Пресса для власти — все равно что собака, которую достаточно прикормить,
и она станет грызть всех, на кого укажут, и лизать тех, кто кидает
косточку. И относятся к ней соответствующим образом. Если эта собака
принадлежит тебе, ее можно ласкать, кормить, отдавать ей любые команды,
лупить тапкой по морде, если она эти команды игнорирует или, что еще
хуже, интерпретирует. Наконец, собственную псину можно и усыпить, если
выйдет из-под контроля. Другое дело, когда собака чужая, тогда не сразу и
угадаешь, как правильно себя с ней вести. Погладить — страшно, а вдруг
тяпнет. Пнуть — несолидно, да и шуму потом не оберешься.
Украинская власть за годы своего независимого существования испробовала
самые разные модели поведения с лающими и кусающими СМИ. Последние
четыре-пять лет она строит из себя эдакого слона, давая понять, что ни
на какую моську реагировать не собирается, кому какое дело, о чем скулят
под ногами.
Впрочем, иногда всенародно избранная элита (например, в преддверии Дня
журналиста) пытается с журналистами сюсюкать, рассказывать, что еще
считанные годы назад свободных изданий и каналов в этой стране вообще не
было, что свобода слова — один из краеугольных камней демократического
общества, что пресса — тоже ветвь власти. Ну чем не заигрывание с
домашней на вид, но непредсказуемой собачкой?
А ведь еще лет двадцать пять назад советская печать слыла да и была
мощнейшим идеологическим аппаратом, не только шлифовавшим мозги широким
массам трудящихся соотечественников, но и формировавшим образ
миролюбивой, но грозной для разжигателей и злопыхателей державы. Тогда
“журналюг” в стране не было, глупостей о вождях, негатива об
экономическом курсе, фривольностей о моральном духе строителей
коммунизма никто не писал. Писали об обреченной на успех битве за
урожай, о руководящей и направляющей роли, о хоккее и балете, о
бороздящих просторы космонавтах.
Вот время было! Тем, кто не успел его хлебнуть, кажется, что тогда
газета была реальной силой, что слово “журналист” звучало не только
гордо, но и грозно. Так, да только трошечки не так. Это не газета была
силой, а тот аппарат, который содержал ее и использовал для реализации
своей политики. По большому счету, прессу тогда и самостоятельным
организмом (пусть даже собакой) никто не считал. Она была всего лишь
органом, частью тела.
Но и в те далекие, и в нынешние недалекие (во всех смыслах) времена
общество (не власть) продолжает ощущать одни и те же потребности,
удовлетворять которые пресса и призвана. Правда, в тоталитарном
государстве издания участвовали не только в утолении информационной
жажды: по достоинству оценивая ее содержание, народ в газетку
заворачивал селедку, использовал газетку вместо туалетной бумаги, как
мухобойку и т.п.
Но в обществе, претендующем на звание свободного, у каждого гражданина
есть полное право использовать газету, как заблагорассудится, и тут уж
творцам этой самой газеты нужно из кожи вон лезть, чтобы их продукт
потребляли в первую очередь как информационный. А для этого в нем должна
быть именно информация, а не версии, глубокий (по возможности) анализ, а
не пересказ событий, выводы и прогнозы, а не констатации. Наконец,
продукт этот не должен и не может быть вещью в себе. “
Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя”, — писал основатель тоталитарного Советского Союза.
Но писал он это, еще живя в обществе буржуазном, и относились эти слова
как раз к этому обществу. И газета в таком обществе — не что иное, как
его отражение. Не фотография, не слепок, а отражение, которое вместе с
оригиналом каждый день меняется по форме и содержанию — в отличие от
передовицы “Правды”. И главное — успевать отображать, анализировать,
прогнозировать эти изменения. Пока вроде получается…
Источник: business.ua
