Ветер быстро крепчал. Даже гигантские волны, поднявшиеся на море, были сдавлены, разбиты, придавлены ветром! Казалось, будто ураган, разинув пасть, поглотил весь океан, заполнил то пространство, где раньше был воздух.                  
        Ветром сорвало вентиль, крепивший плавающий якорь. Линь с ужасающей скоростью размотался, что сопровождалось хлопком (который едва донёсся до слуха Филиппа), и теперь беспорядочно тащился то позади яхты, то впереди её, сбивая её с курса и едва не переворачивая на бок. Несколько раз судно качнулось с такой силой, что Филиппом завертело, как волчком, причиняя многочисленные ушибы и ранения.                     В какую-то минуту дышать стало невозможно. Он кое-как выполз на палубу и, ухватившись за остатки капитанской рубки, попытался набрать полные лёгкие воздуха, но это не получалось. Воздух куда-то подевался. Он сообразил, что виной этого ощущения стало ещё более понизившееся давление, но от этого не становилось легче. Кроме этого, он заметил, что наступило полное затишье. Ветер куда-то пропал, судно словно застыло на одном месте. Это произошло настолько резко, что могло показаться, будто это сказочный титан остановил стихию мановением волшебной палочки. На самом деле это продолжалось минуту или немногим более. Потом внезапно вода под «Ласточкой» задрожала и начала извергаться гигантскими брызгами высотой до двадцати метров. Ему показалось, будто атомы всего тела отделяются друг от друга и готовы разнестись в разные стороны. Надвигалась гибель.                   
       В центре урагана не было ветра, потому море взволновалось. Это было так называемое «око» тайфуна. Волны бились, прыгали и взметались к самым облакам. Теперь чудовищный ветер дул от каждой точки окружности в направлении центра штиля. Поэтому и волны стали надвигаться со всех сторон. В центре не было ветра, чтобы их остановить. Они вырывались, словно пробки со дна бочек. То были сумасшедшие волны. Хотя… Наверное, таки не совсем волны, а какие-то привидения, потому что ни один нормальный человек никогда не видел ничего подобного. Они перебрасывались через яхту, играючи, издевательски дразнясь. То были смерчи, извержения. Они падали, где и как попало. Сталкивались, налетали, обрушивались друг на друга, разлетаясь тысячами водопадов.  Этот центр тайфуна нельзя было даже назвать океаном, потому что ни одному из живущих такой океан и не снился. То был хаос – дьявольский кладезь взбесившейся морской воды.                  
       -- Сейчас или никогда! – прошептал Филипп, делая массу усилий в попытке добраться до борта.                 
       -- Вот она, красавица… -- промолвил он, хватая обломок какого-то рычага.                    
     Из последних сил напрягая тело, рассчитывая перевалиться на соседнюю палубу, он разогнался, как перед прыжком, на ходу ударяя себя по голове рычагом.                    
         …Первое, что он ощутил, придя в себя, это тоскливую, гнетущую тишину. Она давила со всех сторон. Не было ни ветра, ни шума волн… ни команды. Корабль был пуст! Где матросы, когда-то присоединившиеся к нему? Увы… Прошло слишком много времени. Курсируя сквозь пространства и время, бригантина давно истлела бы, затонула, разбилась, если бы не проклятие. Иногда звуки, произносимые ничтожными человеческими устами, обречены на дальнейшую жизнь, превращаясь в формы или выливаясь в какие-то последующие действия. Тот ураган, смыв и убив всех до последнего членов команды «Мари-Женевьевы», спас их от проклятия. Так что искупать и страдать грехи пришлось одному Филиппу. Он знал, что на судне не может быть никого.                    
       Встав на ноги, он осмотрелся. Океан продолжал бурлить, но всё это каким-то удивительным образом не касалось бригантины: она продвигалась вперёд, едва касаясь поверхности воды. От «Ласточки» не осталось и следа. Что сейчас думают о нём утонувшие члены команды, опускаясь на дно?..                  
       Кое-как передвигая ноги, Филипп кое-как поплёлся в носовую часть судна. Здесь всё было в том виде, в каком было много лет назад – бизани не хватало, грот – в таком состоянии, будто вот-вот должен свалиться, парусов – ни одного; только канаты, местами уцелевшие от времени, продолжали висеть, напоминая жалкие остатки безжизненного скелета.                     Между тем, судно понеслось вперёд с нарастающей скоростью. Куда оно плывёт? Какой сюрприз уготован ему в дебрях мироздания? В любом случае, в вечности, наверное, что-то произошло, потому что система, обрекавшая Филиппа на вечное страдание, вдруг дала сбой и допустила его на борт бригантины.                   
      Сбой? Вряд ли… Вечность – явление не рукотворное, она не может ломаться…                   
      Собственно, зачем он сюда рвался, на этот кусок полуистлевшей древесины, когда-то называвшейся «Мари-Женевьевой»? Конечно, не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о былых товарищах. К этому времени каждый из них давно получил своё, каждому определена его участь и воздаяние. Остаются лишь он и Женевьева. Ещё тогда, видя, как девушка отрывается от каната и летит в бездну, он заметил, как вдали мелькнуло нечто неопределённое – не то мираж, не то облако, не то… остров. Однако, сколько раз он впоследствии не пытался отыскать его, все старания были напрасны. Даже на картах далёкого будущего, в котором всё известно и исследовано, никакого острова возле Мыса Доброй Надежды не значится. Значит, несчастная девушка утонула… В таком случае, почему она снится ему каждую ночь, почему он снова и снова переживает всю боль, которую ей причинил? Впрочем, дело даже не в этом. Он воспринимает её как человека живого, из плоти и крови. Ни в мыслях, ни в воображении ни разу не промелькнуло впечатление о ней как о мёртвой.                     Стоя на своём старом месте, Филипп смотрел вперёд. Перед ним и над ним проносились мрачные тучи с оборванными краями, похожие на сказочных монстров, готовых поглотить всё, что попадётся на их пути. Вдруг корабль замедлил ход. Он это почувствовал, как опытный моряк. Движение прекратилось, как это бывает только в штиль. Впереди тучи сбились в кучу, как старый, никому не нужный хлам, и двинулись на судно. В гробовой тишине, окружающей судно, послышались далёкие неопределённые шумы. В них сочетались как завывание ветра в проводах, так и человеческие голоса, а края облачной массы стали напоминать руки, беспорядочно размахивающие по сторонам.                   
      Внезапно повеяло холодом – мрачным, липким, пронзительным. В следующий миг масса налетела на него, поглотив вместе с судном. В этот момент ему показалось, будто он воочию увидел старых товарищей, погубленных купцов, многих других людей, ставших жертвами его поступков за истекшие триста с лишним лет. Все они обвиняли его в их гибели и требовали немедленного возмездия. Он почувствовал, как сердце вдруг сжалось, как губка, которую выжимает сильная и безжалостная рука. А в следующий миг оно заболело, словно от ожога. Стало настолько больно, что Филипп невольно прижал правую руку к сердцу, и она так и застыла на месте.                     
     Но вот туча рассеялась. Филипп снова ощутил движение судна и с надеждой взглянул прямо по курсу.                   
       -- Земля! -- едва не крикнул он, вместе с тем удивляясь: откуда она может быть в этих местах?!                   
       Это было иное измерение. Чувство не обмануло его. Здесь было всё не так, как в мире, покинутом минутой раньше: светило лилово-голубоватое солнце, пели птицы невиданной красоты, а милях в двух по курсу явственно различался берег. Это был остров – с песчаным пляжем, пологим холмом, пальмами…                    
      Ни остановить, ни повернуть бригантину он не сумел. Наверное, так было предрешено: если ему удастся ступить на палубу «Мари-Женевьевы», её страдания тоже прекратятся. Судно на полном ходу врезалось в прибрежный песок и…исчезло. Следуя инерции, Филипп полетел вперёд и, падая, распластался на песке.                   
        Встав на ноги, он увидел перед собой силуэт женщины. Он показался как будто расплывчатым, размытым, но, по мере приближения к нему, обретал всё более чёткие формы.                   
      -- Женевьева! – пролепетал Филипп, узнав девушку.                  
       Она утвердительно кивнула и поманила его рукой.                
         -- Ты простила меня? – спросил он, но в ответ девушка с таинственным видом прижала палец к устам.                  
        -- Что мне делать дальше? – пролепетал он, настороженно оглядываясь по сторонам.                   
    На это Женевьева, сохраняя молчание, поманила его рукой и сделала несколько шагов в направлении холма, возвышающегося в центре острова.        Пройдя несколько сотен метров, Филипп заметил вход в пещеру и остановился.                  
       Девушка снова поманила его и сделала шаг внутрь. Пещера озарялась причудливым светом  с розовыми и голубыми переливами. В зале, открывшемся перед гостем, находился лишь большой камень со странным углублением.                 
       -- Что это? Где я? – недоумевал Филипп в поисках объяснений.                  
       Но все так же сохраняя молчание, Женевьева жестами показала, что нужно улечься на камень.                  
        -- Да пожалуйста! – ответил он. – Даже если из той дырки выползет чудище, хуже, чем есть, мне уже не сделается.                  
       Не успел он лечь, как вспыхнул невиданный огонь. Он бил из-под земли фонтаном, устремляясь к потолку, проходя сквозь тело Филиппа. Сквозь сердце… Его охватила чудовищная боль, он хотел схватиться на ноги и поскорее бежать, но сила, могущественнее человеческой воли, словно приковала его к камню. Сколько времени продолжалась пытка, он не знал. Только перед глазами, как фильм, начали всплывать все его грехи, начиная с детских лет. Год за годом эти деяния становились всё более жестокими и бессмысленными. Вместе с грехами сквозь сущность Филиппа проходили и страдания его жертв. Не будучи в силах их выдержать, он кричал диким криком, но сила не отпускала его, подвергая новым и новым пыткам. Вместе с собственными преступлениями в сознании всплывали картины общечеловеческих преступлений против природы и целых народов.                     В какой-то миг всё закончилось, но Филипп продолжал оставаться на месте. Когда Женевьева коснулась рукой к его плечу, он даже не почувствовал – настолько потрясающим было впечатление от всего пережитого.                  
       -- Филипп, вставай! – нежным голосом окликнула она.                    Медленно он поднял голову и взглянул на неё непонимающим взглядом.                  
       -- Филипп, ты очистился. Теперь мы можем говорить.                  
      -- Очистился?..                  
     Он всё ещё не мог окончательно прийти в себя.                  
       -- Ты хотел, чтобы я стала твоей женой, -- застенчиво сказала она. – Помнишь?                  
       Он молча кивнул.                 
        -- Так вот… Я не хотела, а потом не могла… Из-за твоей чёрной души. Но теперь ты чист, и я могу сказать… Я согласна…                   
      Он взглянул на неё пристальным взглядом. Смотрел долго, изучающее, проникая, казалось бы, в глубину души, после чего поднялся на ноги и произнёс:                  
         -- Женевьева, послушай меня. В своё время я натворил много глупостей. Но теперь, пройдя через Огонь Жизни, я многое понял. Словом, я не могу быть твоим мужем. Вообще ничьим. Я буду жить один в каком-нибудь забытом уголке планеты, буду молиться, постигать мудрость и лечить людей. Спасибо тебе за всё, но… Прощай!..                  
          С этими словами Филипп повернулся к девушке спиной и решительным шагом покинул зал. Женевьева смотрела ему вслед совершенно ошеломлённая и убитая.                   
       «Как он покинет остров и каким образом вернётся в своё измерение?» – подумалось ей.                  
      -- Погоди, Филипп!  -- крикнула она, подталкиваемая смутной надеждой. – Я с тобой!..                   

        Они узнали друг друга, несмотря на то, что прошло много лет со дня расставания. Можно ли сказать, что Женевьева обрадовалась встрече? Наверное, можно, ибо у девушки было доброе сердце. А он не мог отвести от неё взгляда – настолько неотразимой она выглядела, находясь в самом расцвете красоты.

     Поселив сиятельную пассажирку в специально оборудованной каюте, капитан почти позабыл о ней, целиком уйдя в повседневные заботы. После того, как «Мари-Женевьева» вышла в открытое море, подул неблагоприятный ветер, а потом и вовсе заштормило. Моряки – народ суеверный. В те времена присутствие женщины на корабле рассматривалось как плохая примета; потому, когда экипаж увидел Женевьеву, поднимающуюся по трапу на борт, у многих возникло плохое предчувствие. Однако предчувствие само по себе ничего не значит, если оно не подкреплено участием человека. Так и получилось. Едва корабль отплыл из Портсмута, Филипп тотчас же заявился в девичью каюту и потребовал, чтобы Женевьева исполнила обязательства, данные в детские годы.

                -- Филипп, -- ответила она, смущаясь. – Я, конечно, всё помню. Но как вы могли высказывать подобные требования ребёнку, которым я, по сути, была? Я ценила вас как товарища по играм, но говорить о замужестве?.. Что вы себе придумали? Простите, это было бы слишком опрометчиво с моей стороны.

                Получив отказ в вежливой и категоричной форме, молодой человек придумал план. В этом плане непогода сыграла свою роль. Вместо того, чтобы, как подобало бы помощнику капитана, поднимать дух экипажа, он, напротив, делал всё для его разложения, воздействуя на древние хищные инстинкты моряков.

                -- Послушайте, друзья! – говорил он, обращаясь то к одному, то к другому матросу. – Сейчас вы нищие. Вы, как рабы, исполняете волю хозяев за символическую плату. А я вам предлагаю свободу. Мы будем бороздить просторы океана, нападать на чужие суда, обогащаться… Не пройдёт и года, как любой из вас сможет вернуться на родину богатым человеком…

                До того дня каждый из матросов мог служить образцом. Однако иногда наступают минуты, когда даже в лучшем человеке легко вызвать к жизни самые низменные, самые страшные инстинкты.

                День за днём Филипп вливал в уши этих людей опасный яд, который, растворяясь, наполнял собой кровь и сознание. Рано или поздно его слова могли дать ростки в сердцах моряков. Нужен был лишь повод. И он наступил.

 

                Филипп, в который раз «проигрывая» встречу с бригантиной, пытался понять, какая сила не допускает его на борт. Сознание подсказывало, что это тщетно. Впрочем… А может, всё дело как раз в сознании? Когда «Мари-Женевьева» появляется в виду моряков – из дымки, парящей над водами, гордая, хоть и с потрёпанными парусами, без признаков человека на палубе, -- именно сознание, исполненное мистическим страхом перед летучим голландцем, подсказывает, что туда нельзя. Этот страх внушён поколениями, впитан с молоком матери, подкреплён многолетним опытом, его невозможно перебороть никакими усилиями воли. О, если бы была возможность хотя бы на минуту выключать сознание, как лампочку!..

                Даже люди, воспитанные в духе новых поколений, не верящие, казалось бы, ни во что, кроме себя и денег, -- и те боятся шевельнуться и только молча наблюдают, как злосчастная бригантина проходит мимо в каком-нибудь сантиметре от борта судна. Да, высадиться на корабль-призрак невозможно, потому что при виде его немеют все члены, цепенеет гортань, страх вселяет в тело ужасную слабость. Так, может, стоит подумать над тем, как лишить себя этого страха, порождаемого разумом? И вдруг получится, переваливаясь через борт, отключить сознание?..

 

                Да, именно отключить. Как тогда, в 17 столетии, когда ему удалось отключить совесть, чувство долга, стыд…

                После того, как очередной шторм отбросил «Мари-Женевьеву» от Азорских островов, при этом покалечив нескольких матросов и унеся с палубы боцмана, он шепнул ближайшим участникам заговора:

                -- Время настало, друзья. Арестуйте капитана, а я займусь остальными.

                В течение нескольких минут всё было сделано. Капитан и несколько его сторонников, связанные и униженные, стояли на баке, ожидая своей участи. Юнга, мальчонка лет тринадцати, плакал.

                -- Чего вы хотите, Филипп? – обратился к нему капитан. – Вы понимаете, что совершили бунт?

                Это был честный старик. Перед ним, как ни перед кем иным, Филиппу было стыдно. Он не мог заставить себя посмотреть ему в глаза.

                -- Господин капитан, -- сказал он. – Мы не хотим возвращаться к хозяевам.

                -- Напрасно, сударь, -- покачал головой тот. – Теперь вы поставили себя и команду вне закона. При первой же возможности вас вздёрнут, как тараньку, на первой же рее.

                -- А мы не собираемся возвращаться на родину…

                -- Постойте, а может… Может, вы совершили это преступление из-за…

                С этими словами капитан многозначительно указал взглядом в сторону каюты, в которой находилась женщина.

                -- Не имеет значения, -- прервал его Филипп. – Насколько я понимаю, вы не хотите к нам присоединиться?

                -- Нет, конечно, -- улыбнулся тот с презрением.

                -- Ребята, выбросьте этих глупцов за борт, -- скомандовал новый капитан. – И юнгу тоже.

                Как ни молил ребёнок о пощаде, Филипп его не слушал.

                Даже матросы было замешкались топить малого, но капитан объяснил:

                -- Ребята, нам предстоят великие дела. Ребёнку нечего делать на нашей палубе, которая вот-вот окрасится кровью. А высадить его на берег мы не можем, потому что он выдаст всех нас.

               

 

                    …Первые волны, обрушившиеся на «Ласточку» произвели потрясающее впечатление на команду. Яхта накренилась так, что, казалось, вот-вот перевернётся. Первая волна хлынула на палубу, доказав, что поручни – изобретение совершенно излишнее. Мачта, изготовленная из особо прочного материала, часть такелажа, ящики, контейнер с каким-то грузом – всё это улетело за борт вместе с двумя матросами. Только юнга, парнишка лет двадцати, уцепившись за остатки камбуза, наблюдал происходящее с отупевшим видом.                   
       Вторая волна загромоздила палубу брусьями от поручней и обломками капитанской рубки. Корма погрузилась в воду, нос высоко взметнулся к небу, вследствие чего оставшиеся в живых юнга и повар съехали на корму. Люди неслись головами вперёд, кувыркаясь, перекатываясь, крича от полученных увечий, извивались, корчились, давя друг друга. Кому-то удавалось на какой-то миг ухватиться за кусок обшивки или остаток поручня, но острый металл резал человеческую плоть, как масло, и с криками ужаса бедняги попадали в бушующую пучину.                    
       Под давлением ветра, волн и страшной качки дверь, отделяющая Филиппа от остального мира, вылетела с петель. В тот момент ему показалось, будто в каморку ворвались все дети Эола, какие только существуют на белом свете. Разве возможно описать ветер чудовищной силы, с которым ему пришлось столкнуться? Разве можно описать кошмар? Так же невозможно дать представление об этом ветре. Он срывал одежду столь же безжалостно и властно, как древний викинг-завоеватель срывал платье с захваченной в плен девчонки. Хуже всего было то, что ветер всё усиливался и усиливался.                   
        Это можно сравнить с миллионами тонн песка, которые мчатся со скоростью сто миль в час. Представьте себе, что этот песок невидим, но сохраняет все свои свойства. Или можно сравнить его с грязью, -- невидимой, неосязаемой, но липкой и тяжёлой. Нет, пожалуй, это сравнение слишком натянуто… Считайте, что каждая молекула воздуха представляет собой грязевую отмель. Затем постарайтесь вообразить сплошную массу таких молекул, которые движутся на вас под напором гигантского вездехода, набиваются вам в гортань, давят, сминают…                  
         …Как тогда… Через день после расправы с капитаном «Мари-Женевьевы» люди Филиппа напали на португальское торговое судно, которое возвращалось из Индии, битком набитое пряностями и дорогими тканями. Купец почтенного возраста, захваченный вместе с моряками, не мог поверить, что совсем молодые люди, да ещё французы, способны на стол вопиющие преступления.                  
        -- Вам, молодой человек, -- сказал он перед тем, как его бросили на съедение акулам, -- Вам не судном командовать следует, а поселиться среди таких же убийц.                  
       -- А не будете ли добры подсказать, где их найти? – цинично-издевательским тоном спросил Филипп.                  
      -- На Мадагаскаре…                  
         После того, как захваченный галеон был превращён во второй пиратский корабль и команда разделилась на две части, капитан Филипп без стука вошёл в каюту пленницы.                 
         -- Ну, как ваше самочувствие, Женевьева? – спросил он, с наслаждением наблюдая страх, выраженный в её глазах.                
        -- Вы – убийца! – заявила она.                  
      -- Ну и что? Ведь я это делаю ради нашего с вами счастья.                        
      -- Счастья? – Вы хоть понимаете, о чём говорите? Какое счастье?! Вы убиваете людей, предали своих хозяев, держите меня в плену…                 
       -- Вам следовало бы начинать именно с этого: держу вас в плену, -- улыбнулся он. – Вы должны немного подумать и ваша судьба круто изменится.                  
        -- Чего вы хотите?                
        -- Чтобы вы стали моей женой. Это всё. Ваше согласие будет означать многое. Например, вам не придётся дрожать в своей каюте, вы будете жить на берегу, в красивом доме, у нас будут красивые дети…                 
      Его речь, напоминающая бред сумасшедшего, была прервана взрывом смеха.                 
         -- Дом? Дети? Вы в своём уме?                 
          -- Женевьева, вам, кажется, ничего не понятно, -- задумчиво прошептал он. – Если вы не согласитесь, вас ожидает незавидная судьба.                 
        -- Вы изволите выбросить меня за борт? Так вперёд, я только этого и хочу!                  
        -- Нет, не выброшу. Я вас отдам команде.                  
         -- Что? Да как вы!..                 
         -- Смею, смею… Так что думайте побыстрее, не то я с вас вмиг выбью высокородную спесь.                   
       С этими словами Филипп покинул каюту, оставив девушку в ужасном состоянии…                  
       А потом он не выдержал. Вечером он снова заявился в каюту, где застал её дрожащую и страшную, с ножом, зажатым в руке.                  
        -- Насколько понимаю, вы плохо подумали, -- процедил он, отводя руку с ножом. – Но как бы там ни было, я буду первым.                 
          Бросив её на койку, он сбросил с себя камзол.                     Как же она кричала! Но эти крики, вместо того, чтобы испугать его, наоборот, лишь разожгли дикое, животное желание. Откуда в ней взялись силы? Да бог её знает. Они долго боролись, он даже несколько раз ударил её в лицо, но и сам немало получил. А в последний раз Женевьева хватила его по голове чем-то тяжёлым, так что он потерял сознание. Сколько минут он пролежал без движения, неизвестно. Он пришёл в себя лишь от крика, прозвучавшего с палубы:                  
        -- Капитан, буря надвигается!                   
      Кое-как поднявшись на ноги, Филипп покинул каюту. Краем глаза он заметил, что девушка всё ещё стоит в углу в изорванном платье, сжимая в руке какую-то вещь.                 
        -- Мы с тобой потом поговорим, -- бросил он на прощанье.                           
       Что это была за буря! Нет, то был настоящий ураган. Вроде этого…          Сколько времени он продолжался? Скольких людей смыли и покалечили тяжёлые волны? Улучив минуту, он заглянул в девичью каюту, но пленницы там не обнаружил. Куда она могла исчезнуть? Пройдя несколько шагов, он различил её фигуру впереди, на носу. Уцепившись за канат, она, казалось нависла на бурлящими водами.                 
        -- Женевьева! – крикнул он изо всех сил, стараясь перекричать стихию. – Не делайте этого!                
          -- Послушайте, Филипп, -- обратилась она к нему. – Лучше смерть, чем принадлежать такому зверю, как вы. Я ухожу, но, уходя, молю бога о том, чтобы вы никогда не нашли покоя, чтобы вам пришлось ежедневно переживать свои грехи и чужие страдания. Будьте вы прокляты вместе со своим кораблём и командой!                  
        Произнеся эти страшные слова, девушка сделала роковой шаг. После этого Филипп ещё долго видел перед собой её последний взгляд…

Прод. следует

    Яхта «Ласточка», всего год назад сошедшая со стапелей известной американской фирмы, уверенно рассекала носом поверхность Атлантического океана. Команда из трёх человек заканчивала устранять последствия бури, разразившейся накануне, а Филипп, тем временем, стоял у руля. На сей раз всё обошлось благополучно, если не считать кливера, сорванного порывом ветра, да потери спасательной шлюпки: она почему-то была плохо закреплена и её постигла судьба кливера.

    -- Да бог с ней, -- улыбнулся он, глядя вдаль. – Мне-то эта шлюпка все равно не нужна… Потому что дороги назад нет…

       Где-то затрезвонила пронзительная мелодия. Двадцать первый век – век чудес: рации, мобильные телефоны, тестомешалки… В его время всё было не так. Плаваешь месяцами и понятия не имеешь о том, что творится на родине. А теперь даже юнга -- и тот может запросто спросить у матери: «Как поживаешь?»

                В который раз он пытается обогнуть мыс Доброй Надежды, чтобы встретиться с НЕЙ, но всегда злосчастная судьба отбрасывает его на многие сотни миль обратно. Кажется, будто вот-вот, совсем немножко – и вот она, мечта – небольшой скалистый островок, невидимый для простых смертных. Однако у самой черты, у самого порога безоблачное небо внезапно мрачнеет, налетает шквал, который перерастает в бурю, и гонит судно далеко на север. Это может продолжаться сутки или даже трое, но потом всё прекращается, словно по мановению волшебной палочки. Это означает, что судьба вновь посмеялась над ним и милостиво позволяет повторить попытку.

                Филипп знает наизусть весь сценарий. Именно сценарий, потому что всё напоминает длиннющий спектакль, в котором одна и та же роль сыграна неисчислимое количество раз. Сейчас «Ласточка» пройдёт несколько часов пути, повстречает ЕГО, а спустя два дня начнётся испытание. ОН – это вроде как страж, предвестник, напоминание, -- точнее, если уж быть совсем точным, ОНА. Тоже ОНА. Только на сей раз не женщина, а бригантина. Та самая, которой он когда-то командовал… У них даже имя одинаковое – «Мари-Женевьева»… Она – представитель иного мира… Точнее, одного из десятков, сотен, тысяч миров. Проникнуть бы на ЕЁ палубу, на капитанский мостик, где ему знаком каждый миллиметр! Оттуда он сумел бы увидеть нечто такое, что ускользает от взгляда, пока приходится находиться в шкуре смертного. Но не пускает бригантина, противится его воле. Он не единожды пытался перепрыгнуть борт, но не дано…

                Сколько посудин он успел угробить за эти годы? А сколько человеческих жизней!.. Только с ним ничего не случается, -- разве что с каждым разом прибавляется лишняя щепотка седины да морщинка какая… Но он должен достичь цели, и чем быстрее, тем лучше. Пока не пробил вселенский набат, пока не наступил час Суда, когда что-либо исправлять будет слишком поздно…

                На юг, на юг! Только на юг, и пусть для этого понадобится потопить все корабли мира, он достигнет своей цели!

 

                Океан, угомонившийся было после трёхсуточного шторма, снова забурлил, как гигантский котёл. Судно то и дело бросало в разные стороны, грозя разбить в щепки. Команда, состоявшая из всевозможного сброда, собранного в разных уголках Европы и Африки, выбилась из сил. От парусов не осталось и следа, грот мачта только что подозрительно треснула и в любой момент могла обрушиться на чьи-то головы. Три дня назад Женевьеву разбудил оглушительный треск – это бизань, разворотившая бак, свалилась в морскую бездну, утащив за собой нескольких матросов. Оставалась лишь фок-мачта, но сейчас её нельзя отягощать парусами, поскольку её могла постигнуть судьба двух остальных мачт. Поглядывая в узенькую щель, отделяющую трюм от палубы, девушка могла видеть лишь ноги матросов, да и то вскользь, когда они мелькали пред ней.

                Как она оказалась на этой хрупкой посудине посреди бушующей стихии? Какие неведомые силы забросили её сюда и стремились лишить жизни? Это длинная история. Неизвестно, сколько осталось времени у несчастной пассажирки, или, скорее, пленницы, но вместо того, чтобы возносить молитвы Всевышнему, она, как могла, уселась на мешки с прогнившим зерном и предалась воспоминаниям. Но делала она это вовсе не для того, чтобы сожалеть о чём-либо или найти повод пожалеть себя; она вспоминала, стремясь не упустить ни одной подробности из своей короткой жизни, чтобы, когда наступит время, поведать обо всём ангелу мщения и потребовать воздаяния виновникам.

 

 

                На попечении отца Жана, или господина Мерсье, находилось четверо подкидышей – три мальчика и одна девочка. Что касается мальчиков, их происхождение не представляло загадки: это были сироты из крестьянских семей, вымерших в результате одной из десятков эпидемий оспы, периодически собиравших богатую жатву по всей Европе. А вот девочка – дело другое. Обнаружив у порога храма небольшой свёрток, экономка принесла его в дом святого отца и, развернув батистовые пелёнки, на которых были вышиты вензеля «М.К», нашла там прелестного ребёнка. К девочке также прилагались увесистый кошелёк с золотом и письмо, написанное уверенным женским почерком. В нём сообщалось, что дитя появилось на свет неделей раньше и зовут его Мари. Автор письма, ссылаясь на какие-то обстоятельства, предупреждала, что покидает страну на несколько лет и обязуется забрать дочь обратно тотчас же по возвращении.

                -- Мари… -- повторил отец Жан, взглянув на экономку. – Впрочем, знаю я этих ветреных девиц. Не верится, что ребёнок крещён. Сегодня как раз праздник святой Женевьевы, вот мы и проведём обряд…

                Так у девочки появилось двойное имя – Мари-Женевьева. Звучало красиво и внушительно. Но окружающие почему-то предпочли последнее, и так и обращались к ней – Женевьева.

 

…До определённой черты её биографию можно было бы счесть вполне заурядной как для дитяти семнадцатого столетия. В те времена редко кто удивлялся, обнаружив на рассвете у порога собственного дома корзинку с младенцем. Невзирая на влияние церковной морали, молодые (да и не только молодые) люди грешили столь часто, что добрые деревенские священники едва успевали выращивать подкидышей. И хорошо, если в пелёнках обнаруживался кошелёк с золотыми экю, что содержало намёк на происхождение ребёнка; в основном же растить детей приходилось за счёт пожертвований.

                Деревушка Корже была настолько бедной и забитой, что даже её владелец, барон де Риваль, почти позабыл о её существовании и за последние лет двадцать ни разу не почтил своим визитом. Да, собственно, чего он там не видел? Десятка три жалких домишек, служивших приютом для полусотни столь же жалких крестьян, старый храм св. Женевьевы с облупившейся штукатуркой, да Луара, катящая свои воды к океану. Пожалуй, в этом списке достойной внимания была лишь река, но для того, чтобы ею полюбоваться, вовсе не обязательно отправляться в такую глушь.

                Когда-то деревня считалась перспективной. Здесь жило, самое малое, человек семьсот,  в заливе находилась пристань для грузовых судов, а храм св. Женевьевы был женским монастырём. Даже король Франциск Первый однажды не погнушался провести ночь в Корже, возвращаясь из какого-то путешествия, чем тогдашние жители весьма гордились и даже показывали всякому приезжему избушку, в которой сиятельный гость изволил почивать. Но те времена, как мы выразились, прошли, и деревушка захирела.

 

                Проходили годы. Беспомощный младенец постепенно превращался в рассудительную белокурую и сероглазую девушку. По странному капризу судьбы мальчики были старше её лет на пять. Особенно среди них выделялся Филипп – черноволосый, крепкий и довольно замкнутый ребёнок. Доброго аббата настораживали упрямство и самолюбие подопечного, хотя, вместе с тем, заслуживали внимания его смекалистость и храбрость.

                Достигнув тринадцати лет, двое из мальчиков изъявили желание отправиться в город Анже изучать плотничье ремесло. Следует сказать, что отец Жан, проявляя заботу не только о настоящем, но и о будущем своих воспитанников, уволил и эту их просьбу. Что касается Филиппа, то решительно отказался, мечтая о путешествиях и дальних плаваниях.

                -- Я хочу быть моряком, -- говорил он. – Я стану капитаном большого корабля, открою много новых земель, буду заниматься каперством…

                -- Сынок, -- покровительственно улыбнулся аббат. – Скажи: зачем это нужно? Разве тебе мало той земли, на которой ты вырос?

                Женевьева, которой в ту пору было семь лет, взирала на старшего друга с удивлением. Её вполне удовлетворяли Корже и Луара, потому ей было невдомёк, зачем отправляться в неведомые океаны и искать ещё какие-то земли.

 

 

                А в начале мая произошло событие, которое круто изменило её жизнь. Ещё проснувшись, девочка почувствовала какое-то необъяснимое волнение. Так бывает у натур чувствительных и нежных, склонных жить мечтами и надеждами более, нежели рассудком.

                Аббат как раз завершал мессу, когда в храм вошла красивая женщина в сопровождении здоровенного мужчины в форме мушкетёра. Появление в Корже чужих – это настоящее событие, потому не удивительно, что все присутствующие оглянулись. Женевьеве, занимающей место среди певчих, оглядываться не понадобилось. Едва увидев гостью, она уже не могла отвести от неё взгляд.

                Как мы заметили, женщина отличалась красотой. Облачённая в мужской костюм, --что было смело для семнадцатого века, -- она, тем не менее, выглядела весьма эффектно. По всей вероятности, ей пришлось провести продолжительное время в седле, потому что из-под шляпы выбились белокурые локоны и теперь беспорядочно сползли на плечи и грудь. В её взгляде было нечто такое… родное, от чего маленькое сердечко девочки забилось в груди неистово и повелительно.

                Публика, распевающая «Confiteor», умолкла, и в этой гробовой тишине набатом прозвучало единственное слово, вырвавшееся из нежных детских уст:

                -- Мама!

                Где она была до сих пор, почему когда-то оставила её на попечение чужих людей, не оставит ли её впредь? Эти вопросы промелькнули в головке девочки, как стая птиц. Однако впоследствии всё выяснилось. Графиня Моника де Кастри вынуждена была бежать из страны, спасаясь от повышенного внимания короля Людовика. К тому же, у неё был роман с виконтом де Труа, тем самым, с которым она вошла в храм. От него и родилась Женевьева. У пары были кое-какие сбережения. Собрав их, молодые люди приобрели прочный корабль и занялись торговлей. Совершая путешествия по всему миру, они возили пряности в Англию и Голландию, на чём заработали немалые деньги. Виконт был отважным моряком и воином. Для обеспечения безопасности экипажа и, главное, жены, он оснастил судно двумя десятками пушек, потому обыкновенных пиратов опасаться не приходилось.

                Встретившись с дочерью, госпожа Моника уже не могла с нею расстаться, но приходилось спешить, чтобы покинуть Францию прежде, чем сыщики Людовика пронюхают о приезде четы. Поэтому, проведя в обществе девочки несколько дней, родители увезли её в город Сомюр, где при женском монастыре действовал пансион. Там Женевьева могла получить воспитание, соответствующее её происхождению.

                Так девочка снова осталась одна, но, в отличие от недавнего времени, она была твёрдо уверена, что она нужна родителям и они рано или поздно за ней приедут.

                Впрочем, в Сюморе она провела совсем немного времени: опасаясь, что слухи о приезде графини могут достигнуть ушей короля, родители девушки спустя несколько месяцев прислали в монастырь надёжного человека. Забрав Женевьеву, тот отвёз её в такое же заведение, находящееся в Портсмуте: на всякий случай следовало максимально удлинить расстояние, разделяющее дочь от рук королевских ищеек. Ведь Людовик был способен на всяческие каверзы.

                В это время графиня де Кастри и виконт де Труа занялись делами в Северной Америке. Они организовали базы для скупки пушнины, которую выгодно перепродавали в европейские страны. Для этого им понадобилось приобрести ещё несколько кораблей и набрать команды из опытных и надёжных людей. Так на одно из судов попал молодой парнишка по имени Филипп. Это был толковый матрос, понимающий в навигации, потому он сразу оказался в поле зрения как капитана корабля, так и судовладельцев, коими были родители Мари-Женевьевы. После одного-двух успешных плаваний виконт де Труа позаботился о том, чтобы молодой человек прошёл специальные штурманские курсы в Антверпене, и спустя год Филипп, уже в форме морского офицера, занял место первого помощника капитана.

 

 

                … Прошло десять лет с тех пор, как Женевьева покинула Корже. К этому времени она ничем не отличалась от английских девушек высшего света, с которыми общалась столько времени. Только иногда по ночам в её существо врывались кошмары. Она видела перед собой ползучего гада, который принимал форму Филиппа, глядя ей в глаза, произносил загробным голосом:

                -- Отче, я открою много стран. Я найду клады, буду пленять корабли испанцев, португальцев и голландцев. А когда у меня накопится достаточно золота, я приеду к Женевьеве и сделаю её своей женой.

                При этих словах в его чёрных глазах загорелся страшный огонь. И снова девушка испытывала необъяснимый страх перед этим взглядом. А виновник, видя её страх, улыбался:

:               -- Ты будешь моей женой!

                Испытывая безотчётный страх перед ним, девушка боялась засыпать. А Филипп, как и в детстве, едва дождавшись окончания занятий, спешил к берегу Луары, усаживался на вершине утёса, возвышающегося над рекой и, уставившись куда-то на запад, целыми часами смотрел вдаль.

                Вскоре Филипп исчез. Долго его разыскивали, но безрезультатно. Женевьева по-человечески тоже волновалась о его судьбе, но, вместе с тем, ловила себя на том, что где-то в глубине души радуется: ведь страшные глаза больше не станут её волновать.

      Этот страх ей приходилось переживать по несколько раз в месяц…

 

 …Тем временем, графиня и виконт, которые так и не закрепили свою связь венчанием, решились покинуть промысел, выгодно продать своё дело и навсегда поселиться в благодатном крае, прозванном Америкой – подальше от королевского произвола, гражданских войн и интрижек придворных. Когда был готов и полностью обставлен добротный дом в одной из живописных долин Флориды, супруги, наконец, обвенчались и послали за дочерью судно с толковой командой.

     Это была бригантина «Мари-Женевьева», сошедшая с голландских стапелей чуть более года назад – посудина быстроходная и устойчивая. У почтенных родителей не было повода беспокоиться, тем более, что капитан был человек, проверенный во всех отношениях.

                В те времена путешествие от Флориды до Портсмута могло занять немало времени. Однако ветер был попутный, штормов не прогнозировалось, потому, подгоняемая попутным течением бригантина стремительно летела по поверхности океана. Спустя три недели судно уже входило в порт назначения. После оформления документов и сдачи груза – это была последняя партия шкур, -- капитану оставалось выполнить основное поручение – забрать и проводить на судно хозяйскую дочь. Поразмыслив, он решил захватить с собой помощника – парень молодой, пусть прогуляется по берегу. Этот ярко выраженный брюнет давно обращал на себя внимание. Честный, храбрый, исполнительный, да ещё сильный и смекалистый Филипп Вернье мог бы оказаться весьма полезным помощником на случай внезапного столкновения с ворами или бродягами, которых множество шаталось по всему Портсмуту.

     Пожалуй, ни одна живая душа в Кракове не сумела бы ответить на вопрос, откуда этот человек прибыл и кем были его предки. До недавнего времени этот молодой человек, --довольно невзрачный на вид, одетый в изрядно поношенный чёрный плащ, -- изредка показывался на городском рынке, где покупал молоко и фрукты. Но, не располагая достаточными средствами, он мог позволить себе такую роскошь чрезвычайно редко, так что торговки даже не запомнили его. Пожалуй, из всех подопечных Меркурия его знали лишь две старухи, у которых он частенько покупал разные травы и коренья. Однако их знакомство ограничивалось лишь таинствами процесса «купи-продай», не более. Потому, когда в один из дождливых сентябрьских дней королевские глашатаи в сопровождении двух стряпчих из ратуши выкрикивали на всех углах и площадях имя Яноша Корецкого, никто и не понял, о ком речь. Впрочем, по тону и строгости приказа, который зачитывался с большого листа, можно было понять, что вышеупомянутый Корецкий разыскивается как особо опасный преступник, и за его поимку обещано немалое вознаграждение.

                Из всего населения города о личности этого человека могла бы кое-что порассказать только Анна – дочь старого Витуся Пшембицкого, -- если бы кому-то могло прийти в голову интересоваться мнением дочери горшечника. Впервые ей пришлось увидеть Корецкого года за три до этого. Как всегда, разложив глиняную посуду с незамысловатыми узорами, Анна со скучающим видом дожидалась покупателей. Вдруг над самой головой прозвучал тихий, но властный голос:

                -- Горшки крепкие, красавица?

                Подняв голову, Анна покраснела, увидев перед собой худощавого, лет тридцати пяти, человека, одетого в чёрный плащ.

                В своей среде она считалась красавицей. Если бы её привести в порядок и принарядить по последней моде, она бы ни в чём не уступила придворным дамам, а может, и перещеголяла их миловидностью личика и стройностью фигуры.

                -- Мне нужны такие горшки, которые способны выдержать самую высокую температуру, -- продолжал он.

                -- У нас найдутся такие, -- ответила девушка, кокетливо поправляя волосы. – И если вельможный пан изволит посетить мастерскую моего отца, я уверена, что он найдёт там всё, что ищет. Но…

                -- Вы сомневаетесь? – насторожился человек в плаще.

                -- Нет. Только хочу вас предупредить, что изготовление такой посуды требует немалых затрат…

                -- О, я понимаю. Цена меня не остановит.

                Так они познакомились. Ещё с первого взгляда девушка понравилась Корецкому. Он сумел различить в её глазах неподдельную доброту и природный ум, которые в дополнение к внешности, служили пропуском к его сердцу.

                В те времена Корецкому жилось нелегко, если учесть, что за два года до встречи с Анной он был вынужден оставить преподавательскую работу в Краковском университете. Студенты с большей охотой посещали лекции молодого магистра, нежели старых, прославленных профессоров. Не помня себя от зависти, те начали плести интриги против молодого коллеги, даже писали на него доносы в епископат и диецезию. Не погнушались даже обвинить его в отступничестве от церковных канонов, что в конце пятнадцатого века могло означать и костёр инквизиции. Конечно, пан Янош мог бы без труда разбить любые обвинения, но для этого следовало потратить много времени и сил на пустую болтовню. А временем он как раз дорожил превыше всего. Именно ради того, чтобы сэкономить время и избавить себя от нервотрёпки, он принял мужественное решение – завершить научную карьеру. Собрав скромные пожитки, большей частью состоявшие из книг и тетрадей, он поселился в скромном домике на окраине города и отдался научным изысканиям.

                А искал пан Корецкий, во-первых, абсолютное знание. Скажете, будто человеку это не дано? Всё возможно; тем не менее, Янош придерживался на сей счёт несколько иного мнения. Человек, -- сказал бы он в ответ, --наделён разумом и волей. Как и Бог. Следовательно, ему всё по плечу, ибо он равен Богу. Однако, для того, чтобы стать равным Богу в полной мере, следует не только знать и мочь столько же, сколько знает и может Бог, но и уметь управлять случаем. Иными словами, стать всеведущим и всемогущим. И это было второе, над чем бился учёный. Уметь управлять случаем, повелевать силами Вселенной – это вполне доступно для человека. И пусть ограниченные, узколобые попы болтают по этому поводу всё, что угодно, он таки добъётся своего.

                Однако, для того, чтобы развить в себе такие способности, следовало усовершенствовать зрение, слух, интуицию. Над этим и бился уже не один год пан Янош. Но он был не первым на этом поприще. Задолго до него в мире жили десятки и сотни алхимиков, которые шаг за шагом продвигались к этой цели. Подстрекаемый великой и смелой идеей, пан Корецкий разыскивал их записки, покупал их за бешеные деньги, а иногда и просто воровал, благодаря чему собрал богатый материал. И вот однажды наступил момент, когда накопленные знания профильтровались сквозь сито его разума. Оставалось открывать новые горизонты, вступать в область неведомого. Следовало готовить и испытывать новые соединения, -- вот для чего ему были нужны травы, коренья, высокопрочная посуда. Попутно, день за днём, он совершал открытия, благодаря которым, в иное время, мог бы прославиться как великий естествоиспытатель. Но этого ему казалось слишком мало. Продавая их менее удачливым знакомым по всей Европе, он получал средства для продолжения своих исследований. В его доме редко бывали молоко и хлеб, зато подвальное помещение, оборудованное под лабораторию, регулярно пополнялось ингредиентами и техникой.

                Он искал экстракт, который можно было бы пить в определённых дозах. Но жизнь преподнесла ему газ. Однажды, надышавшись испарений, исходивших от кипящей смеси, он почувствовал великое прозрение. Казалось, будто разум расширился до самого горизонта, а потом и вовсе стал беспредельным. Словно по мановению волшебной палочки преграды пред ним исчезли, открывая тайны Вселенной и Земли. Куда бы ни устремлялся взгляд, какой бы вопрос не возникал в сознании, как цепкий, свободный от оков плоти разум тотчас же находил ответ. Ошеломлённый этим открытием, Корецкий на миг растерялся и опрокинул колбу с горячей смесью. Кипяток обжог ногу. Длительное лечение – это самое малое, что могло бы ожидать обыкновенного человека, но Корецкий уже таковым не был. Едва взглянув на рану, он увидел, как она заживает. «Дух исцеляет плоть! – едва не воскликнул он. – В течение многих столетий алхимики ошибались, пытаясь найти Панацею – средство от всех болезней. Они ошибались потому, что искали нечто вне человека в то время, как оно – вот же, в самом человеке!»

                Он взглянул в зеркало. Теперь на него смотрел человек с уверенным взглядом…

                Ночью он подумал о том, что завтра будет не на что купить хлеба. В ту же минуту разум поднял его с постели и «повёл» в подвал. Руки сами смешали нужные ингредиенты, бросили их в котёл… Полученный порошок напоминал сахар. Рука сама взяла две-три крупицы и бросила в печь, в которой тлели угли. Повалил густой дым, наполнивший помещение. От удушья Корецкий упал. Когда зловоние прошло и погреб проветрился, он пришёл в себя. Заглянув в печь, он увидел…настоящее золото. «Вот и философский камень! – восхищённо подумал он. – Таким образом, алхимики прошлого и настоящего заблуждались. Они искали нечто для того, чтобы укреплять или исцелять тело. Нужно было делать всё наоборот – искать нечто, возвышающее дух…»

                На следующий день пан Янош приобрёл другой, более просторный дом, нанял слуг, накупил продуктов. Глядя, как слаженно люди работают в этом доме, он вдруг подумал: «А как быть с неосторожностью и глупостью окружающих? Ведь я не защищён от них.»

Страх перед внезапной гибелью принудил его искать способ защиты. Используя травы и металлы, он варил смесь, которая расширяет сознание. От испарений в  воображении возникла бесформенная сущность. Но человек так устроен, что ему необходимо видеть форму всего, с чем имеет дело. И он, в шутку, представил чёрта – самого обыкновенного, одного из тех, которых малюют плохие художники, когда расписывают деревенские храмы.

                -- Я должен стать неуязвимым и бессмертным, -- произнёс он, обращаясь к самому себе.

                Всё, что человек создаёт в своём воображении, чего-то от него требует. И эти требования зависят от формы. Чёрт потребовал того, что и должен требовать чёрт – душу.

                -- Сорок лет ты будешь в силе и власти, -- сказал он. – Сорок лет все будут преклоняться пред твоим знанием. Но впоследствии ты отдашь мне за это свою душу.

                Досадно стало Корецкому. «Лучше бы я вообразил рыбу – та, по крайней мере, ничего не требует…»

                -- Давай заключим договор. Я отдам тебе душу только в последний день, когда истечёт срок, и случится это в городе Риме.

                -- Пусть будет так, -- согласился чёрт.

                С того дня зажил пан Корецкий, как король. Прежде всего, он отправился к горшечнице Анне и предложил стать его женой. Видя перед собой галантного кавалера, да ещё и одетого по последней моде, девица согласилась и вскоре вошла в его дом на правах полноправной хозяйки. Однако она не понимала, чем и ради чего живёт её муж. Мужчина видит в глазах любимой женщины лишь то, что желает в них увидеть. А Анна, происходившая из самых низов общества и вдруг обнаружившая себя на вершине его, попыталась перекроить мужа на тот лад, который её устраивал. Её раздражало всё, чего она не понимала – колбы, реторты, ежедневные занятия Яноша в погребе. Требуя к своей особе повышенного внимания, она однажды разбила ценное оборудование. Кроме того, превратившись в шикарную даму, она начала перенимать манеры у женщин лёгкого поведения. Почему не у порядочных дам? Наверное, потому, что первые быстрее бросаются в глаза, кажутся весёлыми и наиболее правильными в то время, как вторые – скучными и строгими.

                Наблюдая за Анной, Янош охладел к ней. С этого момента чувства перестали мешать разуму воспринимать реальность без искажений. Он понял, что замуж она вышла не за него, а за его состоятельность. Кроме того, обнаружилось, что бывшая горшечница завела себе «дружка». Разгневавшись, пан Корецкий превратил его в шелудивого пса, а жену прогнал из дому в том, в чём она к нему пришла. Что делать? Ей снова пришлось торговать горшками. Но с того дня в Яноше как будто оборвалось нечто доброе и наивное. Если раньше он был склонен проявлять сочувствие к людям, теперь он получал удовольствие, когда его конь, пущенный в галоп, топтал горшки бывшей супруги.

                Холодный разум – великая сила. Ему подвластно всё… кроме чувств. С каждым днём Янош ставал всё более нелюдимым и замкнутым, не испытывая веры ни к кому. Довольно скоро слуги разбежались от него, опасаясь, что он – чернокнижник и отступник. И только горничная Тереза, маленькая, невзрачная девушка, осталась при нём и продолжала исполнять работу.

                Об опытах Корецкого стало известно при королевском дворе. Может, проболтались его знакомые, которым он раньше продавал свои открытия, а может, и Анна. Как бы там ни было, король Сигизмунд заинтересовался личностью столь необычного подданного и пригласил его во дворец. Дело в том, что годом раньше умерла его любимая жена. При дворе всё чаще всплывали слухи, согласно которым королева была отравлена врагами Сигизмунда. Наслышавшись о необычных знаниях пана Корецкого, он пожелал раз и навсегда разобраться в этом деле.

                Очертив вокруг короля магический круг, Янош начал творить заклинания, предупредив того, что ни в коем случае нельзя переступать черту. Королевский покой наполнился туманом, который всё буле сгущался. И вот перед королём появились очертания женской фигуры.

                -- Барбара! – побледнев, воскликнул Сигизмунд, протягивая к ней руки.

Позабыв обо всём, он сделал шаг, второй… Его нога выступила за роковую черту; в тот же миг образ жены померк, а там, где стояла королева, теперь находился ужасный скелет в полуистлевших одеяниях…

Разгневался король на пана Корецкого, хотел велеть арестовать его, но учёный уже исчез. Он вовремя понял, что король слаб. Его искали по всему Кракову, как свидетельствует начало нашего рассказа, но, используя могущественную силу воли, Янош сумел внушить всем, кто его знал, забвение. Благодаря сему, ни одна живая душа не смогла бы не только его узнать, но и даже вспомнить о его существовании.

Скучно стало жить пану Яношу. Не зря кто-то выдумал, что чем больше человек познаёт, тем меньше в нём остаётся иллюзий и поводов для веселья… Захватив с собой Терезу, он отправился путешествовать. Проходили месяц за месяцем, год за годом, а он и не думал возвращаться в Краков. Он побывал в Вене, Швейцарии, вдоволь пожил в Италии и Франции, плавал по морям. С каждым днём он становился холоднее и мрачнее.

Наконец, в последний день сорокового года он вернулся в столицу Польши. Там успело многое измениться: появились новые здания, парки, храмы, Сигизмунд давно умер, как и люди, разыскивавшие учёного. Впрочем, все эти новшества никак не удивляли пана Корецкого, поскольку он знал, что это мишура, и придёт время, когда и это исчезнет. Из всех людей, живущих на земле, только с Терезой он мог перекинуться несколькими словами. Он к ней привык, как к предмету мебели, как к собачонке, виляющей хвостиком при появлении хозяина.

Ночью к нему явился чёрт. Узнав его, Янош засмеялся:

-- Ты же моя иллюзия! Я ведь сам создал тебя в воображении…

-- Верно, ясновельможный, -- согласился тот. – Но приняв форму, ты принял и правила игры с нею. А правила эти гласят, что ты должен, не медля, отправится в Рим.

-- Да я только что оттуда, ты что?! – возмутился Янош. – Нет, не поеду!

Понял чёрт, что его нагло обманули. Разозлился он и, вырвав с корнем ближайшее дерево, бросил его в обидчика. Корень задел позвоночник. Несмотря на умения и возможности учёного, на сей раз он не сумел восстановить здоровье. Но существовал один способ, благодаря которому можно было переродиться. Но для того, чтобы внедрить его, требовался помощник. И тогда пан Корецкий вспомнил о Терезе. Ей к тому времени уже исполнилось шестьдесят лет, но на зов господина женщина прибежала тотчас же.

-- Тереза, возьми острый нож, -- велел он. – и заколи меня. Но только так, чтобы никто этого не видел. И зарой меня в землю тоже втайне. Если будут спрашивать обо мне, всем говори, что я куда-то уехал. А когда пройдёт ровно семь лет, откопай меня и увидишь, что будет.

Бедная женщина и представить не могла, что ей когда-то придётся лишать жизни человека. Однако приказание хозяина она исполнила в точности. Семь лет спустя она откопала гроб и удивилась, увидев в нём новорождённого младенца. В считанные часы ребёнок превратился во взрослого человека, каким был пан Корецкий в расцвете лет. Строго-настрого запретив Терезе рассказывать кому-либо об этом чуде, Янош щедро вознаградил её и зажил прежней жизнью.

Спустя немного времени у её родственника заболел сын. Врачи сказали, что безнадёжно. И Тереза, наученная опытом с паном Корецким, вызвалась помочь. Однако с этим ничего не получилось, потому что кто-то из любопытных родственников заглянул в комнату, где она совершала ритуал. Терезу обвинили в убийстве, арестовали и присудили к сожжению на костре. Узнав об этом, Янош решил спасти служанку. Когда её должны были выводить из темницы, он напустил на глаза толпы туману и помог женщине сбежать. Тем не менее, за самовольный поступок её следовало наказать, потому он превратил её в паука.

Сколько бы ниточка не вилась, конец все равно наступит. Однажды к пану Яношу прибыл какой-то молодой человек и начал слёзно просить помочь его отцу. По его словам, тот заболел. Невзирая на годы затворничества и суровость, сердце учёного не до конца очерствело, потому он согласился. Они сели на коней и поскакали в неизвестность. Наступил вечер, стемнело, а пути, казалось, конца не будет. Наконец, оказавшись у невзрачного домика с перекошенными окнами, юноша остановил коня и сказал:

-- Вот и всё, приехали.

-- Где ваш отец, молодой человек? – спросил Корецкий, слезая с коня.

-- А вот, -- ответил юноша, указывая куда-то вверх.

Поднял глаза пан Янош и обомлел: над окнами дома красовалась вывеска: «Город Рим». Это была харчевня.

Смотрит он – а юноши-то уже и нет. Вместо него на Яноша смотрит чёрт и улыбается.

-- Ну, выполняй договор, отдавай мне душу, -- говорит он.

Мог бы Корецкий обмануть чёрта, легко мог бы увильнуть, выкрутиться. Но к этому времени жизнь на земле достаточным образом успела ему надоесть. Ничего не осталось, как согласиться. И вот схватил чёрт его в объятия и куда-то полетел. Несётся он над лесами, реками, через какие-то огненные пропасти, а разум Корецкого скован страхом перед неведомым. Взмолился он Богородице.

И вдруг страшный полет прекратился. Чёрт куда-то исчез, однако пан не упал вниз, а застыл между небом и землёй. Тут ему явился ангел, суровый и печальный.

-- Молитвы спасли тебя от адского пламени, -- говорит он. – Но грехи твои таковы, что в рай ты войти не можешь. Потому висеть тебе здесь до самого Страшного Суда, а там – видно будет.

И остался пан Корецкий висеть между небом и землёй, не зная, верить ли ему и стоит ли надеяться. Вдруг на рукаве своего кунтуша он заметил паучка. Присмотрелся, и видит – да это же его служанка Тереза. Верная женщина не оставила хозяина в беде, простила ему зло и последовала за ним.

Несказанно обрадовался пан Корецкий бывшей служанке: теперь было кому скрасить его одиночество.

С тех пор так и висит пан Янош в неопределённости. Каждое утро служанка спускается на землю по тоненькой паутинке, а вечером возвращается к господину, чтобы рассказать о земных делах. В полнолуние над рекой Вислой в небе видна тёмная точка. Старики утверждают, будто это и есть пан Корецкий. А в конце лета по воздуху носятся тысячи паутинок – это, несомненно именно те паутинки, которые прядёт Тереза…

       -- А ещё объясни нам, с помощью какого колдовства ты привораживаешь к себе мужчин, -- вставил старшина.

Ей хотелось побыстрее покончить с этим и она повернулась, чтобы закрыть дверь, но её схватили грубыми руками и потащили к реке.

-- Стойте! – кричала она, пытаясь вырваться. – Отец моего ребёнка – доктор Шрёдель.

Те опешили.

-- Кто? Неужели тот самый доктор, который жил в нашей деревне, а потом…

-- Он уехал куда-то, -- твёрдо произнесла она. – Я знаю. Но он обязательно вернётся, и мы обвенчаемся.

-- Нет, не обвенчаетесь, -- злорадно прошипел поп. – Нельзя мужчине быть женатым одновременно на двух женщинах

-- Почему на двух? – удивилась Лорелея. – Ведь я же одна.

Отпустив её руки, рыбаки недовольно поморщились.

-- Герр Герхард никак не сможет на тебе жениться, -- сказал один из них. – Потому что он женат.

-- Как?.. Ведь он обещал…

-- Мало ли, что обещают мужчины, когда чего-то хотят от красивой девицы…

-- Неужели ты, простолюдинка, действительно верила, что на тебе женится дворянин? – с упрёком вставил другой человек.

-- Нет, я вам не верю! – вскричала она в отчаяньи. – Он не такой, он не мог!…

-- Не веришь? – строго сказал старшина. – В таком случае, ступай к усадьбе. Как раз вчера молодые супруги вернулись из путешествия, можешь сама убедиться.

И действительно, хозяйка поместья решила провести несколько дней в родовой усадьбе. В это время Герхарду, измученному узами брака, пришла в голову сумасшедшая идея: он надумал разом избавиться от уз и от жены. Воспользовавшись погожими днями, он предложил Гертруде покататься по Рейну на лодке. А следует сказать, что такой способ отдыха был общепринятым и, если умело управлять судёнышком, обходя водовороты, всё могло бы закончиться вполне благополучно.

Что касается Гертруды, ей семейная жизнь с нелюбимым человеком тоже порядком надоела. Катание на лодке показалось ей занимательной идеей.

Для того, чтобы выйти к усадьбе, следовало пройти через всю деревню. С дороги Рейн просматривался отлично, потому Лорелея, делая шаг за шагом, время от времени посматривала на реку. Что будет, как себя вести, если слова рыбаков подтвердятся? На этот вопрос сознание ответить не может до тех пор, пока женщина не столкнётся с фактом воочию. А уж тогда включаются эмоции. Какой порыв забурлит в её существе первым, от него и зависят все её последующие поступки.

По тихой заводи плыла небольшая лодка. Мужчина грёб веслами; кроме него, на корме находилась женская фигура. Увидев эту сцену, Лорелея почувствовала, как сердце сжала чья-то безжалостная рука. Ей стало так больно, что она остановилась.

-- Ну, видишь? – злорадно ухмыляясь, спросил один из рыбаков. – Вот они, голубки… Как на ладони.

Решение пришло вмиг. Женщина ещё с минуту смотрела на лодку, после чего произнесла строго и решительно:

-- Я хочу постричься в монахини.

-- В монахини? – несколько разочарованно воскликнул священник. – О каком монастыре может помышлять такая распутница, как ты? Забудь!

-- А вот это, батюшка, вы напрасно, -- вознегодовал старшина. – Бог принимает всех – и святых, и распутников.

-- Ну что же, пойдёмте… -- вынужденно согласился тот.

Пришлось повернуть обратно. Для того, чтобы попасть в женский монастырь, следовало пройти по узкой тропинке, извивающейся по скалистому берегу, пройти мимо высокой скалы, угрожающе нависшей над рекой, как огромный чёрный ворон, и спуститься к большой дороге, которая вела непосредственно в Бахарах. Поднимаясь вверх, Лорелея бросила последний взгляд на Рейн и увидела, что лодка подошла совсем близко к тому месту, где находилась скала. Вырвав свою руку из шершавой, натруженной руки старшины, она взбежала на скалу и, приблизившись к её краю, крикнула, что было сил:

-- Герхард, любимый мой!

Её голос произвёл своё действие: мужчина, находящийся в лодке, вздрогнул и обернулся к скале, а женщина, увидев Лорелею, приветствовала её злорадной, торжествующей усмешкой.

-- Герхард, Герхард, зачем ты оставил меня? – крикнула женщина.

Мужчина вытащил из воды одно весло и встал во весь рост. Гертруда сделала к нему движение. Лодка, потеряв равновесие, качнулась. От неожиданности второе весло выпало из руки Герхарда.

-- Лорелея, я люблю только тебя! – крикнул он взволнованным голосом.

Лодку понесло к ближайшему водовороту. Понимая неотвратимость гибели, баронесса закричала:

-- Помогите!

Однако даже если бы в эту секунду кто-то находился рядом, он все равно ничем не сумел бы помочь. В следующий миг, завертевшись, как волчок, лодка перевернулась, выбросив из своего нутра пассажиров. Гертруда скрылась под водой сразу. В течение нескольких мгновений над поверхностью показывалась голова неверного возлюбленного, но, в конце-концов, воды поглотили и его. Всё было кончено…

Бледная и дрожащая Лорелея, на глазах у которой всё произошло, горестно прошептала:

-- Любимый, я иду к тебе!..

И сделала роковой шаг…

Растерянные и испуганные односельчане проводили её полёт в бездну тупыми, удивлёнными взглядами.

С той поры в тех местах можно на закате увидеть бесплотную тень, которая встаёт над скалой и простирает руки над водами. Некоторые люди утверждают, будто своими глазами видели, как Лорелея распускает свои дивные золотистые волосы и расчёсывает их черепашьим гребнем, который её подарили русалки. А иногда она поёт настолько печально и нежно, что всякий плывущий в этот час по реке, забывает обо всём на свете. И неминуемо гибнет в пучинах водоворотов.

А глубокой осенью, когда бушуют страшные ветры, над Рейном можно увидеть двух призраков – мужской и женский. Кое-кто полагает, будто в эти дни Герхарда выпускают из преисподней для того, чтобы он попытался вымолить у Лорелеи прощение за свою измену…

 

 

Не знаю, что всё означает.
Откуда явилась печаль?
Мне что-то напоминает
Сказанье, ушедшее вдаль…

Прикрытый холодною мглою
Спокойно струится Рейн.
Вздымается берег стеною –
Закат догорает на ней.

А там, на вершине горной,
Как Ангел – русалка сидит.
Не косы – златые волны!
Венец ожерелья блестит.

Её гребешок драгоценный
По волнам чудесным плывёт.
И звуки мелодии небесной –
Красавица песню поёт.

Рыбак в челноке своём ветхом
Охвачен безумной тоской.
Коварно слипаются веки,
А он – упоён высотой!

Я думаю: волны поглотят
Безумца и лодку его.
Когда Лорелея захочет –
Добьётся она своего!

(Стихотворение Г. Гейне)

       Неведение – великий мучитель, поедающий человеческую сущность изнутри. Пока сей зверь грыз несчастную Лорелею, пока она была поглощена заботами, связанными с погребением утопленника, на противоположном конце деревни разгоралось веселье. За столом, уставленном разнообразными блюдами, восседали гости в пышных одеждах. Дамы высказывали реплики какими-то неестественными, почти томными голосами, -- наверное, стремясь придать себе ореол уравновешенности, -- на их шейках красовались шкурки горностаев и белок, -- вероятно для того, чтобы подчеркнуть, сколь нежны их обладательницы. По странной случайности или же по чьему-то тщательно спланированному умыслу, Герхард и хозяйка оказались напротив друг друга. Фройляйн Гертруда, пожирающая молодого гостя проницательным взглядом, думала о том, как бы улучить минутку для объяснения с ним; он, привыкший к простым студенческим пирушкам, основанным на принципах равноправия и искренности, растерянно взирал на обилие приборов и степенных, чопорных  соседей по столу.

После продолжительного застолья к Герхарду подошла служанка и шепнула:

-- Сударь, когда гости станут разъезжаться, незаметно пройдите к лестнице и поднимитесь на второй этаж. Там дожидайтесь… К вам подойдут.

Спустя два часа он поступил в точном соответствии с этими повелениями. Ждать пришлось довольно долго, пока не уехали последние гости. Стемнело уже настолько, что не было видно ни зги. Опасаясь, что его разыгрывают, он уже хотел спуститься и уйти восвояси, как вдруг снизу послышались лёгкие женские шаги, а на мощных стенах заколебались тени. По ступеням поднималась женская фигура. В руке она уверенно держала фонарь.

-- Вы здесь, господин Шрёдель? – тихим, заговорщическим тоном спросила она.

-- Да, баронесса, -- приглушенным голосом ответил тот, чувствуя, как колотится сердце в груди.

-- Мне необходимо с вами поговорить.

-- Я к вашим услугам, госпожа.

Женщина провела его в личный кабинет, оставила фонарь на специальной подставке в коридоре, зажгла свечу, после чего заперла дверь на задвижку.

-- Присаживайтесь, герр доктор, -- жестом пригласила она. – Кажется, вас так называют в Дорфе?

-- Да… -- замялся он, потупив взор. -- Но это…Мягко выражаясь, не вполне заслужено…

-- Я знаю… Послушайте. Мы с вами очень похожи. Оба потеряли родителей, оба терпели материальные трудности, страдая там, где другие наслаждались. Нам в одинаковой степени хочется устроить свою жизнь как можно получше…

Её голос не отличался той мелодичностью и нежностью, которые были столь характерны для Лорелеи. Пока она выражалась твёрдым, почти чеканным низким голосом, взвешивая каждое слово, как человек трезвомыслящий, Герхард рассматривал её при неуверенном свете свечи. Ещё в зале, при освещении более ярком, он отметил, что Гертруда во многом уступает Лорелее – как в красоте, так и в плане обаятельности. Если волосы дочери рыбака сияли золотом и здоровьем, у этой женщины они были жидковатыми и тёмными; если первая очаровывала взглядом больших голубых глаз, то у второй они были тёмными, слишком узкими и, к тому же близко посаженными друг к другу; если у Лорелеи нос был прямой, у баронессы его портила лёгкая горбинка; если у любовницы щёчки отличались свежестью, упругостью и розовым оттенком, у этой женщины они были какими-то дряблыми и бледными. Сравнив, ко всему, пухленькие губки любимой с тонкими, неправильной формы, устами хозяйки дома, Герхард разочарованно отвёл взор.

Между тем, она продолжала:

-- В течение некоторого времени я наблюдала за вами. Учёный из вас, мягко выражаясь, не получился, поскольку вы довольно ленивы, -- впрочем, как и всякий мужчина, -- но если вас правильно направлять, вы способны добиться каких-то успехов. Главное, что вы не мот, не игрок и не бабник.

В её тоне появились властные нотки, так что на какой-то миг молодому человеку показалось, будто он маленький школяр, которого отчитывает учитель.

-- Зачем я всё это говорю, спросите вы. Сейчас узнаете. Сегодня мне исполнился двадцать один год. Пока я считалась безродной сиротой, до меня никому не было дела. Но стоило на мою голову свалиться нежданному наследству, как сразу появилось множество претендентов на мою руку. Вы дворянин, как и я, сударь, потому вам известно, что эту самую мою руку может использовать даже король, если того потребуют политические интересы. Конечно, я знаю себе цену, потому не строю излишних иллюзий насчёт своей внешности. Тем не менее, не отличаясь красотой богини, я всё же не могу смириться с тем, что с моими чувствами могут не посчитаться. Мне известно, что вы влюблены в красавицу-рыбачку. Это честная, хорошая девушка. Но поверьте: совсем скоро любовный жар поостынет и вы почувствуете себя несчастным, ведь ни у вас, ни у неё нет денег. А ведь даже самая высокая любовь неминуемо разбивается о камень бытовой неустроенности. Позавчера ко мне приезжали люди, принадлежащие к королевскому двору. Они непрозрачно намекнули, что моей особой интересуется некий герцог. Этот человек успел промотать наследство нескольких родственников, гуляка, глупец. Зачем он мне? Не лучше ли такой девушке, как я, стать женой человека молодого, привлекательного и бережливого?

-- Вы… -- опешил Герхард. – Неужели вы мне предлагаете?..

-- Именно. Я предлагаю вам стать моим мужем. Я отдаю себе отчёт в том, что вы не испытываете ко мне никаких чувств, да и моё сердце далеко от того умопомрачения, о котором пишут поэты. Но уж лучше крепкий союз, основанный на взаимном уважении, чем позор и последующая нищета, к которым меня неминуемо приведёт герцог. Впрочем, я не настаиваю: если вы откажетесь, я буду искать другую кандидатуру.

Герхард выслушал сию речь более, чем внимательно. В воображении зароились всевозможные планы и перспективы. Имея в своём распоряжении достаточно средств, он мог бы вложить часть из них в прибыльное дело; если и не удастся заняться торговлей, можно стать политиком. Кажется, Гертруда не принадлежит к категории женщин ветреных и глупых, наставляющих обильные рога своим мужьям.

-- Но Лорелея… Как с ней поступить? – спросил он. – Её нельзя обманывать…

-- О, я вас нисколько не ревную, ведь до сегодняшнего дня мы с вами не были знакомы. Как я уже выразилась, это девушка честная и порядочная. Я куплю для неё дом где-нибудь подальше отсюда и подыщу достойного жениха.

От мысли, что любимая будет отдана кому-то другому, по сердцу Герхарда заскребли кошки. Отказаться сейчас от предложения означало обречь себя на пожизненную нищету. Нет, он согласится. В конце-концов, Лорелею ведь не завтра же выдадут замуж. Пройдёт немного времени и, обладая доступом к кошельку Гертруды, он обязательно придумает хороший план. В крайнем случае, можно будет сбежать вместе с любимой за границу. Может, стоит с ней поговорить прямо сегодня?

Увы, уже ночь… Придётся отложить это до утра.

-- Я могу немного подумать? – спросил он у баронессы, взгляд которой пристально следил за каждым его движением.

-- Минуту или две, не более. Священник уже предупреждён. Нам ещё предстоит длинный путь. А что вас смущает?

-- Собственно, ничего… Просто всё так внезапно…

-- Ничего. Вы – мужчина; следовательно, должны быть готовы к решениям быстрым и мудрым. Итак, ваше слово?..

-- Я согласен.

-- Вот и хорошо. Ну, дорогой мой суженый, в путь?

Спускаясь по ступеням, он надеялся, что Лорелея поймёт его. Вместо того, чтобы сесть в громоздкую карету, Гертруда велела оседлать три лошади – для себя, будущего мужа и преданного слуги. Спустя несколько минут они удалялись от Дорфа крупной рысью.Предполагая, что конечным пунктом путешествия будет Бахарах, Герхард надеялся, что вскоре увидит любимую и всё ей объяснит. Однако, вместо того, чтобы направить коней в сторону города, баронесса свернула на просёлочную дорогу. Через два часа стремительной езды они оказались в какой-то деревне, где на постоялом дворе сменили коней. До полудня предстояло сделать это ещё дважды.

Проведя в седле ночь и половину дня, путники, наконец, увидели на горизонте шпили города Дюррена. Дальнейшие события пролетели сквозь сознание Герхарда, как стая ворон. Церковь… Тишина… И голос аббата, отражаемый от высоких стен звучным эхом:

-- Согласен ли ты?..

-- Согласна ли ты?..

-- Нарекаю вас… И в горе, и в радости…

Когда с обрядом было покончено, молодая супруга увлекла Герхарда к одному из небольших домиков, расположившихся позади храма.

-- Сейчас мы приведём себя в порядок, пообедаем, отдохнём,  а завтра отправимся в Аахен.

Аахен – город красивый и древний. В своё время Карл Великий, основатель Франкской империи, устроил там свою столицу.

-- Зачем?

-- Дорогой, надо же мне представить ко двору своего мужа, -- засмеялась Гертруда, кокетливо заглядывая ему в глаза.

Из уст этой женщины слово «дорогой» звучало как-то сухо и неискренне, словно пошлая насмешка. Зато с какими эмоциями, с какой душой произносила это же слово Лорелея!..

Прошёл месяц. В течение этого времени бывший студент не только привыкал к жизни состоятельного человека, но и присматривался к молодой жене. Если накануне венчания он мог позволить себе надеяться на то, что брак превратит его в полноправного совладельца денег супруги, то очень скоро эти надежды разрушились. Отнюдь не будучи скупой, женщина стремилась обезопасить своё состояние от излишнего доступа к нему Герхарда. Не ограничивая его практически ни в чём, она, тем не менее, контролировала каждый его шаг. Ему казалось, будто на самом деле Гертруда никогда не спит и даже ночью присматривает за ним: то и дело он чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Ему хотелось собрать немного денег и потихоньку сбежать к Лорелее, но стоило ему начать одеваться, как голос Гертруды вмиг приковывал его к месту.

-- Куда ты собрался, дорогой? Я с тобой.

-- Да я… Я хотел… Я думал… -- мямлил он, глубоко страдая от столь вопиющего недоверия.

-- Ничего не нужно хотеть и думать, дорогой. Скажи прислуге – она всё исполнит.

Однажды ему надоело чувствовать себя птичкой в золотой клетке и он заявил:

-- Ты – моя жена. Конечно, я тебя уважаю. Но почему мне не позволяется иметь карманные деньги, почему я не могу зайти в кабачок, чтобы выпить ничтожного пива? Почему мне запрещено выйти даже на берег пруда, чтобы подышать чистым воздухом?

Это возмущение не удивило молодую жену. Можно даже сказать, что она его ждала. Потому, не теряя спокойствия, она ответила:

-- Герхард, ты вправе вернуться к той жизни, которую вёл раньше, как и уйти от меня с тем, с чем пришёл. Я бы себя плохо почувствовала, если бы узнала, что каким-то образом причиняю тебе неудобства.

Уйти на условиях, предложенных Гертрудой, было бы глупо и унизительно. Куда ему деваться – без гроша в кармане и перспектив? К тому же, ещё неизвестно, нужен ли он Лорелее. Время и разлука – лучшие средства от любви, потому кто знает, как может относиться к нему бывшая любовница сейчас. Так Герхард думал разумом в то время, как сердце неизменно подсказывало: она его любит всё также, как и раньше. Её образ не выходил из головы, а стоило лишь увидеть наглое, безапелляционное поведение Гертруды, он проявлялся в памяти ещё острее, словно в противовес этой некрасивой и бесчувственной машине. Только воспоминания о  васильково-ромашковой улыбке Лорелеи позволяли Герхарду терпеть и ждать.

Он не мог знать о том, что сразу после венчания Гертруда велела управляющему своим поместьем в Дорфе сделать всё для того, чтобы осторожно, но надёжно изжить соперницу из деревни. Пока неверный любимый предавался прелестям семейной жизни, девушка похоронила отца и осталась в полном одиночестве и неведении. Сколько разнообразных и противоречивых мыслей терзали её несчастное сердечко! Остаться одинокой, без всяких средств к существованию, то и дело ощущая на себе цепкие и липкие взгляды мужчин – разве это не пытка? Не прошло и недели после похорон, как к ней пожаловал местный аббат. Отводя взгляд, он сбивчиво заговорил на отвлечённые темы, после чего не удержался и перешёл к делу.

-- Дочь моя, тебе нужна защита. Нужно, чтобы рядом с тобой всегда находился человек влиятельный и надёжный.

-- Где же найти такого? – вздохнула она.

-- Он перед тобой, -- произнёс священник, пытаясь отвести глаза, но под гипнозом её честных глаз не мог этого сделать.

-- Вы? – рассмеялась девушка.

Ничего более не сказав, она отвернулась и заперла дверь перед его носом.

Следовало позаботиться о хлебе насущном, ради чего Лорелея попросилась к рыбакам. Это был тяжёлый труд – раскидывать сети, выбирать рыбу, переносить её, чистить, ремонтировать снасти. В течение первого же дня её нежные пальчики были исколоты рыбьими плавниками, вследствие чего распухли и сильно болели. Впрочем, она стойко выдержала первую неделю, а потом выполняла свою часть работы наравне с остальными.

Проходили дни и недели. Среди рыбаков нашлись и такие, которые не остались безразличными к её красоте. Особенно отличался престарелый старшина, который добивался её любви всеми возможными способами. Лорелея находилась в самом расцвете красоты, а беременность только подчеркнула её женственность. Ни один мужчина не мог пройти мимо, не оглянувшись ей вслед, не одному из них она снилась по ночам.

Если женщина отказывает человеку благородному и достаточно умному – это одно; но если приходится избегать внимания людей низких, ограниченных, грубых, ей следует быть готовой к коварству и мести. Множество мужчин из разных сословий получили отказ, большинство из них вместо того, чтобы смириться, затаили злобу. А служитель божий лишь подогревал этот накал страстей.

-- Разве естественно, чтобы безродная девица затмила рассудок стольким мужчинам? – нашёптывал он знакомым и друзьям. – Несомненно, что она водится с Дьяволом.

-- Ведьма, ведьма… -- ядовито шипели сельские кумушки, испытывая к бедной сироте неутолимую зависть, ведь она обладала всем тем, о чём они не могли и мечтать.

Запершись в своей лачуге, женщина думала только о любимом. Она искренне верила, что будь он рядом, никто не посмел бы её обижать. Но где же он? Может, его арестовали за что-то или вызвали в Гейдельберг? В таком случае, почему ей ничего об этом неизвестно?

В те времена большие дороги изобиловали лихими людьми, потому Лорелея с полным основанием не исключала и того, что её суженый мог пасть жертвой нападения разбойников. Но нет, этого не может быть – её сердце непременно почувствовало бы… Этому честному созданию и на ум не приходило, что кто-то способен на предательство или иной низкий поступок.

В начале осени бабы поняли, что она ждёт ребёнка. Весть об этом мгновенно облетела Дорф.

-- Этот ребёнок – Антихрист! -- вещал поп, стремясь пробудить в пастве жестокие инстинкты. – Надобно утопить её в Рейне!

В один из солнечных дней октября к лачуге Лорелеи пришли несколько человек в сопровождении священника. Все они считались наиболее уважаемыми гражданами деревни. Когда женщина открыла дверь и стала на пороге, -- как всегда, очаровательная, цветущая, с распущенными волосами, -- мужчины лицемерно потупили взоры.

-- Что вам угодно? – спросила она, поприветствовав их.

-- Признавайся, кто отец твоего ребёнка! – напустился на неё поп. – Иначе я отлучу тебя от церкви.

(прод. следует)

      Во времена, когда великий Рейн ещё не ведал изменений русла, вызванных строительством плотин и электростанций, а воды его были чисты и прозрачны, в нём водилось много рыбы, бобров, выдр и прочей живности. Река кормила не только жителей прибрежных деревушек, но и горожан. Никто не удивлялся карпам размером в половину человеческого роста, сомам весом в шесть пудов, форели, угрям; Всё это было доступно даже для бедняков.

Однако изобилие рыбы никак не отражалось росте благосостояния не только простых людей, но и многих дворян. В городах и сёлах можно было встретить типов подозрительной наружности, многие из которых могли бы похвастаться специальными грамотами, подтверждающими наличие в них «голубой» крови. Это были виконты без виконтств, бароны без баронств и даже графы без какого-либо имущества. К числу этой братии принадлежал и двадцатипятилетний студент Герхард фон Шрёдель. В те времена быть студентом вовсе не означало, что человек учится; но Герхард, в отличие от многих собратьев по несчастью, числился в Гейдельбергском университете, которому иногда оказывал почтение, посещая лекции и сдавая экзамены.

Молодой человек обладал теми способностями, которые превозносят людей над серой массой посредственностей, благодаря чему неоднократно заслуживал похвалы профессоров. Однако посвящать своё будущее наукам он не стремился, поскольку видел, что его уважаемые учителя мало чем отличаются от нищих. Потому вместо того, чтобы убивать ночи на зубрёжку, он предпочитал коротать их в компании друзей или знаменитого доктора Фауста. Их излюбленным местечком был погребок герра Ауэрбаха, который угощал их пивом, позволял петь песни, спорить на научные темы и слушать рассказы многоуважаемого доктора. Следует заметить, что Фауст пользовался среди студентов непререкаемым авторитетом, поскольку на свете не существовало ничего такого, о чём бы он не знал. Казалось, будто сама Вселенная распахнула пред ним свои сокровенные тайны.

Как и всякая одарённая личность, доктор имел множество завистников из числа людей тёмных и посредственных. Они утверждали, будто он подружился с самим Дьяволом и продал ему свою душу в обмен на знания. Естественно, на свете не существовало такого суда, на котором досточтимый повелитель тьмы согласился бы выступить в качестве свидетеля, но многие доказывали, будто воочию видели, как великий естествоиспытатель творил чудеса. К примеру, не чудо ли иметь такую жену, как Елена? Эта златовласая женщина беззаветно любила доктора и обладала непостижимой красотой. Да, она любила его, несмотря на то, что он превосходил её по возрасту лет на тридцать, если не больше. Герхарду посчастливилось познакомиться с ней на одной из пирушек. Увидев её, он был ошеломлён, поскольку подобной красоты и грации ему не приходилось встречать нигде, хотя к своим годам он успел объездить пол-Европы. Да и как можно было оставаться равнодушным к этой женщине, если она, проникнув в сердце посредством взгляда, поселялась в нём навсегда, занимая его целиком и вытесняя всё на свете? Вместе с тем, никому из мужчин не приходило в голову посмотреть на неё с вожделением – она казалась чуть ли святой. Кое-кто из завистников придумал, будто доктор выколдовал из самой преисподней Елену Прекрасную – ту самую, которая в древние времена послужила поводом к Троянской войне. Ребёнка, рождённого ею от связи с доктором, считали самим Антихристом…

Как бы ни было, Герхарду пришлось принять участие в последней вечеринке, устроенной Фаустом у себя дома. Словно предчувствуя приближение безжалостной смерти, и стремясь оставить у друзей о себе самые приятные воспоминания, доктор вызвался исполнять желания каждого из присутствующих. Конечно, все восприняли это как шутку, потому требования были символическими. Одни просили в подарок книги, другие – чернильницы, а Герхард обратился за советом.

-- О чём ты хочешь узнать? – спросил доктор, награждая его пытливым, пристальным взглядом.

-- Герр доктор, я происхожу из дворянского рода, но остаюсь совершенно нищим. Отец перед смертью едва успел оплатить моё обучение за два года вперёд…

-- Понимаю, сын мой. Ты страдаешь из-за отсутствия состояния?

-- Ещё бы!

-- Стало быть, ты хочешь, чтобы я его подарил тебе? – улыбнулся Фауст.

-- Нет, что вы! Мне только хочется знать, разбогатею ли я когда-нибудь.

-- Захочешь – разбогатеешь. Но я бы посоветовал тебе искать любовь, а не состояние.

-- Доктор, что мне с той любви, если я беден, как церковная мышь?

-- Как, неужели ты сумел бы отказаться от любви  красивой женщины? – удивился доктор, отступая на шаг. – Даже, если та женщина будет как две капли похожей на мою Елену?!

При этих словах юноша покраснел, на что собеседник покровительственно улыбнулся.

-- Дитя моё, никогда не жертвуй любовью, если таковая удостоит тебя своим вниманием. Иначе потеряешь всё.

В ту же ночь Фауст скончался. Под утро разбушевался неистовый ветер; с крыши дома, в котором жил доктор, сорвало черепицу. Впоследствии соседи наперебой доказывали, будто видели в окнах покойного адский свет и силуэт самого повелителя Мрака. Что касается Елены и ребёнка, они бесследно исчезли. Случилось это осенью 1540 года.

В те времена в Германии, Чехии и Австрии от колдунов и ведем не было отбоя. В одной лишь Праге инквизиция разоблачила более сорока школ, в которых обучали колдовству. Потому не удивительно, что после смерти доктора святая служба бросилась разыскивать друзей и соратников покойного, намереваясь навернуть их на путь истинный. Наблюдая за тем, как бесследно исчезают многие знакомые по ауэрбаховской пивнушке, Герхард предпочёл на время спрятаться в какой-нибудь глухой деревушке. Выбор пал на Дорф, расположенную на берегу Рейна, неподалёку от городка Бахараха. Поселившись в домике, отдалённом от остальных, бывший студент зажил припеваючи на те скромные средства, которые у него имелись. Съестное в этом забитом селении можно было купить за бесценок, а поскольку городской студент выглядел весьма солидно в сравнении с обыкновенными мужиками, все жители, встречаясь с ним на единственной улочке, почтительно кланялись, называя не иначе, как «господин доктор».

Зимой Герхард выходил из тёплого домика крайне редко, предпочитая посвящать время чтению или мыслям. Он не переставал думать о последних словах доктора.

Однако весна принесла с собой веселье, жизнь и надежды. Дни становились длиннее и теплее; доктор Шрёдель всё больше времени отдавал прогулкам. Иногда на пути ему встречалась карета – старая, ободранная, громоздкая, но важная, --в окошке которой можно было различить женское лицо.

-- Кто это? – спросил он у какого-то рыбака.

-- А, это наша хозяйка, -- с благоговением произнёс тот. – Если господину доктору угодно, я могу ему о неё кое-что рассказать.

-- Что ж, расскажи, -- пожал плечами Герхард.

-- Нет, герр доктор, не здесь, ибо в деревне даже деревья имеют уши. Не угодно ли будет вам проследовать ко мне?

-- Сочту за честь, -- сдержанно поклонился приезжий.

Соблюдая правила приличия, он отправился в ближайший кабак, где купил бутыль дешёвого вина и кольцо ароматной колбасы, после чего рыбак повёл его к своему дому. Впрочем, сие строение было бы правильнее назвать хибаркой – настолько оно обветшало от пронзительных ветров и бедности хозяина. Столь же ветхим и унылым казалось и внутреннее убранство единственной комнаты, состоявшее из печи, стола, скамьи и лежака; от края печи к окну была зачем-то натянута перегородка из обветшалой мешковины.

-- Там угол моей дочери, -- объяснил рыбак.

Представив, какая может быть дочь у этого человека, Герхард невольно поморщился: разве может родиться что-то красивое на мусорной куче? Ещё будучи школяром, он заметил, что у крестьян, посвятивших себя служению земле, как правило, рождаются дети некрасивые, с какими-то уродствами, словно сама земля накладывает на них свою неизгладимую печать ещё в утробе матери. От этих мыслей ему стало не по себе и он пожалел, что принял приглашение. Однако что-то ему подсказывало, что прежде, чем уйти, следует довести до конца дело, ради которого он пожертвовал своим одиночеством. При воспоминании о даме, разъезжающей в карете по болотистой дороге, в его голове начали роиться неуверенные, смутные мысли.

Наполнив вином большие кружки, хозяин залпом опрокинул одну из них и, откусив кусок колбасы беззубым ртом, произнёс:

-- Дама, которой вы интересуетесь, герр доктор,  -- наша помещица, баронесса фон Дитмар.

-- Старуха, небось? – с сомнением спросил Герхард.

-- Напротив! – воскликнул рыбак, снова наполняя кружки. – Ей всего двадцать лет, она круглая сирота. До сих пор она была едва ли не самой нищей помещицей в округе, поскольку наследство родителей успешно растащили всевозможные опекуны.

-- До сих пор, ты сказал?..

-- Да… Потому что со вчерашнего дня она превратилась в завидную невесту.

-- Да? И благодаря чему, позволь узнать, произошла сия метаморфоза?

-- Дело в том, что скончался её дальний родственник, какой-то граф из Дюссельдорфа. Поговаривают, будто баронессе досталось весьма большое состояние да ещё графский титул впридачу.

С этими словами рыбак выпил, причмокнул от удовольствия и принялся за колбасу. Что касается гостя, его мысли начали приобретать осязаемые формы, вызвав некоторое волнение.

-- И как зовут досточтимую наследницу? – поинтересовался он.

-- Гертруда.

-- Значит, Гертруда фон Дитмар?

-- Ага… Фон Дитмар, а по дядьке ещё и Шлиффенберг. Да, графиня фон Шлиффенберг…

В этот момент скрипнула дверь и… На миг Герхард оторопел, ибо ему показалось, будто само солнышко пожаловало в эту жалкую лачугу. На пороге стояла девушка неземной красоты и большими, выразительными голубыми глазами созерцала эту сцену. Её длинные золотистые локоны поблёскивали от солнечных лучей, проникавших в домик сквозь окна. Плечи, грудь, фигурка – всё это было достойно внимания самых лучших скульпторов.

-- Елена Прекрасная? – побледнев, пролепетал Герхард, невольно вставая.

Девушка засмеялась. У неё была улыбка особенная, как ни у кого другого. Создавалось впечатление, будто внезапно расцветают сотни цветов, а в смехе чего только не было: и журчание весеннего ручейка, и трели соловья на рассвете, и загадочные песни морей. От этого смеха и взгляда девушки юноша совершенно потерял голову.

-- Это не Елена, а моя дочь Лорелея, -- сказал рыбак. – Но я вполне согласен с вами, господин доктор, в одном: она действительно прекрасна.

Шрёдель не помнил, как в тот вечер добрался домой. Он чувствовал себя, как пьяный. Только голова кружилась вовсе не от вина, а от любви – скоропостижной и всесокрушающей.

-- Так вот, что означали слова доктора Фауста! – бормотал он под нос. – Да ещё и смотрел хитрым, испытующим взглядом… Ай да старый пройдоха!..

Запершись в доме, он долго ходил взад-вперёд, пытаясь осмыслить происшедшее, но в мыслях вертелось только одно-единственное имя – Лорелея. Открывая или закрывая глаза, он мог видеть перед собой лишь её образ – настолько милый сердцу, что хотелось прыгать, летать, кричать от счастья и… плакать… Это была любовь – великая, непобедимая, долгожданная.

-- Только одного не пойму, -- спрашивал себя молодой человек. – Откуда доктор мог знать, что эта девушка будет в точности похожей на его Елену?..

Он не выдержал и на следующее утро отправился к ней. Лорелея была одна, поскольку отец отправился ловить рыбу. О чём они разговаривали, сколько времени неотрывно смотрели друг другу в глаза, что обещали? С того дня они начали встречаться: то Герхард приходил к ней, то она, улучив часок-другой, прячась от любопытных взглядов соседей, наведывалась к нему. Он и думать позабыл, что у девушки нет за душой ни гроша, а она… Она видела в нём бога и повелителя своей жизни, ей не было никакого дела до того, что он – недоучка и лентяй. Её неискушённое и честное сердечко любила той святой любовью, которая дарится судьбой всего раз в жизни, да и то далеко не каждому человеку. Эта любовь не ставит условий, не назначает сроков; посреди зимы она способна растопить льды, сокрушить всевозможные преграды, пробудить к жизни фиалки, перевернуть полмира и наполнить его диким, первобытным, сказочным счастьем.

… Над землёй раскрыл объятия нежный июльский вечер, когда Лорелея, застенчиво опустив взор, произнесла припухшими от поцелуев розовыми устами:

-- Герхард, я… У нас будет ребёнок…

-- Как?! - -вскричал он от радости, прижимая любимую к сердцу. – Ребёнок? Господи, какое же это счастье!.. Нам нужно немедленно обвенчаться. Я застра же договорюсь со священником.

Она отвечала на его слова теми ласками, которым её научила матушка-природа, ведь всё её существо было исполнено счастьем.

Возвратившись под родительский кров, женщина ощутила внезапную тревогу. Обыкновенно отец после утреннего лова отвозил добычу старшине. Тот отбирает самую лучшую рыбу для продажи, платит за неё скудные гроши и отправляет отца домой. Так что к обеду он уже возвращается. Попрощавшись с любимым, Лорелея беспокоилась о том, что уже глубокая ночь и папа, несомненно, будет ворчать за её позднее возвращение. Но его не было дома! Иногда рыбакам приходилось отправляться на вечерний лов, но к полуночи и эта работа завершается.

Между тем, со двора донеслись первые крики петухов. Не на шутку встревоженная девушка вышла из дома. Восточная часть небосвода посерела, предвещая скорый рассвет…

По мере приближения к своему дому Герхард чувствовал, как благодушное настроение покидает его, уступая место раздражению. Теперь ему суждено стать отцом семейства. Хорошо это или плохо? Почему этот вопрос возник в его голове именно сейчас? Он ведь так любит свою златовласую нимфу, что готов ради неё на всё.

Готов ли? И действительно ли на всё?..

Ребёнок… Беременность… Опьянённый любовной эйфорией, он и помышлять забыл о том, что когда-то придётся жениться. А сейчас это уже необходимо, потому что церковь и людская молва станут преследовать Лорелею. И отец… Неизвестно, как ко всему отнесётся старый рыбак.

Войдя в дом, Герхард заметил при свете свечи какой-то белый предмет на письменном столе. Это было письмо, подписанное… баронессой Дитмар.

-- С какой радости? – удивился он, ощущая непонятное сердцебиение.

Это было приглашение на бал, который молодая хозяйка поместья устраивает в честь своего дня рождения. Естественно, среди гостей будут «лучшие люди» -- священник, градоначальник, окрестные дворяне. Зачем к этой компании примешивать какого-то ничтожного студента? Да и откуда баронесса узнала о его существовании? К тому же, он ей не представлен…

Итак, завтра… Нет, уже сегодня, ровно в шесть часов вечера она будет его ждать. А это означает, что ему следует приодеться для сего случая, ради чего следует съездить в Бахарах – городишко невзрачный, но в нём, как и во всяком другом городе, должны существовать скупщики платья. Новый костюм нищий студент заказать не может, но приобрести подержанную одежду ему вполне по карману.

Поднявшись ни свет, ни заря, Герхард направил стопы к городу. В тот момент, когда он миновал столп, отмечавший конец деревни, в дверь его домика постучалась Лорелея. Ей был необходим чей-то совет, чья-то поддержка – ведь только что ей сообщили, что накануне вечером лодку отца отнесло к водовороту, который поглотил его безвозвратно. Поскольку на стук никто не отвечал, девушка обратилась к ближайшим соседям. Однако те ничего не могли сказать, поскольку сами не видели «герра доктора».

(прод. следует)

    Татьяна Белова представляла собою тот образчик обывательницы, о которых говорят:«самоуверенная», «вредная» и «ограниченная». Одевалась она безвкусно, кушала что придётся, не заботясь о впечатлении, которое производит на окружающих.Никогда никто из соседей не видел, чтобы она покупала новую мебель или одежду.Всегда одинаковая, одетая в один и тот же наряд, обутая в одни и те же туфли, каждое утро она спешила на работу, возвращаясь оттуда всегда в одно и то же время..

      Работала она в цветочном магазине, который ей и принадлежал. С точки зрения среднего человека,заниматься цветами означало обладать какими-то особенными качествами души, быть обаятельной, доброй, чувствительной. Но… Татьяна ни с кем не общалась (или же,наоборот, люди избегали её), и единственной её отрадой был совершенно белый домашний кот, обладающий звучным именем – Фортунатос. В переводе с языка, на котором разговаривали Юлий Цезарь и Цицерон, это слово означало «счастливчик», «любимец удачи». Впрочем, на судьбу хозяйки это не оказало никакого положительного влияния.

Вместо того, чтобы выглядеть на свои 35 лет, женщина производила впечатление очень пожилой и неопрятной, а если и вступала в разговоры с кем-либо, отвечала всегда грубо и сжато, -- так,что в следующий раз посетителям уже не хотелось посещать её магазин. Может, вы подумали, что Белова любила цветы? Увы, всё обстояло наоборот. Она их терпеть не могла настолько, что даже забывала полить те, которые не удавалось продать. Потому десятки гиацинтов, роз и сенполий могли бы засохнуть на полках магазина, если бы не заботливость старенькой Фроси – уборщицы. Понятно, что и мужчины старались обходить Татьяну стороной, из-за чего ей ни разу не пришлось спешить на свидание или получать букетик роз.

      Однако, даже если человек сам виноват в своих неудачах, он признаёт это чрезвычайно редко, потому что горд. И чем больше он горд, тем меньше удач в его жизни происходит; чем реже случаются удачи, тем сильнее он замыкается в себе. Такая вот заковыка получается…

     Так происходило до некоторого времени. Утром она отправлялась на работу, где вынуждена была находиться в обществе ненавистных цветов и с угодливым видом заглядывать в глаза возможным покупательницам. А когда их не было, она высовывала голову в небольшое окошко и выкрикивала:

     --Розы, розы! Красные розы, белые розы!

    --Покупайте розы!

    -- Молодой человек, купите своей девушке букет из красных роз!

      --Девушки, не желаете ли купить розы? Купите букет из белых роз!

     Так продолжалось ровно до шести часов вечера. Когда часы били ровно шесть, Татьяна выключала свет, закрывала магазин на огромный замок и направлялась домой, не забывая по пути заглянуть в магазин, где покупала для своего кота кусок колбаски или пакет молока. Любому из нас такая жизнь показалась бы невыносимо скучной. Но в один прекрасный… или, точнее, ужасный для Татьяны день всё изменилось.

   Как мы уже заметили, хозяйка цветочного магазина никого не любила, кроме кота Фортунатоса. Любил ли её сам кот – это вопрос, на который мы не можем дать ответ. В любом случае, коту были безразличны как внешний вид хозяйки, так и её репутация среди людей. Но в её квартире жило ещё одно существо, которое оказалось там случайно. Однажды Татьяне пришлось поехать в далёкий город, чтобы купить оптом много роз. Как раз приближался день святого Валентина, и женщина подсчитала, что торговля розами может принести немалые барыши. Фирма, которая занималась продажами, преподносила каждому клиенту в подарок розовый куст.Татьяна не любила цветы, но получить розу в подарок показалось ей выгодно.Вначале она рассчитывала продать её вместе с остальными, но, к сожалению,почему-то именно этот розовый куст никто не купил. Выбрасывать его было жалко,-- всё-таки роза стоит денег. Вот и пришлось взять цветок домой. Татьяна посадила его в большой глиняный горшок и поставила на подоконник. Но поскольку она забывала вовремя полить пересохшую землю, внести удобрения и обрезать усыхающие листики, розовый куст не мог развиваться и цвести. Своим видом он напоминал человека, который проголодал в пустыне не менее месяца.

   Зато вольготно чувствовал себя Фортунатос, потому что хозяйка всегда баловала его кусочком колбаски или рыбкой. Кот не ловил мышей, потому что в этом не было надобности. Он вообще не любил двигаться. Только иногда, когда ему нечего было делать, он взбирался на подоконник и пытался царапнуть чахлые стебельки розы.Наблюдая такие сцены, Татьяна приходила в умилённое настроение и смеялась:

     --Так его, Фортунатос, так! Все равно не цветёт. Поломай этот розовый куст и тогда я смогу выбросить его в мусор!

    Так происходило и в один из долгих зимних вечеров, когда жителям городских квартир делать нечего и они пытаются убить время просмотром глупых телепрограмм.Татьяна смотрела какой-то сериал, но тот был настолько скучным и похожим на остальные сериалы, что от тоски её глаза смежились, а в голове образовался туман, после которого наступает сон. Вдруг она почувствовала, что комната наполнилась ярким светом, исходящим со стороны подоконника. Татьяне показалось, будто она из этого света появилась девочка лет семи – в ободранной одежонке, худая, исцарапанная, -- и произнесла жалобным голоском:

     --Добрая женщина, ты снова забыла полить розу!

   Иной человек, увидев такой сон, непременно насторожился бы, но только не Татьяна. Вместо того, чтобы вскочить с удобного кресла, она отмахнулась:

    --Ничего не случится с той розой. Оставь меня в покое!

  --В таком случае подари розе хотя бы капельку влаги! – умоляюще продолжала девочка.

   --Ой, как же ты мне надоела! – в сердцах ответила Белова. – Эй, Фортунатос! Ну-ка, поцарапай тот проклятый куст, а завтра я его выброшу!

    В эту минуту девочка исчезла, снова засиял неведомый свет, и комната огласилась чьим-то могучим голосом:

     --За твоё злое и жестокое сердце ты понесёшь наказание. Ты будешь страдать, как страдала роза, тебе суждено умереть от голода и жажды. А кот, который безжалостно царапал мои стебли, познает все муки ада!

    Сияние вспыхнуло ослепительным пучком ещё раз, после чего исчезло. Открыв глаза,Татьяна осмотрелась. В комнате всё находилось на привычных местах, а кот мирно спал, лениво раскинувшись на коврике под теплой батареей.

    --Наваждение… -- только и промолвила женщина.

  Словно ничего не произошло, она собралась на работу, как вдруг заметила: на том месте,где обычно спал Фортунатос, лежал какой-то чужой кот. Он был совершенно чёрный, но смотрел на хозяйку глазами, похожими на глаза любимого кота. «Что такое? –удивилась Татьяна. – Куда пропал мой котик? И что это за чёрное чудо?»

  Но сейчас задаваться вопросами не оставалось времени, поскольку пора было спешить в магазин. В этот день она отвечала покупателям сдержаннее и осторожнее, а из окошка меньше слышалось:

    --Купите розы! Купите розы оптом!

   Вечером она пришла домой в надежде увидеть своего Фортунатоса, но её встретили преданные глаза чёрного кота. Вспоминая чудный сон, Белова бросила взгляд на подоконник и застыла от удивления: на месте чахлого растения красовался здоровый и ухоженный розовый куст, основной стебель которого украшал ярко-красный бутон.

     --Что за чудеса? – пролепетала она, невольно отступая назад.

   В эту ночь сон долго не приходил к ней. Женщине долго мерещились девочки, коты и розы, пока, наконец, под утро не удалось забыться в тяжёлом сне.

Проснувшись, Татьяна взглянула на розу и ахнула от неожиданности: вместо красного бутона красовался белый! Тогда она бросила взгляд на кота и обомлела: он снова стал белым! Потрясённая, она не могла двинуться с места. Бледная, как стена, Татьяна едва нашла в себе силы добрести до кресла, чтобы тяжело в него опуститься. Потрясение было настолько сильным, что в этот день она не вышла на работу. Покупатели недоумевали по сему поводу, но, постояв под запертой дверью магазина, разошлись по своим делам.

Уже к обеду Татьяна понемногу начала приходить в себя. Вспомнив, что следует накормить кота, она оделась и пошла за колбасой. Однако в этот день ей не везло: в магазине колбаса закончилась, вследствие чего пришлось ковылять в другой.

Вечером ей пришло в голову проследить, куда девается белый кот и как меняется цвет розы. С этой мыслью Белова включила телевизор и сосредоточила взгляд на окне, где находились кот и роза.

Приблизительно в полночь глаза Татьяны на какую-то минуту смежились, а раскрыв их, она увидела, что роза сделалась красной, а кот – снова чёрным. Казалось, будто цветок улыбается, а кот спрашивает: «Ну что, доигралась?»

В эту ночь Татьяна не сумела уснуть. Вместо нормального сна её сознание подвергалось кошмарам, какие случаются при бессоннице. Ей казалось, будто следует собрать букет из белых роз. Их должно быть двадцать одна. Татьяна ходила по улицам, искала в клумбах ив своём магазине белые розы, но никак не получалось собрать двадцать одну:всегда не хватало одной. Ей мерещился и кошачий кошмар: она собиралась скормить Фортунатосу десять кусочков колбасы, но всегда десятый куда-то исчезал из кармана.

Утро застало Татьяну в поисках колбасы и роз. Начиная собирать в своём воображении белые розы, спустя какое-то время она сбивалась и уже искала красные, помещая в букеты не только стебли, но и куски колбасы.

Так продолжалось несколько суток, пока, наконец, совершенно обессиленная Татьяна не забылась во сне.Проспала она не менее суток, позабыв о коте и розах. Наконец, проснувшись она сразу обратила внимание на розу. На сей раз она снова была белой. Страх сковал тело женщины, она не могла найти в себе силы делать что-нибудь по дому или даже умыться. Сколько времени она провела в оцепенении, осталось неизвестным. Но спустя какое-то время она решила умыться и направилась в ванную. Как же она удивилась и испугалась, заметив в своих чёрных волосах первую проседь!.. Ко всему, вода из крана не лилась.

И тут ей вспомнились сияние, девочка и голос. «Умрёшь от жажды и голода!» -- забилась в сознании мысль.Пройдя на кухню, Белова увидела своего кота. Теперь его длинная шерсть уже не лоснилась от неги и сытости. Это было исхудавшее, запуганное создание, ничем не напоминающее былого Фортунатоса. Зато розовый куст красовался так, словно за ним заботливо ухаживали руки опытного цветовода. И тут женщине вспомнились сказки из детства – о духах, привидениях и феях, которые наказывали смертных за какие-то поступки, но за другие дела и вознаграждали. «А может мне являлась непростая девочка, а фея роз? – подумала она. – Надо искупить свою вину передней…» Подавив гордыню и отвращение к цветам, Татьяна нашла в себе смелость прикоснуться к нежным лепесткам белого бутона. Он пребывал в разгаре цветения,а на боковых стеблях уже готовились распуститься другие бутоны. Роза как будто улыбнулась ей и обдала благоуханием. От её аромата Татьяна почувствовала головокружение и…стыд. Именно стыд, потому что в сердце появилось восхищение красотой розы, и она теперь не понимала, как могла не любить эти цветы раньше.

-- Надо бы её полить, --произнесла Татьяна, но вспомнила, что нет воды. – И следует обрезать усыхающий лист…

Она оделась, сходила за водой к колонке, собственноручно полила розовый куст и с чувством исполненного долга вздохнула с облегчением. В этот момент как-то удивительно заурчало в кране, а в следующий миг из него полилась вода. Татьяна просто забыла его закрутить. Подавляя в себе страх, она привела себя в порядок и отправилась на работу. К её приходу у магазина уже скопилось много покупателей. Однако как же все они были удивлены, слыша в ответ на свои вопросы вежливые и терпеливые ответы! Впервые в жизни Татьяна обратила внимание на то, что люди вовсе не такие злые, как ей казалось, и в ответ на её улыбку одаривают улыбками и её.Мало того, в этот день  в магазин заходило много людей с тем, чтобы купить букет из белых или красных роз. К вечеру,вместо усталости, она чувствовала приподнятое настроение. С улыбкой она закрыла магазин, с улыбкой купила для своего кота колбасу. На сей раз ей захотелось купить и что-нибудь для себя. Она выбрала платье, а потом зашла в парикмахерскую. Там ей перекрасили волосы и сделали красивую причёску. От седины не осталось и следа.

Дома её дожидались белый кот и куст с белыми розами. С того дня Татьяна взяла в обычай дважды в неделю поливать розовый куст и подкармливать его удобрениями.

Прошёл месяц. За это время обороты магазина настолько увеличились, что Татьяне пришлось много раз ездить в другой город, чтобы купить розы оптом. Не проходило и минуты без покупателей. О том,чтобы открывать окошечко, не было и времени подумать. Больше ей не приходилось то и дело высовываться из окошечка и призывать народ:

-- Купите розы!

-- Купите букет из красных роз!

-- Купите букет из белых роз!

-- Купите розы оптом!

 С каждым днём её любовь розам возрастала, и теперь она сама удивлялась, как могла не любить их раньше. А однажды в магазин зашёл незнакомый мужчина лет сорока. Поговорив о розах, он купил огромный букет из красных роз и… Он подарил его Беловой и попросил номер телефона. Впервые в жизни ей дарили цветы!

Они начали встречаться. А вскоре наступил день, когда мужчина предложил ей выйти за него замуж. Она,конечно, согласилась. Семейная жизнь отнимала немало времени, из-за чего хозяйка теперь не могла самолично проводить в нём время с утра до вечера.Потому она наняла смышлёную миловидную девушку, чтобы та заменила её. И пока девушка торговала, Татьяна весело проводила время в компании мужа и любимого кота. Но всегда, в любую погоду, при любом самочувствии она улучала несколько минут для того, чтобы поухаживать розой, красующейся на подоконнике.

            Есть на белом свете страна Розария. Её  называют  ожерельем  планеты, -- настолько  красивы  острова, из  которых  она  состоит. Особенной  красотой  сияет она в летнюю пору, когда во всех уголках бесчисленного множества островов расцветают розы. Вот как они появились.
      Пять тысяч лет тому назад на том месте  существовали  два  государства. Северным  управлял  престарелый  царь, у  которого  была  единственная  дочь  по  имени  Миоми. Она  славилась  своей  необычайной  красотой, но отличалась таким  тщеславием  и  гордыней, что  попытки  всех  женихов  сосватать её были обречены на неудачу. Южной  частью  острова управлял молодой  владыка, который  славился  своими  достоинствами, красотой  и  справедливостью. Звали  его  Тимур.
       В течении некоторого времени оба царя жили в мире. Но однажды, подстрекаемый «советчиками», северный  чем-то обидел южного, и тот, не  медля, начал  войну. У него была армия получше, чем у  старого  царя, поэтому, одерживая победу  за  победой, он вскоре достиг столицы соперника. Право победителя состоит, в частности, в том, чтобы захватывать  всё, что принадлежало врагу, превратить свободное  население  в  рабов, красивых  женщин – в  наложниц, а  если  захочет, то  и вовсе разрушить  всё  царство. Но  Тимур  так не поступил, поскольку обладал благородным  сердцем. А  ещё  он  сильно  любил  Миоми, несмотря  на  то, что  в  своё  время  она  отказала  ему  в  числе  многих  претендентов  на  её драгоценную  руку. Потому  он велел своим воинам щадить население, не  разрушать  и  не  грабить, не  сжигать  и  не  оскорблять  никого. Он  имел право  схватить  строптивую  царевну  за  длинную  косу  и  притащить  в  свою  столицу, как  рабыню. Но  юноша  был  добрым  человеком. Он  надеялся  на  благоразумие   девушки, как  и  на  то, что  в  глубине  её  сердца  всё-таки  скрывается  хорошая  женщина. Потому  Тимур  испросил  у  неё  позволения  поговорить  с  нею.
          -- Так и так, -- объяснил  он. – Я  тебя  люблю  больше  всего  на  свете, но  ты  однажды  мне  отказала. Я  мог  бы  сделать  тебя  рабыней, но  хочу, чтобы  ты  стала  моей  законной  супругой. Это  будет  не  только  исполнением моей  мечты, но  и  мудрым  политическим  шагом.
       Поразмыслила  Миоми  и  отвечает:
      -- Хорошо, Тимур, я согласна. Но тебе следует исполнить одно моё желание. Я хочу, чтобы перед моим дворцом в течение одной ночи появились цветы, которых ещё не видел ни один человек на земле. Эти цветы должны обладать множеством лепестков и благоухать так, чтобы даже птицы, очарованные их ароматом, пели красивые песни. И должно этих цветов быть ровно тысяча.
          Разве  такое  под  силу  человеку? Подобное  могла  высказать вслух  лишь  нехорошая  женщина, нечестная  и  злая. Но  Тимур  любил  её  и  спокойно  ответил:
            -- Хорошо.
           А  был  у  молодого  царя  некий  чародей; на  его-то  помощь Тимур  и  надеялся. Но услышав, в  чём  состоит  желание  принцессы, старик  загрустил.
         -- О,  царь! – воскликнул  он. – Такое  желание  можно  исполнить  только   при  помощи  единственного  заклятия, но  человеку  не  должно  произносить  его.
          -- Почему  же? – удивился  царь.
         -- Потому  что  придётся  обратиться  за  помощью  к  самому  Дьяволу!
           -- Ну  и  что? Колдуй, друг  мой!
          -- Нет, потому  что  ты  должен  пообещать, что  подаришь  Дьяволу  душу.
          Нахмурился  Тимур. Ему  не  хотелось  иметь  дела  с  врагом  рода  человеческого  и, тем  более, отдавать  свою  душу  во  власть  тёмных  сил. Но  Миоми! Она  столь  красива!.. И любовь  победила страх. Царь  согласился.
    И действительно, к утру на клумбах, окружающих дворец, появились удивительные цветы. Внешне они напоминали обыкновенный шиповник, но, в отличие от него, очаровывали своей красотой и запахом. На их стройных стеблях не было ни одного шипа. Это были розы. Нежные и благоухающие, они вселяли в сердца удивительный покой, радость и нежность. Глядя на клумбы, усеянные кустами розовых, красных и белых роз, придворные затаили дыхание от восхищения.
    И это не удивительно. Силы Вселенной, к помощи которых обратился чародей, создали розы из росы, рассветных и вечерних солнечных лучей и лунного света. В эту смесь добавили очарование первого поцелуя, который мать дарит новорождённому, и вкус той капельки воды, которая впервые появилась на нашей планете в очень древние времена.
           Но  то  ли  тёмные  силы   обманули  чародея, то  ли  в  этом  заключался  некий  умысел, но розовых кустов было всего 999. Не  считая  их, царь  отправился  к  царевне  с  огромным  букетом  роз.
           -- О, моя царица! – обратился он к ней в  присутствии многих приближённых. – Я  исполнил  твоё  желание.
            Думаете, женщина растаяла, увидев  множество  невиданных цветов? Полагаете, что она оценила старания претендента и её доселе холодное сердце растаяло? Или, быть может, она подумала, что  даже  если  бы  он  вырастил всего один розовый куст для неё, это уже превзошло бы силы человеческие? К  сожалению, она  с  прохладным  выражением  лица  начала  подсчёт  -- так, как  это  делают  бездушные  бухгалтеры. Девушка была  так  воспитана – принимать  всё,  как  должное…
        -- Ты  лжец, Тимур! – жёстко сказала она по  завершении  своей  работы. –Не хватает  одной розы!
         Вельможи  ахнули. Им  стало  жаль  правителя, который  чувствовал  себя  в  эту  минуту  навсегда  опозоренным. Неизвестно, что  именно  он  подумал, но  его  лицо  вдруг  побледнело  от  обиды  и  гнева, и  в  следующий  миг  он  произнёс:
           -- Так  стань  ею  сама!
          Задрожала земля, с  неба  ударила  молния, и  Миоми  исчезла  без  следа. Зато  в  дальнем  конце  клумбы появился ещё один розовый куст. В отличие от остальных, стебли этой розы были усеяны острыми шипами, а единственный цветок, который красовался на главном стебле, был чёрным и без какого-либо запаха. Уже позже люди поняли, что уход за чёрной розой требует больших усилий, но никогда она не порадует цветоводов приятным запахом.
      Прошло много лет. Умер Тимур, после него сменились многие правители, но розы остались как память о том странном событии. Эти цветы сразу пришлись по сердцу всему населению. Их начали размножать, продавать в другие страны, дарить добрым людям. В наше время розы растут по всей земле за исключением, разве что Антарктиды, но больше всего их, конечно, на островах, где они впервые появились.
     Так страна приобрела название Розария.

                                            Берегите  розы !(сказка  для  взрослых)

                                     «Держит  жизнь  нашу  хрупкая  тонкая  нить,
                                     Не  надейся  её  навсегда  сохранить.
                                     Но  не  выпей  отпущенной  чаши  до  срока,
                                     Чтоб  в  конце  за  поспешность  себя  не винить.»
                                                 Омар  Хайям

          В  бесконечной  Вселенной  есть множество  удивительных  миров, каждый  из  которых скрывает  в  себе  непостижимые  тайны. Нам, смертным, иногда  выпадает  удача  лишь  мельком  заметить  слабенькие  их  отблески. Если  долго  и  внимательно  смотреть  на  звёздное небо, иногда можно  увидеть, как  в  разных  его  концах  вспыхивают  едва  заметные  искорки. Это  иные  миры  посылают  нам  свой  привет.
       Далеко–далеко  в  дебрях  космоса  находится  маленькая  планетка, которую невозможно  рассмотреть  ни в один из земных  телескопов. Она называется  Флорой. На  ней  нет  постоянной  растительности, как  нет и животных. Там  вообще не существует материальной  жизни, потому что сама Флора – большой духовный организм.
        Если  смотреть  на  планету  свысока, создаётся  впечатление, будто  по  её  поверхности  пробегают  тысячи  разноцветных  пятнышек. На самом  деле  это  вовсе  не обыкновенные пятнышки, а  маленькие облачка, каждое  из  которых – душа  мальчика  или девочки. Эти  души  для человеческого глаза остались бы  совершенно  невидимыми даже в том случае, если бы людям было возможно попасть на Флору.
       Появившись  из самых  недр  планеты–матери, в  течение  некоторого  времени  они  скользят  по  её  поверхности, словно  набираясь  сил, после чего превращаются  в  крошечных  фей. Но это ещё не всё: вместе с феей обязательно рождается ещё одна удивительная сущность -- дух розы. В зависимости от того, какого пола фея, розы бывают красными или белыми. Иногда эти души рождаются розовыми. Это означает, что в одной сущности сосредоточились двое или больше детских душечек..
        Едва  родившись, феи  ещё  не  обладают  умением  исполнять  желания  или  превращать  непослушных мальчиков  в  носатых стариков. Эти безобидные существа пока только учатся и набираются сил. Они без  конца играют, резвятся, смеются, наполняя атмосферу планеты фантастическими оттенками,  радужными  картинками, нежными  ароматами.
        Набравшись  сил, феи и розы подрастают  и  поднимаются  выше. Так они летают и поднимаются до тех  пор, пока не наступает  время покидать планету. Где–то  рождается  ребёнок, состоящий из плоти и крови,  и  тотчас же одна из фей направляется к нему, потому что так надо. А на какой-то клумбе начинает прорастать новая роза -- белая, красная или розовая. Ни  один  человеческий  ребёнок  не  может  обойтись  без  феи  или  фея, как и без своей розы, -- иначе  ему предстоит  много  страдать. Потому что благодаря розе феи пополняют свою силу и могут помогать ребёнку.  А  если дети  страдают, они могут  вырасти  обозлёнными  и  потом  обижать  других   детей. Вот как всё взаимосвязано!
          Фея должна присутствовать при рождении малыша. Для этого его родители много с ним  разговаривают  ещё в ту пору, когда он находится в материнском  лоне. Посредством  невидимых  серебряных  струн, которыми   во  Вселенной  сообщается  всё, новорождённая  фея  слышит  сигнал  и  начинает  созревать, поднимаясь  ввысь. Благодаря тем же серебряным струнам вызревает и духовная сущность предназначенной для этого дитяти розы. Как  раз  в  момент, когда дитя  готовится  выйти  на  свет, фея  покидает  Флору  и  стремительно  мчится  к  нему. Взрослые  ничего  такого  не  видят, да  и  дитя  не  видит, потому  что  его  глазки  ещё  не  в  состоянии ничего различить.  Но  новорождённый  чувствует  присутствие  феи, как чувствует и наличие своей розы в материальном мире. Если  он  кричит, значит  фея  успела  поприветствовать  его. Если не кричит – значит, фея по каким–то причинам не успела к нему прилететь. Или же её для этого  ребёнка нет.  И тогда ребёнок  умирает. В  этом  виноваты  родители: либо они не верят в сказку, либо само  дитя им не нужно. Или же не нужно  дедушкам и бабушкам…
       Ребёнок  начал  расти. То у  него  заболит  животик, то прорезаются зубки. Мама  колышет, папа  колышет, но  никак  не  могут  успокоить. И  только  лёгкое, как  предрассветная дымка, прикосновение  феи  способно  утолить  его  боль  и  прогнать  бессонницу. А если в комнату вместе с воздухом попадают запахи роз, ребёнок улыбается и ведёт себя спокойно.
       Вот  дитя  начало  бегать  и  самостоятельно  играть. Во  время забав  возможны падения. Фея  оберегает  его  от  падений, от  злых собак, которые  могут  испугать. А  когда вы  видите, что ребёнок сам по себе,   без  видимой причины, начинает  смеяться, -- знайте, что это  фея  ласково щекочет ему носик или же этот носик почувствовал присутствие розы .
      В  мире  полно  недобрых  людей. Такими  они  становятся  от  того, что  в  своё  время  их  покинули  феи.  А  происходит  это  потому, что  родители  не  рассказывают  им  сказок  и  учат  не  верить  ни  в  фей, ни  в  чудо, ни в розы. Вот люди, брошенные феями,  и  становятся  злыми. Они могут причинять вред маленьким деткам. Но  если  рядом  с  ребёнком находятся  его фея и его роза, никто  ему  не  страшен.
      Находясь  под  присмотром  фей и в окружении роз, дети  растут  ласковыми, отзывчивыми  и  умными. Они  хорошо  учатся, проявляют  чуткость  к  окружающим, легко  решают  любые  задания.
       Встречаются  в  подлунном  мире  и одинокие феи. У  них  нет  ни детей, ни своих роз. Эти  дети  должны  были  появиться  на  свет, но  не  родились.  И  тогда  фея, прилетев  на  Землю, уже  не  может  вернуться  обратно. Ей  необходимо  отдавать  свою  силу  ребёнку, но  ребёнка–то  нет. Если нет ребёнка -- конечного смысла жизни розы, -- куст чахнет и гибнет. Лишившись его доброй энергетики, фея становится чужой в этом мире. Её  нерастраченная  сила накапливается  в  маленьком  существе  и  начинает  черстветь, а  вскоре и вовсе  превращается в камень. Тогда  фея становится злой ведьмой и пытается навредить взрослым.  Из–за  этого  происходит  много  несчастий.
         Ребёнок вырастает,  женится, у него  появляются  собственные  дети. И  всегда  рядом  будет   присутствовать  добрая  фея, которая  поможет  в  нужную  минуту  если  не  делом, то  советом.   Если  человек  прислушивается  к  её  словам, он  совершает  благие  поступки.
        Феи и розы тоже  стареют, как  и  люди. С  каждым  человеческим  поступком  тело  феи изменяет  цвет. С каждой человеческой мыслью розовый куст либо приобретает силу, либо слабеет. Совершает  человек  добро – тело  невидимой  покровительницы  становится  светлым, а роза -- крепкой и цветущей; совершает  зло – фея  темнеет, а её роза деформируется, вянет. В  оттенках  фей собираются  мысли  людей – светлые  или  же  тёмные.  Перед  смертью  человека  фея  может  предстать  перед  ним, чтобы показать,   насколько   правильно  он  прожил  жизнь. И  по  выражению  лица  покойника  можно  видеть, насколько  появление  феи  удовлетворило   его  или  нет. После  его   смерти наиболее  светлые  феи  испаряются  ввысь, чтобы  вернуться  на  Флору, а  тёмные   остаются  на  Земле, потому  что  накопившиеся  в  них  грехи  слишком  тяжелы, а с  таким  багажом  бедняги  не  в  силах   воспарить    к  небесам. Им  здесь  невыразимо  скучно, потому  ради  развлечения  они  берутся  исполнять  самые  плохие  человеческие  желания. А ещё они стремятся повредить чужие розы -- просто так, ради смеха.  Феи  среднего, серого, оттенка  остаются  для  того, чтобы  исполнять  добрые желания  людей, надеясь таким образом очиститься от груза прошлого.
       Легко  ли  живётся  тому  или  иному народу, процветает  или  хиреет  та  или  иная  страна, зависит  от  количества добрых и злых фей,  населяющих её, а также от состояния роз, произрастающих в ней.
      Так  что  следует  беречь  своих  фей и их розы!

  21.01.13