Вот тебе казочка на ночь.

Говорят, что однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества.
Когда СКУКА зевнула уже в третий раз, СУМАСШЕСТВИЕ предложило:
- А давайте играть в прятки!?.
ИНТРИГА приподняла бровь:
- Прятки? Что это за игра??
И СУМАСШЕСТВИЕ объяснило, что один из них, например, оно, водит - закрывает глаза и считает до миллиона, в то время как остальные прячутся.
Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее.
ЭНТУЗИАЗМ затанцевал с ЭЙФОРИЕЙ, РАДОСТЬ так прыгала, что убедила СОМНЕНИЕ, вот только АПАТИЯ, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. ПРАВДА предпочла не прятаться, потому что в конце концов ее всегда находят. ГОРДОСТЬ сказала, что это совершенно дурацкая игра (ее ничего кроме себя самой не волновало). А ТРУСОСТИ очень не хотелось рисковать.
- Раз, два, три...- начало счет СУМАСШЕСТВИЕ.
Первой спряталась ЛЕНЬ, она укрылась за ближайшем камнем на дороге, ВЕРА поднялась на небеса, а ЗАВИСТЬ спряталась в тени ТРИУМФА, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева.
БЛАГОРОДСТВО очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило казалось идеальным для его друзей:
Кристально чистое озеро - для КРАСОТЫ.
Расщелина дерева - так, это для СТРАХА.
Крыло бабочки - для СЛАДОСТРАСТИЯ.
Дуновение ветерка - ведь это для СВОБОДЫ!
И оно замаскировалось в лучике солнца.
ЭГОИЗМ, напротив, нашел только для себя теплое и уютное местечко. ЛОЖЬ спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а СТРАСТЬ и ЖЕЛАНИЕ затаились в жерле вулкана. ЗАБЫВЧИВОСТЬ, даже не помню где она спряталась, да это и не важно.
Когда СУМАСШЕСТВИЕ досчитало до 999999, ЛЮБОВЬ все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов.
- Миллион, - сосчитало СУМАСШЕСТВИЕ и принялось искать.
Первой оно, конечно же, нашло ЛЕНЬ. Потом услышало, как ВЕРА спорит с Богом, а о СТРАСТИ и ЖЕЛАНИИ оно узнало по тому, как дрожит вулкан.
Затем СУМАСШЕСТВИЕ увидело ЗАВИСТЬ и догадалось где прячется ТРИУМФ. ЭГОИЗМ и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался оказался улей пчел, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках СУМАСШЕСТВИЕ подошло напиться к ручью и увидело КРАСОТУ. СОМНЕНИЕ сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться. Итак все были найдены:
ТАЛАНТ - в свежей и сочной траве, ПЕЧАЛЬ - в темной пещере, ЛОЖЬ - в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана).
Вот только ЛЮБОВЬ найти не могли...
СУМАСШЕСТВИЕ искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы и, наконец, он решило посмотреть в розовых кустах, и когда раздвигало ветки, услышало крик. Острые шипы роз поранили ЛЮБВИ глаза.
СУМАСШЕСТВИЕ не знало что и делать, принялось извиняться, плакало, молило, просило прощения и в искупление своей вины пообещало ЛЮБВИ стать ее поводырем.
И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки, ЛЮБОВЬ слепа и СУМАСШЕСТВИЕ водит её за руку...

  Когда ей не хватало душевного тепла она всегда заваривала себе какао, ну или покупала его в бегах при исполнении чьих то мечт...

  Сегодня тепла нужно было больше обычного, на улице было серо и сыро, но настроение было довольно волшебное...

- Доброе утро!

- Доброе!

- Можно мне какао... Большой.., - сделала она заказ у молодого улыбчивого парня, в КофеБусе что стоял, на одной из площадей города...

- Может зайдете к нам?

- Нет...

- Почему? - удивился парень, он всегда приглашал ее зайти. Но ей нравилось покупать у него какао через окошко.

- Мне и здесь хорошо всё видно, а вы я знаю, спецом меня зазываете - у вас там еще пирожные  для соблазнения припасены - я всё помню...

Он начал смеяться...

- И что, их же должен кто-то есть? Какао погорячее?

- Какао чтоб пить, руки греют варежки....

- Трубочку?

- Конечно... бежать бежать, что б не разливалось... Дела... Дела... спасибо - волшебного дня вам, - она улыбнулась, подмигнула, рассчиталась и побежала на трамвай...

- И вам, спасибо... - услышала вдогонку она...

 Она отпила какао и тепло наполнило всю её, какао было, чтоб пить - не обжигающий... от это её волшебство поперло с еще большей силой - она улыбалась, глаза светились радостью и счастьем.

  Улыбки тепла летели налево и на право, пронизывая пространство невидимыми нитями счастья и любви.... Мужчина с кофе - вам добра и улыбку ... Парни у кофейни - вам классных девчонок... Девочке - тебе приятный сюрприз... Серьезному мужчине в машине - решения всех проблем и тепла... Девушке за рулём - флирта и свидания ... А вам военный из автобуса, что поравнялся с ее трамваем - воздушный поцелуй ... и она отправила ему улыбнувшись воздушный поцелуй, он удивленно улыбнулся, в глазах вопрос - за что?
Она сидела у окна и запотев его теплым дыханием после какао, написала - Фея)))

Группа молодых людей отправилась в один город. Название города я не могу назвать, но в этом городе существует один частный двухэтажный дом, в котором согласно местным мифам живет некая сущность, которая ночью беспокоит жильцов и крадет детей. Дети после проведенной ночи в таком доме пропадают бесследно. Даже органы правопорядка не находят детей. И сами жильцы ночью в этом доме не ночуют, а приезжают только рано утром и до вечера, долго не задерживаясь. И много жильцов у этого дома сменилось.

Прежде чем заселиться в такой дом, данная группа молодых людей, а это двое молодых мужчин и девушка, заранее договорились с нынешними владельцами такого загадочного дома.

Приехали они к этому дома в зимнее время с самого утра. С собой они взяли личные «шмотки», некоторую аппаратуру, среди которой видеокамеры, а также не забыли про еду и деньги. Просто неизвестно было насколько они в этом доме задержаться. Хозяева, а это молодожены, которые потеряли из-за этого дома своего трехлетнего ребенка, встретили группу исследователей весьма тепло. Сразу же предложили хорошо позавтракать. И только один член группы захотел позавтракать, остальные более воспитанные отказались, сказавши, что не голодны.

Как ни странно, хозяева за так сказать «аренду» данного дома плату не взяли, а наоборот предлагали все, что у них есть, чтобы вернуть их ребенка. Группа исследователей отказалась брать денег, но хозяева настояли, и группе пришлось ограничиться частью предложения хозяев дома.

И тут же, когда коллега группы позавтракал, хозяева отвели всех в спальню их ребенка, которая была на втором этаже. Все было аккуратно сложено, как бы ничего здесь раньше и не происходило, как бы время в этой комнате остановилось. Там же родители пропавшего мальчика показали семейный альбом и все рисунки мальчика.

Группе стало очень жалко ребенка и они хотели во что бы им не стоило, помочь родителям найти ребенка…

 

 

 

Девушка собрала свои ослабшие волнистые волосы в привычный пучок на затылке и заглянула еще раз в красивые большие не накрашенные зеленые глаза в зеркало. Всё эстетическое преимущество их по-кошачьи приподнятых внешних уголков давно уже искоренила «приросшая» к лицу грусть и «провалившаяся» от усталости кожа.

Она быстро собрала всех своих троих детей. В просторной пустой квартире гуляло эхо детских споров.

Так уж случилось. Сама еще ребенок, а уже целых трое на руках. Так уж Бог дал – двойню. Да и то, все как-то глупо и случайно... Вот и верь после всего врачам, которые обозвали ее бесплодной когда-то, а первого ребенка чудом.

Она не уставала повторять, своим троим крохам: «Мы - семья. Запомните – кроме нас четверых, больше нет никого на этом свете ближе у каждого из нас. Мы должны быть как крепость».

- Но ведь семья, это «мама, папа и я»! Мама! Там точно так было, я помню! – удивленно возражает совсем крохотный еще сынуля, светловолосый, как одуванчик, и смышленый на свои пять лет.

Тяжело и с болью вздыхает, устало придумывая, что сочинять:

- Да, правильно, сына. Но я и за папу и за маму. – А на новые возражения просто отвечает – А вы называйте меня просто мапа. Ни папа и ни мама.

Смех, возражения и длительные дебаты продолжались почти всю дорогу. Впрочем, как и всегда. Все как-то у детей весело, не смотря ни на что.

Пришлось не поесть и не попить даже в дорогу.

- А куда мы идем? – спросила восьмилетняя старшая дочь

- Прогуляемся.

 

К вечеру они оказались в поле за Киевом. Золотистый вечер красиво колыхал зеленые стебли какого-то посева. Вдоль полевых дорог вдали зелеными облачками вербы… Если ты не украинец и не славянин – то тебе не понять этой любви к подобным пейзажам, и тебе не знакомы те ощущения, которые одолевают при созерцании их. Росийским языком оно даже звучит иначе, картато, слишком остро. Но я хочу написать именно этим языком, который преобладал во время описываемых событий. Украинец же ощущает себя как в сказке, и солнце как будто светит ярче, и улыбка шире, и глаза блестят, если вокруг левада, лани, верби, та ліс. И это в крови от рождения у нас.

 

Она не могла не заметить, что дети давно уже перестали бегать так резво, как раньше, почти не бегают вообще. Их движения стали слабей, а игры свои они все более сводят к усидчивым. Вот и сейчас трое худышек весело щебетали о чем-то и медленно брели. А ей было совсем не весело. Пытаясь скрыть свое настроение, она все чаще молчала, отворачивала лицо с навернувшейся тоской, и шла чуть дальше. Приближаясь к играющим детишкам, только когда могла совладать с собой. Заставляла себя шутить и улыбаться, но шутки приобретали неуместный вид, а улыбка - натянутость. Она видела, что детей озадачивает такая неискренность и фальшивость. Но… А как еще?

 

- Мам, - грустно нарушила ее затянувшиеся раздумья с взглядом в даль поля старшая дочь. Младшие двойнята все судачили о чем-то друг с другом и чертили палкой грунт у лужи полевой дороги. Они вовсе и не замечали какой-то необычности.

Старшая же погрустнела. Она тоже ничего не понимала, но чувствовала мать больше. Она даже не осознавала, того, что боится сказать то, что на самом деле хотела сказать. Она хотела сказать: «мама, я хочу кушать, я устала долго идти лесом, и вообще…». Только в таких семьях капризность и требовательность в детях не развивается, потому, что они с самого начала вынуждены многое терпеть. И это входит в привычку настолько, что даже утрачается возможность осознавать свои потребности. Им кажется, что их просто нет. Требования так напуганы, что прячутся куда-то глубоко-глубоко, настолько, что такой ребенок даже их и не помнит, и не думает даже о них. Остается ощущение «сейчас надо было бы что-то сказать», но ребенок не помнит что же именно.

- Мам, - еще раз окликнула ее дочь.

Она боялась, что дочь сейчас скажет «я хочу кушать, я хочу домой, я устала». Она очень сильно этого боялась. Она и сама устала идти. Она уже забыла, что такое нормальная еда. Ее нервы трещали по швам, но она хотела это скрыть, и скрывала. И если дочь сейчас скажет эту фразу – вряд ли она сможет удержаться, чтоб не треснуть ее со всей силы по лицу. Это будет последней каплей ее критически измотанного самообладания.

Она смогла-таки «включить» в себе «нормальное» отношение к ситуации, и даже попыталась, как советуют при воспитании, переводить все сложности в игру. Далее она говорила голосом, как будто они сейчас в игру играют. Ее никогда не учили актерскому мастерству, и она никогда этого не умела (притворяться), поэтому получалось как-то по-клоунски, фальшиво, по-дурацки как-то. Но она старалась. И совершенно не знала что делать, когда дети «выкупали» странность, и смотрели на нее с подозрением, как на странную.

- Позови младших, - она поспешно с дурацким улыбающимся лицом достала целлофановые пакетики и вручила их дочери – дай им кулечки.

 

- А сейчас мы с вами насобираем зернышек – опять фальшиво-дурацким голосом старалась она превращать все в игру.

- Зернышек?! Но мааам! – возмущенно и испуганно выдала старшая дочь. Дочь готова была уже реветь – было видно по глазам. И она решила пресекать панику любыми методами. Даже если придется ее треснуть. Даже если придется объявить ее врагом народа… Лишь бы насобирать в конце то концов этих дурацких зерен.

 

Солнце медленно садилось, а они вчетвером уже наощупь выбирали из стеблей недозревшие какие-то зернышки. Младший попробовал на вкус и удивленно с восторгом объявил, что они жидкие внутри. Все начали периодически забрасывать зернышки в рот, удивляясь их крахмальному вкусу одновременно похожему на вкус стебля травинки. Но мама остановила это увлечение, запретив их есть, и наказав побыстрей собирать.

Изначально она надеялась на нормальный такой пакет с зерном, но на деле час сборов дал лишь чуть больше стакана.

- Побыстрей собирайте, побыстрей – строго скомандовала она – Давайте, чем быстрей насобираем – тем быстрей придем домой, и сварим вкусную кашку. Хотите кашки?

- Дааааа! – мечтательно протянули все трое в предвкушении.

- Так что давайте, давайте… - поторапливала мама, с опаской поглядывая по сторонам. Ведь вечер давно уже сменился ночью. К этому времени она отвела их чуть подальше в поле от дороги, чтоб, ни дай Бог, не застали за этим странным действием случайный прохожий, который вряд ли вообще будет в поле, но все же… Случалось.

 

Она уже устала от всех этих приключений во время сбора ягод и грибов в лесу. Однажды их нашел мотоциклист с коляской, предложил подвезти, но решил устроить приключение, повез совсем не туда – в лес, на склон горы, где в его планы входило соблазнить красотами вида со склона горы на ночные луга случайно повстречавшуюся красотку. Но пошел дождь. Мотоцикл забуксовал в глинистой луже. И все вместе с крохами потом греблись и толкали почти всю ночь.

А сколько было тех ухажеров на машинах! Разные автомобили, и дорогие красивые, и огромные фуры иностранные останавливали девушку с детьми, типа помочь, подвезти, а на самом деле… Хорошо, что дети ничего не понимают, и всегда спят в машинах этих. А на самом деле доходило и до драк.

Были и хорошие люди. Просто подвезли и все. Были и хорошие мужчины. Тоже подвезли и все. Но потом появлялись снова и снова, в попытках затащить ее в постель. Только были они женаты.

А один ошивался дольше всех. И ей был симпатичен. Тот самый мотоциклист. Но… что-то не сложилось. А что именно – известно только ей, но не мне. Я только излагаю эту историю. Кажется…. Он ей заявил какую-то ерунду, вроде: «трое детей – это слишком много, давай старшую отдадим в детдом». И она его вычеркнула из жизни. Но не смогла преодолеть своей влюбленности, и те отношения переместились в постель на пару раз в год (потому, что чаще от не считал нужным тратить свое время).

Она была в него так влюблена, что образ фантастического дяди Коли на года засел в памяти детей. Они его превратили своей фантазией в сказочного героя, в супермена, и даже рисовали комиксы с его участием. А если видели на улице похожего голубоглазого брюнета, то восхищенно, радостно в огромном восторге орали на всю улицу: «Мама, это дядя Коля вон там, смотри!!!!!!». Но ни разу то не оказался он.

Поэтому приняла она решение впредь по лесу ходить только обочиной. А если слышала проезжающую по дороге машину или людей – то научила всех прятаться в кусты. Объяснив детям это тем, что в новостях объявили маньяка, который ошивается околицами и делает очень плохие вещи с людьми, грабит их и даже убивает. Наивная история запугала детей сильней, чем она ожидала, и они при свете фар просто заскакивали как дикие звери куда угодно, лишь бы спрятаться. Жались друг к другу и тряслись от страха.

Она поняла, что перегнула палку. Но как это исправить – не знала. Объявит себя брехухой – и в семье начнется анархия. «Ладно, короче, пусть остается так, блин, надоело уже придумывать что-то» - была ее мысль по этому поводу.

 

Им удалось насобирать небольшой кулечек зернышек. Может быть это килограмм. Может быть это два килограмма. Сложно определить.

Уставшие они в полусне брели домой по ночному лесу.

Такие прогулки затыкали рот детям надолго. Они подолгу «отходили» оставаясь молчаливыми и сонными. А спали все с таким удовольствием, как будто это наивысшая награда.

 

Когда всех помыла и уложила в чистую отглаженную постель, которая всегда имела аромат уютного дома, – она принялась готовить «добычу».

Зерно имело плотную оболочку, которая так и не разварилась, не разжевывалась и вряд ли переваривалась. Зато - вообще жидкую серединку. В сыром виде - еще хоть просто мокрую, а в вареном – вообще жидкую. Ощущения такие, будто ты личинки какие-то раздавливаешь зубами. Отвратительно.

Ну, а что делать!

 

- Это не вкусно! Фу! – вернула в тарелку ложку, и скрестила на груди руки, насупив брови и выпятив нижнюю губу, крикнула за завтраком старшая дочь.

Остальные, молча, жевали. Младшие, кажется, все еще уставши от вчерашней прогулки.

 

К вечеру у нее родилась идея. По пути с работы она видела сад через дорогу от ВДНХ на Теремках. Как раз в этот день она узнала, что хозяйство, содержащее сад, прекратило существовать, а значит – яблоки ничейные. Это, конечно, другой конец города, но если им удастся насобирать яблок – это будет замечательная вкусовая вариация их блюда. А не удаться не может – ведь вряд ли кто-то будет охранять сад.

Старшая дочь отказывается есть, и уже второй день грызет только хлебные кусни и запивает черным чаем (только на черный хлеб на каждый день и хватало ее зарплаты). Она переживала за дочь, поэтому решила не медлить, и, вернувшись, сразу же всех собрала в дорогу.

Им очень повезло. Местные жители не собирают яблок. Возможно, еще никто не знает, что это теперь ничье.

Между деревьями находились щедрые огороды. Но человеку, которого воспитал СССР, сложно взять чужое. И они не смели и тронуть того, что было не ихне. Даже младшие это понимали и ощущали. Бросали голодные взгляды на валяющийся кабачок и не выкопанную картошку, но не смели и подумать о том, чтоб взять.

Зато ничейных яблок нагребли столько, что она сомневалась – а дотянут ли до дому через весь город.

Бывшие в хорошем уходе яблоки родили отличные, большие, яркие, вкусные. Настолько вкусные, что они боялись оставить лишнее яблоко на дереве.

Разные яблоки были – и желтые и красные и в полосочку, и рыхлые, и плотные сочные, и мягкие с желтой мякотью сочные, и даже крахмальные почти как сырая картошка на вкус. Она подумала, что эти, крахмальные, будет замечательно запекать и варить компот.

 

В тот вечер они вернулись домой как ломовые лошади все перегруженные, и счастливые от находки.

И варили и парили и пекли. С той самой кашкой ели. Все, кроме старшей. В нее удавалось впихнуть не больше ложки по чуть-чуть этих зерен, остальное она доедала яблоками и хлебом.

В школу дочь не пошла. Устала. И она разрешила ей поспать. Поспать денек, и второй денек тоже.

 

Они совершили несколько ходок по яблоки и по зерна. Удалось заполнить всю лоджию ящиками, которые она подобрала на улице, и наполнить их яблоками. Это было их спасение на всю осень и даже зимой хватило кушать.

С зерном было сложнее. Часто приходилось обходиться и просто хлебом с яблоками. А часто и без хлеба.

 

Давно це було. Одні з самих райдужних й світлих днів життя.

Знаю, мій бувший хлопець періодично читає цей мій блог, передивляється фото в альбомі й деколи нагадує про себе простим коротким повідомленням.

Між мною і ним була колись давно любов, але то не було кохання. Він навчав дорослішати, навчав сексу, а я думала, що зі мною щось не так. Бо не було ніякої альтернативи щоби порівняти. Ті стосунки були як дуже міцна дружня любов, як любов сестри до брата – голову будь-кому були готові відірвати одне за одного – але ніби сповнені якогось гидкого інцесту. Хоча ми зовсім не родичі, але відчуття були завжди саме такі.

---

То був прекрасний ранок у Львові. Ще один чудовий день одного чудового моменту життя. Пригоди завжди нас із ним переслідували, а часто ми й самі їх для себе створювали. Я навчалася на другому курсі в інституті. В нас саме була практика. Вона полягала у зобов’язанні намалювати безліч етюдів. Ми мали намалювати багато замальовок архітектури, тварин, людей, природи, тощо. Однокурсники як каченята за гускою ходили за професором Києвом мальовничими місцями, насолоджувались спекотним літом й малювали за мольбертами. Та моя постійно заклопотана ідеями голова породила геніальне рішення – приєднатися до відрядження свого хлопця, подорожувати різними містами його програми із ним, і паралельно виконувати свої завдання – малювати етюди. Тієї сесії в мене були кращі замальовки накидані похапцем у різних частинах західної України. Дивовижний костел, собор під час реставрації, нікому не відома церква якогось села, тощо.

Мого хлопця така компанія зробила ще щасливішим, бо тільки й мріяв скрізь бути разом плече до плеча наче ті папуги-нерозлучники. Прив’язаність часто нагадувала кошенят, які туляться одне до одного.

 

Коли хотіли – спали в різних готелях. Але того разу до готелю не хотілося. Всю ніч гуляли Львовом, балували себе смачненьким у різних ресторанчиках й кав'ярнях, а на світанку я попросила припаркуватися біля костьолу недалеко від вокзалу аби малювати.

 

Нашу новеньку сріблясту машинку було припарковано навпроти костьолу. Він розклав на повну собі крісло й вирішив поспати, сховавшись за дуже затемненими вікнами. Я ж собі примостилася поперек сидіння що біля водія зі своїм етюдом. Техніку завчасно обрала – пастель. Добре, що перед нами суворо не ставилося вимоги чим створювати свої етюди, тож було дуже зручно малювати практично на ходу.

 

Пам’ятаю було дуже не зручно сидіти упоперек крісла, виставивши загорілі ноги на асфальт вулиці. Та мій невеликий зріст був на руку, терпіла й малювала. З наших динаміків грала гучно якась музика в стилі метал, бо йому подобалося спати саме так.

Метал, величний костьол, загорілі ноги виставлені з модненького сріблястого авто, коротка зелена сукенка у білий горошок з мереживними оборками, етюд пастеллю – все в комплексі картинка дуже дивна. А на дивне чіпляється дивне.

 

Якийсь величезний джип загальмував гучно посеред дороги вкритої старовинною бруківкою і став як вкопаний трохи подалі збоку біля мене. Я малюю, а він так й стоїть посеред дороги. Йому вже й сигналили, й об’їжджали зі сварками – а людині байдуже. Стала собі посеред дороги й милується дивною картинкою.

Стало моторошно. Відчувала пильне спостереження й очікування будь-якої зачіпки аби почати розмову. Але мені було не до того, мій хлопець міцно спав і йому необхідно було виспатись. Вирішила ігнорувати. Людина все стояла посеред дороги, спостерігала той ігнор і не могла подолати мур того ігнору аби бодай щось сказати.

До однієї дивної ситуації приєдналася друга ще дивніша.

Спочатку було смішно. Але коли людина пів години стояла посеред дороги й мовчки терпіла як її сварять інші водії і об’їжджають – стало вже не смішно. Крадькома помітила у його відкрите вікно, що людина в машині одна, - за кермом якийсь чоловік. Але було страшно навіть видати свої кілька поглядів – від такої дивної людини можна було очікувати чого завгодно.

 

Я малюю – чорний вилискуючий на сонці величезний джип стоїть. Я малюю – а він все стоїть.

В уяві вже вимальовувались страшні картини про маніяків, і починали складатися плани втечі: ось я домальовую, мій хлопець прокидається, ми швиденько зачиняємо двері, заводимо машину, та зі скавчанням шин рвемо з місця, а потім погоня заплутаними вулицями Львова, й лишається тільки сподіватися, що знання Львова моїм хлопцем переможуть над перевагами двигуна того джипу. Але це тільки в уяві. Насправді ж я не знала як пояснити хлопцеві, щоб він швидко прокидався й тікав звідти.

Зараз смішно й згадувати. Може людина була нормальна й сором’язлива, і насправді стояла й цілу годину вигадувала як же ж познайомитись.

 

Десь через годину, мій хлопець прокинувся, підняв своє крісло, вийшов на вулицю, почав позіхати й випростовуватись.

 

Щойно водій джипу побачив, що я не сама – з силою рвонув з місця. Гнав на повну так, ніби за ним хтось женеться. Мабуть то було роздратування. А може й відчай. А може гординя, що його такого всього крутого не захотіли помічати.

 

Я зітхнула з полегшенням – проблема видалилася сама по собі.

 

Етюд був готовий, пастелі й аркуші складені.

 

Подорож продовжилася.

 

 

 

 

 

Из Гундилькиных рассказов. Основано на реальных фактах,
но некоторые имена изменены в интересах следствия.

Гундилькин никогда не был на сафари, но грезил им. По складу своего непростого, но избыточно нежного характера, животных он очень любил. Любил всем сердцем. И даже паучков и сороконожек любил. Платили-ли они ему взаимностью - неизвестно, однако, будучи по природе человеком непритязательным и вообще альтруистом, Гундилькин не сильно переживал по этому поводу.

Итак, сафари... Слово это было такое... манящее, с терпким запахом адреналина, прогорклого пота, пыли в воздухе из под копыт и чумазым от гари лицом. Сафари иногда даже снилось Гундилькину. Во сне он всегда был безукоризненно одет в белоснежный сари и пробковый шлем (подарок из Африки). Если происхождение шлема в Гундилькиных снах еще можно было объяснить похождениями Шурика на стройке, то вот белоснежное сари не лезло ни в какие ворота. Возможно, сказывались детские комплексы. Впрочем, это совершенно не мешало Гундилькину по ночам охотиться в нем на тигров с крокодилами, не покидая границ собственной кровати. Таким образом, ни одно животное в реальной жизни от руки Гундилькина не страдало, а его любовь к представителям фауны была столь же бесконечна, как вселенная и так-же безгранично ширилась день ото дня.

Единственными животными, к которым Гундилькин питал ужасную ненависть, граничащую с отвращением, были мухи. И, к слову сказать, ненависть эта была вполне взаимной.

Мухи портили Гундилькину буквально все. Они мешали ему спать и охотиться на тигров, они откладывали свои мерзкие личинки в рыбу, которую Гундилькин любовно и трепетно развешивал на балконе, они засирали его тапочки и портили картины, украшавшие стены его скромного жилища. Мух Гундилькин ненавидел яростно, окончательно и бесповоротно.

Для историков и летописцев Гундилькина так и останется загадкой, откуда в этот знаменательный день конца осени, уже после заморозков, возникла гигантская зеленая муха, перевернувшая всю последующую жизнь Эдуарда (так звали Гундилькина). Вполне возможно, что возникла она из параллельной вселенной, а может и из гундилькиной головы. Они (мухи) там очень даже водились (чего уж греха таить) вместе с тараканами, несмотря на взаимную ненависть.

Размером эта муха была почти с гундилькин нос и натужно жужжала, словно тяжелый бомбардировщик на взлете. Первой муху заметила кошка. Она начала отчаянно чирикать, мотылять хвостом и принимать разнообразные охотничьи позы, которым позавидовали бы сама Афина Паллада, Сехмет и Беллона вместе взятые. Вслед за Чухой летающую мерзость обнаружил и Гундилькин, а уж после и евойная жена. После обеда на скорую руку (в скобках замечу - обед был основательно испорчен той-же наглой мухой) было решено - "Муху мочить в сортире! (или как получится)". И началась охота. Нет, не так - ОХОТА! Гундилькин аки бог войны Уицилопочтли (или на худой конец Перун) носился со смертельно разящим полотенцем по всей квартире, а верноподанные (Чуха и жена) дружно, но бестолково загоняли зверя. Несколько раз было прямое попадание, после одного из которых даже была отпразднована досрочная (и преждевременная, как оказалось) победа.

Однако, каждый раз муха, словно феникс или саламандра, оживала и охота возобновлялась с новым азартом. Изрядно уставши, вспотев и подняв кучу пыли (не забыли, один из непременных атрибутов сафари - запах пота и пыли?), Гундилькин вспомнил про самое-самое заветное, смертельное оружие. Про резинку-венгерку.

Нацепив на нос оптический прицел (очки), Гундилькин переквалифицировался в снайпера и полностью перепрофилировал стратегию и тактику ведения гибридной войны. Теперь он терпеливо сидел в засаде, выжидая момента, когда муха окажется на линии огня. Примерно через полчаса, после третьего прямого попадания резинкой в челюсть, муха была повержена ниц и вся семья отправилась на кухню праздновать победу (в очередной раз).

Однако, праздник был прерван наглым жужжанием из комнаты. Муха снова ожила и теперь летала на бреющем полете, вальяжно задевая все углы, как боксер после ногдауна. Гундилькино семейство с возмущением и отвращением взирало на эту аэровакханалию. Сил у семьи практически не оставалось. И тут свершилось чудо. Нет, - ЧУДО. Пролетая (нет, не над гнездом кукушки) над отклеившимся куском обоев, муха внезапно попала в паутину и... запуталась. Навстречу ей вприпрыжку выбежал возбужденный и радостный паучок, потирая лапки. Размером этот паучок был раз в двадцать меньше мухи и не кушал, скорее всего, с начала лета. На ходу он пускал слюну.

Гундилькин и семейство очень возрадовались за паучка (будет теперь бедолаге чем всю зиму питаться) и ушли на кухню продолжать праздновать.

Однако, Праздник вновь был прерван противным жужжанием. Взбешенный Гундилькин в который раз выскочил из-за стола, уставленного кушаниями, и ястребом влетел в комнату. Его очам предстала следующая картина: дом паучка был разгромлен, жалкие обрывки паутины безжизненно висели рядом с обескураженным и голодным хозяином некогда шикарного ажурного вигвама.

Гундилькин подтянул трусы, храбро шмыгнул носом и заорав "Банзай, наших бьют!" бросился на помощь паучку. В одно мгновение он вспомнил все свои обиды, все недоеденные бутерброды, невыплаканные слезы и невысказанные слова. Все это комом вспучилось позади кадыка и выплеснулось наружу, материализовавшись в огромную безраздельную любовь к маленькому обездоленному паучку, оставленного мухой без запасов на зиму, без жилья, без паутины и без надежды. Без надежды оставить паучка Гундилькин никак не мог.

Надо сказать, что и просто осерчамши, Эдуард был страшен, а уж в священном и благородном гневе!...Да не родился еще тот Петров-Водкин, что смог бы достойно запечатлеть его в гневе на красном коне.

Итак. Муха была поймана и убита самым зверским (из известных Гундилькину) способом. А затем с почестями аккуратно возложена рядом с обрывками паутины.

Паучок выполз из под краешка обоев.

В четырех из восьми его глаз блестели слезы благодарности. Остальные смотрели на Гундилькина как на Бога плодородия. Да так и было. Гундилькин и был Богом в этот момент. Самое главное, святое и доброе дело в Гундилькиной жизни было сделано.

А в углу благодарно чавкал паучок.

Модель. Красуня. Та щось у ній такого є, що не дає пробитися далі, вище… Ніби зависла на якомусь рівні, і замість руху далі – щось змушує зупинитись, постояти на досягнутому не надто високому, та вибиває з ланцюгу кудись в бік. Перед очами китайська іграшка з металевих кульок підвішених в ряд. Підіймаєш крайню, пускаєш, вона у вільному падінні на мотузку б’є крайню, невідома сила проходить крізь усі кульки, що непохитно висять ланцюжком, і передається в крайню кульку з іншого боку, і вона відскакує у повітря, так, ніби ти б’єш прямо по ній… Така сама невідома сила, резонансна, вибиває людину зі шляху до успіху кудись в бік.

Шкода. Весь світ програв від цього непорозуміння. Весь світ без неймовірної її зовнішності на обкладинках журналів, без цих рідкісних синіх очей на левиному обличчі, без цих золотих кучерів, без цієї дивовижної білої шкіри, довжелезних ніг, неймовірної фігури, якій навіть Кендіз Свейнпол позаздрила би.

Щось. Щось штовхає. Щось невидиме для очей. Десь за рядом кульок є та, що здіймає цю силу, штовхаючу з іншого, видимого боку, але цього не визначити.

Кохає хлопця, але тут же скочить в джип директора, мчить із ним тусити-кохатися, тоді летить до Сінгапуру до іншого закоханого за його рахунок, з Сінгапуру до Європи за рахунок закоханої жінки і віддається одностатевому коханню, тоді знов повертається додому, і ніби нічого не трапилося кохає того хлопця…

Так, ніби душа дівчини покинула тіло, відмовилась співпрацювати, відмовилась товаришувати, діяти… забула про те прекрасне тіло. Забилася кудись у куток підсвідомості, насупилася незадоволено протестуючи, і покинула напризволяще її. І те тіло носить течією туди-сюди… куди попало.

Обличчя сяє щастям. Але щось таки заливає алкоголем.

Все частіше бачу її алкоголем. І перед очами зовсім інша людина, яка так само була чимсь невідомим вибита з золотого ланцюга, впала, зламалася, і вже важко навіть упізнати цю другу людину серед купки алкашів, що валяються у траві попід кущами найближчої наливайки…

Дивлюся у ці прекрасні і одночасно потворні якісь левині сині очі, коли бере до рук чергову чарку і одне на думці: «будь-ласка, тільки не падай так, як вона. Тримайся!».

 

Він має престижну професію міжнародного рівня. Його справа пов’язана з тісним спілкуванням з політиками вищого рівня. Свого часу тривалий час супроводжував на ділових переговорах майбутнього президента-зека коли той ще два слова не міг разом зв’язати, бо мат-перемат а нормальних слів зась. Високий, статний, кремезний, золоті кучері, дивовижні сині очі, якими пишається і дуже вміло користується. Це його фішка, бо нікому подібного не дано природою. Йому варто «включити» фірмовий всепоглинаючий синій погляд – і світ сам рушить до його ніг.

Потрібна квартира? Будь-ласка. Кілька ділових польотів закордон і квартира куплена. Навіщо йому дорогі речі? Він ніколи не розумів марнотратства. Те, що необхідне, якісне і дороге, він собі давно вже придбав. За що можна не платити – не бачить сенсу платити, і робить власноруч, або руками друзів безкоштовно. Не бачить сенсу виряджатися. Навіщо марнувати ресурси землі, якщо можна якісно одягтися в секонд-хенді? Навіщо йому машина? Ну справді, навіщо? Якщо його життя полягає в постійних перельотах різними країнами.

 

Коли спостерігаєш за цим мужчиною, складається враження, що він ще не зовсім виліз зі своєї шкарлупи. Як те курча. Дзьоба висунуло, але ще є яйцем. Бо часом він виглядає таким мужнім, таким інакшим, і в обличчі стільки всього читається, що можна закохатися. А часом так, ніби йому заважає ще не облуплена шкаралупа, і він стає огидним величезним немовлям, яке не знає що йому робити, як йому робити. І навіть вираз обличчя стає дурним, розгубленим. І розмови стають такими ж. Огидними, дитячими, дурними, безглуздими.

Людина ніби ще не народилася. Дивно. Тіло є, а ось особистість то є, то ховається в шкаралупі. І навіть видно, що йому самому неприємно таким бути, що воно йому заважає, стає його комплексом. Що він шукає ту особистість, що щойно була присутня в ньому, але загублена, і не може віднайти, покликати назад. Й знову і знову стає дурним, безпомічним, огидним самому собі дитям, яке шукає захисту, відповідальності за себе в інших. І знаходить. В інших мужчинах.

 

Дві різні душі людей протестують проти них самих і покидають ці свої тіла, віддаючи їх на розсуд світу плотських утіх. А могло би бути інакше. Могло би бути просте, людське, але таке цінне, таке необхідне кожному, таке неможливе щастя.

 

-        Вау! Тільки поглянь! В них очі однаковісінькі!

Він не міг повірити в цей зойк. Це ж неможливе! Такі очі тільки в нього і більше ні в кого! Стрілою наблизився до неї і зазирнув у такі самі, як у нього самого сині очі. І відскочив ніби обпікся. Можливо він трохи збентежений, адже це аж наполовину знецінює його особливість!

 

Жінка, яка як той метелик вистрибнула з кокона, й носило її вітром туди-сюди, аж поки та жінка в тому метелику не почала сіріти. Та чоловік, який так ніколи й не наважився виламати свою шкаралупу й вилізти назовні, народитися, стати справжнім чоловіком, сильним, потужним – обрав тільки визирати й ховатися вічно за образом дитини. Чи може щось змусити її знов засяяти кольорами? Чи може щось зламати ту його закам’янілу міцну шкаралупу дитяти?

 

 

Утро Гморка началось непретенциозно – с завтрака. Нет, конечно, для любого нормального человека утро начинается с пробуждения, но существо, проснувшееся в кровати, одиноко стоящей посреди огромной пещеры, человеком назвать язык не поворачивается. Существо с трудом поднялось на ноги, вышло из пещеры и с громким хэканьем окунулось в близлежащее озеро. Вернувшись, оно пробормотало чтото вроде «столзавтрк», и тут же добротная дубовая кровать растворилась в воздухе, а на ее месте материализовался не менее добротный и не менее дубовый стол, заставленный всевозможными яствами.

Звучит гордо, а на деле всех яствто было: тарелка каши, три бутерброда с сыром да целый кофейник с… ну чем может быть наполнен кофейник?

Лишь после второй чашки кофе в темнокарих глазах Гморка появился огонек осмысленности.

– Тел, новости, – вяло, нет, не приказал – попросил Гморк.

На противоположном от Гморка краю стола появился небольшой цветной телевизор марки «Соня». Щелкнул тумблер, и на экране возникла миловидная ведущая.

– Доброе утро, сказочник, – вежливо поздоровалась девушка, кокетливо поправив длинные волосы цвета воронова крыла. – С чего начнем?

– Давайка, Сонь, основные происшествия за ночь, – пробубнил Гморк, вовсю работая челюстями. – И… только по близлежащим землям. Чтото у меня нет сегодня тяги к дальним перелетам…

Ведущая понимающе кивнула.

– На кладбище возле Купчино замечена нездоровая активность зомби. Если так пойдет дальше, то они могут и до города добрести. Такая паника поднимется… – Ведущая хихикнула. – Хотя, может, это будет даже забавно. Они ж все равно безобидные – побродятпобродят, да и распадутся с первыми лучами солнца. В Желтом Лесу опять Соловейразбойник буянил. Не иначе спьяну. Кого ему ночьюто среди сосен грабить? Боюсь только, скоро Леший опять на разборку отправится: уж больно много деревьев Соловушка повалил да зверье все в округе перепугал, а Леший этого ой как не любит… чай, нашему свистуну второй зуб выбьет. Ну что за нечисть такая пошла? Скоро богатырей совсем без работы оставят – сами друг друга порешат. Не дело это, надо бы разъяснительную беседу провести…

Гморк в притворном недовольстве грохнул по столу пудовым кулаком.

– Эй, не наговаривай на нечисть, большинство из них отличные ребята!

– Ой! – Ведущая кокетливо смутилась. – Прости, дорогой, я забыла, что у тебя слабость к злодеям.

– Такто лучше, – ухмыльнулся Гморк. – Чтонибудь еще интересное за ночь произошло?

– Да, Дом с Призраками опять начал шалить. Довел до обморока двух искателей приключений на свою… ну на то место, которым обычно думают эти искатели приключений. Без разрешения довел, должна заметить.

Гморк понимающе кивнул.

«Точно, программа этого Дома уже давно вышла изпод контроля. Пора бы Домик перепрограммировать или просто снести и построить новый – пострашнее, да и попослушнее. А то что же это за дело – до обморока доводить? Теряет Дом квалификацию, теряет. Одряхлел».

Ведущая неожиданно замолчала на некоторое время, а потом расплылась в радостной улыбке.

– Только что пришел заказ на дракона. Зачитать?

Гморк подскочил на стуле и чуть не подавился последним бутербродом.

– Читай скорее!

– Заказ поступил от няньки принцессы из Тридевятого (кто бы сомневался) Царства. Все как обычно. Отец пообещал ее руку одному заморскому принцу, а принцессе этот тип совершенно не мил. Даже не просто «не мил», а воротит бедную девушку от старого пня, по странному стечению обстоятельств именуемого принцем. Няня очень переживает за бедняжку и прямотаки требует дракона.

Как нетрудно было догадаться по названиям, помимо Тридевятого Царства в Сказмирье существовали и Тривосьмое, Триседьмое… В общем, царств здесь хватало, причем помимо них, в наличии были всевозможные халифаты, королевства, графства, герцогства и прочее, прочее. Оно и понятно, ведь принцев и принцесс, королев и королевичей, царей и царевен на всех не напасешься: эту нужно украсть, этого проклясть, того в монстра превратить… Для того чтобы сказочная жизнь кипела, нужен был действительно большой запас царских особей.

– А какие требования к кандидату? – азартно спросил Гморк.

Похищение наследниц являлось одним из его любимых занятий. Точнее, не само похищение, а создание полосы препятствий и испытаний для спасителей. Вот таким специфическим образом устраивались местные браки.

– Помимо обычных пожеланий, ну там… красивый, умный, добрый, просят еще, чтобы обязательно музыкантом был и любил животных.

Гморк разочарованно вздохнул.

«Опять банальность. Хоть бы ктонибудь чтото особенное попросил… скучно это – пользоваться старыми наработками психологических тестов. Спаси волка из капкана, избеги общества соблазнительных русалок, разгадай загадку Бабыяги – банальности. Но что ж делать? Работа есть работа…»

– Откуда принцессу удобнее всего украсть? – деловито спросил Гморк.

– Няня пошлет девушку сегодня в полдень в Желтый Лес на прогулку. Тетка искренне полагает, что вам ее оттуда будет очень удобно украсть.

К слову, Желтым лес назывался по самому прямому признаку – цвету. В нем круглый год стояла красивая теплая осень, иногда лили дожди, и никогда не наступала зима.

– Угу, очень удобно. Интересно, где, по мнению этой няньки, в многовековом лесу может приземлиться тридцатиметровый дракон? – проворчал сказочник. – Там же ни одной нормальной полянки нет.

– Скорее всего принцесса остановится у озера, чтобы искупаться. Все знают, насколько полезны для здоровья омовения в водоемах Желтого Леса, – предположила Соня. – Можно ее прямо из воды…

– Сомнительно, – покачал головой Гморк. – Скажу Бублику, пусть попробует девицу вместе с каретой с дороги украсть. Там достаточно места, чтобы подхватить ее на бреющем полете.

– А вы уверены, что она еще девица? – хихикнула ведущая. – В нынешнието времена…

– Не придирайся к словам, – отмахнулся Гморк. – Что это ты такая ехидная спозаранку?

– Комуто спозаранку, а комуто под конец ночного дежурства, – буркнула ведущая. – Глаза закрываются, спать хочется…

– Не смеши меня. – Гморк поднялся со стула. – Виртуальные, да к тому же еще и магические существа не устают. Давайка прикажи седлать Бублика, а я пока оденусь.

– Сам ты виртуальное существо, – огрызнулась ведущая. – А Бублику я велела седлаться еще час назад.

Разумеется, на самом деле гордый дракон никогда в жизни не позволил бы надеть на себя седло, но шутить на эту тему Гморку никто не запрещал.

– Свободна, – поблагодарил ведущую сказочник. – Оружейная, «стандарт».

Со стола мгновенно исчезли остатки завтрака, а сверху спустился небольшой стенд. Точнее, чтото вроде стальной корзины, заполненной всевозможным оружием: пистолеты, кортики, винтовки, луки, бластеры… чего здесь только не было. В отдельном отсеке лежали зеленая кольчуга, плащ, шлем, меч и маленький арбалет.

Гморк быстро натянул кольчугу, повесил за спину меч и надел на руку многофункциональный браслет. Завершал выходной костюм черный плащ, позволявший Гморку сидеть на спине дракона и оставаться незамеченным среди многочисленных спинных наростов. Обычно каждодневный арсенал включал еще и небольшой арбалет, но в этот раз сказочник решил пойти налегке.

«Ну что может случиться в этот солнечный денек?» – логично подумал он.

Выйдя из пещеры, Гморк повернулся к скале лицом. Прямо над входом висел огромный, вычищенный добела временем и дождями череп то ли медведя, то ли снежного человека. Гморк достал из кармана маленький брелок и нажал на неприметную кнопку. В ответ на нажатие в провалах глазниц мигнули красные огоньки, а из пещеры донесся короткий звук «пик».

– Сигнализация, – весело произнес Гморк таинственные слова и, напевая незамысловатый мотивчик, поспешил кудато вниз по склону.

Спустившись к речке, он остановился у самой кромки воды и громко свистнул.

Примерно целую минуту ничего не происходило. Гморк стоял на берегу и терпеливо ждал…

Озеро забурлило. Вода вскипела, запузырилась, и на поверхности возник странный холмик. Странный хотя бы потому, что по форме напоминал чейто зад.

– Бублик, что за дурацкие фокусы? – поинтересовался Гморк. – Всплыл, как… поплавок какойто. Ты же дракон! Ты все должен делать величественно… а ты что делаешь?

Холмик задергался и скрылся под водой, а на его месте возникла голова дракона. Небольшая такая… в сравнении с исчезнувшим под водой холмикомзадом.

– Я, между прочим, не водоплавающий, – с достоинством ответил дракон Бублик. – Я летающий. Сам же меня заставил в озере жить для конспирации, а теперь еще и недоволен.

– Летающий он, – передразнил Гморк. – Утки тоже летающие, а плавают получше некоторых…

– Правильно, – закатил глазаблюдца дракон. – Ты меня теперь еще и с утками сравни. Очень приятно. То он спьяну червяком обзывается, то какойто Нессей называет… ну никакого уважения. Улечу я от тебя… в Китай. Там драконов уважают.

– Рожей не вышел, – не согласился Гморк. – Там драконы все цветастые, как бабы. А ты вон черный, страшный… кому ты, кроме меня, такой нужен?

Дракон картинно вздохнул.

– Ладно, куда сегодня летим?

Гморк ухмыльнулся:

– За принцессой.

– Правда? – обрадовался дракон. – Вот здорово! А можно, я ее попугаю немного?

– Только если немного, – протянул Гморк. – Чтобы она заикой на всю жизнь не осталась.

– Да когда такое было?! – возмутился дракон, медленно выходя из озера. – Я профессионал!

Гморк посторонился, чтобы дракон ненароком не наступил на него своей профессиональной лапой.

– Профессионал, тоже мне. А принцессу из Салимского Халифата не помнишь? Бедную девочку до сих пор лечат лучшие маги Востока.

Дракон вышел из озера и отряхнулся словно собака, тут же окатив Гморка водой с ног до головы.

– Эту истеричку?! – возмутился уже сухой Бублик. – Да она сама меня чуть до инфаркта не довела своим «восточным темпераментом»! Кто бы меня вылечил после того, как эта психованная битый час бросалась на меня со всякими гадкими железяками!

– Ладно, ладно! – вскричал Гморк, очищая плащ от налипших на него водорослей. – Просто я тебя прошу в этот раз быть поосторожней. Все ж таки не Халифат, находящийся у черта на рогах, а Тридевятое Царство – соседи, блин.

– Я подумаю, – дипломатично согласился дракон.

Гморк открыл было рот, чтобы сообщить дракону все, что он думает о мыслительных способностях отдельно взятого черного «земляного червяка», но неожиданно передумал. А то обидится Бублик и вообще никуда не полетит…

Забравшись на спину дракона, Гморк кинул прощальный взгляд на свою скалу и сказал уже давно ставшие привычными слова:

– Попорхали?

И они попорхали.



А.Кош

Мене до відрази зачепив сюжет її розповіді. То в її кімнаті прохідний двір! В Марійки як раз налагоджується особисте життя, як раз (нарешті!) довготривалі стосунки з хорошим й симпатичним хлопцем. Й на тобі! Навіть тепер, коли, здавалось, всіх перешкод до її особистого щастя подолано, на шляху трапились якісь дрібниці (чи й справді дрібниці?).

Довгоочікувано співпалі вихідні Марійки й Серьожи. Довгоочікувана стадія відносин, коли «вже можна». Довгоочікуваний зручний вечір. Вони усамітнились в її кімнаті, (адже в Серьожи вдома кімната прохідна, оскільки тільки в цій кімнаті йому випало жити в квартирі зі сумісним плануванням), зайнялися сексом. Треба зазначити, надто довго долали сором та ніяковіння одне перед одним, допоки наважились на цей крок.

В самий момент розпалу до кімнати зайшла мама Марійки, почала копирсатися щось шукати в її речах, на балконі… роблячи вигляд, ніби все ок. (А насправді, мабуть, й сама заціпеніла від побаченого, та просто автоматично продовжувала робити заплановане).

 

-        Бліііін, Марійко! – кричу з цуранням я, коли її розповідь дійшла цього місця – Ну що за казна що! Ну чому в тебе в квартирі ніби й немає твоєї власної кімнати! Що твоя мама взагалі робить у твоїй кімнаті, Марія!

-        Ну як… - намагається пояснити знітившись – за цукриком заходить… за медом теж… та й просто так… Мама самотня людина. Я не можу її відштовхнути… Вона в мене одна, і я в неї також.

-        Саме так ти уявляєш своє майбутнє? Сам на сам з мамою все життя?

 

Потому вона поділилася проблемами зі своїм мужчиною, коли в нього просто немає бажання. І вона його осуджує? А як на мене, то хтось просто забувся подорослішати на свої тридцять років, і повідомити домашніх про факт своєї дорослості.

 

Сидимо якось у Марійки, (ще задовго до того випадку с Серьожою). В мене як раз в особистому житті страсті вирують, аж піджилки тремтять. Розповідаю, сиджу з нею у кімнаті:

-        А він такий витягає свій….

До кімнати забігає Марійчина матуся. Я вдавилася. В мене навіть у п’ятках закололо від страху, що літня людина могла почути дещо, чого неможна літнім чути. Мама пробіглась кімнатою, на балкон, якийсь час перебирала Марійчині речі там, потім знайшла щось, і вибігла так само.

-        Ем… - дивлюсь в очікуванні пояснень на Марію. Марійка знизала плечима, встала, і тихесенько, так, аби не було чутно у квартирі,

зачинила двері. Це потім вже я дізналася, що Марійці навіть двері щільно зачиняти забороняється. І це в її то тридцять років!!! Сидить діва-красуня без дітей й без чоловіка, у п’ятирічну маминчину доцю грається!

 

Звісно ж треба ставити замка на двері. Звісно ж треба замінити двері, аби це було можливим. Звісно ж треба навчитися зачинятися, навчитися зайняти свою територію і поставити перед фактом весь світ свого права на особисте життя, на сім’ю, на відносини з мужчиною, народження дітей… Вона погоджуючись киває, сама все розуміє. Але жаліється « Неможу я. Неможу! Вона ж самітня, старенька… Шкода ж людини!».

 

Зрештою я зрозуміла, що немає сенсу базікати. Відтоді, якщо ми приміряли нові лахи разом, а мама влітала до кімнати у момент, коли я все зняла, але ще не встигла нічого одягнути, то я просто її ігнорувала й робила своє. Намагаючись всім своїм виглядом дати зрозуміти, що ми, взагалі то, чимсь зайняті. Яким же було моє здивування, коли ця крихітна старенція у ситцевому платті, вовняних біленьких шкарпеточках (дарма, що влітку), повністю сивим яскраво-білим волоссям у хусточці (така собі гарненька старця з минулого століття) присіла на диван, почала роздивлятися і коментувати: «Та не йде тобі! Знімай! Воно тебе обтягнуло як сосиску!».

І вона була права. Плаття, яке я натягнула, було для дванадцятирічної молодшої сестри.

Моя тактика ігнору продовжилась далі.

 

Томний день літа. Дві подружки зібралися пройтися спекотним днем до магазину й просто прогулятися. Одна красунечка натягує шортики-трусішки, інша критично коротке плаття, адже влітку можна й необхідно прохолоджуватись й загоряти. До того ж, вигляд тіла дозволяє. Щойно вимите волосся в однієї спадає водоспадом до сідниць (на заздрість усім), в другої неприборкані кучерики рівно підстрижені вище плечей, відкриваючі шию. Я навіть причісуватися не захотіла – такі кучері як раз під настрій. Обдидві такі всі із себе. Свіжі, навіть не фарбувалися – й так чудово себе почуваємо. Тільки вийти й порвати усіх зовнішнім виглядом двох красунь.

-        І я з вами – раптом неочікувано й якось так мило заявляє крихітна сива бабця.

-        Ну що тобі в тому магазині треба! – роздратовано запитує її Марія, натякаючи, що «сама все куплю, що тобі треба». Але не так все просто! Бабця правдами й не правдами навела всі аргументи, що їй конче необхідно з нами піти.

-        А … нормально, що ми так… - промямлила розгублено я, показуючи жестом короткі спідницю й шорти. Мені чомусь здалося, що пролунає наказ мами, й нас змусять переодягтись у монашок. Але цього не сталося, слава богу. Тактика «ігнор» була знов увімкнена. Якщо мамі подобається, так нехай наслухається й надивиться. Чому маю себе стримувати? Мені ж давно не 15 і навіть не 20 років!

Ми гордо вимальовували кроки трохи попереду від мами. Вона швиденько перебирала ногами позаду. Якось настирливо.

Я почала розмовляти з подругою так, ніби мами й немає поруч. Сподіваючись, що та почувши кілька міцних слівець сама віддалиться. Але вона наполегливо йшла з нами, якось так єдино, чи що… Я навіть в якийсь момент забула, що вона зі зморшками, сива, що одягнена як старенція минулого століття в забутому селі. Тому, що за атмосферою компанії було саме три дівчини, одна з яких типове скромне «муму», яких повно, і це звично.

Я навіть зловила себе на тому, що як з подружкою раджусь з бабцею чи подобається їй дизайн пакування крема в магазині. А вона зовсім як своя колежанка махнула рукою виразно так, типу «відстій», і сказала «та нє!».

Зрештою такою ось трійкою ми здійснили прогулянку, мікрошопінг, повернулися додому, і навіть дивилися якийсь фільм втрьох сидячи на дівані.

В цей момент до мене почало доходити. Ніяка вона не бабця! Це особливості життя наклали на її обличчя зморшки, а волосся зробили такім білим. Всередині неї заковане звичне дівчисько. Дивовижно.

Здається, я ставила перед собою ціль вчити дорослішати подругу, щоб та побудувала особисте життя, вийшла заміж і народила дітей. Але замість того сама пройнялася якоюсь магічною енергетикою бабці, яка навертає на прихильність й змушує приймати її до себе в компанію.

 

Останнього разу, коли я була в гостях у Марійки, то застала їх всіх трьох у кімнаті Машки. Кремезний сто кілограмовий боєць Серьожа, Марія, і дрібна бабця втрьох зручно розташувалися на Марійчиному траходромі-дивані й дивилися якийсь фільм по інтернету. Не зважаючи на те, що у мами є свій телевізор, і не зважаючи на те, що вихідні Серьожи і Марійки співпадають тільки раз на два тижні.

Того разу я розізлилася на її маму. А зараз, після того, як подружилися, мені це здається таким зворушливим…

Хоч би в голові цього Серьожи все було так само з розумінням. Сподіваюся він не тому такий поблажливий, що йому вже все байдуже й збирається звалити з життя цієї милої сім’ї…

 

Цікаво, а на дискотеку до клубу (якщо ще захочемо якось піти) мама теж буде з нами?