Тада вышел из юрты в одиних ковбойских штанах на босу ногу. На околице у плетня был припаркован чей-то конь.
"Та да" - сказал Тада - "Ща мы тебя".
Он осторожно обошел транспорт по периметру, заглянул коню под хвост и убедился - конь настоящий. Таде до одури, по пульсации в висках захотелось прыгнуть коню на спину.
"Прик" - сказал Тада коню. Конь не понял - "Ну, присядь, штоли". Конь поднял переднюю копыту и покрутил средним пальцем у коняжьего виска.
"Мааам!" - Тада побежал в юрту - "Мам, меня конь не слушается. Мам, ну чо сразу "дурак"? Я батыром стать хочу. Да поем я кашу, потом... Ну, в жопу так в жопу..."
Тогда Тада притащил десяток кирпичин с соседней стройки и решил взять коня штурмом. Примерно так:
Долго ли коротко, все у Тады получилось. Он залез на рысака, вставил ключ в замок зажигания и поехал. Точнее пошел. Еще точнее, пошел конь. А Тада сидел на нем и смотрел по сторонам.
Перед ним расстилались безбрежные монгольские степи, ветер бил в лицо упругими струями, а сзади бушевали какие-то людишки размахивая руками.
И захотелось Таде подвигов. Его грудь внезапно расширилась, в нее рывком зашел воздух свободы. Таду наполнило опьяняющее чувство героизма и лихости. Перед его мысленным взором во весь рост встали гламурные соседки, кумыс и много-много мелких предметов утвари, которую он отжал у медлительных караванщиков в честном набеге. К нему подходили тщательно согнутые односельчане, целовали ему полу халата, складывали тугрики в двадцатигривневых купюрах и просили закурить. Он милостиво и избирательно угощал, но только тех, кто не драл ему уши до того как он стал батыром. Старика Аслана угощал, девчонок угощал, а соседа, у которого стащил кирпичи - нет. И этот толстый боров, у которого он увел иноходца - тоже перебьется. Тада вспоминал всех кто его хоть в чем-то ущемлял, Тада перебирал изощренные методы воспитательного воздействия, которые должны были показать недругам, как же они были неправы в своих заблуждениях относительно его, Тады, личности. Какие они дураки что не рассмотрели в Таде батыра!
Размеренное покачивание лошадиного крупа навевало бодрящие мысли и придавало мечтам стремительную объективность. Тада мысленно грузил пачки двадцаток в рюкзак и ехал в столицу, к главному, Сене-хану. Ехал сдавать выручку и куплять девчонкам заколки для кос и трусы с кружевами и экзотическими перьями. Сеня-хан его потреплет по щёчке, угостит чупа-чупсом и назначит полным батыром.
Тада совсем не заметил как конь, описав большой круг по прерии, вернулся на свое место у плетня. Конь вдруг подпрыгнул, сделал жопой вот так и Тада оказался больно лежащим на земле. Он лежал, кряхтел, а на него надвигались тени.
Тень толстого хозяина коня, тень соседа, тень мамки с отцовским ремнем и всех тех, кого он только что в мечтах сравнял с дорожной пылью. И что характерно, последнее что он осознал - ни тень старика Аслана ни тень Сени-хана ни тени соседских девчонок на надвигание не явились.
"Прредатели" - подумал Тада и приготовил уши...
пызь
Все совпадения случайны, все обиды надуманы, все уши целы, а рубцы затянулись.
