Но сначала вот о чем: я ваш, крымский. Я плоть от плоти той двух или более миллионной группы населения, что живет на чудесном полуострове. И я полностью русский, без примесей, для вас это важно и станет еще важнее, когда и если вы дочитаете мое послание до конца. Я знаю вас, милые крымчане, мы вместе бегали на переменках, курили первые сигареты и тому подобное, кто-то из вас, постарше, когда-то поучал меня, а некоторых других я уже и сам успел попоучать. Я плоть от плоти ваш, и вам не удастся меня обмануть.
Так вот: я презираю вас, без особых эмоций, но оттого твердо. Когда в том злосчастном марте я ходил по родному Симферополю, я поражался: как я мог жить среди всего этого дерьма? А ведь вполне жил, хоть и не закрывал ни на что глаза. Оказалось, я не мог заметить в вас столько дерьма. Истина явилась, вы оказались чуть иными, нежели я предполагал.
Что забавно: со школы я знал о фашизме, читал о нем, видел фильмы и даже одну театральную постановку. И тут он явился – фашизм. В вашем исполнении. В исполнении тех, с кем бегал на переменках, обносил огороды, и тех, кто меня там с вами ловил. Что поразительно: фашистский бунт вас не испугал, и к установлению фашистской атмосферы, мировоззрений, порядков, господству фашистских мнений вы приложили руку, вы – сознайтесь – создали их. Поэтому вы есть исполнители, хоть и не организаторы.
Тогда же у меня оформилась мысль, ранее смутно брезжившая: вы чужды этой земле. Советские крымчане изуродовали ее заводами и многоэтажками, лачугами и ремонтными базами, вы, современные, – дачами любимых вами ублюдков, про которых вы слуги. Нельзя так не любить это чудесное место – оно вам этого не простит. Нельзя по ней ходить, этой земле, с такими мерзкими мыслями в голове.
Я знаю, что такое ялтинская лень и жадность, и похотливость. И что такое симферопольская тупая хитрость, и севастопольское солдафонство. Как безответны на вид крымские крестьяне, но какой мертвой хваткой хватают они все, что плохо лежит. И как все они рады обслужить любого заезжего, а если нельзя обслужить – то кинуть его. Мы не проститутки, – слышу, возмущаетесь вы. Нет, проститутки в массе – несчастные и внутренне честные женщины. Кинуть, если можно не обслуживать, стремятся шалавы.
Всю жизнь я видел, как в Крыму умирает все яркое и талантливое. Композиторы, историки, ученые, эссеисты, художники – о, вымирающих художников я видел более других. Кто не смог из Крыма сбежать, тот сгнил там, в мелких заботах или от пьянки. Все живое стремиться из этого душного пространства, и это потому, что вы и щербатой копейки не готовы тратить на что-либо выше убогих ваших представлений. Кинув и затравив лучших из себя, вы остались наедине с собой, что, кстати, многое из происходящего объясняет.
Вы – крымчане. Это презренная кличка, презренная окончательно с недавних пор. Гордое имя крымских татар оттеняет его, как серебряная монета грязный матрас. Украинцы тоже носят свое имя с достоинством.
Не мною сказано, но в эти дни и очень точно: для свой страны вы всегда уже будете предателями, для жителей соседней всегда останетесь жалкими и подозрительными. Вы – крымчане.
Повторю – я хорошо знаю вас, может быть лучше, чем вы сами себя знаете. Я о вас и только о вас три книжки написал. И потому говорю вам правду, а правда, дорогие мои, единственный путь к выдавливанию духовного гноя. И еще: вы уже не интересны мне. Я уважаю право выбора, пусть даже это выбор шалавы, побежавшей к соседскому рыбоглазому пахану, но пусть уж шалавы живут своей жизнью. С недавних пор вы интересны мне не более скопления насекомых, копошащихся под поднятым гнилым мешком.
Радуйтесь – вы лишили меня родины. Нет, не земли, которую и только которую я назову своей, – ее у меня никто отнять не в силах, – но приятелей, улиц, жаргона, общих для всех воспоминаний. Похоже, однако, что всего этого было мне уже достаточно.
захватили здание областной государственной телерадиокомпании (ОГТРК), расположенное по адресу ул. Куйбышева, 61.
Во время захвата протестующие сорвали ворота при въезде на территорию ОГТРК. 
