Священники большого города: отец Сергий Старокадомский
- 02.11.12, 09:06
Текст: Александр Борзенко
Фотографии: Виктор Зуга
Возраст: 41 год.
Образование: Коломенская духовная семинария.
Место служения: Спасский храм в Солнечногорске.
О детстве, крещении и приходе к вере
Моя семья не была религиозной. Верующей была только бабушка, но ее веру я наблюдал разве что в последнюю седмицу Великого поста, когда она переставала есть мясо, а потом исчезала и появлялась с крашеными яйцами. Обычная советская семья.
И только потом я узнал, что весь мой род по отцовской линии, заканчивая прадедом — священнослужители. Естественно, в советские годы об этом никто не говорил.
В церковь я пришел самостоятельно в 19 лет. Я оказался совершенно случайно в замечательном месте в Польше — в Ченстохове. Мне предложили поехать друзья, и все было совершенно бесплатно — представьте себе, халявная поездка в Польшу в 1991 году. И там со мной что-то произошло. Проснулся как-то утром и понял, что мир для меня изменился. Этому предшествовал разговор в поезде. У нас была такая туристическая, каэспэшная компания, мы сидели и пели песни. И почему-то в какой-то момент друзья начали задавать мне вопросы о вере, хотя мы редко затрагивали эту тему. Сначала я отвечал на вопросы, потом сам стал интересоваться — и в результате однажды обнаружил себя верующим. Тем утром я просто встал и пошел к иконе Ченстоховской Божией Матери и, как мог, стал молиться. Никакого особого контекста у моего прихода к вере не было — никакого морального или нравственного кризиса, ни скорби, ни радости.
За полгода до поездки в Ченстохову я крестился — по очень банальной причине: сестра хотела, чтобы я стал крестным ее сына. И вот мы с сестрой крестились в субботу, а в воскресенье пошли в церковь с племянником. Все это было чисто формально. Сестра не была верующей — просто тогда все крестились. Священник сказал в проповеди: вы теперь новые люди, и Господь омыл вас от всех грехов. Это было перед самым началом Великого поста. И меня что-то так задело в проповеди, что я даже решил попоститься. Потом я пошел на первую в своей жизни Пасху, и, когда услышал слова «Христос воскрес!», меня охватила ни с чем не сравнимая радость. Возможно, то, что я пережил в Ченстохове, было продолжением той самой Пасхи.
После этого в Москве я попал в хороший храм с хорошими людьми — Архангела Гавриила Антиохийского подворья, в Телеграфном переулке. Там была — в 1991 году! — катехизация.
«При этом ты видишь, как в подобной ситуации поступают другие: нанимают братков, забивают стрелки — сплошная чернота. В какой-то момент я и сам стал поступать так же»
О лихих девяностых
Параллельно с церковной жизнью я продолжал заниматься бизнесом. Он был разный: сначала торговля, потом строительство, потом был инвестиционный бизнес. Началось все в 1988 году, когда я создал бригаду промышленных альпинистов. Так как я занимался спелеологией, все мои друзья имели отношение к веревкам. Время было потрясающее, потому что деньги зарабатывать не надо было — надо было только придумать хорошую идею, и деньги на тебя валились. Простые технологии промальпинизма, которые мы применяли, позволяли решить многолетние проблемы очень крупных предприятий. Стоит в Москве здание, нужно отремонтировать фасад, а строительно-монтажные управления отказываются, потому что у них очереди. И тогда появлялись ребята, вешали веревки и все ремонтировали. После того как мы сделали одно или два здания, к нам выстроилась очередь. Потом мне стало неинтересно, и я занялся оптовой торговлей.
В то время все применяли всякие хитрости с торговым оборотом. Законодательной базы для бизнеса фактически не было — ты мог делать все что угодно. Однажды мы привезли товар, который мы оплатили за рубежом наличными — у нас даже не было валютного счета, мы нарушали все возможные инструкции таможни. Сейчас скажи такое какому-нибудь таможеннику, он просто не поверит. У нас даже сертификатов не было. У нас арестовали товар. Мы пришли в комитет, договорились с начальницей отдела, который отвечает за арест, не платя ни копейки денег, — потому что для нее эта ситуация тоже была непонятна. Она привыкла, что есть уполномоченные государственные органы, которые все возят, и с документами у них все в порядке. А что такое коммерческая организация, у которой вообще никаких бумажек, она не понимает, но вопрос надо как-то решать. Тогда начальница берет с нас простую объяснительную, которую я пишу ручкой: «Обязуюсь открыть валютный счет и больше так не делать». Это называется «извините, я так больше не буду». И нас отпускают с товаром, забывая даже взять таможенную пошлину. Такой вот комикс о жизни в 1993 году.
Это было время перелома. Люди тогда и на машинах ездили как хотели — совершенно не представляя, что государство каким-то образом может вмешаться. Государству в лице инспектора ГАИ нужно было просто дать немного денег. Время было очень тяжелое. Вот сейчас в метро за ограничительную линию мало кто заходит, а тогда люди стояли прямо у края платформы. Люди на улицах перестали обращать внимания на свисающие с крыш сосульки. Сейчас сосульки — это небольшая проблема, а тогда было по-другому: советская власть не очень хорошо чистила крыши. Но людям было все равно — они не обращали внимания ни на свою жизнь, ни на свою безопасность. Только к началу 2000-х простые горожане — подчеркиваю, простые горожане, — перестали ездить по встречке. А раньше Ленинградка только так и проходилась.
«Представьте себе ситуацию, когда тебе нужно прятать жену и ребенка где-то во Владимирской области»
О братках и чудесном спасении
Но однажды я сильно прогорел. У меня была одна сделка, для которой я взял кредит. Мне не поставили товар. Кредит я вернул, но у меня не было возможности вернуть процент. А тогда проценты были 200–230 годовых — в валюте. Кредит я брал в банке, но в то время не было большой разницы, обращаешься ты в банк или к браткам. В любом случае, в холле всегда сидели братки. Это был 1993 год. Для банка это была не просто потеря прибыли — это был убыток. Ведь они тоже занимали эти деньги под определенный процент — у Центрального банка. А ЦБ все равно — вернули процент или не вернули, он просто списывает средства с корсчета.
И когда это случилось, от меня потребовали вернуть деньги, которых у меня не было. Что мне было делать? Представьте себе ситуацию, когда тебе нужно прятать жену и ребенка где-то во Владимирской области. При этом ты видишь, как в подобной ситуации поступают другие: нанимают братков, забивают стрелки — сплошная чернота. В какой-то момент я и сам стал поступать так же. Разработал целый план военных действий. И когда однажды я стал договариваться с одной шпионской конторой об информации, о жучках и прочих подобных вещах, моя жена сказала: «Нет. Мы так жить не можем». А для меня было совершенно непредставимо, как по-другому.
Я поехал к одному своему верующему другу, чтобы поговорить. Он мне сказал: «Знаешь, жить с Богом можно только одним образом — жить с постоянным ощущением того, что ты в любой момент можешь предстать перед ним». Это было, наверное, самое важное, что я вынес из всей этой ситуации. Ведь когда ты отказываешься от человеческих способов защиты, когда ты соглашаешься на Божью правду и начинаешь в ней жить, понимая, что тебе это может стоить жизни, — в тебе что-то меняется.
Я как на работу ездил в тот банк и общался то с руководством, то с братками. Угрозы были постоянные — и прозрачные, и непрозрачные. Но после того разговора с другом я понял, что с Богом невозможно врать. Если ты надеешься, что тебе Господь поможет, — живи в правде. Правда так правда. Я еду в банк. Захожу к управляющему — там все та же компания, все те же разговоры. Когда я ехал, собирался им сказать такое, после чего не надеялся выйти оттуда живым. Все мои друзья усиленно обо мне молились.
Речь шла о 200 тысячах долларов, для сравнения: трехкомнатная квартира в Перово на тот момент стоила 18–20 тысяч. Сижу в кабинете управляющего и произношу примерно следующий текст: «Вы знаете, у меня этих денег нет, и я их вернуть не смогу. Мне жаль, что так произошло, я сделаю все, чтобы максимально уменьшить ваш ущерб. Передам вам все активы, которые у меня есть, — понятно, что этого недостаточно, но хоть что-то».
Заканчиваю свою речь, смотрю — и понимаю, что они меня не слышат. Просто сидят и продолжают разговаривать. Тогда мне стало интересно — они меня видят? Проверить это можно было одним способом — я просто встал и вышел из кабинета. Они продолжали разговаривать. После этой встречи мне еще пару раз позвонили — и все. Единственное, что я мог сделать и сделал, — передал в банк все активы. Я сделал так, чтобы все средства от продажи товара шли прямиком в банк.
Страницы: 1 2
Коментарі