Многие из нас крещены во младенчестве. У всех есть крестные, хотя мы можем даже не знать, кто они. "Крестный" часто превращается в современном сознании в некое почетное звание, культурный рудимент. И все же как быть, если вас зовут стать им? Кто может быть крестным, а кто – не может ни при каких обстоятельствах? Ограничивается ли его роль участием в Таинстве, и что он должен делать после? Обычай крестить младенцев – какой в нем смысл? И должен ли быть крестный у взрослого? Своим взглядом на тему Крещения и крестных родителей делится протоиерей Алексей Уминский.

Отжившая традиция или необходимость?

– Отец Алексей, верующие родители, посещающие храм, в принципе ведь сами могут воспитать детей в вере. Зачем нужны крестные?

– Сегодня необходимость института крестных родителей не очевидна.

Действительно, с одной стороны, мы просто лишились существовавшей раньше традиции, когда крестные родители были продолжением семьи и подспорьем в воспитании детей. Не знаю, сможем ли мы переосмыслить и заново сформировать сегодня этот институт. А пока действительно бывает так, что родители должны быть способны воспитать своих детей в вере без помощи крестных.

С другой стороны, если крестные все же есть, родители иногда и сами не знают, как правильным образом выстраивать отношения с ними! Это проблема и, мне кажется, довольно серьезная.

– А что это была за традиция и откуда она пошла?

– Я не могу вам сказать со всей очевидностью, как это было, потому что живу, как и вы, в XXI веке. Но известно, что традиция восприемников шла из древней Церкви и касалась прежде всего взрослых людей, приходящих ко крещению – тех людей, которых надо было катехизировать, готовить к таинству Святого Крещения. Соответственно, слово восприемников было свидетельством перед христианской общиной о готовности, об искренности намерений новых членов Церкви.

Когда Церковь пришла к практике крещения с младенческого возраста, институт крестных стал претерпевать изменения – свидетельство превратилось в обещание будущей верности младенца Христу.

– В чем состояла главная функция восприемников первоначально?

– Главная функция крестных – быть живым примером христианской веры для своих крестников. Потому что то, что ребенок видит в своих родителях, – это одно, а то, что он видит вне своей семьи, это немножечко другое: ему нужен авторитет вне родительского дома, особенно в подростковом возрасте.

– Неужели на крестных больше ответственности за воспитание детей в вере, чем у родителей?

– Ответственность – в первую очередь на родителях. И всегда так было. Восприемники – нечто дополнительное, они не могут полностью нести ответ за духовное становление чужих детей. Но определенная ответственность, без сомнения, есть. Она заключается прежде всего в том, что крестный должен молиться за своих подопечных и, как я уже сказал, быть им примером.

Но отношения крестных и крестников складываются по-разному, потому что не всегда это бывают близкие люди, не всегда – единомысленные. Чаще всего в современном мире крестные, к сожалению, отдалены от своих крестников. И сами не понимают, что они должны делать.

– Если все же к этому относиться со всей серьезностью, какие требования должны предъявляться к крестным?

– Только одно требование: они должны быть настоящими православными христианами. И, естественно, любить своих крестников. Больше ничего.

– Говорят, что муж и жена не могут быть крестными или что крестные, соответственно, не могут вступать между собой в брак...

– В Русской Церкви у одного ребенка обычно бывает двое крестных – мужчина и женщина. Так сложилось, хотя в православном мире существуют и другие традиции. Канонически допускается, что крестный может быть и только один – одного пола с ребенком. Крестных может вообще не быть. И на самом деле нет никаких церковных канонов, запрещающих мужу и жене быть крестными родителями. И нет никаких канонов, воспрещающих крестному и крестной вступать в брак. Но так как в русской традиции это достаточно жестко закрепилось, в XIX веке были специальные постановления, согласно которым подобные браки совершаются только с благословения епископа.

Вера – единственное условие

– К слову, сколько у человека может быть крестников? Вот он наберет себе десяток...

– Ну вот как я... И ничего с ними сделать не может. И в конечном итоге у него внимания хватает на двух-трех. Но он может за них всех каждый день молиться, как за своих собственных детей.

– Может ли человек отказаться быть крестным из страха, что на него ляжет слишком большая ответственность?

– Знаете, мне кажется, если человек не чувствует сил, желания или любви – лучше пусть откажется. И если он думает только о себе, а не о другом человеке – лучше от таких крестных держаться подальше: хорошим восприемником он точно не будет. Восприемник все-таки должен любить своего крестника прежде всего, и стараться показать свою любовь к нему, а через свою любовь к нему – показать любовь ко Христу. Самое главное, мне кажется, это.

– Если вопрос стоит так: я откажусь, а крестным станет человек неверующий, что станет просто формальностью...

– Неверующий человек не может быть крестным. Даже если его позовут. Он может так называться, но восприемником он не будет. Это нонсенс. Это и надо постараться объяснить родителям, а еще лучше привести их с этими вопросами к священнику.

– Если священник знает, что пришедший человек, будущий крестный, не исповедует Христа, он должен отказать в крещении?

– Священник должен объяснить, что это невозможно, пока родители и крестные не станут Евангелие читать, к Богу обращаться, как-то жизнь свою хотя бы немножечко исправлять, делать ее христианской. Иначе какой смысл крестить детей, если они не будут воспитываться в христианской вере?

– Давайте разберемся, почему же вообще стало возможным крещение младенцев?

– Церковь крестит детей не как правило, а как исключение, ставшее правилом. Крещение – это Таинство, которое должно приниматься как шаг личной веры во Христа. Так что по простой логике крестить ребенка не должно – у него еще нет сознательной веры. Но если у него есть родители и крестные, способные воспитать его в Православии – Церковь, доверяя их вере, совершает это Таинство.

– Но по какой причине это исключение стало правилом?

– По той причине, что со временем появлялись христианские семьи, где вера передавалась из поколения в поколение, и родители брали на себя ответственность за воспитание своих детей по Евангелию. Надо сказать, что такая трансформация произошла в Церкви далеко не сразу: к примеру, святые IV века Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст были крещены в возрасте около тридцати лет, хотя воспитывались в христианских семьях.

Кстати, жесткого установления крестить только взрослых в Церкви не было никогда. Детей Церковь крестила всегда, просто постепенно эта практика закрепилась как преобладающая. Но и то, и другое – традиция.

Сегодня принципиально важно помнить, откуда пошли эти традиции, помнить, что крещение младенцев – это именно акт доверия родителям и крестному. А если те о Церкви, о Христе и знать не хотят, как же можно им доверить наставление детей в вере? Какое это таинство будет, если никто не верит? Кому это таинство преподается? Кто будет за слова присяги Богу отвечать, если с самого начала в ответ на вопрос священника к крестным и к родителям "И веруешь ли Ему?" они будут врать? И говорить "верую Ему как Царю и Богу", а при этом не верить. Что это за таинство, в котором заложена ложь?

– То есть такое таинство считается недействительным?

– Надо понимать, что Крещение – это не какой-то магический обряд. Это встреча человека с Богом и ответ Бога на веру человека, на его открытое сердце. Это действие Духа Святого, преображающего этого человека в его личном стремлении к Богу.

Крестить ребенка, когда нет никакой надежды на его христианское воспитание, – это все равно, что исповедоваться без малейшего желания покаяния и исправления. Кому нужна такая исповедь? Что мы получим в результате? За 20 лет религиозной свободы мы покрестили большую часть нашего российского населения, которое благополучно сейчас может пинать Матерь-Церковь и плевать на Нее со своей колокольни...

Караул! Позвали быть крестным...

– Если случилось, что ты уже крестный и только постфактум осознал всю серьезность этого. Как поступать? Скажем, "воевать" с родителями, которые ни в какую не хотят причащать своего ребенка – твоего восприемника?..

– Один раз "повоюешь", а потом родители просто тебя не подпустят к ребенку. И останется за него только молиться в течение всей своей жизни. Впрочем, так часто и бывает.

На самом деле, инициатива эта должна исходить не от крестных, а от родителей: родители должны приглашать крестных к себе домой, давать им возможность общаться с детьми, водить их в храм. Иначе это будет навязывание себя, что некрасиво и нехорошо: как крестник будет верить своему крестному, если родители того не пускают на порог?

– Другими словами, с самого начала это необходимо оговаривать?

– С самого начала родители должны понимать, что, когда они просят кого-то быть крестным, они приглашают его в свою семью, завязывают родственные отношения. В большинстве случаев, к сожалению, ни родители, ни крестные этого не понимают. Потому я и говорю, что институт восприемников сейчас фактически лишен смысла.

– Если все же есть, из кого выбирать, каков критерий?

– Критерий тот же: православный, верующий человек, духовно близкий к этой семье – родной, друг, родственник, человек, разделяющий ваши взгляды, для которого ваш дом открыт.

Для взрослого тут проще: взрослый может сам себе выбрать крестного. Вот приходит человек в Церковь, начинает готовиться к крещению, проходит долгий путь катехизации – несколько месяцев. За это время он может познакомиться с кем-то из прихода, между ними налаживаются отношения, и один ведет другого, передает ему часть своей веры, своего опыта. Ты можешь позвонить ему и спросить: "А как мне к Причастию готовиться? А что мне сейчас делать?"

Сейчас считается, что взрослому крестный не нужен – дескать, сам не дурак. Это не так. Потому что сегодня человеку со стороны войти в Церковь очень тяжело. Церковь, к величайшему сожалению, сейчас настолько закрыта для мира, такие преграды ставит людям внешним... Люди очень напуганы: им страшно, что в храме их отругают, что они не так себя поведут, что на них возложат "бремена неудобоносимые", что вообще они там ничего не поймут и окажутся чужими. Им нужен посредник, который бы их провел в Церковь – хороший, настоящий христианин, который будет с ними по-доброму разговаривать, спокойно им объяснять какие-то вещи, поддержит их в трудную минуту, защитит от какой-нибудь злой старушки. Он свой, он рядом, – понимаете?

А младенцев надо крестить только у верующих родителей или у тех, которые хотя бы готовы на этот путь становиться, тогда и у них появится возможность выбрать хороших крестных.

Родные Богу

– Как бы Вы объяснили людям, пока далеким от Церкви, смысл Таинства Крещения простыми словами?

– В Крещении человек рождается в Боге, как Его дитя. Он непостижимым образом становится родным Богу. А родным – это значит родным до конца. Вот от своих родителей мы воспринимает их плоть и кровь, а также их мировосприятие, язык, на котором они говорят, – так и здесь: когда человек рождается в Боге, он воспринимает от своего Отца все самое главное. И взгляд на мир, и жизнь – такую, какую заповедал Бог.

Так что крещение – это не какой-то особый статус человека, вдруг наделенного некими особенными преференциями. Совершенно нет! Это крест, который дает Христос. И, прежде всего, это готовность жить по Евангелию.

– Можно ли крестить ребенка по тем соображениям, что он с младенческих лет получит возможность причащаться?

– Причастие – это не таблетка, не магический акт, оно не является чем-то таким, что можно впихнуть, всунуть человеку, как соску. Я много раз видел эту неутешительную картину: когда родители в храм не ходят, живут совершенно безобразной жизнью, а бедные бабушки и крестные пытаются отбивающегося ребеночка причащать. Он воспитывается своими родителями в совершенно ином ключе, и, хотят они того или нет, их собственное бытие, мировосприятие в него вливается... и вдруг его приносят в Церковь, чтобы причастить! Этот мир ему уже чужд, он уже отбивается от него. Поэтому причащаться ребенку лучше вместе с родителями.

– Страх смерти может быть аргументом, чтобы крестить и причащать ребенка из неверующей или невоцерковленной семьи?

– Человек в состоянии болезни, опасности должен быть крещен немедленно.

– Но если крещение – не магический обряд, то в чем смысл такого экстремального крещения – ради страха смерти?

– В уповании на милость Божью.

В житии Амвросия Медиоланского упоминается такой эпизод: его еще не крещенный брат Сатир попал в шторм, и, терпя кораблекрушение, из страха привязал себе к шее Святые Дары и бросился в море, надеясь на Бога. Он спасся. Его спасла его вера, хотя для ее проявления понадобилась вот такая экстремальная ситуация...

Понимаете, какая штука: если родители о смерти думают, если они понимают, что и их дети, и сами-то могут умереть в любой момент и предстать на суд Божий... значит они уже недалеко от Церкви. А самое малое упование на Бога – пусть с горчичное зерно – это уже определенное исповедание веры. То же касается бабушек, тайно крестивших своих внуков, хотя те воспитывались у родителей-атеистов: это надежда на бесконечную милость Божью. А вот когда такие внуки вырастают и уже сознательно приходят ко Христу, Таинство наполняется содержанием, исполняется, считается завершенным, я считаю.

Имя, "раскрещение" и Ангел-хранитель

– Обычно принято считать, что лучше всего крестить младенцев на 40-й день. Это жесткое правило?

– Это только традиция. Христа на 40-й день по иудейскому обычаю принесли в храм посвятить Богу. В ветхозаветные времена ребенка приносили в храм именно через 40 дней после рождения, когда проходили дни очищения женщины после родов.

– Иногда крестят в 3-4 года – чтобы ребенок не капризничал, не дрыгал ногами-руками, хоть что-то уже понимал. В этом есть смысл?

– Во-первых, как раз в этом-то возрасте дети капризничают больше всего, а объяснить им еще ничего нельзя. Во-вторых, при такой логике зачем ждать 3-4 года? Надо подождать, пока ребенку исполнится 18 лет и он сам решит, идти ему в Церковь или не идти! Я думаю, если семья верующая, родители – воцерковленные люди, они вряд ли таким аргументом будут пользоваться. Что же – самим причащаться, а ребенка дома оставлять?

– А в 18 лет случается, у крещенного во младенчестве возникает желание "раскреститься". Мол, выбор тогда сделали за меня, а я с этим выбором не согласен...

– Раскреститься невозможно. Таинство – это не игрушки.

Зачастую такие протестные настроения бывают у детей, которые воспитывались в "новоцерковных" семьях. Вот есть "новые русские", а есть категория "новоцерковных" людей. Это все мы – люди, которые стали христианами за последние 20 лет и попытались "оттянуться" на своих собственных детях. Переборщили с "воспитанием в вере"...

– Другой протест: человеку категорически не нравится имя, с которым его крестили. Он может его сменить?

– У человека, как вы знаете, может быть много разных имен. Вот нашего Патриарха зовут Кирилл – это его монашеское имя, а в крещении он Владимир. Человек может в крещении иметь одно имя, в иночестве – другое, в мантийном монашестве – третье, в схиме – четвертое.

Сейчас довольно часто бывает, что человека в детстве крестили под одним именем, а живет он совершенно под другим. По паспорту – одно, в Церкви – другое. В этом нет ничего дурного.

– Допустим, мы заглядываем в святцы, смотрим на день, в который родился ребенок, а там – Дормидонт, Мамант, Гервасий, Протасий... Ничего нам не нравится! Обязательно ли строго привязывать имя ребенка к святцам?

– По святцам крестили, в основном, только в Русской Православной Церкви. Я не видел, чтоб так серьезно относились к святцам в другим поместных церквах. В Греции, Сербии, Болгарии каких только имен не услышишь! А в Сербии святой покровитель – не тот, чье имя ты носишь, а покровитель рода: человек может называться Милорадом, а праздновать именины на день памяти святого Николая.

У нас же во многих храмах бабушки ни за что не примут записку с именем не из святцев, поэтому, например, бедные грузины или болгары очень могут "пострадать".

Все это – из разряда традиций: такие правила не являются обязательными и жесткими, это не каноны.

– Святой, в честь которого крестят человека, какое отношение имеет к крещаемому?

– Считается, что это его небесный покровитель, к которому человек обращается в молитве; особенно близкий ему святой. И мне кажется, что жизнь этого святого каким-то образом может являться примером, каким-то указанием человеку в пути.

– Почему же именины называются Днем ангела, а не Днем святого?

– Потому что мы считаем наших небесных покровителей земными ангелами и небесными человеками. Они уже в Царствии Небесном пребывают, как ангелы, и служение их подобно ангельскому. Так что с ангелом-хранителем именины не связаны.

– Кстати, вспомнился еще один аргумент в пользу крещения детей в неверующих семьях: говорят, ангел-хранитель появляется у человека в момент этого Таинства, а, значит, будет его охранять всю жизнь...

– А бес будет его искушать... Евангелие говорит, что у каждого человека в мире есть ангел-хранитель – каждый человек в этом мире храним Богом, храним ангелами. Просто, я думаю, Крещение дает возможность особенно глубокого и серьезного общения человека и ангела; возможность ангелу вести человека ко спасению, оберегать его и наставлять. Человек становится способен к некоему духовному слышанию, духовному разговору со своим небесным покровителем. И заметьте, опять же, это не оберег, не заговор какой-то: "я крестился – теперь давай-ка охраняй меня". Это живые отношения. Человека и его ангела, человека и святого... Человека и Бога.

Смерть! Никто из людей еще не смог убежать от нее. Современный мир все же предпринимает некоторые попытки удовлетворить желание человека хотя бы на некоторое время отодвинуть смерть. Разнообразные антивозрастные программы, омоложение организма, пластическая хирургия — вливание в сознание общества информации о том, что человек должен уже здесь и сейчас получать удовольствие и при этом забыть о смерти, или, по крайней мере, пытаться сделать вид, что ее нет. Общество как бы говорит: «Да, люди умирают, но тебя это не коснется, ты не имеешь к этому никакого отношения, живи так, как жил раньше».
Как на уроки к смерти, мы приходим на отпевание наших родственников

Церковь взывает об обратном, вопрос смерти касается нас непосредственно. В Священном Писании мы читаем: «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 8:39). Так преподобный Серафим Саровский для постоянного памятования о смерти на некотором этапе своего подвига спал во гробе, сделанном собственноручно.

Смерть предстает пред нами неким учителем, и зачастую, как на уроки к ней, мы приходим на отпевание наших родственников. Память о почивших делает нас более ответственными перед ними и Богом, а точнее – за них перед Богом. Так преподобный Ефрем Сирин взывает: «Когда стоите на молитве, поминайте и меня с собою. Прошу возлюбленных моих, заклинаю знающих меня: помолитесь обо мне с таким же сокрушением, с каким я заклинаю вас». Наши родственники также взывают к нам помолиться о них. Как мы можем пренебречь их просьбами, тем более в те дни, когда Церковь установила особо молиться об умерших. Одним из таких дней является Димитриевская родительская суббота.
Почему Церковь молится об усопших именно в Димитриевскую субботу?

Этот день связан с именем святого великого князя Дмитрия Донского (1350- 1389) и его победой в Куликовской битве против монголо-татар во главе с Мамаем (1380). Летописцы повествуют, что после молебна об успехе предстоящего похода преподобный Сергий Родонежский благословил князя Димитрия на подвиг и по его просьбе послал с ним двух иноков своего монастыря – Пересвета и Ослябу. Благословение имело огромное значение для поддержания воинского духа. Князь одержал победу, но в ходе битвы погибло много воинов, в том числе, и инок Пересвет, который сыграл огромную роль в исходе битвы.

После победы князь пробыл три недели в Троицком монастыре, вознося благодарственные и заупокойные молитвы о погибших на поле боя. Впоследствии князем был установлен особый день поминовения погибших воинов, а именно в субботу, предшествующую дню его небесного покровителя – великомученика Димитрия Солунского (память 8 ноября по новому стилю).

Со временем в этот день православные стали поминать не только воинов, но и всех умерших предков, этот день станет днем всеобщего поминовения усопших.
Зачем быть в храме в этот день?

Сегодня Церковь призывает трезво посмотреть на свою жизнь сквозь призму жизней наших родственников. Но не только посмотреть, но и сделать правильные выводы. Апостол Павел говорит в послании к Фессалоникийцам: я расскажу вам, «чтобы вы знали об умерших и не скорбели, как прочие не имеющие надежды» (4:13). Кто же эти прочие, которые не имеют надежды?

Надежду имеет тот, кто живет с Богом и умирает для Бога, а о «прочих» апостол говорит, что они спят (Фес. 5:6), то есть, они спят духовно, не бодрствуют и не трезвятся, одним словом, не живут со Христом, поэтому и не имеют надежды на жизнь вечную с Ним.

Церковь учит, что только после Второго Пришествия Иисуса Христа и Всеобщего Суда души вместе с телами окончательно получат или венец славы, или наказание. До этого времени души усопших праведников не получают совершенной награды, так же, как и души осужденных не претерпевают совершенного наказания. Поэтому наша христианская обязанность молиться за наших усопших, поступая так, мы можем облегчить окончательную участь некоторым из них.

Придя в храм в этот день помолиться о наших предках, мы прибавляем нашу горящую свечу к общему пучку, который начинает гореть еще сильнее.   «Помни, что молитва об умерших сильна общностью – тем, что идет от лица всей Церкви. Церковь дышит молитвою. Но как в естественном порядке, при беременности, мать дышит, а сила дыхания переходит и на дитя, так и в благодатном порядке – Церковь дышит общей молитвой всех, а сила молитвы переходит и на усопших, содержимых в лоне Церкви, которая слагается из живых и умерших, воюющих и торжествующих. Не поленись же на всякой молитве усердно поминать всех отшедших отец и братий наших. Это будет от тебя им милостыня» (святитель Феофан Затворник). А у преподобного Серафима Саровского, мы находим как бы дополнение: «Не будет там милости, не сотворившим здесь милости».

И мы верим, что Господь услышит наши молитвы, потому что Он никому не хочет погибели, но спасения. Всем…

   Утром я, как и все, спешу на работу — не совсем проснувшись, но весьма целеустремленно. Попадая в центр города, прохожу мимо юношей и девушек, стоящих с охапкой рекламных листовок, и машинально беру протянутые афиши и визитки. Как правило, выбрасываю, не читая, но порой просматриваю — вдруг что-то интересное или полезное попадется? И вот однажды глаз «зацепился» за весьма занятное объявление — организаторы приглашали на семинар очередной религиозной секты.

Вчитываюсь в текст — и во мне медленно закипает возмущение от слов: «Библия содержит множество секретов и тайн. Читая эту книгу, многие находят там слово для исцеления от болезней, освобождения от какой-либо зависимости, как разбогатеть и стать успешным». Помилуйте, что за бред вы несете? Или у вас свое собственное, не известное широким массам издание Священного Писания? Я неоднократно читала главную книгу христиан и могу заверить — там ничего не сказано о материальных благах, наоборот. Как же знаменитое «Скорее верблюд пролезет в игольное ушко, чем богатый войдет в Царствие небесное»? Как Ветхий, так и Новый заветы написаны церковнославянским языком, многим сегодня непонятным, да и в принципе разобраться в истинных смыслах фраз Библии могут только люди, глубоко просвещенные, всю жизнь посвятившие церкви и Богу. Чем и пользуются так называемые «проповедники», коих развелось немеряно. Надергают цитат и толкуют их, как им выгодно, смущая умы простых людей и завлекая в свои сектантские сети.

На любой вкус и цвет

Так сложилось, что человеку необходима вера. Когда-то вопрос «Во что верить?» у нашего народа не возникал — поначалу славян объединяло язычество, после крещения Руси православие стало основой жизни каждого, более того — основой самого государства. Религия была на всех одна, и у людей не возникало и тени сомнений в ее правильности. Советская власть перечеркнула тысячелетнюю историю Руси, выдавив по капле из народа «опиум». На долгие годы мы оказались заброшенными, лишенными знаний и веры. СССР распался, демократия принесла свободу вероисповедания, и люди вновь кинулись на поиски божественного, чтобы наполнить жизнь смыслом. Вот только многовековая культура утрачена, а современный мир предлагает сумасшедшее разнообразие культов — и во многом гораздо более удобных, чем православие, что и прельщает народ, желающий «спас­тись» быстро и без особых усилий.

Легкие деньги

Мормоны, баптисты, саентологи, евангелисты заполонили мир. Список можно продолжать до бесконечности (кстати, большинство из них пришло к нам с Запада). В чем же причина возникновения целого роя разнообразных течений? Ответ прост — бизнес. Секта — отличный способ зарабатывать деньги, и, поверьте, «пастыри» высшего звена катаются, как сыр в масле. Здесь из фанатичных последователей вытягивают деньги, недвижимость, любое имущество — на благо церкви и во имя спасения. Доверчивые простаки оформляют дарственные и регулярно носят «десятину», а верхушка жиреет, открывает свой бизнес, откладывает на старость. Например, на сайте «Новой жизни» открыто указываются банковские реквизиты, причем для валютного счета — «Если в вашем сердце возникло желание помочь церкви». А церковь саентологии регулярно получает миллионы от ярых звездных приверженцев — последователями Рона Хаббарда стали Том Круз и Джон Траволта, актрисы Мими Роджерс и Кирсти Аллен, жена Элвиса Пресли Присцилла и его дочь Лиза-Мари, список можно продолжать. У этой секты есть даже специальная программа вовлечения знаменитостей. При этом — задумайтесь — в Германии организация поставлена под надзор полиции, а во Франции — названа самой опасной из сект.

Есть и второй вид — неистовые фанатики, одержимые идеями Апокалипсиса, греховности и спасения избранных. История, увы, знает случаи, когда целые селения приносили себя в жертву на алтарь веры, устраивая самосожжения, принимая яды или избирая другие способы само­убийства.

В зоне риска?

Кто обычно становится легкой добычей лжесвященников? Люди одинокие, обремененные массой проблем, желающие обрести семью и поддержку, недовольные жизнью. Причем совсем необязательно они при этом бедны — основоположников очередной секты трудно заподозрить в альтруизме, денежки качать из последователей научились. Эта категория — лакомый кусочек для проповедников. Ласковыми словами, открытием сокровенной истины бытия и прочей галиматьей они завлекают человека, впервые, быть может, почувствовавшего себя частью чего-то большего, приходящего снова и снова в «церковь» (как правило, арендованное здание мало похожее на храм). Однажды по семейным обстоятельствам я попала на такое заседание в небольшой каморке на улице Пушкина и спустя пару часов вышла совершенно ошалевшая. Песни под гитару с бредовыми текстами и зажигательной музыкой, люди, к концу проповеди орущие «Аминь», сотрясающиеся в экстазе, рыдающие, воющие… А чего стоят их выражения вроде «Святой дух — это высший кайф»? После того, как пастор заявил мне: «Сегодня ты пришла к нам, и теперь ты спасена. Что бы ни случилось, тебя ждет вечная жизнь», мне захотелось покрутить пальцем у виска и сбежать. Все упорно желают получить прощение грехов и спасение души на блюдечке с голубой каемочкой, не понимая, что это — тяжелый каждодневный труд. И распевание песен под гитару про Иисуса — отнюдь не залог райской жизни. Кстати, насчет пения — тихо музицировать сектанты не умеют, их слышно издалека. Моя коллега рассказывала, как одно время подобные собрания проходили в соседнем с ее квартирой помещении — дома невозможно было находиться от криков и воплей.

Реклама — двигатель… веры

Еще одна причина, по которой народ все чаще устремляется в омут псевдорелигий, — грамотная реклама. Вербовочная машина работает, как отлаженный механизм, в чести принцип «пришел сам — приведи друга», хождение по квартирам с литературой и прочие уловки. Православию же подобные схемы не нужны, люди сами обращаются в лоно церкви, когда подходит их время. Здесь не навязывают веру с помощью сладких обещаний, кажущейся простоты и концертов — говорят лишь правду о тяжелом, тернистом пути, длящемся до самой смерти и ведущем к Царствию небесному.

Лично мне очень тяжело осознавать, что миллионы «ведутся» на удочку сектантов — возможно, потому, что много лет назад в мои руки попала отличная книга, раскрывшая глаза на истинное лицо религий-однодневок, коммерческих проектов. Теперь фразы о немедленном спасении, успехе и богатстве вызывают в лучшем случае смех, чаще — негодование. Тем временем ежедневно последователей различных вероучений становится все больше — потому что пустоту в душе нужно заполнять, и лжепастыри отлично наловчились это делать.

«Канули в Лету» годы горбачевской перестройки и ельцинского распада СССР, когда в открывшиеся шлюзы свободы полились обильные финансовые потоки на восстановление церковных святынь и обустройство церковной жизни. Что греха таить, не с честью мы вышли из тех времен.

За эти годы «предпринимателей в рясах» появилось, на мой субъективный взгляд, больше, чем пастырей добрых, полагающих душу свою за овец. Молодежь, не получив должного церковного воспитания и кое-как «отсидев» в Семинарии, ринулась в городские приходы в надежде на хорошее пропитание. Да и сама иерархия больше поощряла предприимчивых священников, поставивших на коммерческий поток торговлю Таинствами и прочие варианты «церковной» коммерции. От этого безобразия немало людей, чувствующих фальшь такой «религиозности», отпало от Церкви и оказалось в сектах. В этом тоже виновны мы, священники и архиереи.

В религиозной жизни (как и вообще во всей жизнедеятельности человека) присутствуют два аспекта: мысль и чувство. Чувство нередко выступает первым (особенно у тех, кто не обучен разгадывать логические шарады, т.е. у простолюдинов). Среди ушедших в секты было немало тех, кто имел чуткое сердце, соблазнившееся нашим отнюдь не апостольским образом жизни. Теперь любое слово из наших уст (каким бы оно ни было разумным) теряет свою силу для таких людей. Они не верят нам. Еще Ориген в предисловии к своей апологии «Против Цельса» писал, что «христианство не доказывают, а показывают». То, что мы показали ищущим Бога, повергло их в шок.

Оставшиеся же в Церкви разделились на два неравных лагеря. В большинстве остались те, кто либо наведывается в храм «от случая к случаю», а чаще – «по случаю», когда «жареный петух клюнул»; либо застрял в грубом языческом обрядоверии, повторяя, как языческую мантру, слова: «Мы православные, с нами Бог, и Он всё нам простит, особенно когда мы грешим против неверующих».

К таким «верующим» еще через пророка Иеремию Бог обратился со словами: «Не надейтесь на обманчивые слова: "здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень". Но если совсем исправите пути ваши и деяния ваши, если будете верно производить суд между человеком и соперником его, не будете притеснять иноземца, сироты и вдовы, и проливать невинной крови на месте сем, и не пойдете во след иных богов на беду себе, – то Я оставлю вас жить на месте сем, на этой земле, которую дал отцам вашим в роды родов. Вот, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы. Как! вы крадете, убиваете и прелюбодействуете, и клянетесь во лжи и кадите Ваалу, и ходите во след иных богов, которых вы не знаете, и потом приходите и становитесь пред лицем Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: "мы спасены", чтобы впредь делать все эти мерзости. Не сделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое? Вот, Я видел это, говорит Господь. Пойдите же на место Мое в Силом, где Я прежде назначил пребывать имени Моему, и посмотрите, что сделал Я с ним за нечестие народа Моего Израиля. И ныне, так как вы делаете все эти дела, говорит Господь, и Я говорил вам с раннего утра, а вы не слушали, и звал вас, а вы не отвечали, – то Я так же поступлю с домом [сим], над которым наречено имя Мое, на который вы надеетесь, и с местом, которое Я дал вам и отцам вашим, как поступил с Силомом. И отвергну вас от лица Моего, как отверг всех братьев ваших, все семя Ефремово» (Иер. 7:4–15).

А ведь вся постсоветская «духовность» на 80% состоит из реставрации храмов «любыми путями и на любые средства», добытыми путем «откатов», «коммерциизации Таинств» и т.п. Не про нас ли сказаны эти слова Господа через пророка? Ведь именно мы считаем «православными» тех, кто сегодня живет по язычески, зато отчисляет пожертвования из не всегда честных доходов на содержание наших соборов.

В меньшинстве же среди нас остаются те, кого можно действительно назвать сознательными христианами со здоровой религиозностью.

К середине 2000-х стезя церковная резко сузилась. Предоставленными прежде возможностями мы не воспользовались, а если и воспользовались, то не во благо Церкви. Что поделать, время нами упущено, и до сего дня мы не создали «православного Ватикана» с развитой структурой взаимопомощи, с обязательным качественным образованием духовенства. Значит, нужно учиться существовать в тех условиях, в которых сегодня мы с вами оказались.

Возможно ли консолидировать церковные силы и финансовые средства так, чтобы КПД был максимальным, а расход минимальным? Я уверен, что возможно. Но для этого нам потребуется «многое поменять», начиная, прежде всего, с самих себя, со своей психологии, со своего сознания. И если уж кому необходимо помнить, что греческое слово «метанойя» (обычно переводимое как «покаяние») дословно означает «перемену сознания», то это нам.

Сознание у каждого члена Церкви (от Патриарха до простого мирянина, несущего послушание церковного дворника) должно быть, во-первых, жертвенным, а во-вторых, ответственным. Каждый должен понимать, что «если этого не сделаю я, этого не сделает никто», и каждый должен научиться жертвовать своим (не только финансовым состоянием, но и временем, силами, вниманием) ради служения Церкви.

Если такая перемена сознания хотя бы наметится в нашем «церковном обществе», можно будет творчески подойти к следующим вопросам.

1. Культ. Ни для кого не секрет, что наш культ требует очень больших затрат. Шикарные облачения, дорогостоящие росписи храмов, многотонные иконостасы, увесистые митры с различными «крестами с камнями» – все это источник доходов только для швейных мастерских и заводов типа «Софрино», для приходов же это источник расходов. А если учесть еще, что уже и автомобили стали «распределяться по рангам», то будущее нашей церковной жизни видится мне весьма печальным.

Автор этих строк (вместе с другими священниками) как-то оказался в одной компании с протестантами, и мне было стыдно за нас всех. Когда речь зашла о реальном служении, мои собратья начали говорить о том, что у нас не хватает денег на колокол и подсвечники. Выяснилось, что на один маленький приход (уже после завершения строительства и частичного его обустройства) нужна сумма в 70 000 гривен. На что протестанты ответили: «А у нас на обустройство нашего молитвенного здания ушло всего 15 000 гривен. На коммунальные у нас зимой уходит от 1-й тысячи до 2-х, а летом вообще копейки. Зато мы напечатали брошюрки о Христе, типа кратких катехизисов, и бесплатно раздаем их в больницах вместе с Евангелиями, а также оплачиваем в онкодиспансерах работу санитарок для тяжелобольных, за которых некому заплатить. Они, познав через это любовь Христа, тоже стали христианами». Естественно, не православными, а протестантами.

И я почему-то уверен, что если бы среди нас появился апостол Павел, то он не только протестантов поругал бы за отвержение Таинств и разные ереси, но еще и нас пристыдил бы за наше культовое фарисейство, ведь «время начаться суду с дома Божия» (1Пет. 4:17). Я так же твердо уверен, что если бы апостолы решились, отправляясь в путешествие, вести за собой «карету с культовым скарбом», да еще и организовали бы сопровождение иподиаконов с «преднесением крестов и трикириев», с постоянными возглашениями «ис полла», то их миссия провалилась бы.

Хочу сразу оговориться. Я не противник византийского богослужебного культа, не противник золотого убранства в храме, не противник мозаик и фресок (стоимостью по миллиону гривен каждая). Но не во время боя пишутся полотна Шишкина и не под грохот канонады создаются симфонии Бетховена.

Сейчас наш народ переживает нелегкое время финансовых и моральных потрясений, и тратить ресурсы на наряды и убранства (даже если это священные наряды и убранства) в такое время для нас совсем не этично. Если мы хотим научиться жить в стесненных условиях, при этом сохраняя чувство собственного достоинства, нам следует поучиться как у современных римо-католиков, так и у греков. Мы давно затмили их своей помпезностью.

Как-то во время беседы с одним епископом Элладской Архиепископии я услышал его удивление нашим богослужением: «Почему у вас на архиерейском богослужении столько суеты? Она мешает молиться! Эти мальчишки с орлецами все время бегают и подбрасывают тряпки то под одну ногу, то под другую. Да лучше бы они молились! А этот отрок с посохом всю службу, как часовой, стоит. Зачем?» Когда представитель нашей Церкви ответил ему, что это для торжественности, греческий архиерей заключил: «Вот, мы тоже так делали, а потом пришли турки!» К сожалению, катаклизмы советского прошлого нас еще ничему не научили.

2. Административные расходы. «Византийский» характер нашего церемониала по современным меркам оказывается совсем не дешевым. Приезд епархиальных архиереев (а то и вышестоящих иерархов) является дополнительной «статьей расходов». В некоторых епархиях управляющие епископы с пониманием относятся к тому, что им и их свите не дают «конвертики в карманы» и не накладывают сумки горой. Но так обстоят дела не во всех епархиях, и священники выражают друг другу «соболезнования» по случаю визита «высоких гостей».

Сюда же относится содержание «представительских» автомобилей и епархиальных администраций. Здание любого епархиального управления хоть в России, хоть в Украине смело поспорит со скромным зданием администрации восточных Патриархов (Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского). Кафедральные соборы некоторых епархий «тянут» только на оплату коммунальных услуг в зимнее время от 50 000 гривен и выше.

Смешно смотрится вошедшая в моду «архиерейская традиция» одаривать в день праздника друг друга панагиями или крестами с украшениями (каждая такая ювелирная вещица, пусть и сделанная из латуни и стекла, стоит в пределах от 600$ и выше). Несомненно, если речь идет о новой епархии или новом приходе, можно сделать подарок настоятелю или молодому епископу. Но как объяснить, что каждый Архиерейский Собор в Москве и Киеве заканчивается дарением его участникам панагий с дарственными надписями на обороте? Неужели Москве или Киеву некуда деньги потратить?

Эту же моду взяли теперь епархиальные архиереи. Приглашая на свой личный юбилей или на епархиальный праздник, обязательно одаривают приехавших епископов панагиями. Сами епископы уже не на шутку озадачены: панагий собралось столько, что даже если служить ежедневно, придется дважды менять панагию, чтобы каждую надеть хоть раз в году. Какой смысл в этом гламуре?

3. Организация приходов. Большинство приходов в любой епархии (за исключением Киевской, Московской городской, Санкт-Петербургской) – это села. Села же сегодня находятся в плачевном состоянии. Село, житница города, оказалось забыто городом. Во многих селах (особенно в Восточной Украине, а также в средней полосе России) храмы либо вовсе отсутствуют, либо находятся в полуразрушенном состоянии и требуют немалых ресурсов на восстановление.

И вот епископы посылают в такие села вчерашних семинаристов, без опыта сельской жизни, без знания экономических и хозяйственных основ села. Священник либо бывает в своем селе наездами, либо сходу покупает там дом и сам превращается в «обычного селянина», утопая в бытовых проблемах, связанных не только с храмом, но и с собственной жизнью. В селе можно прокормить семью, только если ты сам – «как все» – от зари до заката трудишься на земле. В Восточной Украине организовать приход в селе трудно еще и из-за мощного антирелигиозного прошлого. Отцы и деды сегодняшних селян разрушали храмы, и привить им религиозность – дело не одного дня.

Существует еще более ошибочный путь, по которому идут некоторые иерархи, рукополагая в сан священства «местного жителя» безо всякого богословского образования, вчерашнего тракториста или свинопаса. Даже страшно вспоминать, с чем приходится сталкиваться в таких приходах.

Что в итоге мы имеем? Либо приходы, существующие «для галочки» в отчетной ведомости, либо образуются приходские секты, ячейки будущего раскола, пропитанные суевериями и язычеством. Ни о каком религиозном возрождении не может быть и речи.

Что же предлагает автор этих строк? Во-первых, сельские приходы, в которых нет храмов (или храмы в разрушенном состоянии, или храм имеется, но село уже не в состоянии его содержать) необходимо приписать к городу, а настоятелями этих храмов должны стать благочинные, которые и должны брать на себя все административные вопросы (регистрации общин и т.д.). Либо же дать таким приходам статус епархиальных (или монастырских) подворий.

Если храма нет, то организуется встреча благочинного с представителями сельской администрации и общественности, в селе выделяется брошенный дом (увы, таких в наших селах не мало), назначается староста из среды селян, ответственный за содержание и уборку здания. Там обустраивается скромная домовая церквушка. Раз в 2–3 недели священник епархиального собора или храма благочиния (или монастыря) отправляется в приход в командировку. При этом священнику вменяется в обязанность вести просветительскую деятельность (епархия берет расходы на просветительскую литературу, крестики, молитвенники), посещать прихожан по домам, вникать в их нужды и позволять каждому индивидуальное общение с собою, оказывая нуждающимся и социальную помощь. Городской священник, который окормляет ряд сельских приходов (не становясь настоятелем), ищет в городе спонсоров и благотворителей на «свое село», на литературу, иконы и даже на гуманитарную помощь для селян. И лишь со временем, организовав жизнь в приходе, священник (если сам того пожелает) может вместе с семьей переехать в село, став настоятелем сельского храма. К тому же хорошо бы священнику иметь еще и светское высшее образование гуманитарной направленности (философия, педагогика, история), что позволит ему участвовать в интеллектуальной жизни города.

Во-вторых, в жестком порядке прекратить торговлю таинствами и Крещение «с улицы», без серьезного оглашения. Если мы хотим сохранить нашу Церковь, то должны думать, прежде всего, о религиозном ее состоянии. Не будет здоровой общины «христианской семьи» – не будет и прихода. Приход же, превратившийся в проходной двор или в «бюро ритуальных услуг», обречен.

Полноценный сельский приход по необходимости должен иметь свое хозяйство. Речь идет не о личном хозяйстве священника, а о приходском подворье. Религиозное возрождение села идет рука об руку с возрождением села как такового. Приходское подворье станет местом трудоустройства безработных селян, а также примером того, как христиане могут вести свое хозяйство, не впадая в типичные для селян грехи: матерщину, пьянство, неряшливость. Сельские подворья позволят решить вопрос снабжения городских приходов продовольствием. Епархиальные налоги с таких приходов могут взиматься не деньгами, а продуктами питания.

4. Церковный Банк с перераспределением средств. Идея «Церковного Банка» впервые была озвучена еще при избрании Патриархом Алексия II. Ватикан давно имеет свой Банк, а в России или в Украине создание такого Банка еще необходимее. Банк Ватикана держит свою государственную валюту, а епархии, за пределами независимого папского государства, вынуждены хранить деньги в местных банках. В нашем же случае создание единой финансовой базы всех епархий, находящихся на территории Украины, дает возможность обеспечить счетами каждый приход. Причем, если принять вариант перераспределения средств, то благосостояние сельских приходов можно считать обеспеченным.

Что такое перераспределение средств? Каждый приход составляет свою смету, причем, смету предлагает специальная комиссия, а утверждает (одобряет) сам настоятель. Эта смета вносится в данные храма на счет. И вот, к примеру, Святогорская Лавра будет иметь смету в 10 миллионов гривен на полугодие, а реально на счету ее окажется за полгода 50 миллионов. 40 миллионов гривен будут «перераспределены» на те приходы, которые по смете имеют больше миллиона, а реально на счету – 10 гривен. При этом получивший средства настоятель должен будет отчитаться за использование оных. И если у настоятеля лично или у прихода имеется старенький «Запорожец», но проваливается купол или рушатся стены, то настоятель не сможет на эти деньги безнаказанно приобрести «для прихода» «старенькую Audi».

Однако каждый из нас понимает, что без реального чувства единства Церкви, без глубокой метанойи, это нереально, так как богатые приходы и монастыри этому воспротивятся. Пока каждый будет думать не о Церкви в целом, а только о «своей вотчине», указанное обновление невозможно.

5. Реставрация храмов. С одной стороны, «скупой два раза платит», с другой – неоправданная расточительность сегодня просто преступна. Существует две серьезные проблемы, с которыми сталкивается священник при реставрации храма. Во-первых, качество строительных материалов и качество выполнения работ подрядчиками. Во-вторых, внутреннее убранство храма. С первой проблемой вроде бы все понятно: священнику нужно все тщательно взвешивать, искать специалистов, пользоваться консультациями внешних, независимых экспертов. А вот вторая проблема – это уже вопрос вкуса (или его отсутствия) священника. Нередко автору этих строк приходится сталкиваться с тем, что храмы не расписаны, а размалеваны; «заказанные» иконы напоминают агитационные плакаты времен СССР; в храме отсутствует внутренняя гармония стиля, расположения икон, утвари.

Какой тут выход? Прежде всего, при отсутствии серьезных средств на качественную роспись или мозаику, выполняемую профессионалами, не следует весь храм завешивать «плакатами в рамках». Не следует делать слишком большие иконостасы. Достаточно сделать – на греческий манер – алтарную преграду в пол человеческого роста с одним ярусом икон. Заказать качественную компьютерную копию древней иконы посильно даже сельскому храму. Не следует делать иконостас из ДВП или ДСП, оклеенного иконами. На сложенную в пол кирпича алтарную преграду можно поместить два больших образа – Спаса и Пречистой. Врата центральные и боковые можно сделать «греческой калиткой». Смотреться будет прекрасно, аккуратно, приятно, но при этом будет намного дешевле. Пусть лучше стены храма будут чисто выбеленными, нежели завешанными бездарной мазней художника из сельского клуба. Отсутствие семисвечника, подсвечников и больших лампад не трагедия. Достаточно водрузить на престоле лампаду на высокой ножке (видную с храма) и пару свечей по бокам. В храме же в качестве подсвечников установить несколько ящиков с песком.

6. Строительство новых храмов. Одна из основных современных проблем церковного зодчества – это гигантомания. Епархии словно соревнуются между собой – у кого храм выше, у кого больше, у кого подвал глубже. Поддерживать порядок в храмах с высокими потолками нелегко, не говоря уже об отоплении. Опять же, обратимся к примеру греков. Вселенский Патриарх служит в храме, до потолка которого можно дотянуться вытянутым в руке патриаршим жезлом. Храмы низкие и уютные.

Вместо того чтобы строить один громадный кафедральный собор, разумнее построить по городу в каждом квартале по маленькой церквушке, при этом каждая из них будет считаться «кафедральной», а епископ будет по графику посещать каждую из них. Вместо больших паникадил можно по периметру расположить несколько бра, а хор размещать на балконах, у подножия же алтаря установить аналои для чтецов. Следует использовать акустическую систему древнего церковного зодчества, а также задействовать микрофоны. Необходимо поместить отдельно от алтаря ризницу и пономарку с жертвенником, а также в каждом храме иметь баптистерий для погружательного крещения взрослых (по возможности иметь подвальное помещение и там разместить баптистерий и церковный склад). «Церковный магазин» должен быть вне храма и закрываться на время богослужения. А в самом храме – и то, только в притворе – разместить свечной ящик (свечи, крестики, пожертвования, записки и просфоры). По образцу греческой Церкви расположить по периметру храма скамьи или стасидии. (Отчего у нас скамейки ассоциируются с католическим влиянием? Наличие седалищ – неотъемлемая часть интерьера древнего византийского храма.)

* * *

Необходимо внутреннее обновление иерархии и клира. Не станем напрасно убаюкивать свою совесть лозунгом о «неодолимости» Церкви вратами ада. Пали христианские империи, а вместе с ними и Церкви Христовы в Византии, Карфагене и в других землях. Просто может настать тот критический час, когда Хозяин виноградника (т.е. Церкви) увидит бесполезность виноградарей и навряд ли найдет для нас в нем место, передав виноградник иным виноградарям, которые будут приносить Ему плоды во время свое (Мф. 21:41).

   В сегодняшнем обществе отношение к добрачным связям и гражданскому браку абсолютно лояльное. Однако Церковь говорит, что блуд – смертный грех, такой же, как воровство или убийство. Воровство и убийство приносят страдание, а тут люди любят друг друга – возражает общество. Но Церковь почему-то упорно повторяет: один мужчина и одна женщина вместе навсегда, а прочее – грех. Почему?


Чувство долга и любовь

   По данным социологического опроса, проведенного в Твери, из тысячи респондентов разного возраста в пользу так называемого гражданского брака высказалось более 70 процентов молодежи, примерно 65 процентов людей среднего возраста и около 40 процентов пожилых людей. Аргументы приводились разные, в зависимости от возраста. Родители видят в такой форме отношений возможность для молодых "проверить себя, чтобы не пришлось скоропостижно разводиться". Молодежь стремится сохранить независимость и подлинность своего чувства, ведь, "кроме любви, в таком браке нас ничего не связывает". Вразрез общественному мнению идет лишь Церковь, по-прежнему считая нормальным браком венчанный союз, признавая гражданским браком брак, заключенный в загсе, и считая любое другое сожительство серьезным грехом. "Никаких изменений в этой позиции Церкви быть не может, потому что то, чему учат священники, есть учение Священного Писания, – говорит протоиерей Максим Первозванский, главный редактор молодежного журнала "Наследник", духовник Молодежного объединения "Молодая Русь". – Апостол Павел говорит: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни воры... Царства Божия не наследуют" (1 Кор. 6: 9-10). Если начать учить чему-то другому, будет утрачен критерий истинности, тогда мы должны будем признать, что Церковь тысячелетиями учила неправильно. Другое дело, что мы должны сделать церковные послания понятными современному человеку".

   Не только в христианстве, но и во многих других культурах брак представляет собой соответствующий обряд, когда два человека дают публичные обещания во взаимной верности и любви и затем устраивают брачный пир, на который, например, по византийскому законодательству вступающий в брак должен был пригласить не менее девяти соседей – таково было понимание публичности для той культуры.

   Публичные взаимные обязательства создают необходимые условия для развития отношений в браке. "Любовь, – продолжает отец Максим, – величина динамическая, она либо растет, либо умирает. Чувство долга – одно из важнейших условий роста любви, поэтому дело вовсе не в "штампике в паспорте". Когда человек публично произносит: теперь мы муж и жена, это значит, как говорится в одной протестантской формулировке: в радости и в горести, в здравии и в болезни, в богатстве и в бедности, доколе смерть не разлучит нас. Если же человек женится с мыслью, мол, ничего, поживу – разведусь, такой брак будет изначально обречен". Наша любовь к своим детям, к родителям объясняется, считает отец Максим, не столько абстрактным кровным родством, сколько фактической невозможностью их поменять. Вступая в брак, человек должен понимать, что это навсегда, тогда это создает необходимую основу для развития любви. Без взаимных обязательств любовь быстро сходит на нет.

Семья "понарошку"

   Нередко "гражданским браком" люди пытаются проверить свои чувства. Но можно ли, например, рулеткой проверить исправность будильника? Очевидно, что для этого нужен другой инструмент. Так и "гражданским браком" нельзя проверить то, что необходимо в браке реальном: способность жертвовать своими интересами, притираться друг к другу. "Можно, – говорит священник Илья Шугаев, настоятель храма Архангела Михаила г. Талдом, автор цикла бесед со старшеклассниками о семье и браке "Один раз на всю жизнь", – проверить хозяйственность, узнать привычки. Но в духовной жизни семьи личные привычки стоят на десятом месте. Если ты готов жертвовать собой ради другого, то любая разница в воспитании, в привычках – все становится преодолимо".

   К тому же чаще всего участники "гражданского брака" проверяют чувства своего партнера, а не свои. Один прихожанин, придя к вере, рассказывал отцу Илье о таких проверках: "Ты постоянно приглядываешься, ждешь: а ну-ка, какой еще фортель она выкинет? Ага, видишь, не помыла посуду. Но сам не становишься мыть: как же тогда она "испытается"? Кажется, что чем больше возникает искушений, тем тщательнее будет проверка". Поведение супругов в "гражданском" и реальном браке абсолютно разное. В браке при возникновении проблем возникает общее желание их преодолеть. В сожительстве каждый желает посмотреть, как с этим справится другой.

Количество вместо качества

   "Одно из безобразнейших событий нашего века, – говорит протоиерей Владислав Свешников, доктор богословия, настоятель храма Трех Святителей на Кулишках, – есть подмена слова "любовь". Сейчас говорят "заняться любовью", между тем как любовь во все времена означала переживание человеком ценности другого лица как образа Божия. Любовь – это готовность на любое жертвование ради своего избранника, а не психофизиологическое выражение. Поэтому блудники не живут любовью. Это было понятно еще в античные времена, потому что уже тогда существовала большая разница между женой и наложницей. Личность как образ Божий разрушается грехом, поэтому в блуде происходит разрушение личности".

   "...Всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела" (1 Кор. 6: 18). Сосудом для хранения, "вместилищем" Духа Святого называет человеческое тело апостол Павел, поэтому и призывает хранить его в "святости и чести, а не в страсти похотения". Невозможно, оскверняя тело, оставить чистым его содержимое – душу.

   Митрополит Сурожский Антоний в "Вопросах семьи и брака" говорит, что истинно любить можно только одного человека, а все другие люди входят в нейтральную категорию: это люди, это больше не мужчины и женщины. В браке, по словам владыки Антония, "открытие одного человека другим всегда имеет глубину духовного порядка". "Сначала мужчина и женщина дают обязательство верности и закрепляют это браком, возникает духовная связь, потом – телесная близость. Если наоборот, то семья будет уродливая – таков закон духовной жизни", – говорит отец Илья Шугаев.

   А если у людей есть опыт близостей с разными людьми? С духовной точки зрения в каждом "гражданском браке" человек оставляет частицу своего сердца. "Человек хотел соединиться телом, душою и духом вовсе не хотел, а получил все сразу, – продолжает отец Илья. – Телесную связь разорвать легко. Но духовная связь остается. Душа, оказывается, уже связана с другими людьми, и эти связи тянут ее, не дают ей свободы. Вот почему, когда впоследствии человек пытается вступить в настоящий брак, оказывается, что он уже не может любить свою жену всем сердцем. Часть его сердца всегда будет принадлежать кому-то другому. Неудивительно, если таким отношениям будет не хватать душевной наполненности".

   По этой же причине начинают переживать внутреннее опустошение и люди, часто меняющие партнеров, ищущие свою "настоящую любовь". Они пытаются количеством компенсировать качество отношений, что приводит к разным невротическим расстройствам, одно из которых – так называемый синдром Дон Жуана.

   "В церковном понимании блуд есть грех, а грех – это рана на душе, и если ее не лечить, то она будет постоянно кровоточить, – говорит отец Илья. – Но любой грех лечится покаянием, после которого на месте кровоточащей раны со временем останется лишь шрам".

Что мешает интеллигенту войти в Церковь? Причин может быть много самых разных. Одной из них, как ни странно, является сама же интеллигенция, только внутрицерковная.

Но для начала нужно договориться об употреблении терминов. Вот, например, одно из возможных определений интеллигенции:

"Интеллигенция – (от лат. intelligens – понимающий, мыслящий, разумный) – общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным творческим трудом, развитием и распространением культуры. Термин "И." введен писателем П.Д. Бобoрыкиным в 60-х гг. 19 в. и из русского перешел в другие языки. Интеллигенция неоднородна по своему составу и принадлежит или примыкает к различным общественным классам, интересы которых она осмысливает, обслуживает и выражает" (СЭС, 1990 г.).

Здесь следует различать интеллигенцию как принадлежность к интеллектуальному общественному слою от интеллигентности как состояния, образа жизни. Интеллигентность относится к интеллигенции примерно так же, как святость к церковности.

Не всякий образованный человек, занятый интеллектуальным трудом, интеллигентен, как не всякий церковный человек свят, если под интеллигентностью и под святостью подразумевать идеальные качества, характеризующие, соответственно, человека, живущего интеллектуальным трудом, и члена конкретной Церкви. Когда говорят про интеллигентного человека, то сразу естественно подразумевается, что он не злодей, не хам, не мошенник, не распущен в нравах и т.д.

Зато, помимо образованности, книжной начитанности и общего повышенного культурного уровня, что может характеризовать практически любого интеллигента с сословной точки зрения, безотносительно к его внутренней интеллигентности, за ним предполагаются порядочность, гуманность, честность (как интеллектуальная, так и бытовая), деликатность, воспитанность, вежливость, доброжелательность и т.д.

Соответственно, если вышеперечисленные качества свойственны кому-то, кто не обязательно занят интеллектуальным трудом, его легко можно назвать если и не интеллигентом, то интеллигентным (хотя часто это существительное и образуемое от него прилагательное имеют тот же смысл и взаимозаменяемы).

То же самое и с церковностью как внешней принадлежностью к храмовой жизни и церковностью как внутренним состоянием души, сходным со святостью. Святость не идеальное состояние, но ярко выраженная устремленность по пути к Царству Божию и правде его. Как и интеллигентность не есть непременная совокупность всех идеальных качеств для занятого творческим трудом, но непрестанная внутренняя работа по их развитию и умножению.

В таком случае святость и интеллигентность могут стать при определенных условиях синонимами. Святость может быть разной, поскольку различны дары Духа, и тогда интеллигентность может стать одним из ее видов – у человека, занятого творческим интеллектуальным трудом и при этом в лоне Церкви старающегося делиться вверенными ему от Бога талантами.

Впрочем, как сама интеллигентность возможна вне видимой принадлежности к интеллектуальному слою общества, так и святость возможна вне видимых границ Церкви. Некоторые придирчивые православные, как профессиональные богословы, так и любители, могут, конечно, возмутиться при такой мысли. Думаю, что напрасно. Ведь возможность видеть святость там, где ее подчас совсем не ждешь, это лишний повод к большему прославлению Бога, дивного во святых Своих!

Фото: Александр Сенников, photosight.ru

В современной российской церковности интеллигентов особенно не жалуют. И это при том, что в нынешней РПЦ интеллигенция представлена довольно неплохо – как сословие! Но вот интеллигентных людей в ней, действительно, будет маловато. Более того, никто так категорически не выступает против интеллигентов в Церкви, как сами же выходцы из интеллигенции!

Конечно, у многих тут сыграл свою роль неофитский пыл, при котором множество воцерковлявшихся людей так старалось порвать со своим прошлым, приняв этакую маску стилизованной упрощенности! Разумеется, тут внес свой вклад и определенный комплекс вины, имевший под собой солидное основание: революцию 1917-го, как известно, делала интеллигенция (не вся, конечно, но значительная ее часть), подведя под нее идеологическую базу.

Перестройку 80-х, впоследствии обернувшуюся многими непредсказуемыми сюрпризами, вдохновляла тоже она... Кроме того, на интеллигенции как "мозге нации" всегда паразитировала "образованщина", в терминах Солженицына.

"Образованщина" от настоящей образованности отличается примерно, как нарисованный человек отличается от живого. Она думает, например, что может объяснить все позитивным "научным" знанием, но при этом бывает поверхностна, самоуверенна, самодовольна, высокомерна и даже агрессивна, если в противовес ее позитивному знанию приводятся конкретные аргументы.

Мудрый Сократ под конец своей жизни сказал: "Я знаю, что я ничего не знаю".

В этой мысли есть, конечно, внутреннее противоречие (значит, что-то Сократ все-таки знает!), но по сути ясно, что чем человек мудрее, тем с меньшей категоричностью он будет что-то утверждать насчет своего точного знания, касающегося, разумеется, человеческой сферы и духовной. Но самоуверенная молодость в особенности не знает такого состояния духа – что ж, простим ей эти ошибки. Образованец может сидеть в каждом из нас, причем независимо от возраста и информированности. "Все мы учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь"...

"Образованщина" в церковной среде любит козырять цитатами из Священного Писания, святых отцов, канонических правил, и при этом выглядит не менее самоуверенной, чем в светской неверующей среде. Некоторая косвенная причастность к истине-Христу ей как будто автоматически дает право судить обо всём вокруг, даже если человек совсем не разобрался в сути проблемы или только удовлетворился прочтением пары книжек на ее тему. А темы могут быть какие угодно, от медицины и теории эволюции до экономики, педагогики и психологии. Не случайно, что выражение "православный психолог" или "православный предприниматель" в последние годы вызывает у многих в лучшем случае лишь настороженную усмешку.

Бесспорно, русская интеллигенция как сложившийся общественный слой может нести свои заблуждения, свои родовые грехи, из которых чаще всего любят указывать на интеллектуальную гордыню. Но разве те, кто с высоты своей церковности обличают интеллигентов светских, уже чисты, уже без греха и не несут в себе свои иллюзии и мечты, весьма далекие от реального положения дел; свои правильные как будто слова, не приносящие, однако, добрых плодов?

"Гордость смиренных" (выражение Н. Бердяева) на практике ничуть не лучше интеллигентского снобизма. Тот более откровенен, а эта закамуфлирована под маской благочестивого святоотеческого смирения, только не усвоенного в глубине, а лишь имитируемого, стилизованного. Да и обыкновенная корпоративная гордыня, предполагающая защищать "честь мундира" какой бы то ни было организации всеми правдами и неправдами, слишком часто бывает заметна и среди церковных людей в последние десятилетия.

Свежая иллюстрация к данной теме, подтолкнувшая на написание данного текста, – это недавняя полемика между Дмитрием Быковым и Сергеем Худиевым.

Худиев – настоящий церковный интеллигент, занимающийся апологетикой и заботящийся о положительном образе той Церкви, членом которой он является. При этом, обороняя этот положительный образ от каких-либо посягательств, он, конечно же, пытается показать, что проблема не в Церкви, а исключительно в той субкультуре, где царит "непробиваемое самодовольство, принципиальная неспособность задаться вопросом "что мы делаем не так"".

Быков – интеллигент светский, талантливый писатель и поэт, притом сочувствующий Церкви, а вовсе не враждебный ей. Кажущийся снобизм, эмоциональность или колкость выражений Быкова могут скрывать вполне искренние недоумения и неразрешенные острые переживания по поводу состояния православия в России, надо просто это прочувствовать.

Если Худиев претендует на большее понимание церковной ситуации, то с него и спросится неизбежно больше. Но вместо этого следуют стандартные доводы типа "на себя посмотрите" с переведением стрелок на все ту же интеллигентскую субкультуру, к которой Церковь уж ни при каких условиях не станет приспосабливаться.

А кто ж призывал "приспосабливаться"-то? Люди просто хотят быть услышанными и понятыми, но их не хотят ни услышать, ни понять. А раз нет понимания, нет и диалога, нет общения, и в церковной среде светский интеллигент будет чувствовать себя заведомо чужим, потому что ему с самого начала указали на это! Быков справедливо возражает:

"Вот меня еще удивляет критика, что, дескать, вы внешний человек по отношению к Церкви? А кто внутренний? Для Бога внешних нет! Может быть, у нас будут музыку критиковать исключительно члены союза композиторов? Кто такой вообще православный уж, начнем с этого...".

Здесь мне видится трагедия разобщенности не только интеллигенции и Церкви, но трагедия разобщенности и атомизированности всего российского общества, в первую очередь самой интеллигенции как образованного слоя, где между собой никак не способны договариваться и слушать друг друга.

Интеллигенты, вошедшие в церковную среду и нашедшие там свою нишу, как правило, спешат забыть свое интеллигентское прошлое и становятся в положение, подобное старшему брату по отношению к блудному сыну из известной евангельской притчи.

Среди интеллигентов разных мировоззрений особенно бывает заметна глухота и непроницаемость друг для друга с симметричными взаимными упреками. "Принципиальная безответственность, презрение к ближним, хлещущий из каждой строчки снобизм" (цитирую Худиева) – а так уж ли свободны бывают от подобного православные интеллигенты?

Только настоящая интеллигентность как качество духа, приближающееся к святости, может затушить традиционные недуги русской интеллигенции, такие, как, например, осуждение с превозношением, заискивание перед властью или противоположное этому неуёмное её критиканство. Лучшие из интеллигентов всегда являли высоту и свободу духа в этом плане, не избегая в том числе откровенно говорить и о недугах интеллигенции, и о недугах исторического христианства, как, в частности, авторы известного сборника "Вехи".

Слава Богу, у нас есть и более поздние добрые положительные примеры, на которые можно безбоязненно ориентироваться: архиепископ Иоанн (Шаховской), митрополит Антоний (Блюм), отцы Николай Голубцов, Александр Мень, Сергий Желудков, Георгий Чистяков; Сергей Фудель, Алексей Лосев, Сергей Аверинцев из людей Церкви (список здесь можно далеко продолжить); академики Дмитрий Лихачев и Андрей Сахаров из людей светских, пусть даже последний был не действительный, а "анонимный" христианин, точнее, агностик.

Необходимо понять, что настоящая интеллигентность не может быть противопоставляема святости – она как раз предполагает стремление к ней. И смирение здесь – одно из первых и важных качеств. Церковная интеллигентность в наше время может стать выражением христианского гуманизма. Того гуманизма, которого так катастрофически не хватает в российской церковной среде, где это слово к тому же стало ругательным.

Того гуманизма, где человеческое достоинство отнюдь не противопоставляется образу Божиему в человеке и уж тем более не унижается под предлогом смирения (конечно, куда легче смирять других, чем показывать личный пример в смирении), а как раз усмотрение его предполагается в любом человеке независимо от его дружественности или враждебности по отношению к церковной среде.

Эту заметку я обнаружил в одной из Донецких газет и был поражен тупостью и циничностью этой так называемой "Матушки". Начнем с фотографии - явный фотомонтаж, при чем очень похоже, что на фотографии митрополит Тульский и Белёвский ректор Тульской духовной семинарии (поправьте меня, если я не прав). Тула от Донецка далеко,кто будет у него справшивать?
Дальше в лес больше дров. "Благословение СЕМИ ВЕЛИКИХ ХРАМОВ МИРА"? Один визит в Google, показывает полный бред этого утверждения. А вот благословение Киевской Лавры - вроде бы как в Киеве есть Лавра, только любой верующий знает, что называется она Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра. КИЕВО-ПЕЧЕРСКАЯ, но не КИЕВСКАЯ.
Читаем дальше. Проскопическая академия. Один визит на их сайт, и оказываеться, что любой желающий может стать их "действительным членом". Причем вовсе эта академия не в Париже. А вот основатель этой самой академии - вообще личность интересная. Заглянув в раздел "Благословение" того же сайта, я пришел в ужас. Моему взгляду предстали оскверненные иконы и безликое благословение. Это еще раз доказывает, что все это явно чуждо Правславию.
Продолжаем читать - Тибетская академия. Известный поискови выдал нам сайт Академии Традиционной Тибетской Медицины в Украине. И опять какая-то ерунда получаеться. Академия готовит специалистов ведической культуры.
И наконец апогей. Бог - написали с маленькой буквы!!!!!!
Как говорится коментарии излишни!
Неужели в наш ХХІ просвещенный век есть люди, которые верят таким вот целителям??????

Священник Сергий Круглов

Источник: Православие и мир

– Вы крещены, считаете себя христианином?

– Конечно.

– А отчего же не идете в церковь?

– Да знаете, я там был уже однажды, насмотрелся на вашу церковь.... Зашел в храм, в первый раз, ничего не знаю, робею, столько жизненно важных вопросов – но куда-то ступил не туда, и какая-то злобная старуха на меня наорала (вариант: равнодушный поп не выслушал, отнесся без понимания), так что больше я туда не ходок... Верую сам по себе, читаю дома Библию, молюсь Богу как умею, этого для меня достаточно.

Примерно такой диалог хорошо знаком, наверное, каждому священнику. Да и каждый из нас, так или иначе, сталкивался с таким вот отношением некоторых приходских аборигенов к вновь зашедшим в храм.

Совсем недавно один батюшка мне рассказал случай: заходит к ним в храм девица внешности весьма яркой. На нее тут же набросились бабки-прихожанки: "Ты что это накрасилась, бесстыдница!" Та опешила: "Да я вовсе не красилась, это я так всегда выгляжу..." Реакция бабок была потрясающей: "Если уродилась с такой ... внешностью, нечего в храм переться!" – многоточием я заменил некое крепкое выражение, которое не привел здесь по соображениям пристойности.

Да, не новость, увы, почти общее место в нашей с вами церковной современности... Меня же более занимает вот какой момент: что именно мы отвечаем людям, которые, столкнувшись со "злобной церковью", более в храм ни ногой?

Одна разновидность ответа: "Ну и что, что наорали! Не обращайте внимания. Ведь вы идете не к людям, а к Богу..." .

Ответ неправильный. Не только к Богу мы идем в Церковь. Церковь – это семья: Бог – Отец, а мы – дети. Братья и сестры. В одиночку к Богу не приходит никто, и заповедь любить Бога и любить ближнего остается главной заповедью. Ради главного дела единства, ради преодоления одиночества – Евхаристии, Тела и Крови Христа, питающих нас и соединяющих с Богом и друг другом, и существует все в Церкви – храмы, колокола, иконы, догматы, каноны, традиции.

Да, все мы в Церкви обычные смертные люди, противные, грешные, со своими слабостями – но какие уж есть. Проявления греха – это да – у нас случаются иногда такие, что не только от Церкви нас бы надо отлучать, но и попросту порядочному человеку рядом с нами находиться противно.

Это по нашему разумению. А если стать на сторону Бога, на сторону отца и матери... Ведь известно, что чем проблемнее дитя – тем больше болит сердце за него. И всем, всем Бог желает спастись и в разум истины прийти. И любит всех. Его хватает на всех, в отличие от нас – мы маленькие, Он большой.

Получив установку на личное "спасение души", как часто мы хотим перешагнуть, оттолкнуть, затоптать этих, которые вокруг, мешающих нашему спасению и стяжанию благодати, как хотим остаться с Богом только один на один! И вот мы стоим в пустоте перед Ним – и слышим вопрос, исполненный боли и любви: "Где же брат твой?" – вопрос, уже однажды Богом заданный, сами знаете кому...

Поэтому не точнее ли будет сказать нашему собеседнику: "Да, ты пришел в храм – но разве видел Церковь? Ты видел просто злобную старуху или нерадивого священника. Это еще не Церковь... Разберись в себе: действительно ли хочешь преодолеть свое одиночество, быть с Богом и иметь жизнь вечную? Если да – пробуй войти в Церковь снова и снова, и увидишь: там есть и другие люди, и найдешь тех, кто близок тебе по духу. И поймешь, о чем Церковь говорит в своей молитве: "Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим"...

Догматика, аскетика, груз церковных традиций – все-таки Церкви две с лишним тысячи лет, не шутка, много всего наросло. Но как же нам, христианам то ли начала третьего тысячелетия, то ли конца времен, кто исповесть, надо беречь, если есть, и искать, если потеряно, именно вот это : "По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою".

МЕСТО СПАСЕНИЯ

Страшный сон видит иеромонах:

Мегаполис наполнен

Угольнолиловым дождем

И голубыми.

Упругие, скользкенькие, одутловатые,

На лягушьих циркулем ножках,

Они – всюду,

Тенями перебегают на фоне струящегося неона реклам,

Визгливо хихикают, ежатся,

Голосуют на обочинах пульсирующих тротуаров,

Спасаясь от дождя,

Голубые протискиваются друг к другу в розовые

Аккуратненькие пежо.

Да что ж такое! полон город

Этой пакости! Да где же вы, социально близкие –

Бабки-колдовки, суеверные тетки-вахтёрши,

Воры, алкоголики, скинхеды, директора

Инвестиционных фондов!

Иеромонах отчаянно кричит –

И просыпается. Бух, бух сердце. Господи, помилуй.

Скоро служить Литургию (запасов

Муки на просфоры и ядовито-фиолетового

Технического кагора, производства Беслана,

Хватит еще на полгода.

Что будет дальше –

Об этом иеромонах старается не думать:

День настал – вот и

Довлей, его злоба).

Единственное, к чему за эти годы

Иеромонах так и не смог привыкнуть –

Отсутствие молящихся в храме

(Хорошо хоть, всякий раз во время Херувимской

Из нор выходят

Обитатели пепла, двуглавые крысы,

Розовые, слепые,

Садятся в рядки, тонко, печально

Поют беззубыми роговыми ртами,-

Хоть кто-то живой).

Иеромонах напяливает ОЗК,

Делает три поклона

У подножия ржавой железной лесенки, уходящей ввысь,

Осеняет себя крестом, карабкается

И, с усилием сдвинув массивный свинцовый люк,

Вылезает из бункера.

Господи, прости меня, грешного,

Глупого человека! конечно,

И нынче в мире – то же,

Что и вчера, и третьего дня, и завтра:

Пепел,

Пепел от горизонта до горизонта.

В последнюю бомбардировку никто не выжил.

От города и монастыря – только, серые на сером, тени,

От братии – только помянник.

Собственно, вот же земля, вот – где-то вверху – небо,

Вот – данное мне место спасения,

Другого не будет, почва и подножие

Грядущего Твоего Царства,

Вот Бог и душа, вот и весь монах, – но и всё же,

Всё же: ни единого

Самого завалящего ближнего,

Подлежащего возлюбленью!

Обратиться к святыне или защитить себя талисманом?

Валерий Духанин

Источник: Православие.ру

Среди языческой атрибутики, распространяемой в нашем обществе, можно встретить всевозможные обереги, талисманы и амулеты, то есть предметы, которые, как кажется, оберегают, защищают человека, его дом или двор от дурного влияния, порчи и сглаза. Например, в качестве оберегов используются различные кулоны, пояски или красная нить на руке. В народном сознании талисманом удачи считается кроличья лапка. Особенно часто в качестве талисманов выступают драгоценные и полудрагоценные камни, ради чего составляются подробные инструкции, где прописано, какие качества характера данный камень усиливает или, наоборот, ослабляет, с каким знаком зодиака он наиболее созвучен и с каким дисгармонирует. Множество амулетов и талисманов мыслятся как непременные помощники в жизни людей. Что же это такое? И в чем отличие всего этого оберегающего нас изобилия от христианских святынь?

Сначала несколько слов скажем о подлинных святынях. Божия благодать способна освящать своим присутствием не только души людей, но и предметы, вещи, места, с которыми связано особое явление Божие или подвиг святых людей, и которые поэтому тоже называются святыми. Пророку Моисею во время явления Божия в неопалимой купине (т.е. терновом кусте, объятом пламенем и не сгоравшем) было сказано: Сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая (Исх. 3: 5). Свято всё, что освящено Божественной благодатью – храмы, иконы, кресты, а потому их присутствие, выразимся образно, создает духовную атмосферу, благотворную для спасения человека и защиты его от вражеских наваждений. Вещи, которые носили люди святые, также освящены благодатью, которую стяжали сами святые. Об апостоле Павле в книге Деяний сказано, что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них (Деян. 19: 12). А в Ветхом Завете рассказывается о том, как несшие хоронить покойника неожиданно увидели полчища врагов, поспешно бросили мертвого в гробницу пророка Елисея, и умерший при соприкосновении с костями святого пророка тут же воскрес (4 Цар. 13: 20 – 21)! Тела святых и после того, как душа их отойдет ко Господу, имеют благодатную силу Божию, поэтому в Православной Церкви принято почитание мощей святых угодников. Таким образом, христианину даны все средства, благоприятные для его вечного спасения и единения с Богом. С одной стороны это – внутреннее делание, молитва, с другой – Таинства Церкви, православные святыни, имеющие благодать Божию.

В отличие от святынь существуют предметы, в которых обнаруживаются демонические силы. Например, в древности демоны часто проявляли свое присутствие в статуях, им посвященных. В Священном Писании в 1 Книге Царств повествуется о том, как у израильтян иноплеменники похитили кивот Господень, они поставили его в своем языческом храме, посвященном Дагону:И взяли Филистимляне ковчег Божий, и внесли его в храм Дагона, и поставили его подле Дагона. И встали Азотяне рано на другой день, и вот, Дагон лежит лицем своим к земле пред ковчегом Господним (1Цар. 5: 2–3). Ниспровергнутой статуей Дагона двигал демон, не выдержавший Божией славы, окружавшей ковчег Завета. Этот демон и пал ниц, опрокинув видимую вещь, в которой он обитал. Наиболее же важно понять здесь то, что язычники смотрели на истукан Дагона как на своего покровителя, к которому обращались с мольбой, и от которого ждали помощи и защиты. Примерно то же самое наблюдается в отношении талисманов или амулетов. Сами по себе они не представляют особой ценности, но за ними мыслится некая мистическая сила, благоприятствующая человеку в его земных делах. Сила эта, если действительно проявляется, принадлежит демоническому миру, заинтересованному в погружении людей во мрак язычества.

Уточним ту важную мысль, что сами по себе предметы, используемые для амулетов или талисманов, остаются земными вещами, не заключают в себе ничего демонического. Подкова над входом в дом – это всего лишь предмет деревенского быта, однако мистическое отношение к подобным вещам привлекает к суеверной душе соответствующих невидимок. Причем, над некоторыми предметами, предполагаемыми, как амулеты или талисманы, специально произносят магические заклинания. Камушек или кусок коры, связка волос или клыки хищного зверя используются в магии как предметы, которые после соответствующего ритуала могут служить амулетами. Приведем пример из реальной практики бывшего мага. Колдун изготавливал из дерева дуба маленькую дощечку или цилиндрическую палочку, на которой писал рунические знаки (руны, таинственные символы, обычно используют для гаданий, они имеют демонический характер). Все это заливал тонким слоем воска с произнесением особого заклинания согласно профилю талисмана – удача, любовь, деньги. Таким образом, колдун, пребывающий в демонообщении, передает то же самое свойство создаваемым им амулетам. Иногда назначается время действия талисмана, допустим, полгода – на этот период дела должны упорядочиваться, а потом все возвращается на круги своя. Это нужно для того, чтобы клиент колдуна пришел к осознанию, что своими силами он ничего сделать не может, и что эффект в делах бывает только после посещения колдуна. Маг ставит такого человека в серьезную зависимость от себя, в том числе и финансовую. Подобный талисман носится на шее, якобы чтобы сработаться с энергией конкретного человека.

Другие же предметы не имеют к колдунам и демонам никакого отношения и лишь суеверно в народе почитаются оберегами, без специального оккультного воздействия. Например, таковой является пресловутая подкова или так называемый "куриный бог" – камень с отверстием естественного происхождения, допустим, проточенного струей воды. Считается, что этот талисман (хотя считать так курам на смех) приносит удачу и здоровье тому, кто его нашел (название возникло, очевидно, от того, что в некоторых местах этот предмет вешали в курятниках, чтобы мифические существа кикиморы не давили кур).

Иногда амулет и талисман употребляются в разных значениях.

Амулет мыслится как предмет, который, по суеверным представлениям, должен защищать, охранять его владельца от каких-либо бедствий, и поэтому его лучше всего всегда носить с собой. Еще в древности в этом смысле были известны апотропеи (с греческого "отвращающие беду") – предметы, коим приписывалась магическая сила оберегать человека, животных, жилища от злых сил. Причем, апотропей, как правило, представлял собой изображение устрашающего божества, допустим, горгоны Медузы, или зверя, например, льва. Боясь предметов или явлений нашего мира, как заколдованных и заговоренных, суеверно пугаясь их, человек обращается к амулетам как неким мистическим носителям защиты. Магически понимая окружающий мир, суеверный человек использует магические же способы защиты.

Талисман же в оккультной парадигме есть то, что таинственным образом помогает человеку, приносит ему счастье и удачу. Если амулет исполняет только защитную функцию, то талисман мыслится как предмет, приносящий успех. Особенно часто в этом качестве выступают драгоценные или полудрагоценные камни, якобы оказывающие особое энергетическое воздействие на человека.

Довольно часто происходит смешение христианских символов с языческими оберегами. На картине Яна ван Эйка "Портрет мужчины с гвоздикой" (ок. 1435) можно увидеть, что на шее изображенного висит христианский крестик, к нижней части которого прикреплен амулет, маленький колокольчик. Это наглядный пример примитивной суеверности. Знахарка может обвешать себя православными крестами, ладанками, обвязаться поясом "Живый в помощи Вышнего", только от этого она не становится ближе к Богу, потому что воспринимает христианскую святыню как оградительный талисман.

На основе вполне реальных примеров сделаем обобщение. Достоверно известно, что после смерти человека, особенно если он не вел благочестивой жизни, его близких родственников могут посещать страхования. Демон является в образе умершего. Иногда родственникам слышится даже голос покойного. Невоцерковленный человек от таких страхований приходит в ужас и хватается за любое средство, лишь бы помогло. В некоторых деревнях в подобных случаях рекомендуют сделать из осиновых палочек крестики и расставить их по углам дома. На первый взгляд способ кажется вполне благочестивым и рассудительным – что как не крест прогоняет видения или, точнее, привидения? Но если вникнуть в суть, то видно, что это обыкновенное суеверие, с игнорированием подлинных духовных средств защиты от вражьей силы. Вместо того чтобы обратиться к Христову Распятию и приобрести крест, освященный в храме, невежественный человек сам изготавливает крестики. Он ставит их в углах на пол, то есть там, где не предполагается никакого благоговения и поклонения святыне. К этим крестикам не совершается молитв, сами они исполняют функции предохранительного талисмана. Темная сила может и отступить ради закрепления в человеке его суеверия.

Отличие христианских святынь от подобных вещей заключается в том, что носитель талисмана или амулета считается пассивно защищенным, тогда как от христианина требуется внутреннее соответствие той духовной символике и тем святыням, которые он носит на себе или к которым прикладывается. Невозможно заполучить помощь Божию, лишь повесив на себя крест или купив в храме икону, и при этом будучи равнодушным к Богу, не имея в сердце никакого к Нему стремления.

Необходимо четко различать: христианские иконы – не обереги, это священные образы святых, к которым мы призваны обращаться в наших молитвах. Святыня – не амулет, который оберегает человека сам по себе. Через святыню действует Господь Бог Своей всеспасительной благодатью. И помощь, которую человек действительно может получить через святыню, определяется прежде всего его отношением к Богу, искренностью веры, твердостью надежды и теплотой молитвы. Святитель Феофан Затворник писал еще и так: "Некоторые иконы бывают чудотворными потому, что Богу так угодно. Сила тут не в иконе и не в людях прибегающих, а в Божией милости".

В наши дни особенно важно помнить, что к святыне невозможно "пролезть", расталкивая других локтями. Неблагоговение, выражающееся в дерзком отношении к окружающим, препятствует приобщаться благодати святыни. Тот, кто украл в храме икону ради обитающей в ней "духовной силы", и думает, что обретет эту силу через обладание иконой, глубоко ошибается. Равно как и тот, кто пользуется церковной молитвой в личной экстрасенсорной деятельности, не имеет к Богу никакого отношения. В этом смысле святую воду нельзя воспринимать как оберег от сглаза и порчи, но как святыню, просвещающую душу человека, шествующего за Христом и в день Крещения и в день Распятия, чтобы чрез исполнение Его Заповедей приобщиться и Его Воскресению.

Итак, в христианстве человек полагается не на сам по себе предмет якобы обладающий защитительной силой, а на Бога, Который освящает святыни Своей благодатью, и потому когда на нас крест, когда с нами икона или в нашем жилище присутствуют святыни, мы знаем, что с нами Сам Бог.

Протоиерей Алексий Уминский

                                                                                                                                                                                                             Источник: Альфа и Омега

Кажется, пришла пора поговорить о некоторых мыслях и идеях по поводу проблематики приходской жизни.

Действительно, люди, приходя в церковь, собираясь в общине, ищут главного. Прежде всего они ищут встречи со Христом, они рады вместе разделять Чашу. Конечно, священник, который руководит общиной, является для всех в этой общине авторитетом, и слово его проповеди и его советы на исповеди часто становятся определяющими для жизни многих и многих прихожан. Слава Богу, таких общин в Москве становится всё больше и больше. Люди, те, с которых эта община начинается, этот костяк общины, конечно очень дорожат тем, что в их жизни случилось.

Однако при этом человеческая натура такова, что она всё лучшее, всё хорошее пытается присваивать. Это очень часто бывает с талантами человека. Господь одарит человека каким-нибудь талантом, а человек пытается его присвоить – это моё, этого не касайтесь. Это бывает с отношениями между людьми – вот это мой друг, если он с кем-то другим начинает доверительно беседовать, меня тревожит какая-то собственническая ревность.

К сожалению, такое же самое чувство очень часто встречается в современных христианских общинах, которые вместо того, чтобы быть открытыми, доступными, привлекательными для людей, церковной жизни не знающих, церковной жизни никогда не вкусивших, не понимающих даже часто того, зачем нужна Церковь, кроме как поставить свечку и подать записочку, не знающих, что может быть в этой церковной жизни такого притягивающего и наполняющего жизнь, становятся закрытым обществом.

То же самое чувство эгоизма и собственничества начинает жить в общинах. Прежде всего проявление такой несколько искажённой общинной жизни – это отношение к священнику, отношение к руководителю общины, к духовнику. Здесь внутри таких общин тоже очень часто возникает ревность.

– Вот почему меня батюшка сегодня не исповедовал, а отослал исповедоваться к другому священнику?

– Почему этот прихожанин или эта прихожанка исповедовались по двадцать минут, а мне батюшка уделил всего три?

– А почему ко мне батюшка после исповеди был очень строг, а кому-то очень мягко и ласково улыбался?

Возникают определённые странные круги: первый круг близости к настоятелю, второй круг близости к настоятелю, третий круг близости к настоятелю, некие такие чуть ли не масонские, чуть ли не орденские круги посвящения в близости к духовнику.

Кто-то из какого-то круга горд тем, что он может батюшку навестить на дому, а другой круг – это те, кто может батюшке позвонить по домашнему телефону, третий круг – те, кто батюшку приглашает к себе на какие-то семейные даты, и так далее, так далее и тому подобное.

И все вступают тем самым в какие-то иерархические отношения и даже друг на друга начинают посматривать немножко свысока или с завистью, или с ревностью, – кто ближе. Это, конечно, проблема, которую, наверное, не избежала ни одна молодая община, потому что на самом деле болезни приходов все более-менее общие, и эта характерна для молодых приходов.

Следующая проблема прихода: братие, хорошо нам здесь быти, сделаем себе такие-то кущи, но никого другого в эти кущи мы не допустим. И поэтому бывает, что вот, всенощное бдение, Божественная литургия, приходят прихожане в храм, друг с другом все целуются, обнимаются, проявляют такую замечательную братскую христианскую любовь, апостольскую любовь друг ко другу. Но стоит зайти в эту общину человеку новому, человеку, никому не знакомому, на него так посмотрят горделиво-презрительно: что он за человек? что ему здесь надо? не хочет ли он войти в наше элитное общество особо приближенных ко Христу? не хочет ли и он тоже быть среди нас, которые как "живые камни" строили этот замечательный дом Божий, втесаться в наше прекрасное устроение? – Нет.

И здесь человека очень часто холодно и гордо, но очень интеллигентно поставят на своё место, дадут ему понять, что он здесь не приживётся, что вход здесь по особым приглашениям, которые высылаются в специальных конвертах на мелованной и гербовой бумаге, только для самых-самых. И человек, конечно, уйдёт из храма.

Я никогда не забуду тот случай, который произошёл в моей собственной общине. Я её, слава Богу, как-то сразу почувствовал, эту опасность, и отнёсся к ней, может быть, даже слишком болезненно и резко, потому что понимал, что если вдруг наступит такое заболевание в общинной жизни, если это станет нормой, когда людям будет хорошо только с самими собой и каждый новоприходящий будет чужим, то это будет смерть для общины и Христос от нас просто уйдёт.

Я это нашёл на нашей пасхальной трапезе, куда мы обычно (так у нас заведено было всегда) приглашаем всех людей, пришедших в храм. А на пасхальную трапезу приходит очень много людей, которые не являются членами нашей общины. Часто приходят люди, которые впервые пришли в храм, и те, которых привели какие-то знакомые и знакомые знакомых, чтобы и те порадовались нашей христианской радостью, чтобы каждого из них свет Христовой истины возродил (не совсем хорошо это слово), чтобы Христос уловил их Своей любовью, как вот Апостолы уловляли в сети человеков.

Пасхальная трапеза готовится всегда самими прихожанами, и там, конечно, хороший стол, с любовью приготовленные блюда, на столах стоит вино, – разговение.

И вдруг я захожу на трапезу и вижу, что есть места в нашей трапезной, где помечено: занято, занято, для своих, и даже написано по именам, чьё место где. И вдруг я понял, что в нашей общине произошло что-то ужасное. Что слово Христово, Евангельское слово, которое звучит о том, что когда ты будешь зван кем-то, займи последнее место, чтобы не случилось так, чтобы хозяин пира тебе сказал... Вот это слово не было соблюдено.

Наши прихожане по-человечески действительно всё правильно рассудили: мы трудились, можно сказать, от первого часа, а те пришли только в одиннадцатый, и им то же самое? и они будут вкушать то же? насладятся того же пира веры, что и мы, которые трудились и принесли все труды? и мы тут готовили, и мы тут на службах стояли, и мы тут на клиросе пели, и вот придут какие-то – опять-таки это слово – чужие люди и займут наши места, а нам места не хватит?

И вот я вдруг понял: Господи, ведь только же что была Страстная неделя, и в эту Страстную неделю пелись песнопения как раз о том, как Христос умывает ноги Своим ученикам, о том, что кто хочет быть из нас первым, будь всем слугой. И вдруг эти слова оказались совершенно неузнанными и неуслышанными, а самое главное – это то, чтобы сесть за трапезу. И опять-таки со своими; со своими дорогими любимыми людьми провести вот такой семейный праздник. То есть общение Христово превращается в узкое семейное торжество, которое закрыто для всех остальных. Но семья Христова обнимает весь мир, поэтому, конечно, когда я это увидел, я был очень этим расстроен, мягко говоря; это и дало мне повод поговорить всерьёз с нашими прихожанами, с нашей общиной, чтобы разбить такой стереотип.

Когда-то я, находясь в компании христиан, – это было очень много лет назад, ещё во времена брежневские, когда мы собирались по домам вместе после службы, читали Евангелие, обсуждали Евангелие, – услышал, как один из участников сказал замечательную фразу: Мы, христиане, должны быть всё время как на сквознячке, нам не должно быть удобно в храме.

И даже когда мы приходим в храм и нам там со всеми хорошо, нам никогда не должно быть так хорошо, чтобы сказать: так нам хорошо, что нам больше никого и не нужно. И всё время мы должны быть на сквознячке, всё время в таком состоянии, что двери и окна должны быть открыты, чтобы они были открыты для каждого, кто хочет сюда войти. Вот как на апостольской трапезе – место Христа за столом после Воскресения Христова ведь никогда не занималось. Оно всегда было для Него готово. Оно так же должно быть уготовано для всякого человека, который приходит, его надо принять, как Христа, как христова.

И самое главное – чтобы община не заразилась этими болезнями. Их, наверное, ещё можно перечислять много и много, но вот эти, мне кажется, самые основные, это такие вещи, на которые надо обязательно обращать внимание, и не только священнику, конечно, не только предстоятелю и духовному отцу, который эту общину вокруг себя организует – не вокруг себя её в конце концов организует, но вокруг Христа и вокруг Евхаристии, – но и каждому человеку, который приходит в храм и становится членом общины, это очень и очень полезно знать. От этого надо уберегаться и истреблять в себе эти, скажем прямо, фарисейские чувства.

Бывает и так, что человек, ища религиозной, церковной жизни, ища общину, ставит перед собой целью не придти ко Христу, не войти в церковную жизнь, а зацепиться за какое-то известное имя. Есть даже и в Москве действительно авторитетные, действительно известные священники, которых иногда шутя называют "виртуозы Москвы"; имена их у всех на слуху. И люди приходят в храм не ко Христу, а вот именно хотят зацепиться за такого известного священника, чтобы потом можно было бы сказать всем остальным: "а вот какой батюшка у нас в приходе.., а вот я у кого окормляюсь.., а вот в каком я приходе состою...".

Тогда такой священник, даже может быть иногда и невольно, действительно становится своего рода брендом, и его слова перетолковываются, его слова разносятся, его именем запечатлеваются всевозможные действия других людей: "а вот наш батюшка так сказал...", и даже в Патерике описан случай, когда к одному очень известному духовнику, очень известному старцу пришли люди с тем, чтобы с ним побеседовать, чтобы от него узнать что-то такое важное и серьёзное.

И вдруг старец их не принимает, этих людей. И келейник его спрашивает: "Отче, почему? Ты всегда открыт для всех, к тебе приходят многие люди, ты каждому уделяешь внимание и любовь. Почему этим людям ты не хочешь уделить любовь? почему ты не хочешь ответить на их вопросы? почему ты им не хочешь послужить?".

А старец говорит: "Эти люди – торговцы". Торговцы не в смысле их профессии, а в том смысле, что они пришли за тем, чтобы, услышав от старца некое премудрое слово, начать этим словом торговать, разносить его по разным местам: "а мне старец сказал.., а мне вот что старец сказал".

То есть получается так, что уже сам человек свой собственный личный авторитет, свою личную духовную жизнь как бы умножает на авторитет старца и тем самым возвеличивается в своих собственных глазах. Ну и после этого, конечно, следует такое: вода, освящённая в нашем храме, самая святая, причастие, которое я получаю из рук "моего" батюшки, самое благодатное, исповедь у нашего духовника... – я услышал такое слово: "духовник наш (на исповеди), как пылесос", грехи вытягивает, как пылесос.

Действительно, просто реклама пылесоса: "Tefal, ты думаешь о нас". – Получается действительно, что батюшка становится брендом, как хороший пылесос, таким духовным пылесосом. Такое отношение, конечно, и приходскую жизнь каким-то образом меняет, и если получается так, что священник ещё достаточно молод и не очень твёрд сам, то очень легко может поддаться такому возвеличиванию своего собственного имени, и таким образом может поломаться и жизнь самого священника. Потому что не только "каков поп, таков и приход", но бывает и наоборот: каков приход, таков и священник.

Приход действует на священника, священник начинает воспринимать такое обожательное, почитательное отношение к себе как норму, и что происходит? Происходят грустные вещи.

Священник начинает властвовать над приходом. Считает, что его слово не просто закон, а даже и истина, что он никогда не ошибается, что он имеет право требовать себе полного и абсолютного послушания, как в монастыре, например. Это известное явление, которое называется младостарчеством. К сожалению, мы не можем сказать, что наша сегодняшняя церковная жизнь, наше сегодняшнее церковное общество свободно от этой болезни. Увы, это младостарчество процветает, и тогда приход становится тоталитарным – страшное слово, не хотелось бы его называть – но такой приход имеет все признаки секты: он становится закрытым обществом, священник становится абсолютным лидером, все прихожане считают себя особо избранными по отношению ко всем другим – возникает этакая элитарность. И благодатная жизнь внутри общины представляется по отношению к другим общинам, по отношению даже ко всей Церкви какой-то наиболее очевидной и наиболее ярко выраженной в духовном смысле.

И из этого происходят, конечно, и духовные болезни, и духовные искажения, и очень часто просто психические заболевания. Потому что на такое явление особенно падки люди, у которых вообще не совсем ровная нервная система, которые склонны к личной амбициозности, к истериям. А как известно, эти люди наиболее легко управляемы, наиболее легко поддаются определённому авторитарному воздействию. И конечно, это грустно и, к сожалению, тоже является одной из проблем приходской жизни.

Что ещё может произойти, когда батюшка становится брендом? Конечно же, человеку хочется похвалиться тем, какое благодатное внимание батюшка оказал ему на исповеди, какие он изрёк ему слова, какую науку он ему преподал. Поэтому здесь происходит элементарное разглашение тайны исповеди.

Почему-то считается, что тайну исповеди должен хранить только священник. На самом деле тайна исповеди – тайна для всех. Твоя духовная жизнь – это тайна, её разглашать нельзя. А вот тут происходит настоящая торговля – то, о чём я уже сказал до этого, – настоящая торговля словами священника. И считается, что если батюшка сказал это мне, то это является законом для всех, и поэтому человек, исходя из того, что священник ему сказал, имеет право назидать, учить, требовать от других именно того, что сказал священник.

Если священник – это бренд, священник, прошедший такую малую приходскую канонизацию, местный чудотворец, то тогда его слово соответственно как бы закон для всей Церкви. И тот, кто этого не слушает, тот просто враг, тот становится нашим врагом, и тогда люди отворачиваются друг от друга, иногда в таких случаях даже рушатся семьи, известны такие случаи, когда несогласие одного из членов семьи со словами священника может довести до разрыва семьи.

Всё, о чём здесь говорилось, можно назвать словом болезнь. И болезни приходской жизни, как и прочие духовные недуги, могут исцеляться пристальным вниманием к Слову Божию и глубоким, искренним, сердечным покаянием, которое зарождается в нас через приобщению к этому Слову.