Их прогнозы о нас (полезно почитать)

В 1990-х гг. рождаемость в России обрушилась

… Поэтому общая численность женщин детородного возраста будет падать: 

Источник: Прогноз ООН, средний вариант

Общий коэффициент плодовитости в России теперь составляет около 1,7 рождений на одну женщину, при среднеевропейском значении 1,5, по сравнению с низшим уровнем 1999 года – менее 1,8. Это предвещает спад, хотя и гораздо более медленный, чем ожидали многие аналитики. Это не Венгрия, где плодовитость венгерок едва превышает 0,8 рождений на женщину, или половину российского уровня. Чтобы компенсировать демографическую яму 90-х, уровень рождаемости должен вырасти где-то до 2,5, и достичь эту цель почти невозможно.

Берман добавляет: «Сегодня российские мусульмане, численность которых оценивается в 21 миллион, по-прежнему остаются в явном меньшинстве. Но мусульмане на пути к тому, чтобы к концу этого десятилетия составлять пятую часть населения страны, а к середине столетия – её большинство.

Однако восстановление рождаемости в России, судя по всему, распределено среди её регионов более равномерным образом, и это говорит о том, что мусульманское большинство – более отдалённая перспектива, чем ожидалось демографами. Более того, как было мной документально подтверждено в моей книге 2011 года «Как умирают цивилизации (и почему ислам тоже умирает)», уровень рождаемости среди мусульман продемонстрировал самый резкий спад среди остальных сегментов населения мира. Новые документальные данные на этот счёт в исследовании 2012 года привёл Николас Эберштадт из Американского института предпринимательства.

Российская демография – мишень движущаяся. Как замечает Берман, «в 2012 году, впервые после падения СССР, количество новорождённых превысило количество умерших. Это превышение было незначительным (население страны с января по сентябрь 2012 года выросло всего на две сотни тысяч), но кремлёвским чиновникам его было достаточно, чтобы объявить о том, что демографическая фортуна повернулась к их стране лицом». Конечно, это не так, но стратегические последствия будут ощущаться, самое раннее, через поколение.

Скачок рождаемости в России за последние несколько лет частично обязан практике предложения государством награды, эквивалентной 9500 долларов США, семьям после рождения второго или третьего ребёнка. Но почти нет сомнений в том, что важную роль сыграло возрождение Русской православной церкви. На всём протяжении промышленно развитого мира прослеживается глубокая и устойчивая связь между верой и рождаемостью, и реставрация религии в России является новым и решающим фактором в демографии страны.

На сайте православной церкви утверждается, что нравственные императивы важнее, чем финансовые стимулы: «Путин дал российским семьям осязаемый стимул, материнский капитал, для того, чтобы заводить детей. Он и его администрация пытаются сейчас изменить культурные нормы в пользу трёхдетной семьи. Но его успех будет зависеть от противников абортов, эвтаназии и сторонников семьи… от их усилий по превращению призывов и финансовой поддержки Путина в общенациональное движение. Судьба русского народа зависит от их успеха».

Православная церковь заявляет, что с 1991 года она почти утроила количество своих приходов. Насколько широко её воздействие, покажет время. Этот вопрос имеет решающее значение. Однако Берман отвергает возрождение альянса русской церкви и государства как начало «православного Ирана»:

В начале 1990-х годов, Россия официально признала 31 религиозную конфессию. Но в последующие годы присутствие большей их части было законодательными способами сведено к нулю. Сегодня, в результате возврата к прошлому, лишь четыре религии – русское православие, ислам, иудаизм и буддизм – официально признаны российским правительством. А с помощью Кремля православная церковь усиливает своё влияние и позиции. Неудивительно, что это обострило и без того напряжённые отношения между российским государством и его растущим мусульманским меньшинством… Русская церковь – поощряемая поддержкой Кремля – начинает вытеснять другие формы определения религиозной идентичности в России. И делает это она как раз в момент, когда узы, удерживающие вместе различные национальности страны, как никогда напряжены.

Православная церковь всегда ревниво относилась к своему положению и старалась ограничить деятельность других христианских конфессий. Православное возрождение произошло за счёт американских миссионеров – евангелистов и мормонов. Оно также наложило на российскую политику отпечаток, выразившийся в её отчётливо консервативном уклоне, включая ненавидимый многими закон против «пропаганды гомосексуализма». Хотя то, что многие стороны жизни в России вызывают отторжение у представителей Запада, вряд ли является новостью. Вопрос, скорее, в том, поможет ли православное возрождение обратить вспять демографические тенденции страны и упадок нравственности, а также повысить российскую мощь. Я не знаю ответа на этот вопрос. Берман задать его не потрудился.

То, чего в сегодняшней России, крайне не хватает – это самих россиян. Как я сообщал в очерке 2008 года, опубликованном здесь же, в официальные цифры численности населения России не входят около 7 миллионов русских, брошенных после распада Советского Союза в «ближнем зарубежье», а теперь работающих в России как незаконные мигранты. Ещё 15 миллионов этнических русских живут в Беларуси, на Западной Украине (так в тексте; прим. mixednews.ru) и в Казахстане. Получить их было бы самым быстрым способом увеличения количества россиян, и по этому вопросу, отмечает Берман, единогласие царит на всём протяжении российского политического спектра:

Лица, определяющие политический курс Москвы, признают, что прибавка десяти миллионов граждан Беларуси к населению Российской Федерации увеличила бы его общую численность где-то на 7 процентов. Присоединение Украины дало бы даже больше; этнические русские составляют около 20 процентов 45-миллионного населения Украины, и если бы даже часть страны официально проголосовала за присоединение, количество российских граждан значительно бы выросло. Если были бы прибавлены другие территории, которых в настоящее время жаждет Москва – в том числе части соседней Грузии и Казахстана – то эта цифра была бы ещё выше, что существенно укрепило бы при этом слабеющую демографию РФ.

Как я писал в 2008 году, «Россия кровно заинтересована в поглощении Беларуси и Западной Украины. Никому нет дела до Беларуси. Она никогда не имела независимой государственности или национальной культуры; первая грамматика для белорусского языка была напечатана только в 1918 году, а дома на нём говорит чуть более трети населения Беларуси. Никогда территория с населением 10 миллионов человек не имела более слабых аргументов в пользу независимости. С учётом этой справки, кажется естественным спросить, почему кого-то должна волновать Украина». Вашингтону следует разрешить России повторно поглотить свои осиротевшие провинции, но за свою цену – вы получаете этнических русских, а мы получаем ваше согласие по вопросам, которые для нас важны: стратегическая оборона в Польше и Чехии, помощь с Ираном и так далее.

Могли ли США заключить подобную сделку с Путиным в начале 2000-х гг. – вопрос спорный, учитывая спонсорство Америки над «Оранжевой революцией» 2004 года на Украине, которая убедила Путина, что он не может вести дела с Соединёнными Штатами. Администрация Буша вывела Москву из себя, но не стала бороться за то, чтобы сохранить своё влияние на Украине и в Грузии. Администрация Обамы же просто сдала позиции, сначала отказавшись от объектов ПРО в Восточной Европе, а затем приняв российскую схему по химоружию для Сирии (и не исключено, что планирует то же самое в отношении ядерной программы Ирана). Оба подхода себя не оправдали.

Что же теперь делать Америке? Берман намекает, что США должны сделать упор на линиях разлома в самой России, предвкушая внутренний взрыв:

Руководство России ведёт жёсткую кампанию против исламского радикализма, надеясь на то, что подавляющее превосходство в силах позволит умиротворить беспокойные республики страны. Провал этого подхода виден в росте исламистского насилия в местах, подобных Татарстану, а также в расползании радикального ислама по всему евразийскому центру. В предстоящие годы этот феномен будет представлять усиливающийся вызов стабильности и легитимности российского государства… Таким образом, сейчас закладывается фундамент будущей гражданской войны в России, жестокой борьбы за душу российского государства, которая будет вестись вдоль религиозных и этнических линий.

С тех пор, как в восьмидесятые годы Соединённые Штаты (совершенно правильно, по моему мнению) вооружили афганских джихадистов для того, чтобы те изнурили Советский Союз, части американского внешнеполитического сообщества мечтательно поглядывают на мусульманское подбрюшье России как на потенциальный источник давления на старого врага Америки по холодной войне. Эта идея была хороша в разгар холодной войны, но сейчас по ряду причин она отвратительна. Во-первых, радикальный ислам представляет собой большую угрозу для западных интересов, чем православная Россия, как мы должны были бы заметить после взрывов на Бостонском марафоне. Во-вторых, она обречена на провал. Россия безжалостнее Вашингтона при подавлении внутренних (заметьте, что сообщения из России всегда говорят об убитых, а не взятых в плен террористах). И что самое важное, в третьих, американские попытки воспользоваться внутренними проблемами России попросту сцементируют китайско-российский альянс. Это самая вероятная российская реакция на целый ряд проблем. Америка воспользовалась китайско-советским расколом, чтобы выиграть холодную войну. Москва вполне может решить, что к росту мощи Китая лучше приспособиться, чем ему противостоять.

Конечно, Россия очень огорчена вторжением Китая на территории её бывших владений, включая Дальний Восток и Центральную Азию. Растущее экономическое влияние Китая на ближнее зарубежье России, например её нефтяную концессию в Казахстане, опирается на его приверженность инфраструктурным инвестициям в транспорт, связь и энергетику в рамках того, что Китай называет «новым Шёлковым путём».

Стремление Китая к лидерству на юге и востоке России является для Москвы досадным обстоятельством, но не «очагом напряжения», как предполагает Берман.  Вероятность военного конфликта между Китаем и Россией в течение следующих 20 лет варьируется от пренебрежительно низкой до несуществующей. Китай действует с расчётом на отдалённую перспективу; он не будет воевать за территорию, которая, скорее всего, сама упадёт к его ногам через одно-два столетия. Россия, вероятно, придёт к выводу, что получит больше от Китая, чем от США. Россия и Китай имеют общий интерес в сдерживании потенциальных проблем с мусульманами в Центральной Азии, и их сотрудничество – естественное следствие общей потребности.

Вашингтону следует обеспокоиться российскими и китайскими усилиями догнать США в аэрокосмических технологиях, которые за поколение не сильно изменились в Америке. Может ли на данный момент «Сухой» Т-50 ПАК-ФА или китайский J-20 соревноваться с американским F-22, вызывает сомнения. Но лет через 5-10 ответ может быть уже другим. Техническое превосходство Америки в военной авиации подвергается риску, а её военно-морской флот съёживается до размеров, несвойственных для сверхдержавы.

Самое неудачное название Берман дал главе о «непонимающей мусульманский мир» России. На самом же деле, Россия очень ясно понимает мусульманский мир. Она объединилась с Саудовской Аравией в поддержке военного правительства Египта перед лицом американского давления, а с Ираном – в защите сирийского правительства от пёстрой компании брошенных против него джихадистов. Россия вполне может предоставить замену американским вооружениям, пострадавшим от сокращения военной помощи Египту; если это произойдёт, то заплатит за это Саудовская Аравия. Россия играла за обе стороны в Иране, строя ядерный реактор в иранском Бушере и поочерёдно предлагая-отзывая высокотехнологичные системы ПВО.

Тактические цели России разглядеть невозможно; её цель, предположу, –  удерживать инициативу, провоцировать своих противников на ошибки и обращать их себе на пользу, насколько позволяют возможности. Как только Америка утратила решимость применить силу в отношении ядерной программы Ирана, к другим проблемам в регионе, особенно сирийской, стало не подступиться, что даёт России шанс пролезть в качестве регионального посредника.

Для Соединённых Штатов опасно строить планы, основываясь на допущении о внутреннем коллапсе России. Такой результат исключать нельзя, но он маловероятен. Россия здесь надолго; она никогда не вернёт позиций, которые в 1980 году занимал Советский Союз, но останется силой в обозримом будущем. Вашингтон никогда толком не понимал, что русские – шахматисты, а шахматы – это игра, в которой нельзя блефовать. С Россией можно взаимодействовать только при помощи силы, а сила Америки утекает через несколько ран, которые она нанесла себе сама.

http://mixednews.ru/archives/43213