждать к добродетели.

Святость Иоанна светилась во всем его существе. В нем чувствовался человек, всецело посвятивший себя Богу. Суровый аскетизм его жизни делал его существом сверхъестественным. Ему был открыт путь к сознаниям; ни один из пророков до Иоанна не шел по этому пути с большей торжественностью. Он был не только провидец, но и реформатор; и в то время, когда провидец возвещал осуществления надежд народа, реформатор увлекал его за собой и указывал ему путь к спасению.

Для Иоанна приготовление к спасению, то есть к принятию Царствия Божия, означало покаяние и крещение, соединенные с исповеданием грехов. Он был, как видно, далек от фарисейских предрассудков и от революционных доктрин зелотов и Иуды Гаулонита.

«Не льстите себя напрасными мечтами, — по всей вероятности говорил он толпившимся вокруг него слушателям. — Не вашей насильственной справедливостью, не вашими обрядами достигнете вы Царствия Божия и сделаетесь достойными его; не вооруженным восстанием против языческого ига ускорите вы пришествие Спасителя. Он придет, когда пробьет Его час, а час этот уже пробил. Никакая сила не противостоит Богу. Человек должен ожидать Господа, а когда Господь придет, быть готовым к принятию Его».

Для того чтобы могла совершиться воля Божия, человек должен способствовать ей всеми силами, отказаться от своих предрассудков, пороков, страстей, от зла во всех его проявлениях. Это Иоанн называл раскаянием, исповеданием грехов, покаянием.

Никакой прогресс, никакая душевная перемена к лучшему невозможны без покаяния; это всемирный закон нравственного прогресса, он должен был найти применение всюду в тот час, когда Христу надлежало произвести всеобщее пересоздание человечества, всемирную перемену. Заслуга Иоанна состоит в том, что он формулировал этот закон с необычайной силой и могуществом и притом в такое время, подобного которому не было в истории.

Страницы: 1 2 3