Троестишие

\Традиционно в ночь перед своим днем активации я пишу три стиха, иначе мир рухнет\

1. 
Sailors say it signals when a soul comes back to this world from the dead.
Master Gibbs, Pirates of the Carribean: At world's end. 

За зыбкую грань подростково-наивного мира, 
Со мной не простившись и даже не выставив счёт,
Как тени, уходят герои мои и кумиры, 
В чужие миры, чтобы жить для кого-то ещё, 
Кому-то другому являться в мечтах или сниться.

Они не найдутся, я знаю, ищи не ищи. 
Я вижу, что там, далеко, на последней границе
Мелькают их супер-костюмы и супер-плащи. 

А я продолжаю стоять, проживая потерю, 
У горла давя неуместный по возрасту плач. 
Остался последний — последний, в которого верю.

Я сам надеваю герою положенный плащ,
И жмурю на солнце из ночи глаза воспалённо,
И гладит лучами восход меня по волосам.
Героем, кумиром и вспышкой той самой зелёной 
Однажды, возможно, я стану кому-то и сам.

+ + + 
2.
В шапке с узором, чудесной и расписной, 
Мастер, дающий от разных дверей ключи,
Мне даровал особенный ключ лесной.
Он говорил — что увидишь, о том молчи.
Он говорил, что другие ушли в отрыв,
С мудростью Леса не справившись. 

Ну, а я
В Лес побежал, и волшебный замОк открыв, 
Тайной тропою полез, как ползет змея, 
Тайной тропою к лесному ручью попал, 
Чтобы хлебнуть его мудрости три глотка.
Струи в нем переливаются, как опал, 
Начал я пить, и вода та была сладка. 

Первый глоток — как спасение от жары
В самый ужасный лютый пустынный зной. 
Я углядел, как устроены все миры, 
И от гордыни очистился наносной,
Видел глазами неба и муравья,
Правду узнал об извечном добре и зле. 

А со вторым глотком научился я,
Как возлюбить всё сущее на земле,
Как ощутить непрерывный живой поток, 
Как уподобиться солнечному лучу... 

Истиной чистой последний мой стал глоток.
Но мне молчать было велено.
Я молчу. 

+ + + 
3. 
Я ромом жег обветренные губы, 
Я кутался в разорванный бушлат,
И бормотал под нос: 
- Ну, почему бы
Тебе не появиться?
Ты крылат, 
бронёй не обделен, какого хрена
Мы без тебя на крепости одни, 
В грязи и безнадеге по колено
Последние мотаем наши дни?
Вам, ангелам, пора покинуть штабы, 
Встать с нами на стене промеж миров. 
Нам нужен серафим, и уж тогда бы
Мы бесам наваляли — будь здоров.

Но мы одни с Михалычем. Доколе?
Смотри, ему на пенсию пора.
А ты бы вострубил (ну, жалко, что ли?)
И мы б тогда в атаку на ура.
Вон, бесов рать под стенами, хвостата,
Рогата и когтиста.
Но с тобой
Мы быстро бы прогнали супостата, 
И выиграли последний смертный бой.
И все бы были в белом, ели сласти,
Вокруг бы воцарились гладь и тишь, 
И всё это в твоей, крылатый, власти, 
Но я-то знаю — ты не прилетишь. 

Пришел Михалыч, закурил махорку. 
- Оставь, солдат, пустую болтовню.
Держаться будем. Помнишь поговорку?
Иди поспи. А я тебя сменю. 
Я верю, малый, что тебе обидно,
Но нам стоять, пока не померла. 

Он встал на пост.
Из-под бушлата видно
Мне было грязных два его крыла.