Нюрнберзький фарс

65 лет назад в немецком городе Нюрнберге началось странное действо, которое стало воистину новой вехой в мировой юриспруденции. Назвать это мероприятие “Международным Военным Трибуналом” можно только в порядке саркастической насмешки, поскольку трибунал – это суд. Судом он был во времена инквизиции, им же оставался в годы французской буржуазной революции, военный трибунал во многих странах мира решал, а кое-где и сейчас решает судьбу проштрафившихся военных. В любом случае, до второй декады ноября сорок пятого года слова “трибунал” и “суд” были синонимами. Двадцатого же ноября эти понятия радикально разошлись. ибо Нюрнбергский трибунал – это не суд, а месть, заметание следов и лживый фарс, призванный скрыть от возмездия подлинных виновников Второй мировой войны.

Главной целью “трибунала” было не правосудие, а отмщение, во имя которого он отмел подавляющее большинство норм судопроизводства и принципов уголовно-процессуального законодательства, выработанных мировой юстицией к середине двадцатого века. Специальным Уставом этот “трибунал” избавился от всех обязанностей, лежащих на его “судьях” – оставив за собой лишь одно-единственное право - право мести.

Обвинители были по существу и судьями и палачами. Обвиняемые считались виновными еще до суда. Главных национал-социалистов обвинили в преступлениях, совершенных с января 1933-го по май 1945-го, но обвинили по законам, которые были объявлены таковыми Уставом трибунала только в июле-сентябре сорок пятого. Их обвинили в преступлениях, не существовавших в мировой юриспруденции до появления в вышеуказанном Уставе и, следовательно, не имевших места в 1933-1945 годах. Хотя до Нюрнбергского процесса любой суд руководствовался принципом Римского права - “без закона нет ни преступления, ни наказания”.

Статья девятнадцатая Устава трибунала гласила: “Трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств, и может допустить любые доказательства, которые помогут ведению процесса”. Тем самым “трибунал” признавал “доказательствами” любые слухи, сплетни, байки и досужие выдумки – лишь бы они ложились в общую канву обвинения и были соответствующим образом оформлены. Трибуналом не было рассмотрено ни одного реального немецкого документа об убийствах миллионов людей с помощью пресловутого газа “Циклон Б”. Советский обвинитель Смирнов предъявил трибуналу банку с инсектицидом “Циклон Б” (таких банок по опустевшим лагерям можно было в 1945 году собрать вагоны, потому что эпидемия тифа, для борьбы с переносчиками коего этот яд и предназначался, в конце войны бушевала в них в полную силу), абажур с цветочками, сделанный, якобы, из человеческой кожи, и мыло, изготовленное будто бы из тел умученных евреев. Для пущей достоверности даже была представлена предполагаемая формула для производства этого мыла, разработанная доктором Спаннером, главой института в Данциге. Как известно, после длительного расследования прокуратура не нашла доказательств, что Данцигский институт когда-либо производил мыло из человеческих тел, а затем окончательно миф о мыле из людей был опровергнут Людвигсбургским Центральным Ведомством по расследованию преступлении нацистов. Профессор истории и теории “холокоста” еврейка Дебора Липштат в 1981 году написала, что “нацисты никогда не использовали для производства мыла ни тела евреев, ни какие либо иные человеческие тела”. Основная масса “доказательств” трибунала – из той же серии нелепых слухов и домыслов, не имеющих ничего общего с действительностью.

Статья двадцать первая объявляла, что “Трибунал не будет требовать доказательств общеизвестных фактов и будет считать их доказанными” - тем самым подводя юридическую базу для признания “уничтожения” шести миллионов евреев произошедшим в действительности. Мифические “массовые убийства” евреев в Освенциме, Треблинке, Маутхаузене, Дахау, Равенсбрюке, Бухенвальде на основании этой статьи судьями “трибунала” решено было считать “общеизвестным фактом”. Следовательно, “трибуналу” не требовалось доказывать это обычными методами криминального расследования. Убийство одного человека всегда требует тщательного расследования соответствующими органами. Убийство же шести миллионов никаких расследований не требует, ибо оно попросту “известно”.

А уж то, что адвокатам обвиняемых не было разрешено подвергать свидетелей обвинения перекрестному допросу, по сравнению с остальными вопиющими нарушениями – выглядит просто малозначительным пустяком.

О непреложном факте, что Нюрнбергский “трибунал” был не судом, но актом мести, говорит то известное обстоятельство, что, по свидетельству американского юриста Каррола, принимавшего участие в этом действе, 60% персонала прокуратуры - были евреями, которые выехали из Германии после принятия там расовых законов. Поскольку ключевым обвинением против руководителей Германии было обвинение в убийстве евреев, Нюрнбергское судилище нарушало фундаментальный юридический принцип: никто не может судить непосредственно касающееся его дело. Поэтому не напрасно Марк Лаутерн, который наблюдал за работой Трибунала, писал в своей книге: “Вот все они приехали - Соломоны, Шлоссбергеры, Рабиновичи, члены прокуратуры”.

Довольно много юристов победившей стороны отнеслись к Нюрнбергскому судилищу с откровенной брезгливостью, уж слишком очевидным было все беззаконие этого мероприятия. Хорошо известны слова члена Верховного суда Айовы Венерштурма, после ознакомления с Уставом трибунала тут же хлопнувшим дверью и улетевшим в США: “Члены прокуратуры, вместо того, чтобы сформулировать и попытаться применить юридические нормы ведения процесса, занимались в основном преследованием личных амбиций и мщением. Обвинение не давало возможности защите собрать улики и подготовить дело, в судах не пытались выработать принцип законности, а руководствовались исключительно ненавистью к нацистам. 90% администрации Нюрнбергского трибунала состоит из людей с предвзятым мнением, которые по политическим или расовым причинам поддерживали обвиняющую сторону”.

Впрочем, не только юристы подвергли сомнению правомочность этого “трибунала”. Американский сенатор Тафт говорил, что сама идея проведения такого трибунала, да еще с потугами на непредвзятость, “откровенно омерзительна”. Он публично утверждал: “Суд победителей над побежденными не может быть беспристрастным, вне зависимости от того, насколько он ограничен рамками справедливости. Во всем этом судилище присутствует дух мести, а месть редко бывает справедливой. Справедливость победителей — это вовсе не справедливость. Хотя средства массовой информации и придали процессам образ справедливости в декорациях зала суда, все это очень поверхностно. Реальной справедливости не может быть там, где обвинители контролируют судей, обвинение и защиту. Наша западная концепция закона основывается на идее о беспристрастности. А возможно ли это, когда судьи являются политическими противниками обвиняемых? Возможно ли это, когда людей обвиняют в совершении во время войны действий, которые союзники и сами совершали? Заслуживают ли доверия суды, если они признают огромное количество свидетельств, не подвергая свидетелей перекрестному допросу? Когда так называемые показания состоят из признаний, полученных под пытками, когда свидетели защиты в случае появления в суде могут быть взяты под стражу, когда людей судят за нарушения законов, которых даже не существовало во время совершения этих действий? Повешение одиннадцати заключенных - пятно на американской истории, о котором мы будем долго сожалеть”.

http://newzz.in.ua/histori/1148878315-triumf-mesti.html