Дедушка. Анатолий Никитович. 1914 года рождения. Кубанский казак. Станица Ленинградская, бывшая Уманская. Тайна его рождения канула в Лету. Кто его родители – неизвестно. Он подкидыш. Классический. Подбросили младенца на крыльцо богатого казачьего дома. Но мне иногда закрадывается мысль: а мало ли? Вдруг за прадедушкой грешок какой водился? Во всяком случае, ребёнка он вырастил и воспитал наравне с родными детьми. Дедушка говорил про него «отчим», но всегда говорил «сёстры» про моих бабушек… Дед как-то рассказал, как они пацанами взяли сухие листья подсолнуха, скрутили самокрутки и курили. Отчим его выдрал, когда узнал. Это было нечто. Потому что пороли только родных детей, чужих - нее...
Ну, потом пришла советская власть, со всеми вытекающими последствиями. «Раскулачивание». Его приёмный отец тоже попал под эту раздачу. Плюс ко всему, ему так же вменялась «эксплуатация детского труда». Ребёнок-то неродной?! – да. А по хозяйству работает?! – да. Деду потом намекнули, что следующим будет он, тот самый «эксплуатируемый элемент». И он, чтоб не попасть под репрессии, уехал «поднимать» Магнитку. Чуть не сдох там, в практически нечеловеческих условиях, как тот Павка Корчагин (если кто помнит фильм или книгу).
Потом была война. Дед почти ничего не рассказывал. Вся его семья, даже его дети, - мой отец и тётки, мало что знали. Да, начинал кавалеристом. Да, конная контратака саблями против немецких танков - было дело. Да, ранения, госпитали, потом снова в строй. Контузия (он потом всю жизнь плохо слышал левым ухом). Плен. Концлагерь в Польше. Рядом с "Освенцимом". Его подобрал, вылечил и пристроил в медсанчасть Ромуальд Заремба (в последствии - Министр здравоохранения Польши), он работал врачом в лагерном госпитале. Потому что дедушка на момент пленения был "скорее мётрв, чем жив". Под руководством Зарембы дед примкнул к лагерному движению Сопротивления. Саботаж и т..п. Кого-то спасали от смерти, кого-то... просто спасали.
И генерал Власов тоже был в его жизни. Дед рассказывал, как тот толкал агитационную речь перед строем смертников. Дедушкин побратим-татарин, дедушка Михаил, как я его называла, потому что по малолетству не могла запомнить его родное татарское имя (и его жена, тётушка Танзиля, да! - замечательнийшая женщина!). Он мне рассказывал, пока дедушки не было рядом, отрывками, рвано и комканно, путаясь в русском языке. Это было, когда мы с дедом приехали погостить в его саратовские степи. Как они держались друг за друга, как помогали друг другу выжить. Как Михаил поверил Власову и хотел вступить в ряды его армии. Дедушка его отговорил. Он сказал ему тогда: «У тебя брат в Красной Армии. Ты что, будешь стрелять в своего родного брата?». Их освободили американцы. Да, бесконечные проверки и перепроверки. Да, он даже имел награды.
Он был обычным человеком. Его жена, моя бабушка, рано умерла. Старшему ребёнку, моему отцу, тогда было 14 лет. Средней дочке 10, младшей – 5. Дед так и не женился: не хотел, чтоб у детей была мачеха. Сам их поднимал, сам вел хозяйство.
Он был очень добрый и мягкий. Он был понимающий и мудрый. Его любили все. Дети, невестка (моя мама всегда говорила о нём с особенной теплотой), зятья, внуки…
День Победы для него был особым праздником. Он к своему дню рождения относился равнодушно, но ЭТОТ ДЕНЬ!... Это было святое.
Спасибо, дедушка. Пусть земля тебе будет пухом, и… и я бы выпила с тобой сто грамм, «за сбитый», но ты не пил, и не одобрил бы этот мой жест.
Это моя слабая попытка высказать тебе своё уважение. И перебрать в памяти хоть эти мелкие крупицы моих знаний о тебе. Это всё, что я могу для тебя сделать. К сожалению. Ты же был очень скромный. Ты заботился о других. Я рада, что во мне живет частичка твоей крови. Я тебя люблю.
