Многие считают что в первый день много народу и стоять на морозе придется долго, но на самом деле сейчас стоят не более 10 мин. Киевляне советую ехать в Лавру сейчас, завтра точно придется стоять часов 5-6 если не больше.

Всё, что внизу, написано шутя, 
Ведь я, конечно, оптимист отпетый. 

Бывает, грусть навалится, хотя – 
всё хорошо, и предпосылок нету. 
Бывает, что оглянешься назад, и там светло, а впереди – неясно. 
Бывает так, что нечего сказать, и так, что в целом говорить напрасно. 
Твои дела – хотя и неплохи, но как-то бесконечна их армада,
И все твои нелепые стихи – их много так, что больше и не надо.  
Всё будто повторяется вокруг, зациклена безумная планета, 
И прыгаешь, и бегаешь, и вдруг – не понимаешь, а зачем всё это. 
И, несмотря на всякие цветы, улыбки и подарки дорогие, 

Бывает так, что ты – уже не ты, 
а то, что от тебя хотят другие. 

Стою на крыше, глядя с парапета, 
Как занялся рассвет на берегу. 

Так много было выпито и спето, 
Но как-то слишком быстро, на бегу. 
Как будто бы я ждал чего-то с мая:
Вот-вот, настанет лето, и тогда!...
Как будто бы я жил, не понимая, 
Как убегает время в никуда. 
Подобно строчке важного куплета, 
что вытравил из памяти этил, 
Я пропустил очередное лето – 
не сквозь себя, а мимо пропустил. 
На горизонте – осень, и над нею
Багровый свет очередной зари. 

Сегодня ночью стало холоднее
Снаружи 
и немножечко 
внутри.

Мне встретился раз бродяга, один на кресте дорог. С ним сумка, воды баклага, и пес у уставших ног. 
Мотив напевая старый, сидел он, глаза закрыв; торчал из чехла гитары, а может, и лютни, гриф. 
Я сел расспросить скитальца; болтали о сём, о том. Лизал его пес мне пальцы, виляя вовсю хвостом. 
Сказал я: 
- Бродя по свету, ты много всего видал. Как жить, помоги советом?
Такой он ответ мне дал:
«Отринь мишуру богатства, и деньги планеты всей. 
Сокровище – это братство идущих с тобой друзей. Сокровище – это пламень, что дарит ночной костер; возможность присесть на камень, коль ноги до крови стер.
Будь чуток на глаз и ухо, не думай про тяжесть лет. С голодным делись краюхой, замерзшему дай свой плед. 
Умей проиграть всё разом, лишь душу не ставь на кон! 
Не будь ни к чему привязан.»
Я долго глядел, как он 
Навстречу спешил закату – наверно, искать восход. Мне дал на прощанье карту одной из своих колод:
- Запомни Дороги ради, реальность вокруг – обман! 

Тогда я ее, не глядя, засунул себе в карман. 

*  *  *
И в руку она легла мне в одном из далеких мест. Я сел отдохнуть на камне. Дороги сложились в крест. 
Рюкзак положил повыше, гитару – у сбитых ног. И тут из-за камня вышел лохматый смешной щенок. 
Я в сумку полез к припасам, хотел угостить щенка.  Я булку искал и мясо, но карту нашла рука. 
На ней был дурак с дворнягой, что хвост завила кольцом. 
Над пропастью шел бродяга. 
Бродяга с моим лицом. 

© Kladbische, 9/01/11

\Традиционно в ночь перед своим днем активации я пишу три стиха, иначе мир рухнет\

1. 
Sailors say it signals when a soul comes back to this world from the dead.
Master Gibbs, Pirates of the Carribean: At world's end. 

За зыбкую грань подростково-наивного мира, 
Со мной не простившись и даже не выставив счёт,
Как тени, уходят герои мои и кумиры, 
В чужие миры, чтобы жить для кого-то ещё, 
Кому-то другому являться в мечтах или сниться.

Они не найдутся, я знаю, ищи не ищи. 
Я вижу, что там, далеко, на последней границе
Мелькают их супер-костюмы и супер-плащи. 

А я продолжаю стоять, проживая потерю, 
У горла давя неуместный по возрасту плач. 
Остался последний — последний, в которого верю.

Я сам надеваю герою положенный плащ,
И жмурю на солнце из ночи глаза воспалённо,
И гладит лучами восход меня по волосам.
Героем, кумиром и вспышкой той самой зелёной 
Однажды, возможно, я стану кому-то и сам.

+ + + 
2.
В шапке с узором, чудесной и расписной, 
Мастер, дающий от разных дверей ключи,
Мне даровал особенный ключ лесной.
Он говорил — что увидишь, о том молчи.
Он говорил, что другие ушли в отрыв,
С мудростью Леса не справившись. 

Ну, а я
В Лес побежал, и волшебный замОк открыв, 
Тайной тропою полез, как ползет змея, 
Тайной тропою к лесному ручью попал, 
Чтобы хлебнуть его мудрости три глотка.
Струи в нем переливаются, как опал, 
Начал я пить, и вода та была сладка. 

Первый глоток — как спасение от жары
В самый ужасный лютый пустынный зной. 
Я углядел, как устроены все миры, 
И от гордыни очистился наносной,
Видел глазами неба и муравья,
Правду узнал об извечном добре и зле. 

А со вторым глотком научился я,
Как возлюбить всё сущее на земле,
Как ощутить непрерывный живой поток, 
Как уподобиться солнечному лучу... 

Истиной чистой последний мой стал глоток.
Но мне молчать было велено.
Я молчу. 

+ + + 
3. 
Я ромом жег обветренные губы, 
Я кутался в разорванный бушлат,
И бормотал под нос: 
- Ну, почему бы
Тебе не появиться?
Ты крылат, 
бронёй не обделен, какого хрена
Мы без тебя на крепости одни, 
В грязи и безнадеге по колено
Последние мотаем наши дни?
Вам, ангелам, пора покинуть штабы, 
Встать с нами на стене промеж миров. 
Нам нужен серафим, и уж тогда бы
Мы бесам наваляли — будь здоров.

Но мы одни с Михалычем. Доколе?
Смотри, ему на пенсию пора.
А ты бы вострубил (ну, жалко, что ли?)
И мы б тогда в атаку на ура.
Вон, бесов рать под стенами, хвостата,
Рогата и когтиста.
Но с тобой
Мы быстро бы прогнали супостата, 
И выиграли последний смертный бой.
И все бы были в белом, ели сласти,
Вокруг бы воцарились гладь и тишь, 
И всё это в твоей, крылатый, власти, 
Но я-то знаю — ты не прилетишь. 

Пришел Михалыч, закурил махорку. 
- Оставь, солдат, пустую болтовню.
Держаться будем. Помнишь поговорку?
Иди поспи. А я тебя сменю. 
Я верю, малый, что тебе обидно,
Но нам стоять, пока не померла. 

Он встал на пост.
Из-под бушлата видно
Мне было грязных два его крыла.

Мы – те, кто тысячи веков подряд
Земной оси вращает медный ворот, 
И в каждом есть энергии заряд,
Чтоб освещать неделю целый город!

Мы – плоть и кровь, латунь и серебро. 
Да, в нас – порок, и недостатков масса.
Но также мы, животные из мяса, 
Умеем петь, прощать, творить добро, 
Согреть других теплом сердец и рук…
Ведь свят не тот, кто молится усердно,
А те, кто не смотря на зло вокруг, 
До края остаются милосердны. 

Ты, кто читает – ты один из нас, 
Святого сердца преданный спецназ,
Часть целого, и сам – единый целый. 
Кто видит мир не в оптике прицела, 
Орла кто зорче и смелее льва;
Кто в сердце носит главные слова:
«Будь благ. Не отвернись и не обидь».

Кто видит – путь страданием отмечен, 
Кто знает, что наш век – недолговечен,
Но все-таки отважился
Любить. 

авг. 2012