ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМИ – ВЫКЛЮЧИТЕ ВООБРАЖЕНИЕ!
Вы вошли в жизнь – погасите воображение.
Ваше воображение чернит тёмное, осветляет серое.
Воображение делает неудачи несчастьями, удачи – счастьем.
Красавицу – другом.
Друга – красавцем.
Кота делает умным.
Сына – талантливым.
Ваше воображение делает себя бездарным и несчастным.
Жену – счастливой.
Куда деваться, если вы несёте этот мир с собой.
Реальность гораздо симпатичнее.
Любое путешествие это подтвердит.
Там вы видите, что могут придумать разные люди.
А в воображении лишь то, что вы.
А когда вы вдруг воображаете, что вас кто–то полюбил, и начинаете как–то по–особому смотреть, и даже молчащий телефон не убеждает – это всё ничего…
Но вы начинаете приставать к той женщине, обижаться на неё, подолгу не звонить, воображая, как она там страдает – и вы начинаете сохнуть, а она – полнеть.
Вы примитивно и грузно влюблены или воображаете, что влюблены, что одно и то же.
Вы же воображаемыми болезнями болеете так же, как настоящими.
И худеете, и желтеете, и слабеете.
Воображаемая любовь, видимо, и есть настоящая.
Вы ошибаетесь только в любимой.
Её любовь и мучения представляются вам страшными.
Вы даже пробуете уберечь её от самоубийства.
Как жаль, что вы не можете одновременно быть на двух местах.
На её и на своём.
Выключите воображение.
Вы не писатель – вы мыслитель.
Вы живы и здоровы.
Ваше молчание, которое кажется вам страшным, иногда её удивляет и она звонит томно–тревожно, зная, с кем имеет дело.
Выключите воображение.
И все, кто долго не видел вас, отойдут от телефонов.
И все, кто безумно вас любит, займутся буднями и не вспомнят, где вы в данный момент.
Выключите воображение.
И напомнит о вас кто–то случайный, приехавший издалека:
— А где, — скажет он, перечисляя.
— А где–то у меня тут телефон… Михаил, мы тут собираемся. Собраться нет ли желания?
Выключите воображение.
Не играйте отказом.
Так же, как они вас вспомнили, так и вы их…
Как они молчали три года, так замолчат ещё на пять.
Откликайтесь и выезжайте из воображения туда, где вас вспомнят и встретят.
А преувеличенная радость с обеих сторон вполне компенсирует недостаток денег на ресторан.
Кстати, о деньгах.
Выключите воображение.
И вы увидите соседа не богатым и счастливым, а крупно замотанным и регулярно встревоженным.
Выключите воображение.
И вы увидите яхту олигарха не лайнером, а сборищем механизмов, которые регулярно жрут мазут, тосол, масло, огурцы, виски, лёд, коньяк, завтраки, обеды.
Вы увидите сборище людей, мрачный экипаж, недовольных горничных, нечистого шеф–повара, вороватую команду и ненадёжный офицерский состав.
Выключите воображение.
И вы почувствуете, как эту яхту качает в открытом океане.
Как блюют высокие гости и как вам надоела эта женщина, а её некуда убрать с яхты, только утопить.
И куда бы вы не подошли, вас ждут демонстранты с лозунгом “Вор и убийца! Прочь от берегов Италии, убирайся в свою Гватемалу”.
Выключите ваше воображение.
А без вашего воображения жить на яхте не удобнее, чем в отеле.
И тот, кто живёт на яхте – живёт в вашем воображении.
На самом деле его там никогда нет.
Там валяется его молодая жена, которую он там держит под присмотром команды и которая грызёт канаты от тоски и пьёт, пьёт и страшно ругается матом через свой нежный и красивый рот.
В своём воображении поцелуйте её и услышите, что она скажет.
Выключите воображение.
И Новый год в Африке вместе с жарой и пылью, и плохой компанией, и массой водки, и скукой, заставит вас вообразить Новый год в Москве, в снегу, в Доме Актёра среди знакомых прекрасных лиц, стихов, песен.
Вообразили?
Так где лучше Новый год?
Конечно, в Москве, в лесу, в снегу, в санях, в руках с хохочущей любимой, в тёплой шубе…
А теперь выключите воображение: ни саней, ни шубы, ни лошадей в Москве, а компания рванула в Эмираты.
Теперь опять выключайте воображение, вы всё равно опоздали.
Гостиницу бронируют за два месяца.
Воображение у вас работает, а голова – нет.
Паспорт не поменяли.
Билеты не заказали.
Да и денег вам не хватает на любой вариант.
Тогда садитесь, выключайте воображение и начинайте соображать.
Ибо, если человек не соображает, он начинает воображать.

(с)ММ Жванецкий

Cord 812.
Передний привод, V8, турбонаддув, независимая подвеска, полуавтоматическая коробка передач, 170 л.с. «Скрывающиеся» фары, скрытые петли дверей. Тахометр и радиоприёмник в стандартной комплектации.
1937 г, ага.

Я не смотрю футбол. Никакой не смотрю.
Я не жду предварительные результаты подсчета голосов. Любых.
Даже смотреть чемпионат мира по фигурному катанию не тянет почему-то. По старой-то памяти.
Про какой-нибудь «Хэ-фактор» я вообще молчу.
Но запуск Falcon Heavy я посмотрел. Это потрясающе.
Существенно более новая веха в космонавтике.







Ой, последняя не в тему, ой, ой.
А то, что центральный разгонный блок навернулся, так это уже мелочи.

Airbus A350 XWB.

Мне Жванецкого трудно читать. Надо слушать. Иначе ритмика ускользает. Но это вот читается:

У нас в саду в Одессе завелась белка.
Ела сливы, абрикосы.
Самое неожиданное: это оказался белка–мужчина.
Уже седой, одинокий, холостой, не запасливый.
Никого не боится.
Одинокий никого не боится.
Детей нет.
Жизни не жалко.
На кота плюет, огрызками. На пса замахнулся!
Потом спустился вниз и что–то сказал.
Пес умолк и отвалил.
Прыгает белка слабо.
Дом у него на соседнем участке.
В наш сад он тащится поесть.
С трудом влезает на дерево.
Белка уже пожилой, лет пять–шесть.
Абсолютно одинокий.
От этого злопамятный.
Говорит сам с собой.
Никто в его душу не заглядывал.
Веселых белок легкого поведения не видно.
Он белка один на весь наш сад.
Урожай слив и абрикос то есть, то нет.
И белка такой – то жирный, то тощий.
То не показывается неделю, на запасах сидит,
то у нас сливу разглядывает.
Из его дупла по ночам визг сиплый, старческий.
Из дупла без удобств.
Выбросил оттуда чьего–то ребенка–птичку и долго
проклинал родителей.
Злобно глянул вниз и улегся спать.
Ни о нем никто не заботится, ни он.
Заплесневелый кусок абрикоса, три обглоданные
кости персика, две фасоли, украденные из борща пса
Кеши, и тяжелые мысли о зиме.
Опять голодуха.
Зимой все белки бодрые, свежие.
Этот рыжий, седой, слюнявый и злобный.
Соседи били.
Воровал грецкие орехи.
Разгрызть не мог, но крал, старая сволочь. Причем
с шумом, с побоями на обратном пути.
А ведь был белка красивый, изящный.
Профукал жизнь.
Соорудил в дупле что–то вроде занавески.
Жив или спит?
Никто не знает…
Пес Кеша облаял как–то, занавеска шевельнулась,
но никто не выглянул. Ветер, а может, дыхание… Кто
разберет.
Больше не колышется.