хочу сюди!
 

Ліда

50 років, водолій, познайомиться з хлопцем у віці 46-56 років

Замітки з міткою «похід»

Стежками героїв - 14

Щойно перед Великоднем завершилися щорічні змагання з пішого мандрівництва "Стежками Героїв - 14" (2013 р.Б.). Представляю невеличкий музичний фотозвіт про участь нашої команди ФМТ (файне м. Тернопіль) у цих змаганнях: http://youtu.be/et5i9qPMN2g

Детальна інформація про ці щорічні патріотичні змагання ось тут: http://www.steger.com.ua/

Маршрут - 135 км: с.Стара Гута - г.Буц - г.Станимир - плн.Вівчина - хрест провіднику ОУН «Морозу» - г.Максимець - ур.Прилуки (с.Бистриця) - вершина 1074,4м. - вершина 1082,0м. - пер.Яблуницький - г.Кукул - г.Кострича - г.Кострич - пер.Кривопільський - г.Китулівка - г.Горді-Доброкиївська - г.Кукінлива - с.Татарів (фініш).


Поход выходного дня, осень 2009. День первый.

Осень…

В один прекрасный день, выйдя из подъезда, я был сражён осенью. Сырое тёплое утро, наполненное мягким, едва заметным туманом, и опавшими листьями. Это сочетание тёплой влаги и пожухлой листвы вмиг окунуло меня в приятные воспоминания об осенних походах… Запахи, кажется, наиболее отчётливо запоминаются из всех восприятий человека, и именно в тот прекрасный день мне так захотелось в поход, что внутри аж что-то защекотало, и в очередной раз накрыли мысли о суетности нашей жизни, мелочности наших каждодневных проблем и нерешительности рисковать и авантюрить. А ещё на мне висел долг – сводить в поход сестру Сашку.

Итак, самый важный этап подготовки к походу состоялся – ЗАХОТЕЛОСЬ! Теперь осталось найти подходящее время и компанию. В очередной раз надумал приобрести до похода новый телеобъектив.

Дальнейшие события протекали, в принципе, как обычно, но с необычным итогом – уже дважды я твёрдо собирался покупать объектив, и оба раза не успевал выбрать модель или цену и оставался со своим старым набором. В этот раз всё же купил. Pentax DA 50-200 ED WR очутился у меня буквально за день до выезда. С компанией тоже всё закончилось необычно. Сестру Сашку мне не дали в связи с осенней погодой и отсутствием у неё обуви и одежды для такой погоды. Серёга, хоть и грозился на эти же выходные идти, но накануне у него всё поменялось. Остальной народ тоже не мог составить мне компанию. Чувствуя, что всё накрывается ввиду отсутствия попутчиков, начал подумывать о тех, с кем не ходил ни разу, но собирался исправить это упущение. Андрей из Киева был в ауте из-за не так давно поломанной ноги, Рома Iagodka® из того же Киева только недавно побывал в Крыму, причём не совсем успешно. Оставалась Яна, которая хотела/не хотела идти со сменой планов примерно раз в сутки (в общем-то, по погоде – если тепло и ясно, то хотела идти, если сыро и прохладно - то осталась бы дома). И только Петя (мой дядя из Днепропетровска) решил спасти меня, во что бы то ни стало – если не будет компании, то он пойдёт. И буквально за пару дней до намеченных выходных у него пошёл камень.

Но у меня ведь камень не пошёл!!! И тогда я пошёл к камням!

Я пошёл один. Взял у Серёги палатку Hannah Lighter – сэкономил килограмм веса и немного места, взял котелки самые маленькие, опять же, новый объектив был значительно легче старого Юпитера… Пока не купил билеты, сам не верил, что еду в Крым, особенно смотря на себя в зеркало и рассматривая конъюнктивит в левом глазе. Но в определённый момент я билеты взял, и дальше отступать было затратно. Вот такая стратегия.

Несмотря на наличие билетов, в намеченное время я на вокзал не приехал, и поезд уехал без меня. Проспал. Но я не отчаялся и поехал другим поездом. Разве может моим планам помешать опоздание на поезд? Ввиду позднего приезда, принял решение не выпендриваться с маршрутом, и идти на Джурлу. Это я в поезде ещё всё обдумал, за чаем.

 

Проход мимо таксистов:

- Куда ехать, парень?

- До Ангара. – Это я ответил так, чтоб поржать.

- Давай, поехали, по цене маршрутки – семь-пятьдесят!

Я вначале не понял, почему такой бесплатный сыр… Семь-пятьдесят до Ангара – даже если это семь с половиной евро - для таксистов мало. И я задал наводящий вопрос:

- Это за километр?

- Ну да! Так ведь машина-то хорошая – BMW!

Но я был уже далеко... Маршрутки по 20 гривен… А вот и автовокзал – автобусы по 12 гривен. А, ну да, – ещё 65 копеек за рюкзак. Долго ползли до Перевального. На маршрут я в итоге  вышел только в 13:15

 

 

О Боже!

Запах-то, запах-то какой!!!

Вот он – поход, вот она – осень, вот он – этот тёплый влажный воздух, который чувствуется всем телом, такой вязкий, такой осязаемый - ощущаю, как он проходит через ноздри и наполняет всего меня – хочется вдыхать, вдыхать, вдыхать, и не останавливаться для выдоха, хочется пропитаться изнутри запахом опавших листьев, которые шуршат под ногами, словно разговаривают со мной. Ни с чем не спутать этот аромат – есть в нём что-то похожее на сухофрукты, есть в нём оттенки мёда, нотки цветочных запахов, привкус вина и крепкого чая, и всё это замешано на влажном тёплом тумане, который был здесь утром, а потом спрятался под корой буков, в пожухлой листве, и теперь наполняет весь лес этим незабываемым ароматом, за которым я сюда и приехал.

 

Вначале показалось, что рюкзак слишком лёгкий – даже испугался, что что-то забыл. Но, вроде, визуально всё помнилось – и палатка, и спальник, и котлы с горелкой…

Первые минуты эйфории от воздуха прошли – и о себе напомнил пустой желудок. В ход пошли пирожки и немного сыра, перекус состоялся на ходу в целях экономии времени. Но вообще-то это неправильно, больше так решил не перекусывать – здоровье дороже.

После лёгкого пополнения нутра взялся за фотоаппарат – и скорость передвижения заметно уменьшилась. Но самое приятное было в том, что это никого не волновало, не напрягало, не заставляло нервничать и кричать на меня. И мне понравилось идти одному.

 

На первой поляне, с которой открывается хорошая панорама Чатыр-Дага, я спрятал в рюкзак кофту, подпоясал штаны, пока не потерял, и сфотографировался на фоне Чердака. Ай, да поход – никто не видит – делай, чё хош… Хоть сидя фотографируйся, а хоть и лёжа, прикрыв от удовольствия глаза.

 

  

Дальше вверх, с заходом на родник и пополнением запаса воды, и выход на перевал Ман. И весь путь наполнен верчением головой, примериванием через видоискатель и спуском затвора, с регулярной сменой объективов. Новый 50-200 радовал. Очень чётко отделял ветки от заднего плана, особенно подчёркивая вкрапления зелени среди блеклых жёлто-коричневых листьев букового леса.

 

  

Аромат осенних листьев сменялся сосновым, который тоже ни с чем не спутать – разве только с запахом Нового Года. Так я и шёл – то Новый Год, то Осень…

 

                                              

 

На перевале Ман небрежно валялась группа из четвёртой школы. Больше я о них ничего не знаю, но за 5 минут моего пребывания рядом с ними они несколько раз упоминали свою alma mater. Любят, видать. С проводником им только не очень повезло – в четвёртом часу она их разложила на Мане нежиться в ожидании воды из родника, хотя ночёвка должна была быть у них в Хапхале. Я не смог не выразить своих сомнений по поводу успешности сегодняшнего их перехода, но этим и ограничился, и почапал дальше.

Вверх по каменистому склону, тропкой в живописную балочку, и далее грунтовкой сквозь лес, к выходу на обрыв. Как всегда, меня здесь ждала Исчезающая Сосна. В этот день сплошного тумана не было, и она никуда не исчезала, а с удовольствием позировала. Ещё бы! На 200 мм фокусного расстояния обалденные портреты выходят.

 

                                              

 

Помимо портретов сосны, сделал несколько собственных. Но не с эстетической целью, а с диагностической. Надо было оценить состояние конъюнктивита. После двух кадров, где я вышел неплохо, но глаза, как следует, не видать, я подстроил камеру и сделал жуткий снимок. Зато глаз был во всей красе. Во всей красноте, то есть. Но, кажется, уже лучше. Антибиотики, как-никак…

 

                                          

 

Закапав пару капель и загрузив пару - тройку пирожков, я двинулся дальше – по траверсу, с которого сегодня открывалась тихая осенняя панорама. Небо такое глубокое, такое бездонное… летом не бывает такого неба. А под небом прямо от моих ног убегало вниз целое море осыпавшихся буков. Море волной накрывало Эльх-Каю, подмывало остов Пахкал-Каи, и плескалось вокруг Чатыр-Дага, и дальше, сливаясь с лёгкой дымкой, уплывало к Бабугану. И сверкающими янтарями из леса на меня смотрели ярко-жёлтые кроны одиночных деревьев, затесавшихся среди букового мира.

 

                                        

 

Потихоньку внизу из дымки начали образовываться маленькие облачка, которые по мере моего продвижения траверсом и продвижения Солнца по бездонному небу, становились всё больше и многочисленнее. Они напоминали барашков, которые вечером все сбегались к пастуху – такие белые, сбившиеся в кучку, пушистые комочки.

Перемахнув через бугор соснячка, и в очередной раз вдохнув немного Нового Года, я спустился на грунтовку, и не преминул заново снять теперь уже новым объективом то большое интересное каменное изваяние, которое в прошлый раз неудачно у меня сфотографировалось.

 

                                        

 

                                        

 

Солнце я проводил, будучи около седла. Дальше вниз грунтовкой – и я на стоянке «Верхняя Джурла». Идти дальше вниз я не стал. Во-первых, у меня сильно была растёрта ботинком нога. Во-вторых, время уже было довольно позднее, а ещё надо было раздобыть дров. Ну и с занятостью стоянки можно было прогадать – тут хоть и было много народу, но место я всё же для палатки нашёл. А на Нижней Джурле могло быть хуже – у школьников как раз каникулы начались.

 

                                        

 

Порыскав в темноте по склону, я разжился дровами не столько для приготовления ужина, сколько для уюта. Супец сварился на горелочке, а костёр грел тем временем душу. Эх, если б ещё рядом стоявшие студенты вели себя потише, и не матерились на всю округу…

Супа я сожрал почти полный литровый котёл. Потом ещё пол-литра чая выдул. Сам такой прыти от себя не ожидал. Но организм знает, что ему необходимо, поэтому я его не сдерживал.

После трапезы захотелось общения, и ещё захотелось подальше уйти от студентов, которые матерились на всю округу, – я дохромал до Седла и устроил сеанс сотовой связи с материком. А потом меня потянуло развлекаться. И мы вдвоём с Пентаксом часа полтора недурно развлекались, последствия чего можно оценить теперь. Ограничиться съёмкой Ориона и Млечного Пути не удалось – и в качестве фотоматериала в ход пошёл я. Подействовал просмотр накануне похода ночных съёмок Ромы Iagodka®. Да и собственный Зенитный опыт вспомнился. Задумка на сей раз была следующая: вспышка пыхает мне в рот – и свет, преломившись в моих светлых и гениальных мозгах, разлетается из моих ушей…

 

                                        

 

После нескольких не совсем удачных попыток я эту затею оставил, но в итоге выяснилось следующее: одному это сложно организовать, чтоб выглядело правдоподобно; налобный фонарь с двумя диодами не подходит для имитации разлетающихся лучей от вспышки; Если просто вспыхнуть в рот – получается портрет Чеширского Кота (в красных тонах).

 

                                        

 

На этом жажда развлечений была утолена, я похромал к уютной Hannah Lighter.

Вспомнил про ребят из четвёртой школы… Отчего-то переживал за них – только б они не ломанулись в Хапхал по темноте. Так ведь очень легко отбить интерес к походам, если с первого раза испортить всё впечатление.

Студенты матерились на всю округу…

Полезная вещь – термометр – столько любопытства удовлетворяет. Вернее, если термометра нет – то абсолютно всё равно, какая температура на улице и в палатке. А если он есть – то всё время интересно, сколько же градусов. Ночью было около девяти по Цельсию.

Студенты матерились и пели песни на всю округу…

Несколько раз ночью просыпался, укутывался в спальник поплотнее. Студенты по очереди бодрствовали и занимались привычным делом.

 

День второй

 

Мої маленькі пригоди (Глава 2 - Рекордний перехід)

Ми опинились в Сімферополі близько 8 години вечора. Це було круто - за якихось 12 годин, ще засвітла, доїхати до місця призначення! Настрій був чудовий, бо тепер у нас було багато часу, щоб зустрітись з друзями і відпочити перед тим самим "Рекордним походом", заради якого ми і приїхали сюди. Погода була похмурою, дощ то починався то переставав..

[ Читати далі ]

Прутський похід: поразка Петра І.

Аж до жорстокої поразки від турків у липні 1711 року на Пруті московський цар хотів бачити нову столицю на більш теплих водах. Саме з метою підкорення Азову він, за порадою Мазепи, створює флот...

Счастливая мысль обустроить  столицу своего царства-государства "на мшистых, топких берегах, где прежде финский рыболов, печальный пасынок природы, один у низких берегов бросал в неведомые воды свой ветхой невод", отнюдь не сразу озарила московского царя Петра I. Вплоть до жестокого поражения от турков в июле 1711 года на Пруте, где он спасся от неминуемого пленения-рабствам ("шкляфства") лишь благодаря незаурядным дипломатическим способностям и, главное, мужеству вице-канцлера ("подканцлера") Петра Шафирова, и, говорят также,  благодаря... драгоценностям своей верной боевой подруги Екатерины Алексеевны - Екатерины I (в миру Марты Ставронской), московский царь-государь мечтал видеть новую столицу у более теплых вод - на берегу Азовского моря.

Именно с этой целью после первого бесславного похода на Азов 1695 года он, по совету своего старшего наставника-учителя, украинского гетьмана Ивана Мазепы создает в Воронеже адмиралтейство, мобилизует около трех десятков тысяч судостроителей и к весне 1696 года строит на верфях Воронежа, села Преображенского (под Москвой), Брянска, Сокольска, Козлова Азовский морской флот.Уже 27 мая 1696 года царь вводит этот флот в Азовское море, блокирует судами турецкую крепость Азов близ устья Дона и вынуждает 18 июля 1696 ее капитулировать. 

Примечательно, что в  блокаде Азова принимали также активное участие 16 тысяч украинских казаков (10 тысяч пехоты и 6000 конных). Наказным гетьманом над ними Иван Мазепа назначил черниговского полковника Якова Кондратьевича Лизогуба, а атаманами: гадяцкого полковника Боруховича, прилуцкого полковника Горленко, лубенского полковника Свечку, компанейского Федорину, сердюцкого Кожуховского. Именно казаки "17 числа Iюля... отбивши турков (предпринявших последнюю вылазку - ИП) отъ стана своего, вогнались въ самый городъ и овладли однимъ городскимъ болверкомъ съ четырьмя в немъ большими пушками, въ которомъ укрпившись и прибавивъ к тому 9 пушекъ своихъ, произвели внутрь города сильную пальбу, продолжавшуюсь безпрерывно цлыя сутки.

А как въ ту пору и отъ стороны армии, на поднятых выше городскаго вала траншейныхъ батареяхъ, производилась по городу еще сильнйшая пальба, и была оная Туркамъ крайне раззорительна, то они 18 Iюля выставили на батаре белое знамя и просили мира который им и дарованъ, а городъ 19 числа, по указу царскому занятъ Бояриномъ Воеводою Алексемъ Шеином" ("История русовъ или Малой Россіи").       

Успешному взятию Азова в 1696 году способствовало в значительной степени и то, что в предыдущую летнюю военную компанию 1695 года,  в то время, когда недееспособное московское войско безуспешно пыталось овладеть Азовом, казаки "въ одно лто  овладли 14 каменными Турецкими городами  (Кази-Керман (сейчас Берислав в Херсонской области - ИП), Кинбурн, Эски-Таван (сейчас село Тягинка на Херсонщине - ИП), Аслан ( Каховка - ИП), Гордек, Шах-Кермен...), и войска тамошнія съ жителямии начальниками забрали въ плнъ и разослали по Малоросійськимъ городамъ подъ стражу".

Штурм Казикермана. Мазепа завоевывает для Украины Нижнее Поднепровье

В сентябре 1698 года на противоположном от грозного Азова берегу Таганрогского залива царь приступает к строительству военно-морской крепости - Таган-Рога. "...Въ 10 почти месяцвъ на рекахъ, впадающихъ в Донъ, а изъ нго въ Азовское море, сооружена была такая флотилія, какая и у старих приморскихъ держав вками только сооружается. Вдругъ покрыли Азовское море военные корабли, галеры, бригантины, галіоты и другія морскія суда, и ихъ считалось до 700, въ такой стран, которая о мореходстве прежде и понятія не имла... Мастера же были выписаны изъ иностранныхъ морскихъ державъ, а паче изъ Голландіи. Походъ къ Азову открытъ весною 1696 года. Въ число многочисленной Російской арміи вступило Малоросійскихъ войскъ 15000, а надъ ними Наказнимъ Гетманомъ опредленъ Мазепою Полковникъ Черниговскій Яковъ Лизогубъ...

А Гетманъ Мазепа, со всмъ Малоросійскимъ войскомъ, составлялъ обсерваціонный корпусъ на степяхъ Крымскихъ и наблюдалъ, чтобы Ханъ Крымскій, съ своими Ордами, не напалъ въ тылъ арміи подъ Азовомъ, и онъ многія такія покушенія Татарскія отвращалъ с успхомъ".("История русовъ или Малой Россіи")

Но окруженный на реке Прут летом 1711 года со всех сторон плотным кольцом войска Блистательной Порты, Петр вынужден был заключить с турками Прутский мир.

В соответствии с договором царь свой первенец-флот на Азове ликвидировал, войска из Украины, Молдавии, Приазовья вывел, несостоявшуюся столицу царства-государства на Азовском море - город Таганрог - срыл-сравнял с землей, а крепость Азов вернул туркам и дал клятвенный обет забыть на веки-вечные про свои территориальные виды на Приазовье, Молдавию и Украину.

 Андриан Шхонебек, "Взятие Азова. 19 июля 1696 года", гравюра. На переднем плане на коне с саблей - царь Петр I, справа от него - первый московский генералиссимус - воевода  Алексей Семенович Шеин (1662-1700).
Войска крымского хана Девлет Гирея, шведского короля Карла ХІІ и гетмана Правобережной Украины Пылыпа Орлыка (король и гетман после неудачной Полтавской битвы 1709 года жили в молдавских Бендерах) вместе с польскими союзниками планировали кампанию на Левобережной Украине. В ответ на этот поход, состоявшийся зимой-весной 1711 года, Петр с советниками принимает решение о походе на Дунай, заключив договоры с господарями Молдавии и Валахии. Но главные силы московской армии успели дойти только до Днестра, сосредоточившись в районе Сороки (современная Молдавия).  В то же время турецкая армия (120 тысяч человек, 440 орудий) под командованием великого визиря Мехмеда Балтаджи переправилась через Дунай у Исакчи и соединилась на левом берегу Прута с крымской армией (70 тысяч человек) хана Девлета Гирея.

19 июля 1711 года, примерно в 75 километрах от Ясс 38-тысячная московская армия, которую вместе с официальным главнокомандующим Шереметьевым возглавлял сам царь, была прижата к правому берегу Прута.  Отрывок из записок Юста Юля, датского посланника при Петре І (1709-1711):     

"Как рассказывали мне очевидцы, царь, будучи окружен турецкою армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство окружавших его  думало, что с ним удар - припадок.

... Офицерские жены, которых было множество, выли и плакали без конца. И действительно казалось, что предстоит неизбежная гибель: если б Господь Бог чудесным образом не устроил так, что турецкого визиря удалось склонить к миру подкупом, из царской армии не могло бы спастись ни одного человека - ибо с одной стороны против нее стояли турки, более чем в три раза превышавшие ее численностью, с другой же, в тылу, протекал Прут, на противоположном берегу которого находилось около 20 000 казаков, татар, турок, поляков и шведов.  11/22 июля 1711 года. После полудня вице-канцлер Шафиров, прибыв обратно от верховного визиря, дал его царскому величеству отчет о своих переговорах и представил проект условий мира.

Насколько известно, условия эти сводятся в главных чертах к следующему: устанавливается вечный мир; русские должны возвратить туркам Азов в том виде, в каком он находится теперь; морская гавань Таганрог, равно как и некоторые другие городки, не представляющие особой важности, должны быть разрушены; далее, королю шведскому предоставляется свободный проход в Швецию; наконец  должен произойти размен всех пленных. В заложники верховный визирь потребовал самого вице-канцлера барона Шафирова и молодого графа Шереметева. Все эти условия  его царское величество принял. Молодого Шереметева он пожаловал в генерал-майоры и подарил ему свой портрет стоимостью приблизительно в две тысячи ригсдалеров. Обоих заложников снарядили и немедленно отправили в лагерь к верховному визирю. Они должны оставаться в плену - сначала у него, а затем в Константинополе - впредь до исполнения всего, что было договорено. После этого в обеих армиях объявлено о заключении мира".

Командующий турецкими войсками в Молдавии - великий визирь Балтаджи Мехмед-паша, самовольно согласившийся за взятку в 150 тысяч золотых рублей заключить спасительный для царя Петра Прутский мир, вскоре за свое малодушие понес очень суровое наказание - по приказу турецкого султана Ахмеда III он был удавлен в каземате тюрьмы на острове Родосе.

Потеряв в 1711 году после Прута всякую надежду обустроить себе столицу близ теплых вод Азовского моря, царь Петр торжественно провозгласил  в 1712 году столицей своего царства-государства не Таганрог на Азовском море, а город Санктпитербурх  - Санкт-Петербург на Неве.

Начиная с 1696 года и до 1711 года включительно, Петром снаряжались на Азов не только военные экспедиции, но и гидрографические.  И не стоит поэтому удивляться особо, что не шведский город Ниен с крепостью Ниеншанц на Заячьем острове в устье Невы, где в мае 1703 года была учреждена царем Петром Петропавловская крепость, а несколько позднее близ нее  "из тьмы лесов, из топи блат вознесся" Санкт-Петербург, не холодные берега Балтики оказались изображенными на первой московской карте, а подробные очертания... Азовского берега, знаменитых песчаных Азовских Кос, окрестности славного города Таганрога.

Интенсивные гидрографические  исследования Азовского берега по указанию Петра велись в 1697-1699 гг. Руководил этой работой c 1698 года опытный мореход, вице-адмирал Корнелий Крюйс - Kornelius Crys - датчанин по происхождению. В 1704 году по данным гидрографических измерений вице-адмирала Корнелия Крюйса был составлен и издан в амстердамской типографии "Дункер, Гендрик" самый первый московский географический атлас. Назывался он так: "Прилежное описание реки Дону или Танаиса, Азовского моря или Езера Меотскаго, Понта Эуксинского или Черного моря".

Вот что вице-адмирал Корнелий Крюйс писал о казаках:

"...Они сплошь белотелы, становиты и храбрые люди, болезни мало знают, но большая часть умирает против неприятеля или от древности, а женския персоны красавицы, благообразны, глаза темные большие; ногии руки маленькия, волосы черные, нос и рот пропорциональной, очень благоприятны, и вежливы к чужестранцам; платье носят как Турчанки чистотою и качеством по возможности, только с таким различием, что головной убор пониже, и лицо свое незакрывают, а одеяние мужское почти с Поляками равное.

..Нынешнее Козацкое войско в чистоте, в поворотливом правлении ружья уже близко Немцам, Нидерляндам и прочим народам подходит, и под своими Гетманами и Полковниками свое войско распределили на полки и сотни, как пеших так и конных драгун и рейтар; идучи же боевым порядком, и при осадах Азова, Нотебурга и прочих крепостей правильно свою храбрость довольно оказали".

 "Москоскаа Страна - Muskowie" на карте "Моря Палес Meote от Азова до Керчи". 1702 год. Картограф - Питер Бергманд

Поначалу название "Азовское море" закрепилось за частью "Езера Меотского" - "Палус-Меотис", примыкающего к устью Дона - т.е. сначала так называли расположенный в северо-восточной части залив "моря Мотскаго", отделенный от моря песчаными Косами - Белосарайской (с севера) и Долгой (с юга), называемый ныне Таганрогским заливом "длиною более 70 миль, шириною по средине более 20 миль"... Именно эту часть "Езера Меотского" и имеет в виду адмирал Крюйс. Неоднозначность приведенного текста явно свидетельствует о том, что авторский текст вице-адмирала Корнелия Крюйса позднее правился - редактировался недостаточно компетентными в географии и истории Азовского моря специалистами.

 Фрагмент атласа с Крымом и Приазовьем

 Азовское море - Mare Azoviensis (ныне Таганрогский залив Азовского моря), Меотида - Palus Meotides - Mer de Zabache на фрагменте карты Николаса Виссхера 1700 года (Nicholas Visscher: Nouvelle Carte Georaphique De La Mer D'Asof ou de Zabache & Des Palus Meotides )

Имать то Азовское море около себя тысящу верст. Обаче того ради, яко неглубоко невозможно по нем ездить великими кораблями. Вода в нем непрестаннаго ради течения в него реки Дона, иже тамо впадает, и иных рек вельми сладка есть. И того ради зимою крепко померзает, летом же неисповедимаго ради множества рыб, иже ищущи сладких вод сходятся тамо, и жителем тамошным немалое творит утешение и прибыток. Недалеко устия Донскаго, идеже  той в море впадает, стоит град названный Тана (еже Азов имать быти; а Таною, мнится, того ради называет его Ботер, яко латинники реку Дон называют Танаисом), в нем же пристанища многия и купли, паче же на осетров и икру, чего много оттуда отвозят, и на иныя товары тамошных стран.

Фрагмент предыдущей карты. Реки Молочная, Берда и Бердянская Коса
Городы же в той Таврике славныя древния: Силдания, Кафа, Керкель, то есть Херсон, Крым; а новыя: Перекоп [стоящий насреди валу земляного, учиненнаго от моря до моря, а при конце стены тоя, из града идущи на левой стране, у самаго моря стоит башня, учиненная ради хранения проходу того], Бакшисарай, то есть царский двор, стоящий яко бы среди острова того в горах каменных ниско.  А на морских пристанищах городы: Керчь, Томань, Козлев, Карасев, Горваток, иже от приходу со Азовской стороны стоит. Весь тот остров разделяется надвое лесом великим, иже стоит среди него, такожде и горами высокими, в них же оный Бакшисарай.

Керчь и Керченский пролив
Хлебом, и скотом, и иными добрыми пожитками и доволством вся  та страна немерно жизнена. Приемлют же тамошние жители многую корысть от езера Меотскаго от множества рыб, их же тамо ловят. В Константинополь же оттуду отвозят много живностей, то есть хлебов, масла, осетров сухих, икры и всяких рыб соленых и сухих. Такожде и кож всяких делают тамо, и соли вельми много. В древних градех, яко в Салдании, Кафе, Херсоне, жили немцы-генуенсы и греков немало. И доныне яко тамо, так и во иных местех много родов знатных, иже идут от немец и от французов живших тамо".

Валерій Кравченко.

Долина привидів- АР Крим

Справжнє природне диво Долини привидів- це кам'яні статуї з химерними формами, що нагадують людей, тварин та інших істот (привидів), красиво оброблені різцем всесильної природи. Колись тут було море - тепер гори. Результатом дії вітру, сонця і дощів є цікаві та мальовничі пам'ятки природи, розташовані на західних схилах Південної Демерджі- це знаменита Долина привидів. Величезні кам'яні стовпи, кам'яні фігури, здатні приймати обриси фантастичних чудовиськ, вежі, колони, бастіони. І все це з колосальною висотою в багато десятків метрів! Мабуть колись хтось помилився назвавши її саме долиною, бо з цієї «долини» підйом триває весь день, крок за кроком туристи долають 600 метрів висоти.  Детальніше тут

На "день единства России"... Авантюра русько-літовської шляхти.

1605 рік. Того ж року цар московський ся явил і ве Львові бул. Мнішко (Мнішек), воєвода руський, дочку за него дал і до Москви єго провадил на паньство   і осадил єго бул. Єднак же ляхи хотіли верх мати над Москвою, почали їх зневажати. Москва, видівши, що зле, ізмінила царя, убили, і людей много, а других в неволю побрано, і Мнішко сиділ. І с того ся война почала в Москві і точилася много. Потім през присягу поддалась була столиця гетьманові Жолкувському. Потом знову облегла їх була москва і так їх трапили, же не мали що їсти, а ні пити... (з літопису)

Пропоную Вашій увазі переклад  статті, з білоруського сайту, присвяченої походу польсько-русько-літовської армії на Московію.

4 листопада наш східний сусід відзначатиме День національної єдності - на честь повстання Мініна та Пожарського, що поклало кінець смутному часу в Московській державі на початку XVII ст. і т. зв «польської інтервенції». Образи головних московських повстанців, забронзовілих на Красній площі Кремля, оспіваних аріями і дитячими віршиками «Сусанін-герой», через живучу російську імперської-радянську спадщину до цих пір складають виразний емоційний контекст, через який більшість білорусів сприймає події цієї історії. Деякі - згадуючи, що заведені в болота поляки були не тільки поляками. Але поки Похід шляхти Речі Посполитої на завоювання московського престолу не отримав в нашій національній історіографії істотної уваги, так і залишається ця ностальгія щодо адекватності сприйняття абстрактною і найчастіше - беземоційною. Можна було б традиційно скаржиться, що й тут дали маху літератори, не створили грандіозних у своїй патриотичності творів, але по-перше, та ж нехай і знаменита Клушинская битва - далеко не єдина і не перша у списку неоспіваної військової слави білорусів, а по- друге ... такий, чи близький до такого, твір є.

Московський похід очима солдата

Самуїл Маськевич походив з білоруського шляхетського роду, з села Сервечь під Новогрудком. З 21 року - професійний вояк, як сказали б зараз. Він бився під Кокенгавзеном, воював з повстанцями під час Рокошу проти короля, потім у 1609 р. нанявся волонтером в армію Речі Посполитої, що відправилася ставити на чолі Російської держави сина Сигізмунда Вази, Королевича Владислава. Далі були облога Смоленська, та сама Клушинская битва, взяття Рославля, постій в Москві, і, нарешті, повернення з московської авантюри на Батьківщину. Тут, в Новогрудку, він систематизував свої колишні щоденники, доповнив їх мемуарами, і вийшов знаменитий у вузьких колах «Щоденник Самуїла Маськевича». Згідно з цими нотатками вже зараз можна знімати кіно, правда, не на «Білорусьфільмі» (не тільки тому, що у них декорація згоріла).

Що бачить солдат на війні? Зовсім не те, що придворний літописець. Тут поразку з присмаком зради або кулуарної гризні ніколи не відіб'ється пустоцвітом і патетикою. Тут перемога на жилах, коли один проти п'ятнадцяти - це вже не хвалоспів, це подяка Богу за диво. Непредвзятість - мабуть найкрасивіша риса «Щоденника».

Облога Смоленська.

Маськевич в хоругві князя Порицкого, на чолі гетьмана Жалкевского. Облога важка, довга, нудна. Обстріли, підступи, вилазки. В один день, підкапавши петарду під ворота, нападники вдало підірвали її, так що ворота відчинилися. Сотня шляхти увірвалася в місто, і вже почали московіти кидатися зі стін фортеці, щоб сховатися в церкві, Але  «... через  наше безладдя і наші помилки не благословив Господь Бог цього заходу». За першою сотнею на штурм не пішов ніхто, так як «наші начальники, боячись розкриття своїх планів і зради, не попередили свого часу нікого навіть з тих полковників, які командували піхотою. Говорили, що зрадив угорець Моряк, який був капітаном королівської піхоти. Він не пішов у пролом або тому, що не мав духу, або за згодою з противником ». Облога тривала ще майже два роки.

А поки що московський самодержець Василь Шуйський виступає з 35-тисячним військом, щоб допомогти недотиснутим Смолянам. З цього моменту Королівське військо ділиться надвоє: одна половина, разом з королем і гетьманом, повинна залишатися під Смоленськом, друга, що складається з найманців, - йти назустріч Шуйському. Чи не привід для розколу? Найбільші польські магнати, пани Потоцькі, що привели 2000 вершників, не хочуть виступати «в полі», бачачи швидку здачу цитаделі і бажаючи записати славу за взяття Смоленська на своє ім'я. Гетьман Жалкевський, «бачачи їх нещирість і знаючи, як необхідна ця операція, всупереч звичаю і пристойності» кидає табір, короля і направляє свою частину війська назустріч Шуйському.

Пахолки захопили місто

Вся подальша операція - чиста авантюра від початку до кінця. Трохи більше шести тисяч шляхтичів повинні були розбити укріплену шведським корпусом армію Шуйського і захопити Москву. Як пір’я обсмалити. Що говорити про настрій шляхти в армії Речі Посполитої, коли їх пахолки («пахолак» - зброєносець, слуга), виправлені зібрати провіант під Брянськ, заодно завойовують Рославль.

Частина московського війська (Маскевич дає цифру 8000, але вона явно перебільшена) отаборилася на річці Сеж в очікуванні основних сил Шуйського. Обклавши цю частину двома ротами і козаками, решту своєї армії польний гетьман направляє назустріч Шуйського, щоб застати його зненацька. 2500 вершників (Енциклопедія історії Білорусі дає цифру 6325) і 200 чоловік піхоти, кіннота, кілька легких гармат. 24 червня 1610 цей загін пробирається вночі через ліс і несподівано опиняється перед супротивником. Табір Шуйського захоплена зненацька. Жулкевський підпалює сусіднє село, щоб димом прикрити дійсна кількість своїх вояків, і наказує сурмити в труби, бити в барабани. Союзні з московітами шведи виступають назустріч, війська Шуйського також.

«При нашій малочисельності жахливо було навіть кинути погляд на цю незліченну тьму ворога», - кокетує автор щоденника, і на сторінках закипає бій. «Нехай про цю битву розповідає більш докладно той, хто тільки дивився на неї, але мені важко було, і губи пересихають. Ні, тут він знову кокетує. А, ось «Від світанка літнього дня і до обіду годин п'ять» роти, «яким по вісім або десять разів доводилося сідати на коней і виходити на бій», безрезультатно товкуться по полю, тримаючи супротивника, але не змінаючи його. Поступово приходить протверезіння - їх мало, вони на чужій землі, і на милість розраховувати вже не доводиться. До того ж «у нас у всьому [озброєнні] була недостатність, а в його [противника] збільшувалася і сила, і бадьорість. Незважаючи на це, наші воїни за звичаєм кидаються з хоругвами на передові шеренги ворога з кличем: до бою, до бою! Але даремно. Немає ні сил, ні спорядження. Навіть не видно ні полковників, ні ротмістра. Однак ми вступаємо в битву і змішуємся, як у віри, але це нам мало чого дає: ворог вже бачить нашу слабкість ».

Перемогу в цій битві шляхтичам принесли самі московіти. Два відділи їх рейтарів перейшли в контрнаступ. Один вистрілив і почав повертатися під захист своєї армії, інший став наближатися, щоб дати свій залп. Ось у цей момент або роздратовані дзерзкасьцю ворога, чи то з переляку шляхтюкі йдуть на нову авантюру - налітали на зайняті маневрів райтарскія відділи, зьмятаюць них (ті зьмятаюцца напрочуд легко, хвилина - і всі перші ряди охоплює, хвилями розходиться паніка), а за ними і інше московське військо.

Після цієї битви шведське корпус зраджує Шуйського, той біжить до Москви, не сподіваючись на залишки своєї армади, щоб нарешті знайти там чернецтво, смерть і вічний спокій.

Московський постій

Самуїл Маскевіч у складі королівського війська їде до Москви. Без пострілів, битв столиця приймає на постій жменьку завойовників - ті, щоб не кидалась в очі їх малалікасьць, увійшли «без образу» і відразу розбрелися на постій.Постій, що готувався на місяць, завершився через півтора року. Пізніше історики напишуть, що завершити авантюру Посполитої знаті не дав сам король Сигізмунд - схиляючись до ідеї унії Речі Посполитої з Росією, він не відпустив свого сина до Москви приймати царський титул. Це, а також природний народний гнів проти свавольстваў шляхти, підняв російський народ на повстання і остаточне вигнання інтервентів.

Про витівки шляхти Маскевіч пише з щирою скорботою, хоча з часом, зі зміною настрою в посполитій армії, туга проходить. «Дикість», грубість московського люду штовхає шляхту на переосмислення власних цінностей, так що нарешті в дикій країні їм можна все те ж, що дозволяють собі тубильці. Так, якщо першого товариша-свавольніка шляхта карає смертю за те, що п'яний стріляв по православних іконах, то наступного вирішує карати не за своїми законами, а за місцевими. Замість смерті за насильство над боярською дочкою якомусь пахолку дають батога. У результаті задоволеними залишилися і боярин, і пахолак. Що тепер могло стримати шляхту від насильства, викрадення Жен безчестили?

Їх звичаї

До речі, про брутальність. Маскевіч ніяк не може зрозуміти московітів, проклинають і знущаються зі своїх образів за те, що ті не врятували їх від грабежів або загибелі тварини («ми на вас молимося, а ви!»). Як не зміг він зрозуміти Івана Грозного, який в ході успішної військової кампанії обдарував смоленську церкву Михайла Арханела, аж зробив їй золотий купол, а під час невдалої - наказав обдерти  з її стін все начиння та скарби, а купол знести пострілом з гармати. Маскевіч не розуміє московітів взагалі, для нього це інша культура, причому інша до непристойності.

Занадто компліментарно для московитів початку XVII ст. буде звучати думка, що тут, на сторінках «Щоденника» зустрічаються різні цивілізації. Практично в кожному фрагменті спогадів про московське «гасьцяваньне» Маскевіч дозволяє собі своє благородне презирство.

Йому не подобається московська їжа («крім тієї Здоби, що схожа на французьку»), йому не подобається, як на банкеті їх пригощали медамі («за кожним разом подавали різні, щоб показати, як багато в їх царстві. Наші хотіли напитися і просили підливати, але одного сорту, проте московіти робили по-своєму »), йому не подобаються застольні розваги - мало що тут ніхто не танцює (« вважають, що шановній людині непристойно танцювати »), то немає ніякої музики (для їх, гостей, правда, запрошували лірників, але що там за музика - тремтіння на одній ноті), а весь відпочинок - це танці блазнів і «надзвичайно сороміцькі приспівки».

Та й «одружуються вони майже що як євреї» (будемо милостиві за некоректність, все ж таки син свого часу) - навряд чи зберігаючи нейтральність, зауважує автор. У Москві жінок  тримають під замком і в чорному тілі, все життя не даючи виходити з двору.

Тут не займаються науками, адже вони заборонені за наказом царя («який боїться, щоб не знайшовся хто мудріший його, тому що тоді народ пагребуе їм і вибере царем мудрішого»). Як про дивно дивне Самуїл Маскевіч розповідає про боярина часу Івана Грозного, який мав прагнення до мов і змушений був брати вчителів - німця, поляка - таємно, вночі, переодягнених в російські одяг.

Однак немає ніякої зневаги там, де звичаї московитів співзвучні соціальній філософії самого Маскевіча. «У бесідах наші, вихваляючися своїми свободами, радили їм об'єднатися з польським народом і також придбати свободу. Але росіяни на це прямо відповідали: «Вам добре ваша воля, а нам - наша неволя. У вас не свобода, а свавілля, якого не знаємо ми, тому що у вас сильний пригнічує і грабує слабкого. У нас же самий знатний боярин не має права образити самого останнього простолюдіна, так як на першу ж скаргу цар робить суд і розправу. А якщо ж сам цар зі мною обійдеться несправедливо, так це його царскае права, оскільки він, як Бог, і карає, і простить ».

На батьківщину - розчаровані

Подекуди початковий скепсис Маскевіча гасне. Він починає дивитися навколо очима мандрівників, долею закинутого у цей такий близький і такий далекий світ. Кремль, Китай-місто, майстерність ремесників, зухвалість злодіїв (що не побоялися вдень на увазі вкрасти в Маскевіча коня) - Росія, далека екзотична країна, така ще проста і, іноді, цікава - пливе в «Щоденнику» через дим пожарищ, кров, насильство , не змешиваючись, однак, з цією безглуздою і нещадною війною. Вже не авантюрою, далеко ні.

Обкладений з усіх боків загонами повстанців, від кожного селянина-провідника чекаючи зради, шляхтичі рвуться на батьківщину - лісами, болотами, голодні, злі, не дочекавшись грошей за службу, розчаровані у своєму нерішучому королі і недалекоглядних командирах. Рвуться й прориваються, наостанок, вже на самому пограниччі мало не потрапивши в пастку. Їм все-таки зрадив селянин-провідник. Відрубали голову.

Повернення додому всього в двох рядках - «навмисне затримався у брата, щоб не йти разом з військом через Литву». Не несуть більше за військом крила знаменитої Клушинскої битви. Ось і всі емоції, вся патетика і пафос. Так повертався додому втомлений тридцятидвохлітній воїн. І приблизно так поверталася з дикою чужої країни вся напівзабута авантюра білоруської шляхти.

Дияруш Самуїла Маскевіча По: Антологія давньої білоруським літератури. ІХ - перша половина XVIII ст. - Мінськ: Білоруська наука, 2005.