Профессор И.А. Осипов рассуждает о свободе. Как по мне, он очень многое объясняет из того, что мы наблюдаем сегодня: о превратностях понимания нашими оппонентами той самой мнимой свободы, которой им демократические вожди замылили мозги. Текст дается с сокращениями, кого заинтересует, ниже дам ссылку. Хотя нет, сократить не получилось... здесь важна каждая буква. Не ленитесь читать. Часть 1 Во-первых, надо сказать, что понятие свободы очень неоднозначно: слово-то одно, но то содержание, которое стоит за ним, может быть различным. Я обращу ваше внимание, по крайней мере, на три разных смысла этого понятия.   Первый из них я бы назвал метафизическим пониманием свободы. Речь здесь идет о простых вещах, вернее, о простой вещи - о свободе воли человека как образа Божьего, о свободе, характеризующейся наличием в человеке способности выбора, внутреннего выбора, между добром и злом. Речь здесь идет не о том, правильно или неправильно он выбирает, ошибается или нет, речь идет о фундаментальном свойстве человеческой природы - о свободе воли. Эта свобода, с христианской точки зрения, является тем свойством личности, утрата которого приводит к полной деградации личности. По христианскому учению, над этой свободой никто не властен - ни люди, ни общество, ни демоны, ни Сам Бог. Особенно, конечно, страшно звучит последнее: как это, над свободой человека не властен Сам Бог? Да, и это является одной из серьезных и важных истин христианства. Если бы не так, то в таком случае и спасение, и гибель человека были бы обусловлены Богом. А христианство говорит: Бог не может нас спасти без нас, то есть именно без нашей свободы, без нашего произволения. Вот эта возможность внутреннего самоопределения личности перед лицом добра и зла является одним из самых фундаментальных свойств человеческой личности. Итак, первое понимание свободы - это метафизическая свобода, свобода воли.

Есть второе понимание свободы. Оно связано с возможностью реализации личности в условиях ее жизни в обществе, в социальных условиях, в окружающем мире. Здесь речь идет уже о свободе действий человека. Можно назвать эту свободу внешней свободой. Если мы коснемся более узкого спектра, коснемся именно социальной стороны жизни человека, то мы можем говорить о правах человека или - свободах человека. Но вы сами понимаете, что эта внешняя свобода не исчерпывается только правами. Права в каждом государстве или обществе гарантируются свои, но внешняя свобода шире: она проявляется у человека в отношении к вещам, к природе, если хотите - к самому себе. Так что внешняя свобода достаточно широкое понятие, но в нем наиболее, так сказать, актуальным вопросом современности является именно вопрос о правах, или свободах, человека.

Вот эти два вида свободы, в общем-то, всем понятны: все о них знают, все о них говорят. Христианство указывает на третий вид свободы, с христианской точки зрения - самый важный. Речь идет о духовной свободе. Вот эта третья категория - духовная свобода - означает ни что иное, как власть человека над своими страстями, или - господство ума над сердцем; над всеми страстями, как неукоризненными, так и укоризненными (тем более!). Но не просто господство ума. Господство ума тоже может носить различный характер: мы, например, можем видеть определенное господство ума у аскетов и других религий. В христианстве это господство имеет особенное звучание, особенное содержание. Христианство, говоря о господстве личности над страстями, прежде всего, если хотите, говорит о величайшей страсти, о корне всех страстей - о гордости. Вот этого как раз элемента мы не находим, например, у буддистских аскетов, у аскетов Веданты, у аскетов индуистского направления вообще, так же, как и у аскетов других вер и религий. Здесь мы, правда, вступаем в очень тонкую область, и я должен вам сказать, что о борьбе с гордостью говорят аскеты и других вер, но, к сожалению, само понимание гордости и смирения в других религиях имеет не тот характер, что в христианстве, в православии.

Как приобретается эта духовная свобода? Она приобретается правильной жизнью. Эта правильная жизнь приобщает человека к Богу, делает его созвучным Богу, подобным Богу, преподобным Богу. А апостол Павел говорит: "Где Дух Господень, там свобода". Поэтому апостол Павел называет свободного человека "новым" в отличие от человека "ветхого" (вы знаете эту терминологию ), живущего греховно называет "рабом". Рабом чего? Страстей. Когда ум, хотя может и говорить сердцу, но, будучи уже рабом похоти, не властвует над чувством, становится исполнителем страстей. Человек, пребывающий в рабстве у страстей, является уже действительно рабом. Вы помните, как апостол Павел описывает это рабство (я вам процитирую): "... ибо не понимаю, что делаю. Потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу. Доброе, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, - делаю. В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного". Эта мысль, по-моему, всем понятная и не требует комментария. Указанные три категории свободы позволяют нам говорить о том, что является целью человека. Свобода воли есть прирожденное свойство. Свободы внешние, с христианской точки зрения, хотя и являются очень желаемыми, но, поскольку они всегда условны и относительны, они не могут быть целью сами по себе. Конечно, высшей целью для человека (и христианин это понимает) является свобода духовная, ибо только она действительно дает человеку возможность правильного поведения, правильной жизни, и только она делает эту жизнь наименее скорбной, или бесскорбной. Кстати, есть интересное высказывание преподобного Марка Подвижника, которое прямо говорит о духовной свободе: "Закон свободы читается разумом истинным, понимается - деланием заповедей". Это из "Добротолюбия", из первого тома. Поскольку, как вы сами понимаете, вопрос о свободе очень большой, я остановлюсь сейчас на вопросе, который, возможно, для нас с вами имеет особенно существенное значение: речь идет о свободе Церкви. Всего мы с вами не охватим, но вот свобода Церкви - вопрос, который должен нас интересовать. Вначале скажу несколько слов относительно понимания сущности Церкви. Церковь есть Богочеловеческий организм. Обращаю ваше внимание - Богочеловеческий, или тело Христово. Церковь - единство Духа Святого, пребывающего в тех, и только тех, христианах, которые в своей жизни стремятся исполнить Евангелие. Вот что есть Церковь: это то тело Христово, которое является единством Духа Святого, пребывающего в тех христианах, которые стремятся исполнить Евангелие; исполняют в разную меру - в тридцать, шестьдесят, сто крат, как сказал Господь в притче, но этим обусловливается и степень причастности каждого человека к телу Христову. Это очень важно понять: вот кто является членом Церкви. человек, будучи членом Церкви, может иметь разное участие в жизни этой Церкви: он может быть богословом, может быть священником, может быть иерархом. и соответствующим образом влиять на жизнь всей Церкви, принимать решение и т. д. Что отсюда проистекает? Вы знаете историю Церкви: отсюда часто проистекали трагические вещи. В результате того, что видимая Церковь содержит в себе всех крещеных, и эти крещеные могут занимать различные ответственные места и должности в Церкви, в этой внешней Церкви всегда сохраняется возможность деградации вплоть до полного превращения ее в языческую организацию, хотя бы и сохраняющую всю религиозную атрибутику. Такие процессы были в истории христианства, и теперь происходят самым интенсивным образом в христианском мире. Пример западных христианских церквей является в данном случае очень наглядной и яркой иллюстрацией того, чем может стать любая поместная церковь, то есть община, возглавляемая епископом, когда, в конечном счете, в ней начинают преобладать не жизнь по Духу Божьему, а жизнь языческая. Поэтому целью и задачей каждой поместной церкви является стремление осуществить в своих членах полноту христианской жизни. Пока поместная церковь содержит неповрежденной догматическую веру, основы духовной жизни и каноническое устройство, в ней пребывает Дух Божий, и она способна рождать христианина и вести его по пути спасения. Но эта способность - повторяю еще раз - может увеличиваться, а может уменьшаться в зависимости от того, в какой степени в данной церкви сохраняется истинное понимание христианства, то есть основ духовной жизни, основ веры, основ канонического устройства. Это очень серьезный вопрос, друзья мои! Церковь как незримое единство Духа Божьего в тех, кто имеет заповеди Христовы и соблюдает их, эта Церковь всегда свободна, независимо от того, в каких условиях она находится. Христиан - ко львам, - как, Церковь свободна была или нет? Да! Все эти христиане самих мучителей поражали чем? Своей свободой! Эта Церковь, понятая как незримое единство Духа Божьего, не зависит от внешних свобод, для нее ничего не значат все права и все привилегии, которые могли бы иметь христиане: имеют они эти привилегии и права или не имеют - они внутренне свободны. Этой Церкви не страшны никакие гонения. Более того - эти гонения служат к ее еще большей славе. У Бальзака есть замечательное изречение, он говорит: "Из всех посевов, доверенных земле, самый большой урожай принесла кровь мучеников". Очень красиво сказано, сильно. Однако, друзья мои, если мы будем говорить о Церкви как о реальности человеческой, как о видимой организации и общине, то мы с вами естественно сразу же можем говорить и о внешних свободах для нее. Эти свободы регламентируются государством и называются религиозные свободы. Что такое религиозная свобода? Это свобода, или право, открытого исповедания своей веры, открытого совершения культа - как индивидуально, так и коллективно. Вот эта свобода открытого практического осуществления своих религиозных убеждений ничем в данном случае не отличается от важнейших социальных свобод или прав человека, которым в современном мире, как я уже вам сказал, придается исключительное значение, я бы сказал - первостепенное. К этому есть очень серьезные причины. любое право, которым обладает человек или та или иная организация, двусторонне. В каком отношении? Оно может быть использовано как в благих целях, так и в злых. Например, информация или диффамация: можно информировать о тех событиях, которые происходят, а можно - дезинформировать. Вы прекрасно это знаете: можно так подать факты, что у людей сложится совершенно превратное представление о том или ином событии. И мы знаем, что этим искусством великолепно обладают "специалисты": они получили свободу - свободный доступ к информации, и занимаются свободой - занимаются дезинформацией.

Итак, любое право двусторонне. Это первое. Второе, на что я обращаю ваше внимание, что права в этом юридическом смысле сами по себе еще ничего не говорят о самом главном для человека и, конечно, для христианина - о духовной свободе. Юридические права совершенно не касаются этого вопроса; для закона это безразлично, он устанавливает только нормы проявления человеком своей личности в социуме и больше ничего. Более того, стоит обратить внимание на следующий факт: катастрофическая моральная и духовная деградация, которая является сейчас фактом жизни современных цивилизованных обществ, - я говорю о Европе, об Америке - прямо свидетельствует о том, что одной из главнейших причин этой деморализации является как раз фактически неограниченная свобода человека.

Иногда задают такой вопрос: что наиболее отрицательного можно сказать о прошедшем столетии? С чем мы входим в третье тысячелетие? Я бы ответил так: самым беспокоящим, самым негативным из того, с чем мы подошли к третьему тысячелетию, является господствующее в умах современных людей отождествление свободы человека с его политическими правами и свободами. Это ложное понимание свободы стало главенствующим, можно даже сказать - единственным, пониманием свободы. Под свободой разумеют только вот эти границы самопроявления человека. И это стало основным. Поэтому мы видим массу негативных явлений, связанных с тем, что данная свобода рассматривается как первичное и необходимое условие должной жизни человека.

Вот эти два момента, на которые я обращаю ваше внимание, - во-первых, что всякое право двусторонне, а во-вторых, что юридические свободы совершенно не касаются вопросов духовной свободы, - указывают на один существенный вывод: внешние свободы не могут рассматриваться как безусловная и самодостаточная ценность. Это очень важно. Кстати, этот вывод прямо проистекает из христианского понимания человека и смысла его жизни. Мы только что с вами говорили, что христианская антропология зиждется на двух как бы симметрично расположенных или формально противоположных утверждениях: на заданном богоподобном величии человека и данном, увы, столь глубоком повреждении его, что Самому Богу пришлось прийти, чтобы "прежде падшее воскресить во Образ".

Вот эти соображения, мне кажется, позволяют понять нам с вами принципиальную христианскую позицию по отношению к свободам, то есть к правам человека, которые должны предоставляться обществом каждому человеку. Эта позиция в своем существе заключается в том, что все условия социального существования человека, включая, в первую очередь, свободы, никогда не могут рассматриваться в качестве самоцели: они только средство, а не цель. Обращаю ваше внимание, друзья мои, на это. Повторяю вам еще раз: сейчас эти свободы всюду рассматриваются как самоцель, речь идет только о правах человека и свободах. Вот, например, сейчас в связи с чеченской войной, когда к нам приезжают западные эмиссары, что их в первую очередь беспокоит? Не нарушается ли свобода человека. Когда вы хватаете преступника, то вы, оказывается, нарушаете его свободу! Их не беспокоит при этом, в каком состоянии находится человек, что он может сделать, какой принести вред другим людям, - все это вторично! Первичным являются вот эти права, внешние свободы.

Вы теперь видите, что христианство в данном вопросе занимает совершенно иную позицию: внешние свободы и права рассматриваются лишь как условия, причем совсем не самые важные, совсем не самые главные, а только одни из условий, которые желательны, но не необходимы, для приобретения духовной свободы человека. Вот здесь христианство и мир решительно расходятся между собой: для христианства первична духовная свобода, для мира - внешние свободы. Для мира духовная свобода вообще, если хотите, лишнее понятие, для христианства оно является единственно ценным. Христианин-раб может быть духовно свободным; мир этого не понимает.

В христианстве все вопросы оцениваются с точки зрения одного критерия. Этот критерий - Бог есть любовь. Как только мы произнесли: "Бог есть любовь", тем самым мы высказали следующую глубочайшую истину о том, что основным и даже, точнее, - единственным безусловным и абсолютным законом нашего бытия является любовь. Чем больше человек в своей жизни приближается к исполнению этого закона, осуществлению его, тем более он свободен и благ и нов. Чем более он отходит от этого закона, нарушает этот закон, тем менее он свободен, тем более он страдает, и тем большее зло он испытывает на самом себе. Мы подчас просто не придаем значения этой величайшей истине, которую не знал и не знает мир сей. Христианство открыло нам эту величайшую истину.

Итак, исходя из упомянутого закона, мы можем сделать вывод, что только те права и только в тех границах достойны общественного признания и одобрения, с христианской точки зрения, которые способствуют воспитанию в человеке истинной любви. Вот критерий, которым мы должны руководствоваться при оценке тех или иных прав: способствуют ли они воспитанию в человеке любви к окружающим людям? Если - да, то эти права хороши, в этих границах они хороши. Если они, напротив, слишком легко поддаются искажению, если их слишком легко извратить, то, следовательно, они худы. Что с точки зрения христианства наиболее активно разрушает дух любви в человеке? Развитие страстей. Каков их корень? Напоминаю вам три "с": славолюбие, сребролюбие, сластолюбие. Это из поучений аввы Дорофея. Вот он, этот трехрогий ... дракон, который, оказывается, порождает всю сумму зол и страданий, которые есть в нашем мире. Эти три страсти в своем развитии, давая начала многим другим, убивают (слышите - убивают!) в человеке то, что именуется любовью. Невозможна любовь там, где эти страсти культивируются: там, где господствует страсть к славе, страсть к наживе, страсть к наслаждениям, там не может быть любви. Запомните, пожалуйста, это! Нас иногда спрашивают: что худого вы видите в том, что происходит? Мы отвечаем: закон (закон!) состоит в том, что там, где культ этих страстей, там не может быть любви. А где нет любви, там что, следовательно, есть? Противоположное! Любовь есть жизнь. Нет любви - есть смерть. Где нет любви, там потенциальная смерть, которая становится и реальной, неминуемо становится реальной.

Итак, критерием христианского понимания свободы является вот это великий принцип любви, по которому мы можем оценивать, если хотите, все явления окружающей жизни. Отсюда мы можем вновь обратиться к догматической постановке вопроса: кто обладает абсолютной свободой? Бог. Это совершенно ясно. Он есть и абсолютная любовь. Абсолютная духовная свобода - это свойство Бога. Кто из смертных достигал духовной свободы? Святые, преподобные, очистившиеся от страстей. Кстати, очень удачно соотношение святости и свободы выразил блаженный Августин. "Велика свобода - быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода - не быть в состоянии грешить". Интересная мысль.

Итак, мы с вами говорим о религиозной свободе. По формальным признакам религиозная свобода ничем не отличается от других свобод. Эта свобода заключается в праве открытого исповедания и практического осуществления своих религиозных убеждении - как индивидуально, так и коллективно. Об этом мы с вами говорили; говорили и о том, что сами по себе внешние свободы, в том числе и эти религиозные свободы, не могут рассматриваться как безусловная и самодостаточная ценность. В связи с этим мы обратили внимание на то, что ценностью для человека является воссоздание "прежде падшего Образа", и свобода только в том случае может рассматриваться как положительное явление нашей жизни, когда она создает условия и способствует именно этому воссозданию Образа в человеке, то есть созданию, если хотите, "нового человека". При этом мы обратили внимание на то, что основополагающим принципом в понимании этого нового человека и, отсюда, основополагающим принципом в понимании того, при каком условии свобода носит положительный характер, является не что иное, как любовь: она, в конечном счете, придает тот смысл свободе, с которым может согласиться и который может принять христианское сознание. Мы с вами отметили также, что свобода сама по себе может качественно различаться в своих проявлениях, что абсолютной свободой обладает, в конечном счете, только Сам Бог, что относительной свободой обладает каждый человек; большой свободы достигли святые, но при этом я приводил вам очень интересную мысль бл. Августина о том, что велика свобода быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода - не быть в состоянии грешить.

Итак, мы пришли с вами к мысли, что свобода тогда велика и является истинно положительным явлением, когда она осуществляется "в границах" любви. Где нет любви, там свобода превращается, как мы видим, в карикатуру, в произвол - неминуемо! Только в границах любви она становится тем положительным свойством, которое рассматривается христианством как свойство драгоценное, как свойство, возвышающее личность до уровня подлинного образа Божьего. Вот это, друзья мои, очень важно: свобода, не ограниченная любовью, страшна. Почему страшна? Потому что где нет любви, там, значит, господство страстей. Это очень важные моменты, друзья мои, на которые вам необходимо обратить внимание: где нет любви - христианской любви, естественно, - то есть, где нет самоотдачи, где нет победы над эгоизмом, там, следовательно, мы находим культ страстей, культ эго. А страсти всегда безумны, они всегда разрушают человека, калечат его, губят его, приносят ему страдания и, в конечном счете, смерть. Вот это в высшей степени важная мысль, которая не понимается мирским, нехристианским, сознанием. Только там, где любовь, - а любовь возможна только там, где чистота сердца, ибо любовь рождается постепенно, по мере очищения человека от страстей - там, где любовь, там свобода становится именно свободой. Где нет этого, там мы видим насилие.

Кстати, в связи с этим я обращаю ваше внимание на очень интересную книгу И.Шафаревича - "Социализм как явление мировой истории". О чем говорит социализм на протяжении всей своей истории? О свободе: "свобода, равенство, братство". Социалистические идеи присутствуют в истории очень и очень давно и только в эпоху Французской революции они выкристаллизовались в эту формулу. Так вот, Шафаревич показывает на истории социализма, к чему, в конечном счете, социализм всегда приводил. Он констатирует просто исторический факт: социализм всегда приводил к тоталитарному режиму. Это поразительная вещь! Шафаревич, конечно, не знаком, к сожалению, с христианской идеей духовной свободы, а то бы он показал, в чем причина этого, а причина все та же - там, где нет борьбы со страстями (на светском языке - со своим эгоизмом), там неминуемо господство страстей превращает человека в чудовище.

Старые батальные полотна не пугают, но, напротив, трогают. Крававая краснота ,что когда-то царила на них, стала кирпичной, слегка морковной- это суть мирные нюансы красноты, её пацифизм. Разорванные знамёна развевалются на передовой. Верно, они саблями исполосованы, копьями проткнуты, пулями продырявлены. Но уже одно то обстоятельство, что они, нежные творения из сукна и шёлка, несмотря на отвратительное оружие, переживать по многу битв, создаёт впечатление, что в старые времена битвы были не такими беспощадными, какими они изображены в исторических книгах. Наличе бесчисленных павших налицо. Однако, смерть их не выглядит свершившейся. У них ещё есть время умереть с проклятием на устах, или с благословение того, за что они сражались было. Очевидно, в смертный миг им совершенно ясно, что они либо чудом воскреснут для бесшабашной боевой житухи, либо уже видят они военный отдел Небес, куда вот да и воспарят.
Никакого чуда! Враги суть ,как обычно, невероятны: турки, янычары, татары- в сущности, возможно, монофизиты, но лишь в одном существенно заблудшие. Это демонстрируют уж их кривые мечи. Те ,кто бьются на нашей, христианской стороне, при прямых мечах (они символизируют характер бойцов) ,с грифами, в которых во всяком случае приедставлен крест. В то же время татары налетают на сарацинских мелких, юрких и рыжеватых лошадках; гарцуют восточные герои и на конях мастью схожих с голубями-сизарями. Выдающиимся героям в последний миг суждено быть спасёнными неразлучными друзьями. Спаситель же будет смертельно ранен. А носилки уже наготове- для подоспевших, выдающимся же суждены слава и ликование.
Обычно, битва разыгрывается на равнине, что подчёркивают вкруг неё лежащие холмы. На них-то стоят абсолютные начальства, ради которых , во имя которых будут здесь биться. Невидимы, вероятно, за холмами высятся их белые шатры, к которых полёживают черновласые куртизанки и держат оттопыренными большие пальцы сжатых рук. Выдайся битва неудачной, те, во имя которых она начиналась, окажутся в авангарде отступаюших, заглянут в свои шатры, которым в таком случае суждено быть поспешно собранными. Но в любом случае у побеждённы останется ещё время мельком обнять своих возлюбленных.
Иногда бывает так, что холмы и то, что за ними оказываются на острие атаки. Тогда победители напирают с равнины вверх и машут тем, кто пока остался внизу. Вообще, жесты на войне играют большую роль. Постоянно один машет другому- к победе, во славу, на смерть. И по виду жестикулирующих ясно нам, что те определённо знают: они -примерны, и таковыми взойдут на Небо.  То, за что борются они и к чему призывают, суть хорошо. Следующие за героями тотчас ощущают это- и не мешкают.
Небо голубое, Солнце горячее и жёлтое, пыль бела. Глотки сражающихся сухи- и зритель жаждет уже окидывая взглядом на полотно. Раны препполагают лихорадку и сильную жажду. Хочется наполнить свежей водою бадью и отнести её в подмогу народу, кототый здесь на солнечной жаре исполняет свой тяжкий долг. Хочется укрепить бойцов. Не выйдет! Нет никакого родника поблизости и , прежде всего,- бадьи в руке! Озаботиться ими! После битвы напьются они.
Битва заканчивается, когда вечер наступает. Известно, что солнечная часть дня  приблизительно равна двенадцати часам. Как только Солнце закатится за нарочно представленный живописцем холм, сыграют трубы "отбой", даже если исход битвы ещё неясен. Серп месяца медленно карабкается из-за горизонта и напоминает о кривых мечах врагов. Невредимые укладываюся спать, а раненные начинают стонать.

В виду этимх идиллических батальных полотен самое ужасное то, что  п о с л е д н я я   в о й н а  уже было начиналась. Ровно десять лет, как она завершилась! Особенно- в странах -победительницах, которые воображают себя примерно вот этими рыцарями христианства на холмах. Отравляющие газы выглядят как миловидные облачки гарантирующего воскресение уничтожения. Пушечки плюются ладными огоньками. Аэропланчики резво мельтешат на воздусях. Геройчики чёркают трогательные почтовые карточки домашним любонькам. Особенно милы атаки. В точности как на сарацинов! В штыковую -на занятый неприятелем холм. Потроха на мотках колючей проволоки. И машут! Жестикулируют! К победе, во славу и на смерть!
А мы пока живы. Мы, сарацины и христиане. И присматриваемся, какими рисуют нас, наших отцов, наших младших братьев. Они снимают фильмы о нас, пишут батальные полотна, чтоб их на стеночки повесить. Чтоб внукам было чем полюбоваться. На наших живых глазах портретируют они наши потроха. Уж приукрашивают они наши смерти. Уж возводят они командную высотку на холме наших трупов. Каких-то десять лет. Десять годиков! Они снова строят... заново!- и они пишут!..
Но кармин, которым пишут они- и это наша единственная, жалкая забота! - никогда впредь не обретёт пицифистского кирпичного оттенка. Он останется красным, красным как кровь и пламя. Наша кровь, наше пламя. Ненешние краски созданы на иной основе. В них подмешана настоящая кровь. А наша смерть - последняя из идиллически оболганных. Наших живописцев постигнет иная смерть, не картинная. Зарежут их дома, в студиях, с палитрами в левой, с кистями во лживой правой.

Йозеф Рот

(оригинальный текст см. в сборнике Joseph Roth  "Der Leviathan. Erzaehlungen, Erzaehlfragmente, Kleine Prosa",  Aufbau-Verlag, Berlin und Weimar ,DDR, 1979 j.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Уморин Алексей. 02-02-2010.

Оскорбления - это важный момент, который надо уяснить хорошеньким девушкам и - писателям: Когда вы появились на свет, - некто, господин Время, за вас дал роспись, что вы будете Красотой и, как таковая, будете служить мерилом ценности читающего вас или идущего рядом с вами. Если ваша книга в руках у читателя, или, - если вы обратили на мужчину внимание, (что, в сущности,одно и то же, ибо обе категории привязанности) это значит, он, читающий вас или спящий с вами, лучше всех прочих в достаточно большом радиусе. Таким образом, к вам постоянно приходят на поклон (чем бы это ни было замаскировано) большое число разнополых существ - только лишь доказать себе и другим, что они - высшей пробы.
А если вы им отказываете, или чтение вашего текста приносит боль (ломает жизнь, требует изменений) - они злятся и пытаются делать больно в ответ, как будто этим можно что-то поправить. У людей детская психика. Она тем более детская, чем выше поднялся человек по социальной лестнице. Вам - писателю или красивой женщине оттого не легче, но поймите, таков общественный договор: заметному больше внимания, и, соответственно, больше обид.

...Дурные слова, что пишут или говорят, такое же отношение имеют к вам, как килограммовая гирька, которая упала на голову каждому из этих уродов - к вине за случившееся.

А что же вы хотите, дорогие мои? Вы живете в.. , да в каком угодно
доме, главное, что он существует в реальности, описан и тут же может
быть классифицирован…
Ключевое слово - живете.
Вы мусор выносите! Ах, не выносите? У вас домработница? Так и примем к сведению, классифицируя.
У вас ворчливая (молодая и прекрасная) жена (или - муж), неважно,
впрочем, кто и какой. Но! Этот “у вас” ни на грош не верит в ваш талант
и прописку в вечности.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ