Разгорелись нынче свирепые разногласия между мирянами по поводу различных оттенков религии. Свирепость их подтверждает лишь то, что логические доводы в уравнении не учитываются. Да и какая логика может быть в вопросах религии?
С точки зрения обычного пользователя религиозным сервисом, в нем достаточно много всяческих доктринальных узелков и развилок, никакому объяснению не поддающихся. Попробуем разобраться с точки зрения дилетанта в основополагающих механизмах проблемы.
Вот допустим, идет такой себе простой сисадмин или продавец пищевых продуктов в церковь. Идет он груженый своими насущными проблемами в надежде на помощь в их благополучном для себя решении. Приходит, замирает перед великолепием архитектуры и важностью структуры.Осознает свою мелкость и ничтожность. Смущается.
Тут он видит важное духовное лицо перед амвоном. Нарядное такое лицо, уверенное. Мирянин понимает - это здешнее начальство. Надобно к этому начальству как-то так подобраться, чтобы оно его, мирянина, проблемы поставило на повестку дня таким скорым и выигрышным образом, чтобы решение пришло побыстрее и половчее. Мирянин подходит к духовнику и вступает в сделку. С его точки зрения здешний сервис ничем не отличается от любой бюрократической системы, сферы коммерческих услуг или хозяйственного субъекта любой формы собственности. Где на повестке - получение прибыли в обмен на удовлетворение специфических услуг, массово оказываемых населению на платной возмездной основе. С точки зрения дилетанта церковь просто торгует определенным товаром и услугами, которые он, мирянин, запросто может получить за нормальный прайс. Именно по поводу расценок мирянин и начинает заморачиваться.
В результате долгих диалогов, примеры которых я здесь устану приводить, острота первоначальной мирской проблемы притупляется. Мирянин сбивается с настроя, обескураживается и переформатируется таким образом, что ни о каких обменных процессах в дальнейшем даже не заикается. Первоначальная проблема виртуозно подменяется на целый букет других, более подходящих для церкви проблем. Бытовой аспект трансмутирует в духовный и запускается долгий пожизненный процесс эксплуатации мирянина на духовном уровне использования подавленной воли.
И на этом этапе мирянин смутно осознает - его прежняя жизнь прекратилась. Отныне он, оставаясь номинально сисадмином или продавцом плюшевых продовольственных продуктов, вляпался в принадлежность к данной конкретной церкви. А у конкретного духовного лица, которое так ловко все расставило, что это парализовало волю мирянина, есть еще кой-какое начальство. Не самое высокое, прямое, а непосредственное, иерархическое. И у того начальства есть свое начальство и у того...
Таким образом формируется почти военная строгая структура рангов, взаимного подчинения служебных лиц и хитрой взаимосвязи служебных и неуставных взаимоотношений. Структуре этой, громоздкой и сложной, недосуг решать вопросы и проблемы конкретного страждущего мирянина. Ей бы свои порешать. Своимими ресурсами порешать да слегка привлечь ресурсы этого самого сисадмина, который изначально пришел за помощью и услугой. Пришел администратор, да и забыл за чем пришел.Пришел чтоб решать свои, а кончил тем что решает церковные, изначально посторонние, а теперь...теперь чего уж, теперь это и его, мирянина, вопросы и проблемы.
А в соседнем квартале есть другая, точно такая же система. И в ней точно такая же структура. И проблема выжить и выжать прихожан стоит не менее остро. Да и не прочь соседняя система переманить сисадмина к себе, в свою орбиту подключить.
И вот уже соседние системы начинают конкурировать, и вот уже козни начинают чинить и потихоньку баловаться антирекламой и "черным пиаром" в отношении друг дружки....
Не потому что злые и бездуховные обе, не потому что бесами одержими и лукавством заражены, а просто остановиться и не злодеять однажды начав, уже нельзя. Уже конкуренция, уже проиграешь если не ударишь первым. Какая уж тут духовность?..
Вот тут мы и подходим к Торквемаде нашему, к инквизитору легендарному. И выясняется вдруг, что никакой он не клинический злодей, не упырь из темной части духовного спектра. Обычный бюрократический деятель, стремившийся упорядочить религиозную сферу таким систематическим образом, чтобы его религия обрела конкурентные преимущества, чтобы его система избавилась от угроз и чтобы привести структуру в монопольному безоблачному процветанию. И гарроты на этом поприще хороши и "испанский сапожок" и дыба.
А люди. Люди подождут. Подождут и подчинятся. И Бог, убедившись в эффективности и силе, немного поразмыслив, тоже примет сторону победителя. Ведь если никого не осталось, если есть только одна, единственно верная и сильная церковь, то некуда деться Богу, негде законнектиться с паствой во всей ее массе. Таким образом победа в конкурентной борьбе земными средствами обеспечивает и благосклонность патрона и встречный приток верующих. Два в одном и оба процесса хороши.
Из господствующей, эффективной и торжествующей церкви не выскользнет ни предмет веры ни инструмент ни средство отправления веры. Ни ереси ни смуты ни люфта ни энтропии...
Но в природе не бывает так, чтобы повсюду одни сплошные плюсы и ни одного минуса. Ни магнит однополюсным не сделать ни источник электричества. Где же минусы спрятались при такой идиллии? где токсины порылись?
А токсины образуются в ту самую минуту, когда конкурирующая, воинствующая церковь прямо и непосредственно идет на нарушение божьих заповедей, четко и перпендикулярно оппонирующих такому порядку вещей, при которых духовность подчиняется борьбе. Конкуренция и прочие страсти при доведении их до логической концентрации выделяют такие отравляющие вещества, становятся настолько ядовитыми и деструктивными, что выхолащивают, испаряют легкую эфирную составляющую и оставляют густой темный ядовитый аспект миропорядка.Люди и Бог обоняют продукты разлада, чуют тлен и угрозу, сторонятся источника и стараются обойти подальше зараженный участок, смертоносную структуру, как бы лояльна она не была к ним. Ничего больше не помогает, ничего не может облагородить однажды попранное, ничего не оживляет однажды убитое и ничего не возрождает однажды отравленное.
Если мирянин, прихожанин или системный продавец продуктовых наборов однажды услышал клич "Давайте сделаем пакость конкурентам. Пусть им будет плохо, а нам за это хорошо", то пусть бежит из этой структуры без оглядки. Система с такой постановкой токсична. Токсична само собою, беременнна злом и обречена на упадок. Единственный плюс, не позволяющий системе не распасться до поры на протеины и силикон, единственный источник энергии и жизни - ты, дорогой лоховатый сисадмин, случайно оказавшийся на необитаемом острове затонувших кораблей и делающий этот остров обитаемым.
В духовной сфере все победы, основанные на противостоянии и конкуренции оказываются тактическими, оказываются короткими и временными. Стратегический выигрыш всегда за добром, за Богом и логикой. Ибо "Сначала был Логос" как написано в самом начале. Сначала был баланс, а уж потом, на его основе стало возможно сотворение мира, твердей, тварей и творога со сметаной.
Вот и с тезкой Томаса нашего, Торквемады случилась такая фигня. Вопят мелкие бесы, взывают к турецкому начальству "Возьмите наши токсины, поднимите на плечах своего рукоположения. Потому что самим христофобию нам не выдюжить. Слабые мы и черные снаружи для больших злодейств. А когда пойдут гонения, авось с вашей помощью окровавим знамя автокефалии, выпустим кишки ереси и укрепим монопольку акционерную".
А Бог все видит, все регистрирует. Не примет он стороны зла и насилия, просечет каким боком все выйдет. Нет его благословения на Томосе вожделенном. Да и руки, что к нему тянутся, больше на клешни смахивают чем на людские конечности. Возьмет Бог клюшку, размахнется ею да как ебанет по клешням, которые тянутся к душам божьих чад. Но это мой взгляд, дилетантский и поверхностный. Взгляд одним глазом из цокольного этажа.
Второй глаз зрит на ложь. Но о ней в какой-нибудь другой главе.
У Кьеркегора вычитал в "Эстетическая значимость брака " внутри "Или Или":
Около шестисот лет назад была создана одна из самых прекрасных книг в истории человечества — "Великолепный часослов герцога Беррийского" (1413—1416, Шантийи, Музей Конде). Над миниатюрами для него трудились три брата — Поль, Жан и Эрман Лимбург.
