Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 10)

__________10.__________
Вдруг луч внезапный посетил
Мой ум... то голос птички был.
Он умолкал; он снова пел;
И мнилось, с неба он летел;
И был утешно-сладок он.
Им очарован, оживлен,
Заслушавшись, забылся я.
Но ненадолго... мысль моя
Стезей привычною пошла,
И я очнулся... и была
Опять передо мной тюрьма,
Молчанье то же, та же тьма;
Как прежде, бледною струей
Прокрадывался луч дневной
В стенную скважину ко мне...
Но там же, в свете, на стене
И мой певец воздушный был:
Он трепетал, он шевелил
Своим лазоревым крылом;
Он озарен был ясным днем;
Он пел приветно надо мной...
Как много было в песне той!
И все то было - про меня!
Ни разу до того я дня
Ему подобного не зрел!
Как я, казалось, он скорбел
О брате, и покинут был;
И он с любовью навестил
Меня тогда, как ни одним
Уж сердцем не был я любим;
И в сладость песнь его была:
Душа невольно ожила.
Но кто ж он сам был, мой певец?
Свободный ли небес жилец?
Или, недавно от цепей,
По случаю к тюрьме моей,
Играя в небе, залетел
И о свободе мне пропел?
Скажу ль?.. Мне думалось порол,
Что у меня был не земной,
А райский гость; что братний дух
Порадовать мой взор и слух
Примчался птичкою с небес...
Но утешитель вдруг исчез;
Он улетел в сиянье дня...
Нет, нет, то не был брат... меня
Покинуть так не мог бы он,
Чтоб я, с ним дважды разлучен,
Остался вдвое одинок,
Как труп меж гробовых досок.

перевод В.А.Жуковского

__________10.__________
A light broke in upon my brain,— 
  It was the carol of a bird; 
It ceased, and then it came again, 
  The sweetest song ear ever heard, 
And mine was thankful till my eyes         255
Ran over with the glad surprise, 
And they that moment could not see 
I was the mate of misery. 
But then by dull degrees came back 
My senses to their wonted track;         260
I saw the dungeon walls and floor 
Close slowly round me as before, 
I saw the glimmer of the sun 
Creeping as it before had done, 
But through the crevice where it came         265
That bird was perched, as fond and tame, 
  And tamer than upon the tree; 
A lovely bird, with azure wings, 
And song that said a thousand things, 
  And seemed to say them all for me!         270
I never saw its like before, 
I ne’er shall see its likeness more; 
It seemed like me to want a mate, 
But was not half so desolate, 
And it was come to love me when         275
None lived to love me so again, 
And cheering from my dungeon’s brink, 
Had brought me back to feel and think.
 know not if it late were free, 
  Or broke its cage to perch on mine,         280
But knowing well captivity, 
  Sweet bird! I could not wish for thine! 
Or if it were, in winged guise, 
A visitant from Paradise; 
For—Heaven forgive that thought! the while         285
Which made me both to weep and smile— 
I sometimes deem’d that it might be 
My brother’s soul come down to me; 
But then at last away it flew, 
And then ’twas mortal well I knew,         290
For he would never thus have flown, 
And left me twice so doubly lone, 
Lone—as the corse within its shroud, 
Lone—as a solitary cloud, 
  A single cloud on a sunny day,         295
While all the rest of heaven is clear, 
A frown upon the atmosphere 
That hath no business to appear 
  When skies are blue and earth is gay. 

__________10.__________
Мой мозг утешил птичий гимн,
он обрывался, возникал...
Я не один, нет, не погиб,
чудесней песни не слыхал.
И я, польщён и удивлён,
свой взгляд за то благодарил,
что друга мне он подарил,
украсив ним дурной полон.
Но вскоре чёрной колеёй
мой дух привычно овладел:
я оглядел тюрьмы предел,
что удавил меня землёй.
Я видел, крался бледный луч
меж каменистых хладных круч,
но с ним, отвергнув ветвь и шест,
облюбовав во мху насест,
сидел певец мой голубой
и нежно кликал за собой
меня на тысячу ладов,
подобного дотоль не знал,
и не услышу никогда!
Меня в узилище трудов
он прибыл чтобы полюбить,
когда я всеми был забыт.
Он друга ждал подобно мне,
летун, не ведавший тенет,
и полюбил меня в тот миг,
когда остался я один,
развел крылом беду мою,
устроил разуму уют.
Не знал тогда я, то ли он
вольноотпущенник ручной
иль хитростью покинул клеть...
Мой сладкий птах, т е б е  лететь,
о чём не смею и мечтать,
мой райский гость... О ,Высота,
натура узника проста,
прости мне, плакал я, смеясь,
казалось, возникала связь
меж мной и братом: он предстал
в небесном облике души
передо мной, как прежде жив.
...И, наконец, он улетел
оставивив мне гнилой удел,
полуживому... нет не он,
то был не о погибшем сон,
не мог оставить брат меня,
тюрьме: родные не казнят!
Один что обнажённый труп,
что тяжкий сгусток нем и туп,
не мог я облаком парить:
на солнце сырость не горит.
А там, за гробовой стеной,
цвёл день погожий, расписной.
Туда мне ходу не бывать,
голубизны не замарать.

перевод с английского Терджимана Кырымлы