Своим образом жизни Патриарх Павел стал близок всем, его, как своего, родного, воспринимали не только православные верующие, но и представители других конфессий, и даже те, кто называет себя атеистом.

Отсюда и столько рассказов, историй, шуток, главным героем которых является сербский духовный глава. Они лишь укрепляют мнение о патриархе Павле как о народном, святом человеке. И в каждой из них свой духовный урок. В каждой из них патриарх Павел – скромный человек великой добродетели. Великий духовник.

Учил он и других жить скромно. Так случилось, что когда у него как у правящего епископа монахини из монастыря Сопочане близ Нового Пазара просили благословения купить „фичо“ (самый маленький в то время автомобиль – «запорожец»), чтобы им было легче возить из города необходимое для монастыря, и чтобы не ездить на автобусе, потому что в дороге случались и разные искушения, он отказал. Объяснение было таким: „Не дело покупать машину на деньги, которые вам жертвуют сироты и бедные, а еще может случиться, что вы поедете по лужам да и забрызгаете их!»

В то время, пока он был епископом Рашско-призренским, он долго избегал покупки автомобиля и для своих и для нужд епархии. Он говорил: „Пока в каждом сербском доме на Косово не будет машины, не будет и у меня.“ Но в конце концов, согласился приобрести только один „варбург“, потому что стоил дешево и был удобен для перевозки разных товаров для нужд церкви и других вещей.

Епископ Павел редко ездил на нем, потому что чаще всего ходил пешком. От монастыря до монастыря, от церкви до церкви, по всей епархии вдоль и поперек… и не знал он, какие бывают автомобили.. Когда однажды его приехал навестить епископ жичский Стефан, с которым они были очень близки еще с времен духовной семинарии, и они отправились на «пежо» владыки по епархии, воскликнул владыка Павел:
- Эх, брат, Стефан, до чего же хорош этот твой „варбург“!

Так же аскетично продолжал жить владыка Павел и когда перебрался в Белград, после избрания на высшую церковную должность.
Как и прежде у него была всего одна мантия. Сестра Агица, которую он часто навещал, подшучивала над ним: „Что ты за патриарх, когда у тебя всего одна мантия?“ На что новоизбранный патриарх отвечал: „Зачем мне больше, я не могу надеть одновременно две!»

Жители Белграда часто встречали патриарха Павла на улице, в трамвае, в автобусе… Однажды, когда он поднимался вверх по улице короля Петра, где находится Патриархия, один известный священник, одного из самых известных белградских храмов догнал его на новейшем роскошном „мерседесе“, остановился, вышел и обратился к патриарху:
- Ваше Святейшество, позвольте я подвезу Вас! Только скажите куда нужно…
Патриарх , не желая ему отказать, сел в машину, как только машина тронулась, разглядев как роскошно выглядит эта машина, патриарх спросил:
- А, скажи мне отче, чья же это машина?
- Моя, Ваше Святейшество! – как бы похвалился протоиерей.
- Остановитесь! – потребовал патриарх Павел.
Вышел, перекрестился и сказал священнику:
- Бог Вам в помощь! И пошел своей дорогой.

А однажды, когда он возвращался на трамвае в Патриархию, случилось нечто невероятное. В переполненном трамвае , который ехал к главному городскому вокзалу, кто–то воскликнул: „Вот, смотрите, Патриарх!“ и стал пробиваться к нему под благословение. За ним двинулись и другие, началась настоящая давка. Водитель остановил трамвай и потребовал, чтобы все, кроме патриарха, вышли на улицу. Оставив открытыми только одни двери , сказал : „А теперь по одному…» И так все, без толкучки подходили под благословение Святейшего.

В Патриархии часто вспоминают один диалог между патриархом и дьяконом (который всюду его сопровождал) перед отъездом на службу в церковь на Бановом холме.
- Как поедем, на машине? – спросил диакон, подсказывая ответ.
- На автобусе! – решительно ответил патриарх.
А теплое утро обещало жаркий день. Дьякону страшно не хотелось ехать городским транспортом.
- Далеко, в автобусе душно, давка…- старался уговорить патриарха дьякон.
- Поехали! — кратко и твердо отвечал Его святейшество, уже шагая вперед, решительно, со звоном, ударяя жезлом по асфальту .
- Но… – семеня за ним, дьякон выдвинул новый, как ему казалось неопровержимый аргумент – Ваше Святейшество, лето, многие идут купаться на Аду Циганлию (белградский пляж), в автобусах полно полуголых людей…не удобно..
Патриарх на минуту остановился, повернулся к своему помощнику и сказал:
- Знаете, отче, каждый видит то, что хочет!

Один из самых известных сербских фоторепортеров Вицан Вицанович пришел, чтобы сфотографировать патриарха для своего журнала.
Но, будучи атеистом, он не знал точно, как надлежит обратиться к патриарху. В ходе съемки, желая объяснить, как нужно встать, чтобы получился хороший снимок, он сказал:
- Ваше светлейшество…..
На что Патриарх спросил:
- Если я сам светлейшество, то зачем тебе вспышка?

Его Святейшество не знал празднословия, но бывало, что он словом „жертвовал собой“, ради назидания. Так случилось, что один гуляка, который нередко проводил время в ресторанчике „Знак вопроса“, напротив Патриархии, как только видел, что патриарх идет мимо Патриархии или Кафедрального собора, всякий раз перебегал улицу, чтобы взять благословение. И однажды, заикаясь сказал:
- Ваше святейшество, мы с тобой лучшие люди в этом Белграде!
Патриарх, видя, что тот не вполне твердо стоит на ногах, ответил :
- Да, твоя правда, но видит Бог, когда напьемся, то хуже всех.
Конечно, патриарх никогда не пил, но таким образом, он взял на себя часть греха этого человека и с юмором, чтобы не обидеть его, указал на слабость и порок, которым тот страдал.

В период, когда владыка Павел был избран за патриарха сербского, множество делегаций и многочисленные высокие иностранные представители выражали желание встретиться с Его святейшеством. Его сотрудникам это не очень нравилось, так как они боялись, что новый патриарх может растеряться и не будет знать как себя вести, так как большую часть жизни он провел в монастыре, живя монашеской жизнью, и не имел опыта мирской дипломатии.

Попросил об аудиенции и очень тогда активный американский посол в Белграде Уоррен Циммерман. Патриарх принял его в Патриарших палатах. Посол передал приветствия и поздравления от имени американского народа, от имени американского президента и от себя лично. И после разговора на общие темы, посол спросил патриарха:
- Чем мы можем вам помочь?
Патриарх взглянул на него и ответил просто:
- Ваше превосходительство, а Вы не мешайте нам и так вы нам поможете!
Циммерман растерялся, не зная что ответить. Но время показало, что это была самая мудрая просьба.

(Из книги Йована Янича „Будем людьми»)

Протоиерей Андрей Ткачев

Человек рождается дважды — сначала  как физическое тело, как яйцо, потом  — как цыпленок.

Описанный Киплингом Маугли имел прототипов в той же Индии. Там очень часто  в джунглях пропадали украденные обезьянами или волками дети, причем английскими или индийскими учеными  в 50-х годах прошедшего столетия были зафиксированы случаи, когда  животные не ели, а воспитывали украденных младенцев.

Дети не превращаются в красавцев  типа Маугли. Они превращаются в  ни то, ни се. Они чешут задней ногой  за ухом, рвут мясо зубами, воют на луну, и если их возвращают в человеческие жилища, тоскуют, чахнут и умирают, так  и не научившись разговаривать и  есть вилкой и ложкой. Потому что  ими пропущены какие-то важные этапы  воспитания. А самые важные этапы  воспитания — это внутриутробное развитие и первые несколько лет  жизни. Как говорил Толстой, между  мною трехлетним и мною семидесятилетним разница очень небольшая, но между  мною только что родившимся и мною трехлетним — разница огромная.

Самое важное закладывается тогда, когда дается младенцу в рот материнский  сосок или соска, что поет над  колыбелькой молодая мама: «Богородице  Дево, радуйся» или «Я буду вместо, вместо, вместо нее, твоя невеста, честное ё». Пока носит дитя, мама курит папиросу или причащается раз в месяц.

За каждый день внутриутробного  развития проходят астрономические  периоды, в строении земли они  называются геологическими эрами. Упущенные  вопросы внутриутробного, сразу  после рождения, ближайшего дошкольного  или первые годы школьного воспитания — я боюсь, невосполнимы.

То, чему я не научился в двенадцать-тринадцать лет — я уже в двадцать четыре года не научусь или научусь но с титаническими усилиями, и хуже, чем мог.  Навыки, которые я  в четырнадцать-пятнадцать лет не обрел в части труда, терпения, физической выносливости, перенесения  боли — 14-15 лет — в тридцать-сорок  лет уже поздно нагонять. Есть необратимые  изменения в человеке, из-за которых  не сделанyые вовремя вещи позже не нагоняются.

Мы традиционно говорим об обожении человека, о том, что Церковь существует, чтобы довести его до Царствия Божьего и на земле сделать  его сыном Неба, гражданином Небесного  Царства, чтобы он был благодатен и жил не по природе.

Чтобы, как говорится в молитве  оглашения, «он не был чадом тела, но чадом Твоего Царствия». Но мы накопили столько ошибок и пропусков в  гражданском, общественном, личном воспитательных процессах, что когда мы начинаем обоживать этого калеку, он вообще разваливается.

Получается жуткое зрелище, наподобие  Параолимпийских игр, когда одноногие  люди метают молот  или диск, а  слепой бежит кросс. Это памятник человеческому мужеству, но смотреть на него очень больно.

Наша духовная жизнь похожа на параолимпийские  состязания, потому что мы изначально искалечены и одновременно пытаемся совершать какие-то подвиги.

Прежде, нежели упражняться в христианских добродетелях, нужно поупражняться  в добродетелях дохристианских, которыми был богат мир до Рождества  Христова: еврейский — сознательно  ожидавший Мессию, нееврейский —  не ожидавший, но предчувствовавший. Евреи  упражнялись в Писании и пытались хранить то, что Бог им заповедал. Язычники ценили другие вещи: храбрость  на войне, простоту в быту, мудрое слово, умение слушать другого и сдерживать свой гнев (такого человека чтили выше полководцев), не порабощаться богатству  и терпеть превратности судьбы. Они  выстраивали целые богословские школы, учившие, как прожить жизнь  достойно и правильно с минимальным  количеством грехов.

Трудолюбие — не христианская добродетель, а общечеловеческая. Приход к больному в больницу — не только евангельское дело, но и общечеловеческое. Для  христиан евангельское в нем только одно: ты приходишь сознательно ко Христу, который учит в больном  видеть Себя. Если же ты Христа в больном  не видишь, но все равно к нему идешь, потому что он больной и  нуждается в твоей помощи, то это  добродетель общечеловеческая. Это  простейший способ стать человеком  — пойти к тому, кому больно и  по возможности облегчить его  страдания теми средствами, которые  у тебя есть под рукой или в  сердце.

Кто-то из историков подсчитывает, что первые семьсот с лишним лет  после основания Рима у римлян не было ни одного развода.

Кажется, об этом пишет Честертон. Почему Бог дал власть над миром  римлянам? Потому что они были добродетельнее, чем все народы земли. Они были храбры на войне, просты в быту —  спали на земле и пили простую  воду, не боялись терпеть, страдать и умирать в период опасности, были целомудреyны в браке, гнушались  половыми перверсиями, которыми цвел весь Восток (персы, финикийцы и даже греки). Они были естественно добродетельны.

Нам сейчас не хватает не только христианских добродетелей, но и вообще человечности.

Классическая литература поставила  нам горький диагноз: на Руси легче  найти святого, чем порядочного. Святых на Руси было много, негодяев тоже хватало, а вот простых порядочных людей — маловато. Нехватка среднего звена. Качка из стороны в сторону, «из глубины воззвах к Тебе» (из бездны — вверх, и сверху —  вниз) — расшатает любого.

Как пелось в старой песне «надо  быть спокойным и упрямым, чтоб порой  от жизни получать радости скупые телеграммы». Я склоняюсь к тому, что эти «плюс» и «минус» нашей  души, качка справа налево — просто отсутствие воспитания и недисциплинированность, просто разболтанность души. Сначала  нагадить, так что стыдно людям  в глаза смотреть, а потом слезы  лить неделями, а потом, когда устанет  лить слезы или они закончатся — опять нагадить и опять слезы  лить.

В таком режиме жить нельзя. Нужно  воспитывать в себе аккуратность, честность, исполнительность, нужно  исполнять то, что пообещал, нужно  учиться думать о ком-то, кроме  себя, а не превращать христианскую жизнь в торжество эгоизма: раньше думал только о своих карманах, а теперь — только о своих грехах.

Некоторые христиане носятся со своими грехами, как курица с яйцом. Это тончайший вид мерзкого эгоизма, а не духовная жизнь. О Христе человек  не думает, о ближнем не думает —  думает только о себе, о своих  добродетелях, которых в принципе нет и быть не может при таком  состоянии ума.

Резюме. Прежде, чем идти на сияющие  высоты христианских добродетелей, необходимо научиться здороваться с людьми на улице. Прежде, чем бросить курить, необходимо научиться окурки бросать  в урну, а не под ноги. Прежде, чем  научиться читать Иисусову молитву  устами и в уме, надо постараться  сморкаться в платок, а не, зажимая  одну ноздрю пальцем, ближнему на ботинок.

Закон духовный гласит нам, что без  маленького большого не существует. Нужно  заточиться, препоясаться и застегнуться, приготовившись к длиннейшей незаметной работе, начиная с самых простых  вещей. Тогда начнется постепенный  путь к обретению смысла и глубины  во всем остальном.

По сути, рецептура дана в одной  из латинских пословиц: научись сначала  делать то, что ты уже умеешь —  и тебе откроется неизвестное.

Научись, например, слушать людей. Кажется, такая простая вещь — а  научись не перебивать, сидеть и  слушать.

Научись не выбалтывать чужие тайны  и не радоваться чужим грехам.

И так далее.

Так, от меньшего к большему — глядишь, до чего-то человек перед смертью  и дойдет.

Записала Мария Сеньчукова