Причуды великих людей.
- 27.01.17, 17:03
Альберт Эйнштейн и носки
С гениями жить всегда непросто, но в одном жене Эйнштейна, несомненно,
повезло: тот никогда не бегал по дому с классическим криком мужей: «Где
мои носки?!» Неудивительно — он их просто не носил. Эта его странность
стала доступной широким массам после того, как в 2006 году были
опубликованы личные письма ученого, где он признавался: «Даже в самых
торжественных случаях я обходился без носков и скрывал сие отсутствие
цивилизованности под высокими ботинками». Более близкому кругу он
объяснял, что не видит в носках необходимости, к тому же на них
мгновенно образуются дырки.
Иван Крылов и пожары
Не пропускал ни одного пожара. Чуть заслышав звуки набата, бросал все
дела и спешил на место происшествия. Ради лицезрения зарева был способен
вскочить ночью и отправиться на другой конец Петербурга, невзирая на
погоду, усталость или нездоровье. Если друзьям надо было повидать
Крылова, они знали, где его можно найти наверняка — там, где горит. Зная
о таком пристрастии, его квартирный хозяин решил обезопаситься.
Попросил подписать договор, в котором значилось, что в случае
неосторожного обращения с огнем и возникновении по его вине пожара
баснописец обязуется выплатить 60 000 руб. Иван Андреевич подписал,
прибавив к цифре два нуля: «Для того чтобы вы были совершенно
обеспечены, я вместо 60 000 руб. поставил 6 000 000. Это для вас будет
хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни
другой суммы».
Сальвадор Дали и краткий сон
К
любому процессу подходил творчески. Даже из обычной сиесты устраивал
шоу. «Послеполуденный отдых с ключом», как называл это Дали, проходил
так. Герой перформанса садился в кресло, зажав в руке большой медный
ключ. Под рукой ставилась перевернутая металлическая миска. Теперь в
этом положении следовало заснуть — что, как ни странно, иногда
удавалось. Рука разжималась, ключ с шумом падал, давая сигнал к концу
отдыха. Действо отдавало мазохизмом, но Дали был доволен. Он утверждал,
что столь краткий сон его невероятно освежает и вдохновляет — мало того,
успевает одарить видениями. Как ни странно, рациональное зерно в
подобной экстравагантности было с годами обнаружено. Ученые заметили,
что, если разбудить человека в момент перехода из первой фазы сна во
вторую, глубокую, он способен найти совершенно неожиданные решения
проблем, казавшихся неразрешимыми.
Александр Суворов и кукареку
Был эталонным жаворонком: ложился в 6 вечера и вставал до рассвета — в
два-три часа ночи. Обливался холодной водой, с аппетитом завтракал, а
дальше — чтоб одному не скучно было — проезжал по позициям, бодрым
криком «кукареку!» призывая солдат к подъему. Спать предпочитал на сене.
И к собственным чинам, и к начальству был равнодушен: запросто мог
выйти к высоким гостям в спальном колпаке.
Фридрих Шиллер и тухлые яблоки
Создавал себе своеобразные условия для творчества. Свидетелем того стал
его друг Иоганн Гете, зашедший однажды навестить приятеля. Того не
оказалась дома, и жена поэта попросила гостя подождать в рабочем
кабинете. Гете расположился в кресле, но вдруг почувствовал
отвратительный — до тошноты — запах: «Скоро обнаружился и его источник: в
ящике стола у Шиллера лежала дюжина подпорченных яблок! Я позвал было
слуг, чтобы они убрали безобразие, но мне сказали, что яблоки тут
положены специально, что иначе хозяин и работать не может. Вернулся
Фридрих и все это подтвердил!»
Наполеон Бонапарт и ванна
Любил тепло, иногда заставлял топить камин летом и имел страсть к
горячим ваннам, доводя в них температуру до крайности. В мирное время
делал это по нескольку раз на дню. В воде он проводил не менее часа,
используя «водный досуг» для написания писем и даже приема посетителей.
Не лишал Бонапарт себя этого удовольствия и на марше — брал с собой
походную ванну. Под конец жизни, сосланный на остров Святой Елены,
свободный от мирской суеты завоеватель почти весь день проводил в
горячей воде. Кроме удовольствия он полагал, что получает еще и пользу:
спасается таким образом от геморроя, которым страдал с юности.
Генрик Ибсен и ненависть
Повесил над письменным столом портрет шведского коллеги Августа
Стриндберга, отношения с которым можно было охарактеризовать взаимной
пламенной ненавистью. Швед обвинял норвежца в наглом плагиате. Ибсен не
без оснований называл Стриндберга психопатом — тот действительно страдал
манией преследования. На вопрос друзей, зачем ему постоянно лицезреть
портрет «психопата», Ибсен отвечал: «Знаете ли, не могу написать ни
строчки, если на меня не смотрят эти безумные глаза!»
Томас Эдисон и дрема
Имел привычку дремать в самых неподходящих местах: в лаборатории,
облокотившись на стол с реактивами, в кресле, чуть ли не за обеденным
столом. Будить его в это время было бесполезно. Зато где-то через
полчаса он просыпался сам — бодрым и вновь готовым к свершениям. Так
Эдисон компенсировал короткий ночной сон — три-четыре часа. Особенностью
этой он очень гордился и не уставал напоминать о ней окружающим.
Оноре де Бальзак и кофе
Предпочитал писать по ночам и бесконечно пил кофе. Объяснял это тем, что
«кофе проникает в ваш желудок, и организм ваш тотчас же оживает, мысли
приходят в движение. Встают образы, бумага покрывается чернилами…»
«Оживлял организм» он с помощью спиртовки, которая стояла рядом с
письменным столом. Все вокруг было в следах от кофейных чашек, которых
автор «Человеческой комедии», говорят, выпивал до 50 в день. Правда, и
работать мог подряд чуть ли не двое суток. Но организм не обманешь:
врачи считают, что именно этот режим «на износ» стал причиной его смерти
в 51 год.
Уинстон Черчилль и спальня
Завтракал и вел деловую переписку прямо в постели. После обеда
непременно на пару часов удалялся в спальню. Во время Второй мировой
войны послеполуденный отдых премьер-министра переместился в здание
парламента, где для этой цели имелась специальная кровать. Постельное
белье менялось каждый день. Если приходилось останавливаться в
гостиницах, там частенько ставили рядом две кровати, и Черчилль ночью
перемещался из одной в другую — свежепостеленную. Биографы объясняют эту
странность прозаически: премьер сильно потел.
Ги де Мопассан и Эйфелева башня
Имел привычку обедать в ресторане на первом уровне Эйфелевой башни, что
было бы делом совершенно обычным, если бы господин писатель не был одним
из самых ярых противников сего новомодного сооружения. Он был в числе
300 деятелей культуры, написавших письмо против «железного монстра»,
«гигантского скелета» и «чудовища», уродующего родной Париж. Мопассан
объяснял нелогичность своего поведения так: «Это единственное место во
всем Париже, откуда я не вижу проклятой башни».
Коментарі