Падение Рима и Украина

"В глазах правителей рабы стояли на одном уровне с рабочим скотом, их снабжали пищею в таком размере, чтобы они могли хорошо работать, и держали, пока они могли работать, а затем сбывали с рук, как теперь сбывают старых лошадей. Никому и в голову не приходило привязать раба к дому хорошим обхождением, никто не думал создать рабу семью и сколько-нибудь человеческую обстановку, считалось необходимым поддерживать между рабами недружелюбные, завистливые отношения. Тут видим мы в самом ярком проявлении ту беспощадность, которая свойственна капиталу, и таков уже был дух времени, таковы были не смягченные религиею отношения богатых к бедным, то, что тогда было общераспространенным, теперь представляется прямо ужасным. В хозяйственности украинскому землевладению нельзя отказать: украинцы — сельские хозяева любили свое дело, вкладывали в него много труда и личного интереса и извлекали из почвы все, что она могла дать. Мелкое земледельческое хозяйство отличалось от крупного только своими размерами, в мелких держали меньше рабов (наемных работников),— и хозяин, и его дети сами принимали участие в тех работах, какие в хозяйствах крупных исполнялись исключительно рабами (наемными работниками).

                  Доходы сельское хозяйство приносило очень небольшие. Для того чтобы при изменении количества населения в Италии, при возрастании политического значения Рима и при развитии его торговли сохранить для сельского хозяйства хоть прежние условия, нужен был бы ряд мер. Нечего, конечно, и говорить, что украинское правительство не могло их обдумать и провести,— наоборот, считая нужным непременно ублажать городскую чернь дешевизною хлеба, оно искусственно понижало цены на хлеб (завозили не качественные но дешевые "ножки Буша") и допустило — можно сказать, само нанесло — несколько сильнейших ударов земледелию в Украине\ Далее идет пространное объяснение механизма который собственно и разрушил сельское хозяйство, по причине того, что завозные дешевые продукты очень быстро вытеснили с рынков местные, хоть и более качественные но более дорогие, по причине неразвитости технологий и отсутствия больших аграрных предприятий с высоко развитыми технологиями. Маленькие хозяйства совершенно не способны конкурировать с большими производствами, и потому наше сельское хозяйство просто обречено на вымирание, что собственно мы ныне и наблюдаем. \ При таких условиях мелкое землевладение стало быстро исчезать и владельцы небольших участков в лучшем случае обращались к возделыванию винограда или оливкового дерева, т. е. добывали продукты, составлявшие предметы вывозной торговли, а то и прямо сбывали свою землю крупным помещикам (скажем производство рапса на бензин).

 Промышленность, во всех отраслях которой употреблялся наемный труд, тоже развивалась, но далеко не столь значительно, как торговля, необычайное же развитие получили различные торговые и промышленные предприятия. Стремление к приобретению богатства, к увеличению своего благосостояния охватило мало-помалу всю нацию. Считалось долгом совести и порядочности аккуратно вести свои денежные дела и увеличивать, а не проживать полученное наследство. Общим экономическим правилом было участвовать небольшими долями состояния во многих предприятиях, а не вкладывать весь капитал в какое-нибудь одно, этим и объясняется замечательная прочность римских состояний. И богатства отовсюду стекались в город Рим, который в это время в денежном отношении стал для всех других государств тем, чем теперь является в Европе Англия. Богатства частных лиц были громадны, и состояние, какое в Греции имел лишь один богатейший человек, в Риме считалось самым средним.

 Гражданское равенство, уже нарушенное образованием фактически замкнувшегося кружка правящей знати, еще более пострадало от образования могущественной денежной аристократии. Среди представителей ее распространился взгляд, что для «порядочного человека» неприлично что-либо брать непосредственно за свои услуги, и поэтому не только все высшие должности исполнялись без какого-либо вознаграждения, но и различные услуги всегда оказывались римскими аристократами друг другу без всякого вознаграждения, даром . В частности парламентарии и сенаторы тоже не брали денег за свой труд.( Тут мы у себя имеем дикое падение нравов, поскольку наши олигархи еще требуют за грабеж народа еще и зарплату, при чем высокую.)

 Применение такого правила полагало резкую грань между теми, кто зарабатывал себе хлеб трудами своих рук, и теми, кто никакого вознаграждения за свой труд не брал, между поденщиком, ремесленником и даже низшим чином на военной службе, с одной стороны, и богатым помещиком, негоциантом или штабным офицером — с другой.

Около 218 г. Гай Фламиний провел закон, который запрещал сенаторам и их сыновьям принимать участие в казенных подрядах и вести заморскую торговлю. Мысль отстранить от участия в финансовых предприятиях тех, кто по своему положению в администрации находился в исключительных условиях сравнительно с другими, по существу мысль верная. Практических последствий для аристократии закон этот, впрочем, не имел, так как развитие торговых компаний доставляло множество способов обходить это запрещение, но было чрезвычайно богато последствиями это разграничение законом политически властвующей аристократии от аристократии чисто финансовой: все следующее столетие римской истории наполнила собою упорная борьба денежной аристократии и властвующей знати.

            Таковы были плоды капитализма, и это были еще не самые худшие. За чрезмерным развитием денежного хозяйства не замедлили явиться и более ужасные его результаты: во все стороны общественной жизни проникла глубокая безнравственность, человеколюбие и патриотизм заменились господством подлейшего эгоизма. Лучшие люди — и их было еще немало — понимали весь вред такого одностороннего развития экономической жизни страны. Многие, особенно партия реформ, задумывались над необходимостью придать всему народному хозяйству другое направление, вернуть в прежней мере и интерес к земледелию, и почтение к занятию им. Но помимо того, что частая смена должностных лиц препятствовала сколько-нибудь последовательным мерам в таком направлении и не было уже и того средства, о котором они мечтали, уже и само земледелие пропитано было ядовитым духом финансовых спекуляций. С тех пор как дешевые цены на хлеб заставили мелких собственников продать свои земли капиталистам, к земледелию применялся исключительно труд рабов, и оно стало поэтому тоже чисто денежною спекуляцией. Римское гражданство, прежде бывшее общиною свободных и равных людей, все заметнее и заметнее распадалось на два класса: господ и наемных и рабов — и в одном развивалось равнодушие к нижестоящим, в другом — ненависть и озлобление к стоящим в лучшем положении. Начинали таять духовные силы нации, падала она и в физическом отношении,— в общем, население Рима за II столетие резко уменьшилось. (ну мы сумели этот процесс провести за каких ни будь 10 лет) Сельское хозяйство оставалось в том же печальном положении, как в конце предшествующего периода. По-прежнему капитализм разрушал хозяйство мелких собственников. Не развивались нисколько и ремесла, и промыслы. Торговля же и денежные обороты украинских капиталистов были по-прежнему значительны и даже еще усилились. Рядом с политическою олигархиею, которая правила через сенат, создалась могущественная олигархия капиталистов, в руках отдельных лиц скопились колоссальные богатства, которые давали возможность их обладателям оказывать заметное влияние и на политические дела. Коринф был разрушен именно по настояниям этой финансовой олигархии, которая и захватила в свои руки огромные торговые обороты Коринфа. По требованию той же группы капиталистов основана была Нарбонна (ну почти нефтепровод Набуко), город, важный в торговом отношении, хотя по политическим соображениям сенат не сочувствовал основанию этой колонии.   Спутниками высокого развития денежного хозяйства явились и здесь, как это всегда бывает, чрезмерная роскошь, склонность к мотовству, к грубым чувственным удовольствиям. Роскошь страшно развилась в Риме, но это была не изящная роскошь, которая является как цвет культуры, а роскошь грубая, доступная пониманию людей и совершенно лишенных чувства изящного, та роскошь, которая ценит не художественность, а редкость и дорогую цену того или другого предмета. Огромные деньги тратились, например, на общественные игры для того, чтобы выпустить на арену сразу 100 львов. Возводились огромнейшие раззолоченные дворцы, стоившие, по крайней мере, в сто раз дороже, чем стоил обыкновенный удобный дом. Распространился обычай носить дорогие одежды, на стол и на убранство пиров делались затраты прямо чудовищные. В столице новое направление в нравах и в умах господствовало всесильно, не слышалось против него даже и такого, в сущности, безрезультатного протеста, как недавние еще речи Катона. (Что то я не слышал у нас протестов против дикой роскоши олигархов. Народ шумно сглатывает слюни)   Как всегда, и в эту эпоху смешение народов вело к смешению религиозных представлений. Глубоко встревоженная мысль человека того времени повсюду искала ответа на разные волновавшие ее и не разрешенные вопросы, она поднималась на все высоты и бросалась во все бездны. Как почва с истреблением вековых лесов быстро покрывается сорными растениями, так с исчезновением веры быстро занимают ее место всевозможные суеверия. Во всех слоях римского общества, от высших до низших — или, вернее, от низших до высших,— распространились, особенно через приезжих, всевозможные верования и культы, взращенные в жаркой и душной атмосфере Востока.  Среди политической, умственной и нравственной распущенности развивался чудовищный мистицизм. Множество людей предпринимало религиозные странствования по обетам, в Киеве имели огромный успех разные пророки и пророчицы. Дошло до того, что в эпоху борьбы с союзниками парламент под давлением общественного мнения однажды должен был издать несколько распоряжений согласно указаниям одной гадалки. Наибольшее распространение получил и был почти официально признан культ пессинунтской Матери Богов ( конечно это прежнее рождение Сандея Аделаджи), а культов тайных или запрещенных существовало великое множество.

Но Рыму, в отличии от Киева очень повезло в том отношении, что он был прямым наследником высочайшей культуры Греции, а нам, как образцы высот духа, предлагается мак-дональс и попкорн в кинушке с боевиками и примитивной порнухой.           В управлении делами внутри государства восстановленная Ющенко олигархия действовала так, как всегда действуют совершенно неспособные люди. Постановления проводились не целиком, а лишь в тех своих частях, которые были непосредственно выгодны членам правящей олигархии, в других же и иногда важнейших вопросах они или оставлялись без применения, или и прямо нарушались. Когда немедленно после смерти Суллы началась сильнейшая агитация в пользу возобновления хлебных раздач (индексация песий и зарплаты бюджетникам) и возвращения трибунам всей полноты их прежней власти, парламент последнее требование отклонил, хлебная же раздача была восстановлена, но эта полууступка, как все вообще полууступки, не удовлетворила тех, кто требовал большего, и раздражила тех, кто не считал нужным ничего уступать.

 Затем начались страстные нападки на сенаторские суды. Суды эти действовали, бесспорно, самым неудовлетворительным образом: были неоспоримо установлены многочисленные случаи подкупа судей, стало как бы признанным порядком вещей, что чиновникам предоставлялось сколь можно больше грабить и притеснять провинции, а затем, путем подкупа судей, они как бы вносили вознаграждение в пользу членов партии, остававшихся в Киеве, и не подвергались никакой ответственности. Если некоторые из наиболее бессовестных представителей власти и были наказаны то по существу ничего от этого не менялось, потому что тот «народ», который толкался в Риме на Майдане и избирал должностных лиц, сам был ничуть не лучше парламента. Что было за это время во внутреннем управлении сделано сколько-нибудь полезного, то прошло не под давлением демократической оппозиции, а благодаря усилиям партии умеренных реформаторов-консерваторов. Но партия эта не блистала талантами и не могла направить на серьезную работу силы правительства, ничтожного по своим способностям и занятого только борьбою с оппозициею, столь же ничтожною в смысле дарований и государственных идей. 

снова денежная аристократия выдвинулась на первое место и от приговора ее судов, далеко не беспристрастных, трепетали правительственные чиновники. По-прежнему всякий демагог мог нарушать правильное течение государственной жизни и извращать смысл постановлений закона. Естественным продолжением произведенных перемен было требование, чтобы наказаны были сподвижники Суллы. Требования эти уже и раздавались, но для Тимошенко и для Януковыча согласиться на это значило поднять руку на самих себя, поэтому они заставили демократов отказаться от этих требований, и этот отказ лучше всего свидетельствует и о несерьезности программы демократов, и о слабости их партии.

 Было очевидно, что парламент более не может править государством, но ясно было и то, что не может исполнять эту задачу и партия демократическая. Никогда дела Украины не шли так плохо, так позорно, как в десятилетие после смерти развала Союза. Парламент вел дело так, что люди, жившие под властью Киева, не имели ничего из тех выгод, которые государство обязано доставлять своим подданным: не существовало более ни личной безопасности, ни покровительства законов и спокойного управления, ни обеспеченных торговых сношений, ни ненарушимой целости государства. Не только люди, способные наблюдать и мыслить, видели упадок государства — он ощущался всеми, его чувствовал всякий, кто чем-либо торговал или покупал хоть меру хлеба, временами страшно дорожавшего благодаря спекуляциям. 

 Было бы несправедливо винить за все это одно правительство. Оно, бесспорно, было и плохо, и виновато, но так же плоха и виновата была и вся нация, которая уже почти не давала простых, твердых людей, любивших прежде всего и больше всего свою родину, готовых жертвовать для нее своим достоянием, трудом и самой жизнью. Теперь богачи стремились лишь к обогащению, солдаты не хотели повиноваться, командиры были или безрассудно самоуверенны, или трусливы, демагоги только разжигали дурные страсти толпы. Но правительство, во всяком случае, было не способно править, а когда правительство не может править, оно теряет свое разумное основание, перестает быть законным, и кто имеет возможность его свергнуть, имеет и право это сделать. Не скоро только оказываются налицо люди, способные это выполнить и — главное — способные установить новое правительство.

….все понимали, что олигархия править не может, и огромное большинство возложило свои надежды на демократию и этим дало ей силы победить. Но и демократия оказывалась бессильною взять в свои руки руководительство всем государством. Приходилось признать, что государство может вновь выйти на путь спокойного существования только тогда, если власть будет сильна, если она во всей полноте будет в одних руках. Захватить такую власть мог, очевидно, только человек, опиравшийся на военную силу. В данную минуту Помпей и Красс оба стояли во главе армий, следовательно, только тот или другой и мог это сделать. Каждый из них мечтал об этом, и каждый опасался другого. И тот и другой под разными предлогами держали свои армии в сборе и на военной ноге, хотя уже давно истек законный срок, в какой они должны быть распущены. (а вот нам военный переворот вряд ли грозит. У нас нет касты военных, "офицерской косточки". Наши генералы выросли из прапорщиков и каптёрщиков. Ну не все конечно, но большинство точно.)

  В столице оппозиция, видя свое бессилие захватить власть, довольствовалась тем, что на каждом шагу мешала правительству, дискредитировала его и раздражала.

Думаю что приведенных исторических параллелей более чем достаточно, что бы увидеть, что система выстроенная на принципе "максимальная прибыль любыми средствами" необходимым образом приводит себя к саморазрушению. С того времени прошло около двух тысяч лет, и мы можем увидеть тому множество подтверждений. Но вот есть тут один момент, который может нас заинтересовать. Современный историк может сказать, что Римская империи прекратила свое существование в 476 г. на Западе, между тем как на Востоке она существовала, по  крайней мере, до 1453 г.  Какие причины позволили этой части империи прожить еще тысячу лет? Думаю, что в самом общем плане, можно сказать, что так же, как западную империю разрушило нравственное состояние народа, так и восточная, впитав в себя определенные формы христианства, те что мы ныне называем православием, смогла прожить долгую и славную жизнь. Хотя и она пала, когда причины приведшие её к бытию были исчерпаны.

Ну, и какова мораль? Очевидно, что такая форма общества, как нынешнее украинское государство, отягощенное всеми возможными нравственными пороками, чья идеология состоит или с банальностей относительно благосостояния граждан при либеральной рыночной форме общественной жизни, или с откровенной мифологизации событий и личностей, которые имели совершенно иной исторический смысл и значение, чем тот, который им приписывают, не может не разрушится. Что мы и наблюдаем повсеместно. Историю делают личности, но личности рождает народ. И каков поп, таков и приход. То есть они взаимно порождают друг друга. 

значение для судеб страны. Это отсутствие того, что ныне называют элитой. Демократические процедуры и около демократическая демагогия создали у народа впечатление, что человек которого выбрали в парламент автоматически становится политической элитой. Но на деле все не так просто. Элита в первую очередь связана с профессиональностью. А что такое профи? Это не только человек досконально владеющий своим делом, но, особенно это касается политиков, это человек, который реализует себя в этом деле. У нас же получается так, что к власти приходят люди от бизнеса, где они в основном развиваются, а политика для них как бы случайный приработок. И потому, как всякие временщики они спешат урвать что можно, а как бизнесмены реализуют свое жизненное кредо "максимальный доход любой ценой". Исторически сложилось так, что у Украины не было ни своего дворянства, ни своей профессиональной управляющей прослойки, и когда дело доходит до самостийности, то сами стоять мы явно не можем и регулярно падаем в очередные руины. Ну и как нам после этого жить? Лично я не вижу каких ни будь принципиальных решений. Все что можно сделать, это пытаться быть честным и справедливым на своем месте, и ждать, когда общий политический процесс вынесет нас к каким-то берегам, или растворит в мутных своих водоворотах и водопадах.